Теория систем и системный подход / Sistemniy podkhod v sovremennoy nauke 2004
.pdfсопровождающих генезис новых исследовательских программ, в ос новном применительно к прогрессу физической науки. Было показа но, что подобный подход к научным революциям, переосмысленный с позиций материалистической диалектики, действительно оказыва ется довольно плодотворным17.
Новые перспективы для понимания динамики знания в ходе науч ных революций открывают исследования проблемы генезиса знания, в том числе не выводимого из прежних оснований18. В частности, В.С. Стёпин, рассматривая концептуальные революции как измене ние стратегии научного поиска, т. е. смены исследовательских про грамм, ядром подобных программ в той или иной науке рассматрива ет «картину исследуемой реальности», задающую предметную об ласть соответствующей науки19. Эти исследования, на наш взгляд, существенно прояснили многие моменты, связанные с ответом на во прос, который постоянно ставится авторами эволюционистских моде лей динамики науки, особенно Тулмином: при каких обстоятельствах и на основе каких механизмов одна концептуальная система («попу ляция») знаний сменяется другой? Достаточно убедительно показа но и то, что возникновение и обоснование «концептуальных нов шеств» в науке — не чисто эволюционный процесс, а некоторый сдвиг или перелом. Он охватывает основания системы научного знания, а также интеллектуальный аспект познавательной деятельности в пределах рассматриваемой научной дисциплины. Оказалось, что специфика концептуальных революций, по сравнению с эпохами «нормального» научного прогресса, может быть выявлена средства ми логико-методологического анализа.
После упомянутых исследований, на наш взгляд, уже нельзя рас сматривать концептуальные революции как феномен, недоступный «рациональной реконструкции» логико-методологическими средст вами. Возможность таких реконструкций, охватывающих и процессы генезиса принципиально нового знания, убедительно показана на ря де «образцов». Вместе с тем значительно углубляется понимание сущности и механизмов, критериев, структуры научных революций.
Революция в науке выступает как эпоха интенсивного роста знаний, коренной перестройки философских и методологических оснований на учных дисциплин, формирование новых стратегий познавательной дея тельности. Подобные перестройки определяются, согласно В.С. Стёпи ну, во-первых, обнаружением принципиально новых типов объектов, ко торые уже не могут быть ассимилированы существующей системой
знания, и, во-вторых, социокультурыыми факторами. Очень перспек тивна, в частности, идея В.С. Степина о важной роли социокультурных факторов в отборе из нескольких возможных путей развития научной дисциплины того, который и реализуется в ходе научного прогресса.
Достаточно корректно зафиксированы в концепции В.С. Степина и критерии научных революций. Они определяются формированием новых оснований научного поиска, завершающимся в основном по сле появления новых фундаментальных теорий.
Например, критерием глобальной научной революции может стать достаточно быстрая перестройка одновременно идеалов и норм на учного познания (включая идеалы научности) и научной картины ми ра. Именно эти процессы характеризуют структуру изменений в ес тествознании XVI—XVII вв. Наиболее очевидным их выражением яви лось формирование механицизма как общего методологического подхода к изучению природы. Но следует заметить, что одновремен но произошло также формирование иной системы идеалов и норм познания, характерных для описательного подхода в изучении явле ний природы (в астрономии, биологии, геологии и других науках), по своим принципам во многом отличной от механицизма, а также «картины мира натуралиста» (В.И. Вернадский), в значительной ме ре основанной на этом подходе. «Картина мира натуралиста» высту пала как определенная альтернатива механической картине мира, целенаправляя изучение явлений, не сводимых к системе конструк тов последней. Любопытно, что даже в естествознании XVIII в., на стиль мышления которого механицизм оказал наибольшее влия ние, описательный подход и «картина мира натуралиста» играли важ ную эвристическую роль в познании природы.
Далее, хотя сам В.С. Степин и не согласен с выделением мини-ре волюций как особого типа революционных изменений в науке, его мо дель позволяет сформулировать достаточно четкие критерии и для них. Если революция в какой-либо научной дисциплине связана с пе ресмотром всех блоков «картины исследуемой реальности», то ми ни-революция выражается в коренной перестройке содержания не всех, а лишь одного или нескольких из этих блоков20. Такому крите рию соответствовало, например, появление электромагнитной карти ны мира, которая стала методологическим основанием электродина мики Максвелла. (Излагаемая точка зрения, очевидно, не согласует ся с идеей полного отбрасывания прежней «картины исследуемой ре альности» в ходе научной революции, как это представлено, напри
мер, в модели П.С. Дышлевого.) С большой полнотой и конкретнос тью прослеживается на основе предложенной В.С. Степиным схемы и специфика процессов интенсивного роста знания в научных рево люциях разных эпох. Весьма привлекательна возможность реконст рукции революционных изменений в науке, связанных с трансляцией абстрактных объектов из одних научных дисциплин в другие. Схема В.С. Степина позволяет более целенаправленно подходить к анали зу достижений современной науки, выделению среди них преобразо ваний потенциально революционного характера.
