Полибий

(ок.200—123 гг. до н. э.)

Один из самых глубоких античных историков. Сын стратега Ахейского союза и сам начальник конницы, т.е. практически второе лицо в государстве, Полибий после победы Рима над Македонией в 167 г. до н. э. был депортирован вместе с тысячью знатных ахейцев.

Семнадцать лет провел он в Риме, оторванный от родного Мегалополя и политической жизни Эллады. Но именно эта трагедия Полибия как человека и политика превратила его в великого историка. Имея возможность пользовать­ся великолепной библиотекой македонских царей, переправленной в Рим и ока­завшейся в доме победителя Македонии Эмилия Павла, и пытаясь осмыслить причины происшедших в круге земель изменений, Полибий создает грандиоз­ный труд — «Всеобщую историю » в сорока книгах, полагая, что не описания отдельных событий в разных концах мира, но лишь всеобщая история, охваты­вающая их единым взглядом, позволяет проникнуть в суть явлений и дать их правильную оценку, которая поможет современникам предвосхитить будущее, а людям последующих поколений — избежать ошибок прошлого.

Познание прошлого скорее всяких иных знаний может по­служить на пользу людям.

Повесть об испытаниях других людей есть вразумительнейшая или единственная наставница, научающая нас мужест­венно переносить превратности судьбы.

Лучшей школой для правильной жизни служит нам опыт, извлекаемый из правдивой истории событий.

В историческом сочинении правда должна господствовать над всем.

История обращается в пустое разглагольствование, если она лишена истины.

Человек честный обязан любить своих друзей и свое отече­ство, разделять их ненависть к врагам и любовь к друзьям. Напротив, тому, кто берет на себя задачу историка, необхо­димо забыть все это и нередко превозносить и украшать своих врагов величайшими похвалами, когда поведение их того заслуживает, порицать и беспощадно осуждать ближай­ших друзей своих, когда требуют того ошибки в их поведе­нии. Не следует смущаться тем, если одних и тех же прихо­дится раз порицать, другой раз — хвалить, ибо невозмож­но, чтобы люди, занятые государственными делами, были всегда непогрешимыми, равно как неправдоподобно и то, чтобы они постоянно заблуждались.

Всякую толпу легко совратить и увлечь на что угодно, пото­му что со всякой толпой бывает то же, что и с морем. По при­роде своей безобидное для моряков и спокойное, море вся­кий раз, как забушуют ветры, само получает свойства ветров на нем свирепствующих. Так и толпа всегда проявляет те самые свойства, какими отличаются вожаки ее и советчики.

Нет свидетеля более страшного, нет обвинителя более грозного, чем совесть, обитающая в душе каждого из нас.

Можно сказать чуть ли не наверняка, что люди, наиболее склонные к осуждению ближнего, наименее безупречны в собственной жизни.

(Пер. Ф.Г.Мищенко)

Теренций

(ок.185—159 гг. до н. э.)

Знаменитый римский комедиограф Теренций, попавший в Рим рабом, не оставил потомству своего личного карфагенского имени и лишь добавил к полученному при освобождении родовому имени господина кличку Афр (Африканец). Это второй классик римской комедии, которого в древности постоянно сравнивали с Плавтом. Но если комедии Плавта наполнены атмосферой римской улицы, герои шести комедий Теренция, которые он успевал создать за недолгую жизнь, говорили языком римских нобилей, среди которых поэт вращался, будучи принят благодаря незаурядному таланту в кружок Сципиона. Персонажи Теренция выглядели людьми возвышенными, облагороженными. В его комедиях ставилась проблема воспитания человека. В них почти нет грубых сцен, плоских шуток и непристойностей - всего того, что делало комедию привлекательной в глазах римского зрителя. Да и сентенции, произносимые действующими лицами, близки к греческим или даже просто заимствованы. В отличие от пьес Плавта, комедии Теренция не пользовались популярностью у римского плебса, а уже несколько десятилетий спустя после его смерти и вообще сошли с подмостков. Зато ими продолжали восхищаться в образованных кругах и изучать в школах как образцы литературного языка

Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо.

С годами мы становимся умнее.

За деньги я надежд не покупаю, а за надежды денег не

Глубоко заблуждается тот, кто считает более прочной и твердой власть, покоящуюся на силе, чем ту, которая основа на любви.

Уступчивость создает друзей, а правда порождает ненависть.

Гнев любящих — возрождение любви.

Умному подобает все испробовать, прежде чем прибегать к оружию.

Дурное начало — дурной конец.

Когда двое делают одно и то же, одному это можно делать безнаказанно, другому — нельзя.

Смелым помогает судьба.

Когда мы здоровы, мы даем хорошие советы больным.

Когда двое делают одно и то же, это уже не одно и то же.

Нет ничего, что не могло бы быть извращено дурным пере­сказом.

Нет ничего сказанного, что не было бы сказано раньше.

(Пер. поэтических текстов А.Артюшкова)