Бурхард миних

Предисловие очерк управления российской империи

… Российский генерал-фельдмаршал [496] Б.-Х. Миних - автор “Очерка, дающего понятие об образе правления Российской империи” относится к числу наиболее выдающихся иностранцев, обретших в России вторую родину. Подробная биография фельдмаршала приведена в мемуарах его сына, поэтому отметим лишь некоторые эпизоды.

Бурхард-Христофор Миних родился 9 мая 1683 г. в Ольденбурге — датском владении в Германии. Его отец был полковником датской армии, фортификатором и строителем гидротехнических сооружений. Он дал сыну прекрасное образование, с юных лет готовил его в инженеры. В 1701—1716 гг. молодой Миних состоял на гессен-дармштадтской и гессен-кассельской службе, прошел путь от капитана до полковника, воевал против французов в Италии и Нидерландах, побывал во французском плену, по возвращении в Германию занимался строительством шлюза и канала в Гессен-Касселе. В 1716 г. он поступил на польско-саксонскую службу, через год получил чин генерал-майора. Вскоре неприязненные отношения с начальством вынудили Миниха искать другого патрона. Он послал свой трактат о фортификации Петру I, который оценил способности немецкого инженера и пригласил его в Россию. В феврале 1721 г. началась его удивительная карьера на русской земле.

Важнейшим делом Миниха в последние годы жизни Петра I и после его кончины являлось строительство Ладожского канала. В 1727 г. его назначили главным директором над фортификационными работами. Годом позже он получил графский титул и должность генерал-губернатора Петербурга, Ингерманландии, Карелии и Финляндии. Но лучшим временем в его жизни стало десятилетнее правление Анны Иоанновны. С ее воцарением он был назначен президентом Военной коллегии и генерал-фельдцейхмейстером, а в 1732 г. получил чин генерал-фельдмаршала.

В 1734 г. Миних руководил осадой Гданьска и добился его капитуляции, в 1736—1739 гг. являлся главнокомандующим российскими войсками в русско-турецкой войне. Историки в большинстве своем невысоко оценивают полководческие таланты фельдмаршала. Но нельзя не заметить, что он добивался успеха во всех военных предприятиях, а в битве при Ставучанах проявил подлинное тактическое мастерство и одержал блистательную победу.

В день мирного торжества 1740 г. Миних получил почетное звание подполковника лейб-гвардии Преображенского полка (полковником считалась императрица). Новая должность очень пригодилась фельдмаршалу. Вскоре Анна Иоанновна скончалась, назначив Бирона регентом при младенце императоре Иоанне Антоновиче. А три недели спустя Миних с подчиненными ему гвардейцами произвел переворот и передал власть Анне Леопольдовне, которая поручила ему сформировать состав нового правительства. Фельдмаршал не упустил случая назначить себя первым министром. Но в этой должности ему не суждено было преуспеть. Начались обычные раздоры и интриги при дворе, в которых Миних не выдерживал конкуренции с Остерманом. В досаде первый министр подал в отставку, рассчитывая, что его будут удерживать и позволят диктовать свои условия. Но Анна Леопольдовна обманула его ожидания, [497] и Миних в марте 1741 г. оказался не у дел. Тем не менее во время переворота в ноябре того же года он был арестован, а затем отдан под суд, объявлен государственным преступником и приговорен к смертной казни, которая была заменена ссылкой в Пелым. Там он провел долгие двадцать лет и вернулся в Петербург в начале 1762 г. по указу Петра III.