Логико-методологические исследования научных революций уже привели к интересным и содержательным выводам. Нет, однако, ни чего удивительного в том, что многие проблемы остаются пока недо статочно разработанными. Например, какие именно концептуальные изменения следует рассматривать как процессы интенсивного роста знаний? Включают ли они открытия принципиально новых фактов (если их появление предшествовало разработке новой фундамен тальной теории) или же только новых оснований научного поиска, ко торые находят относительное завершение после создания новой тео рии? Большинство исследователей оставляют подобные вопросы без сколько-нибудь обоснованного ответа. В лучшем случае он дается лишь в общей форме. Или же выдвигаются такие логико-методоло гические критерии научной революции, которые сконструированы со специальной целью — максимально «сжать» эпоху научной револю ции во времени. На достаточно серьезном уровне этот вопрос, как и ряд других, пока не прояснен.
Кроме того, в контексте не только выдвижения нового знания, но и его обоснования важную роль играют социально-психологичес кие моменты. Обоснование принципиально новой системы знания от нюдь не тождественно ее признанию; оба эти процесса часто не сов падают и по хронологическим рамкам.
Нетрудно заметить, что за внешне рациональными аргументами против принятия новых идей, концепций, теорий (ссылки на их несо ответствие «твердо установленным» эмпирическим или теоретичес ким знаниям, социокультурным традициям, недостаточную разрабо танность и т. п.) очень часто угадываются мотивы социально-психо логического порядка: нежелание или даже неспособность принять и признать новую научную картину мира или теорию.
Такое признание и в наше время не совершается путем почти мгно венного «переключения гештальта». Здесь Кун, конечно, не прав.
Вспомним, например, насколько мучительным и сложным был процесс признания релятивистской космологии, с какой страстью выдвигались в ходе этой мини-революции многими астрономами самые изощрен ные доводы с целью отвергнуть принципиально новое знание. Споры продолжались вплоть до момента, когда даже сторонникам фридмановской космологии стало ясно, что предстоит переход к новой, более общей релятивистской и квантовой теории Вселенной. Глубинная суть всех приводимых доводов, даже если они соответствовали общепри нятым стандартам научной полемики (а так было далеко не во всех слу чаях!), отражала не что иное, как научный консерватизм их авторов.
Признание выдающихся достижений естествознания прошлых эпох имело еще меньше общего с представлениями, согласно кото рым выбор теории должен определяться скрупулезным подсчетом ве роятности большего правдоподобия одной из них перед другой. Гелиоцентричеекая система Коперника была «признана» европейской наукой чуть ли не за столетие до получения таких ее обоснований, которые должны иметь вес с позиций логико-методологического под хода. Напротив, в России признание коперниканской системы про изошло лишь в связи с преобразованиями, осуществляемыми Пет ром I, причем и здесь социально-психологические, социокультурные факторы были, несомненно, определяющими. Механика Ньютона, до вольно быстро признанная у себя на родине, первоначально более чем холодно была принята естествоиспытателями других стран. Ее победа над картезианством надолго задержалась в силу именно тех факторов, которые выглядят иррациональными с позиций некоторых сторонников логико-методологического подхода.
Таким образом, необходим более полный анализ факторов, кото рые могут сильно, а в некоторых экстремальных случаях даже реша ющим образом влиять на становление новых исследовательских про грамм, интенсивный рост знаний. Отсюда следует, по нашему мне нию, что противопоставление логико-методологических и социально психологических критериев концептуальных революций, а тем более исключение последних из философско-методологического анализа динамики науки нельзя считать оправданным. Синтетическая концеп ция научных революций должна учитывать критерии, сформулиро ванные в рамках обоих подходов (как определенные моменты своих собственных обобщенных критериев).
Более того, говорить о концептуальной революции любого типа правомерно только тогда, когда становление новых исследователь
ских программ сопровождается сопротивлением традиций, упорным неприятием принципиально нового знания. С нашей точки зрения, со противление традиций — не менее существенный признак подлинно научной революции, чем смена оснований научного поиска и концеп туальных структур науки. В отдельных крайних случаях это сопротив ление может принимать оттенок буквально иррационального оттор жения даже получивших достаточное обоснование научных теорий (мы уже называли эпизод с фридмановской космологией). Если же сопротивления традиций не было, то следует говорить, пожалуй, раз ве что о скрытой, невидимой революции.
Логико-методологические исследования научных революций включают анализ многих частных форм взаимосвязей между проис ходящими в науке эволюционными и революционными изменениями. Но выявление подобной взаимосвязи в периоды самих научных ре волюций разных типов не всегда проводится с необходимой полно той, что широко используют сторонники эволюционных концепций. Мы считаем, что заслуживает обсуждения следующая точка зрения: прогресс науки всегда, на любом этапе включает одновременно обе тенденции — эволюционную и революционную, причем та или иная из них оказывается доминирующей. Это и определяет специфику анализируемого этапа научного прогресса. С такой точки зрения на учные революции перестают казаться «экстраординарными» фено менами, хотя безосновательна и концепция «перманентной» научной революции.