В мае фельдмаршалу исполнилось 79 лет, но он был полон сил и творческих планов. В том же месяце Петр III назначил его членом Императорского совета, но Миних попросил для себя еще две должности: сибирского губернатора и главного директора Ладожского канала. Сибирью он собирался управлять не выезжая из Петербурга. Указом 9 июня 1762 г. император удовлетворил оба желания деятельного и честолюбивого старца, поручив ему заодно заведование Кронштадтским каналом. Но в том же месяце произошел новый переворот, Петр III свергнут с престола и вскоре убит. Миних сохранял верность императору до последних часов его царствования и пытался подсказать ему пути к спасению. Но Екатерина II со свойственным ей благоразумием не стала преследовать бывших сторонников своего несчастного супруга. Она подчеркнуто доброжелательно относилась к “патриарху с волосами, белыми как снег” и “самому старшему фельдмаршалу в Европе”, как Миних сам себя именовал в письмах к императрице. Он был оставлен в должности главного директора Ладожского и Кронштадтского каналов, а кроме того, ему было поручено завершить строительство Балтийского порта. Миних трудился до последних месяцев своей жизни, руководил строительством и ремонтом вверенных ему гидротехнических сооружений, посылал императрице предложения по вопросам государственной политики. Он скончался в 1767 г. в возрасте 84 лет.

“Очерк управления Российской империи”, или “Очерк, дающий понятие об образе правления Российской империи” (“Ebauche pour donner une idee de la forme du gouvernement de l'empire de Russie”), создан в конце жизни его автора. В декабре 1763 г. академик Г.-Ф.Миллер в одном из своих писем сообщал: “Императрице угодно было назначить меня помогать генерал-фельдмаршалу Миниху писать его мемуары. Это будет очень любопытный труд. Как ни стар фельдмаршал, однако у него прекрасная память и по-французски он пишет очень изящно. Мне остается только исправлять даты” (Миних Б. –X. Записки фельдмаршала СПб., 1874. С. XVI.). Следовательно, Екатерина II знала о работе Миниха и была в ней заинтересована. Из других источников известно, что в 1763 г. один из вариантов “Очерка...” был уже завершен и послан автором на отзыв историку А.-Ф. Бюшингу. Более точных сведений о времени создания мемуаров не обнаружено, но, по всей видимости, они были написаны в 1763—1764 гг.

Сочинение Миниха предназначалось для Екатерины II, как видно из содержащихся в нем рекомендаций по вопросу об организации верховной власти. “Очерк...” фельдмаршала, как и произведение Манштейна, можно лишь условно назвать мемуарами. Это тоже труд по истории России предшествующих царствований, отчасти основанный на личных [498] воспоминаниях. Но Миних не ставит перед собой задачу подробного описания событий государственно-политической жизни. Он характеризует главным образом правителей России и выделяет основные, по его мнению, особенности царствований от Петра I до Петра III. Кроме того, в “Очерке...” последовательно проводится идея о необходимости создания высшего правительственного органа, который должен заполнить “пустоту” между верховной властью и Сенатом. Такие проекты обсуждались в первые годы правления Екатерины II. Миних вносит свой вклад в разработку реформы высших государственных органов, заканчивая “Очерк...” предложением о создании Императорского совета, разделенного на департаменты по функциональному принципу.

В свете этой идеи фельдмаршал приписывает себе инициативу аналогичного государственного нововведения в короткое правление Анны Леопольдовны, когда функции Кабинета министров были распределены между четырьмя его членами: Остерман заведовал делами внешней политики и флота, Черкасский и Головкин руководили внутренней политикой страны, а в ведении Миниха находились вопросы военного управления. В действительности же указ о разделении Кабинета на департаменты был принят во время тяжелой болезни фельдмаршала 28 января 1741 г. — вероятно, по инициативе Остермана, заветным желанием которого являлось уменьшение власти первого министра Миниха. Эта цель и была достигнута сужением сферы непосредственного ведения фельдмаршала, которого к тому же обязали рапортовать по всем военным вопросам генералиссимусу Антону-Ульриху.

Рассмотренный эпизод показывает, что к сочинению Миниха следует относиться с осторожностью. Тщеславие заставляет автора несколько преувеличивать свои исторические заслуги, которые, впрочем, несомненны. Кроме того, фельдмаршал не всегда объективен в оценке российских правителей. Например, ничтожество Бирона сильно преувеличено, несправедливы утверждения о его совершенной необразованности и незнании им русского языка. Столь же пристрастна характеристика Анны Леопольдовны, на которую Миних, видимо, затаил обиду. В то же время портрет Елизаветы Петровны представляется вполне объективным. Весьма удачен также образ Петра III, а нежелание Миниха сгустить в угоду Екатерине II отрицательные черты этого правителя делает ему честь как мемуаристу.