Единство названных компонентов можно проследить как в дина мике целостной системы научной деятельности, так и в одних лишь интеллектуальных аспектах науки и, наконец, в процессах роста на учного знания. Если такая доминанта — революционные изменения
водном из разделов научной дисциплины, в самой этой дисциплине, а иногда и во всем естествознании, то они могут быть интерпретиро ваны соответственно как локальные, глобальные или мини-револю ции. Но подобная характеристика отнюдь не исключает того, что
врассматриваемой ячейке науки одновременно проводятся также ис следования, находящиеся вне русла революционных изменений и целенаправляемые либо прежними основаниями, либо довольно авто номные по отношению к глубинным основаниям науки, как старым, так и новым. Это — разного рода рутинная научная деятельность, по своему объему обычно составляющая основную ее часть. Иными словами, в то самое время, когда в рассматриваемой ячейке науки
гии. Но на этом процесс интенсивного роста знания, как известно, не завершился. Дальнейшее его развертывание связано с перестрой кой всей научной картины мира, прежде всего одного из основных ее блоков — концепции эволюции природы. Отголоски этой революции заметны и сейчас — иногда в самых далеких от биологии областях познания. Достаточно назвать, например, одну из самых экзотичес ких идей современной науки о «естественном отборе» вселенных. Другой пример — проникновение в лидирующую науку, физику, эво люционных идей из космологии и астрофизики, что ставит вопрос о коренном пересмотре методологических оснований этой науки.
Приведенные примеры свидетельствуют в пользу вывода о том, что коренные преобразования оснований естествознания не заканчи ваются после завершения революции в лидирующей научной дисцип лине. Идеалы и нормы познания, научная картина мира продолжают подвергаться дальнейшим радикальным изменениям. Если обратить ся к естествознанию XVIII и XIX вв., то увидим, как серии мини-рево люций «расшатывали» отдельные блоки научной картины мира. По явление канто-лапласовской гипотезы пробило первую брешь в «ока менелом воззрении на природу», развитие же эволюционных идей в геологии (Ч. Лайель), а затем и в биологии привело к формирова нию в рамках научной картины мира классического естествознания достаточно целостной концепции эволюционизма. Сильнейшим сти мулом для ее дальнейшего развития стало появление в научной кар тине мира «термодинамического парадокса» Р. Клаузиуса. Он был разрешен с эволюционистских позиций «флуктуационной гипотезой» Л. Больцмана, сформулированной в пределах оснований классичес кого естествознания, но по своему объективному содержанию выхо дившей далеко за его пределы. Достаточно сказать, что гипотеза Больцмана, многими физиками уже давно сдававшаяся в архив ис тории науки, неожиданно возродилась, как Феникс из пепла, в идее грандиозных квантовых флуктуаций, одна из которых породила всю нашу расширяющуюся Вселенную. На протяжении XIX в. радикально изменилось содержание и многих других блоков научной картины ми ра. Успехи астрономии, химии и биологии, классической электроди намики привели к существенной перестройке концепции структурных уровней природы, в частности к пересмотру представлений об эле ментарных объектах естествознания, о типах природных взаимодей ствий, к открытию новой формы материи — физических полей и др. Все эти изменения блоков научной картины мира — не что иное, как
развертывания новой научной революции. «Если это и революция, то перманентная. Если это взрыв, то один из тех, сливающихся в еди ное горение термоядерных «взрывов», которые обеспечивают горе ние Солнца»24. Но экспоненциальный рост параметров науки — один из взаимосвязанных моментов ее прогресса, а смены концептуальных оснований научного поиска, на анализе которых Е.Л. Фейнберг прак тически не останавливается, — другой качественно своеобразный и несводимый к первому. Цитированные соображения, с нашей точки зрения, лишь подчеркивают единство обоих этих моментов.
2. Становятся совершенно попятными трудности и натяжки, воз никающие при попытках четко зафиксировать начало и конец концеп туальной революции на примере любого из общепризнанных ее об разцов, будь то коперниканская, ньютоновская, дарвиновская или эйнштейновская. Все такие попытки (без какого бы то ни было исклю чения!) являются не только крайне противоречивыми, но и малодока зательными. В наиболее разработанных схемах структуры концепту альных революций хорошо показано постепенное зарождение в не драх старой концептуальной системы и соответствующего типа ин теллектуальной деятельности предпосылок и оснований новой такой системы, их оформление в качественно новую систему знания и дея тельности.
3. Могут более полно выявляться механизмы революций в отдель ных науках, а также глобальных научных революциях, причем эти фе номены действительно перестают казаться чем-то экстраординар ным и становятся одной из составляющих научного прогресса.
Научная революция как смена системного состояния науки
или ее раздела
Научные революции представляют собой многоаспектный фено мен. Существующие подходы к их анализу должны рассматриваться как взаимодополняющие друг друга. Различия между этими подхода ми (без достаточных оснований доводимые иногда до противополож ностей рационального и иррационального) могут быть сняты при бо лее широком подходе к пониманию научных революций. Научная де ятельность не является чисто интеллектуальной, не определяется все