По сравнению с “Записками...” Манштейна сочинение Миниха менее скрупулезно. Фельдмаршал иногда ошибается в датах, случайно или умышленно искажает отдельные факты. Кроме того, автор не всегда критически оценивает и отбирает передаваемые им известия. Например, предположение об отравлении Екатерины I A. M. Девиером совершенно неправдоподобно и неуместно в таком серьезном документе. Но несмотря на указанные недостатки, “Очерк...” имеет важное значение и как информативный источник, и как составная часть творческого наследия выдающегося деятеля российской истории.

Сочинение Миниха было впервые опубликовано в 1774 г. В качестве места издания указан Копенгаген, хотя книга, по всей видимости, [499]печаталась в Лейпциге. Обстоятельства выхода “Очерка...” в свет до сих пор не выяснены. Неизвестно лицо с инициалами “М.Б.”, снабдившее мемуары Миниха историческими комментариями на профессиональном уровне. Эти подстрочные замечания в ряде случаев существенно дополняют и исправляют труд фельдмаршала и, кроме того, имеют самостоятельную научную ценность. Например, M. Б. приводит уникальные сведения о планах елизаветинского переворота, первоначально намеченного на 6 января 1742 г.

Первая полная публикация “Очерка...” Миниха на русском языке появилась в 1874 г. в Петербурге с сохранением комментариев М.Б. В настоящем издании их также решено было оставить по указанным выше причинам…

Текст воспроизведен по изданию: Перевороты и войны. М. Фонд Сергея Дубова. 1997

Андрей Константинович Нартов (1693—1756), русский учёный, механик и скульптор, статский советник, член Академии наук(1723—1756), изобретатель первого в мире токарно-винторезного станка с механизированным суппортом и набором сменных зубчатых колёс.

Биография

А. К. Нартов родился в Москве 28 марта (7 апреля) 1693 года. Точное происхождение его неизвестно. Предполагается, что он был из «посадских людей». С 1709 года Андрей Нартов работал токарем в Московской школе математических и навигацких наук, основанной в 1701 году по велению Петра I. В 1712 как высококвалифицированного токаря Петр I вызвал Андрея Нартова в Петербург, где определил его в собственную дворцовую «токарню». В это время Нартов разработал и построил ряд механизированных станков для получения копированием барельефов и произведений прикладного искусства. Около 1718 г. послан царём в Пруссию, Голландию, Францию и Англию для усовершенствования в токарном искусстве и «приобретения знаний в механике и математике». По возвращении Нартова из-за границы Пётр Великий поручил ему заведовать своей токарней, которую Нартов расширил и пополнил новыми машинами, вывезенными и выписанными им из-за границы. Отношения его к Петру были очень близкими: токарня была рядом с царскими покоями и часто служила Петру Великому кабинетом. В 1724 г. представил Петру проект учреждения академии художеств.

После смерти Петра I Нартов был отстранен от двора. В 1726 году он был именным указом направлен в Москву на московский монетный двор. Московский монетный двор находился в то время в чрезвычайно запущенном состоянии. Отсутствовало элементарное оборудование. Нартову удалось наладить технику монетного дела. В 1733 он создал механизм для подъёма Царь-колокола.

После смерти Петра Нартову поручено было сделать «триумфальный столп» в честь императора, с изображением всех его «баталий»; но эта работа не была им окончена. Когда в академии наук были сданы все токарные принадлежности и предметы Петра, а также и «триумфальный столп», то по настоянию начальника академии, барона Корфа, считавшего Нартова единственным человеком, способным окончить «столп», в 1735 году Нартов был вызван из Москвы в Петербург в академию «к токарным станкам», для заведования учениками токарного и механического дела и слесарями.

Нартов разработал конструкцию первого в мире токарно-винторезного станка с механизированным суппортом и набором сменных зубчатых колёс (1738). Впоследствии это изобретение было забыто, и токарно-винторезный станок с механическим суппортом и гитарой сменных зубчатых колес заново изобрёл около 1800 года Генри Модсли.

В 1742 г. Нартов принес Сенату жалобу на советника академии Шумахера, с которым у него происходили пререкания по денежному вопросу, а затем добился у императрицы назначения следствия над Шумахером, на место которого был определен сам Нартов. Результаты его деятельности в этой должности были неоднозначны. Нартов пытался улучшить финансовое положение академии, навести порядок в ее делах. Но общего языка с академиками он не нашел и пробыл в этой должности только полтора года. По утверждению членов академии он оказался «ничего, кроме токарного художества, не знающим» и самовластным: он велел опечатать архив академической канцелярии, содержавший учёную переписку академиков, грубо обращался с академиками и, наконец, довел дело до того, что Ломоносов и другие члены стали просить возвращения Шумахера, который вновь вступил в управление академией в 1744 г., а Нартов сосредоточил свою деятельность «на пушечно-артиллерийском деле».

Работая в Артиллерийском ведомстве, Нартов создал новые станки, оригинальные запалы, предложил новые способы отливки пушек и заделки раковин в канале орудия и др. Им был изобретен оригинальный оптический прицел. Значение изобретений Нартова был столь велико, что 2 мая 1746 года был издан указ о награждении А. К. Нартова за артиллерийские изобретения пятью тысячами рублей. Кроме этого, ему отписали несколько деревень в Новгородском уезде. В 1754 года Нартов был произведен в генеральский чин статского советника.

А. К. Нартов скончался в Петербурге 16 (27) апреля 1756 года. После его смерти остались крупные долги, так как он вкладывал много личных средств в научно-технические опыты. Был похоронен в ограде церкви Благовещения на 8-й линии Васильевского острова. В настоящее время его надгробие находится в Александро-Невской Лавре.

Ему принадлежат: «Достопамятные повествования и речи Петра Великого» (в «Сыне Отечества» 1819 г. и в «Москвитянине» 1842 г.). В 1885 г. были напечатаны в «Русском Архиве» «Рассказы и анекдоты о Петре Великом», из которых многие взяты у Нартова. По словам Н. Г. Устрялова, сообщения Нартова, вообще преувеличивавшего свое значение и роль, ценны в особенности передачей подлинных слов Петра. Л. Н. Майков, напечатавший «Рассказы Нартова о Петре Великом» в «Записках Имп. Академии Наук» (т. LXVII, и отдельно, СПб., 1891), дает самый полный их сборник (162) и сопровождает исторической критикой, точно определяющей источники, которыми пользовался Нартов, и степень достоверности сообщений. Он делает догадку, что «Повествования» записаны не Нартовым, а его сыном, Андреем Андреевичем.

В 1755 Нартов завершил работу над рукописью «Театрум махинариум, или Ясное зрелище махин» — своеобразной энциклопедией станкостроения, медальерного и токарного искусства 1-й половины XVIII в. Эта книга имеет огромное значение для истории науки и техники. Эту книгу Нартов хотел «объявить в народ», то есть напечатать книгу и сделать доступным всем токарям, механикам и конструкторам. Книга, над которой Нартов работал с 1737 года, содержала тщательное описание 34 оригинальных токарных, токарно-копировальных, токарно-винторезных станков. Нартов давал подробные чертежи станков, составлял пояснения, разрабатывал кинематические схемы, описывал применявшиеся инструменты и выполненные изделия. Нартов разработал теоретическое введение, касающееся таких принципиальных вопросов, как необходимость сочетания теории и практики, необходимость предварительного построения моделей станков до их изготовления в натуре, учет сил трения и т. п. «Театрум Махинарум» был закончен Нартовым незадолго до смерти. Его сын собрал все листы рукописи, переплел и приготовил ее для поднесения Екатерине II. Рукопись была передана в придворную библиотеку и там пролежала в безвестности почти двести лет.

Станки из придворной токарной мастерской Петра I: три боковых токарно-копировальных станка, два медальерных и станок для нарезания зубчатых колес, созданные в период с 1712 по 1729 гг. Францем Зингером, А. К. Нартовым и другими мастерами «Токарни», экспонируются в Эрмитаже.

……………………………………………………………………………………………………………………………………………….

НАРТОВ Андрей Константинович (1693-1756)

Русский механик и изобретатель А.К. Нартов родился в Москве 28 марта (7 апреля) 1693 года. Впервые фамилия Нартовых упоминается в столбцах Разрядного приказа, ведавшего воинскими делами, строением и починкой крепостей, их сооружением и гарнизонами, военной службой представителей разных сословий от бояр и дворян до стрельцов и казаков. Это упоминание относится к 1651-1653 годам. В столбцах записаны "дети казачьи" Трофим и Лазарь Нартовы. А в "Русской родословной книге" Андрей Константинович Нартов записан как "родоначальник" - без каких-либо сведений о его родителях. Следовательно, они были не дворянского происхождения. Фамилия Нартовых произошла от слова "рты", которое в старом русском языке обозначало - лыжи.  С 1709 года, с 16 лет, Андрей Нартов работал токарем в Московской школе математических и навигацких наук, помещавшейся в Сухаревой башне. Эта школа была основана в 1701 году по велению Петра I, царь часто навещал ее. В той же башне на Земляном валу помещалась и токарная мастерская, в которой для него изготовлялись станки, где он нередко и сам работал. Видимо, здесь царь заметил способного молодого токаря и приблизил его к себе. В 1712 году Петр I вызвал Андрея Нартова в Петербург, где определил его в собственную дворцовую "токарню" и затем не расставался с ним до самой своей смерти.  В Петербурге "личный токарь" Петра I жил и безотлучно находился в "токарне", расположенной рядом с кабинетом царя. Здесь он встречался не только с царем, но и со всеми государственными деятелями того времени. Нартов был отдан для обучения токарному искусству к мастеру Юрию Курносову, а кроме того, учился механике у иностранца Зингера. По окончании обучения у этих мастеров Петр Великий, заметивший недюжинные способности Нартова, послал его для довершения технического образования за границу, откуда Андрей Константинович должен был доносить о своих успехах в Кабинет. Главная цель этой поездки состояла в том, чтобы "приобресть вящие успехи в механике и математике". Нартову было предписано тщательно собирать сведения об изобретениях и новых машинах и "для присмотрения токарных и других механических дел". Летом 1718 года Андрей Нартов отправился из Петербурга в Берлин. Здесь он обучал токарному искусству прусского короля Фридриха-Вильгельма I. От имени русского императора изобретатель преподнес некоторым царствующим особам и важным сановникам сконструированные им станки. Европа подобных станков не знала, поэтому среди учеников Нартова был и прусский император, а позднее и президент Парижской Академии наук Ж.Биньон. Нартов привез из Петербурга токарный станок, после осмотра которого прусский король вынужден был признать, что "в Берлине такой махины нет". Затем Нартов побывал в Голландии, в Англии и во Франции. Так, он должен был "в Лондоне домогаться получить сведения о нововымышленном лучшем парении и гнутии дуба, употребляющегося в корабельное строение, с чертежом потребных к сему печей". Нартову также было поручено собирать и привезти в Россию "лучших художников физических инструментов, механические и гидравлические модели".  Нартов, как и большинство русских молодых людей того времени, учившихся за границей, сильно нуждался, получая деньги из России крайне неаккуратно. Несмотря на это, он занимался очень серьезно и делал большие успехи. Тщательно изучая технические новшества, известные в то время за границей, и отбирая из них те, которые представляли интерес, Нартов неоднократно убеждался в том, что русские техники не только не уступают иностранным, но во многом и превосходят их. В марте 1719 года он писал Петру I: "Понеже я по Вашего Царского Величества указу отправлен в Европейские Государства для просмотрения токарных и других механических дел, того ради исполнения Вашего Царского Величества указа, коль скоро прибыл в Англию, не преминул смотреть всего лучшего, что касается ко оным делам. При сем Вашему Царскому Величеству доношу, что я здесь таких токарных мастеров, которые превзошли российских мастеров, не нашел и чертежи махинам, которые Ваше Царское Величество приказал здесь сделать, я мастерам казал, и оные сделать по ним не могут; мастера черепаховых коробов я здесь нашел и каким подобием оные коробки делать научился. Также и инструмент к тому подлежащий сделал и тот инструмент и пробу работе моей я не премину в кабинет Вашего Царского Величества прислать на кораблях. Я многие вещи здесь нашел, которые в России ныне не находятся и о том я писал князю Б.H. Куракину, чтобы он Вашему Царскому Величеству о том донес и послал к нему к некоторым махинам чертежи. Я ныне Вашему Царскому Величеству объявляю, что я здесь присмотрел: 1) махину, которая нарезывает легким способом железные шурупы для монетных дел, 2) махину, которая тянет свинец и надлежит по адмиралтейству, 3) мауношники обранные, которые напечатают формы для делания без большого труда вместо того, что в России время продолжается недрелкою, 4) махину, что нарезывает легким способом зубцы у колес, 5) махину, которая сверлит легким способом помповные медные трубы, 6) махину, которая тянет золото и серебро в пласты, 7) нашел секрет к растоплению стали, что к токарному делу принадлежит для литья патронов, понеже оные патроны суть велики, чисты и крепки..."  Осмотрев и изучив в Лондоне все, что, по его мнению, заслуживало внимания, Нартов испросил разрешения у Петра I переехать в Париж. Здесь он знакомился с производством, как и в Англии, посещал арсеналы, монетные дворы, мануфактуры. В Париже Нартов сразу попал к знаменитейшим французским ученым того времени: он учился при Академии наук под руководством знаменитого французского математика Вариньона, астронома де Лафая, изучал медальерное искусство у знаменитого французского медальера Пипсона. Об успехах Нартова во Франции свидетельствует письмо президента Парижской академии аббата Ж.Биньона Петру Великому: "постоянная его прилежность в учении математическом, великие успехи, которые он учинил в механике, наипаче же в оной части, которая касается до токарного станка и иные его добрые качества дали нам знать, что во всех вещах Ваше Величество не ошибается в избрании подданных, которых Вы изволите употреблять в свою службу. Мы видели недавно три медали его работы, которые он оставил Академии, яко памятный знак, как его искусства, так и благодарности его. Одна из тех медалей есть Лудвика ХІV, другая королевская, а третья его королевского высочества моего милостивого государя дука д'Орлеана".  Биньон писал об изделиях, изготовленных Нартовым на русском токарном станке, привезенном в Париж: "Невозможно ничего видеть дивнейшего!" А между тем Франция тогда была страной, в которой токарное дело достигло высокого уровня. Французские знатоки токарного дела не верили своим глазам. Нартов работал на станке, которого до тех пор никто не мог видеть - на превосходном станке с механическим резцедержателем, самоходным суппортом-автоматом, превратившим резец из ручного в механическое орудие. Нартов создал этот станок еще в 1717 году. Его "оригинальная инвенция" - уникальный, единственный в то время станок с суппортом - предназначался для вытачивания сложнейших рисунков ("роз") на выпуклых поверхностях. До изобретения Нартова при работе на станке резец зажимали в специальную поддержку, которая передвигалась вручную, или еще проще - резец держали в руке, изо всех сил прижимая его к брусу. Так было во всей Европе. Точить приходилось на глазок, и качество изделия целиком зависело от руки, силы и умения мастера. Именно Нартову пришла в голову идея освободить руки токарю, закрепить резец. Нартов изобрел механизированный суппорт, принцип действия которого не изменился и до сегодняшнего дня. "Педесталец" - так назвал свой механизированный резцедержатель Нартов - перемещался при помощи винтовой пары, то есть винта, вкручивающегося в гайку. Теперь резец держала уверенная "железная рука". Петр I приказал перевести письмо Биньона и послать перевод Еропкину, Земцову, Хрущеву и другим русским, находившимся за границей для ознакомления с наукой и техникой. Предписание им всем прочитать это письмо сопровождалось петровским пожеланием: "Желаю, чтоб и вы с таким же успехом поступали".  Только через 80 лет, в 1797 году, сильно упрощенный вариант подобного станка с суппортом смог построить англичанин Генри Модслей. На станке Модслея можно было изготавливать изделия простых геометрических форм. Станки Нартова, в то же время, позволяли изготавливать изделия любой формы, вплоть до сложнейших художественных изображений батальных сцен. Суппорт позволял обрабатывать металл с геометрической точностью, что было необходимым для производства деталей машин и всего последующего развития машиностроения. Модслей на своем станке не мог выполнять копировальные работы, даже самые простые. Нартов же на своих станках мог выполнять, и притом полностью автоматически, сложные токарно-копировальные работы. Станки Модслея, получившие распространение в начале XIX в., были всего лишь токарными. Станки Нартова, созданные в первой четверти XVIII в., были и токарными, и копировальными. Это - родоначальники современных сложных токарно-копировальных автоматов. Все последующее развитие машиностроения стало возможным благодаря наличию суппорта, заменившего человеческую руку. В Научном музее Лондона и поныне хранится станок с суппортом, построенный Модслеем. Но в Париже в Национальном хранилище искусств и ремесел стоит русский токарно-копировальный станок, на котором Нартов демонстрировал свое искусство президенту Парижской академии наук Биньону. В Эрмитаже в Санкт-Петербурге как шедевр инженерного искусства хранится целая группа металлообрабатывающих станков, созданных Нартовым в первой четверти XVIII века.  Станки Нартова - настоящие произведения искусства. Станины украшены резьбой, металлическими накладками с узорами, изображениями птиц, животных, мифологических героев. Пластический образ многих станков обогащают точеные колонки, витые ножки, резные уголки-кронштейны, которые одновременно и работающие части и украшения. Трудиться за такими станками - одно удовольствие. Ни до Нартова, ни после него не появлялось таких красивых станков. На многих из них изобретатель запечатлел свое имя. Так, на токарно-овальном станке для гильоширных работ, хранящемся в Эрмитаже, выгравирован на планшайбе текст: "Механик Андрей Нартов. Санктпитербурх 1722 год". Там же хранится большой токарно-копировальный станок с выгравированной на медном пьедестале надписью: "Начало произвождения к строению махины 1718 году, совершена 1729 году. Механик Андрей Нартов". В этом станке применены все лучшие достижения Нартова, доведенные до совершенства.  Наделав шуму в Париже, Нартов пробыл еще некоторое время в Берлине и в конце 1720 года, после почти трех лет путешествий по Европе, вернулся в Петербург. Петр I назначил его заведующим царскими токарными мастерскими, которые Нартов расширил и пополнил новыми машинами, вывезенными и выписанными им из Европы. В этих мастерских Нартов за короткий срок создал целую группу новых оригинальных станков. В 1721 году он сконструировал станок для нарезки зубчатых часовых колес, за ним - станок для вытачивания "плоских персонных фигур" (портретов людей). Станки, впервые введенные в практику Нартовым в 1717-1729 годах, надолго обеспечили России мировое первенство в обработке материалов, они далеко опередили свое время.  На своих станках Нартов создавал красивые вазы, бокалы, светильники, настенные и настольные украшения, модные в то время. Часть их сохранилась в Эрмитаже, но большинство произведений токарно-прикладного искусства, созданных Нартовым, утрачено. В эти годы Нартов, сделанный Петром I в 1723 году "главным токарем", приходит к мысли, что необходимо создать особую "Академию разных художеств". Проект этой Академии он представил Петру I в конце 1724 года. Под "художествами" в те времена понимали все прикладные знания и искусства - механику, архитектуру, строительное дело, ваяние, живопись, гравирование. К "художествам" относились и ремесла. Таким образом, по замыслу А.К. Нартова, Академия художеств должна была являться Академией технических знаний и готовить специалистов в этих областях. Нартов предусмотрел, как именно должно происходить обучение, какие звания должны присуждаться (то есть систему государственной аттестации), каким должно быть помещение Академии, и т.д. Петр I лично рассмотрел проект и дополнил перечень специальностей, по которым должна идти подготовка специалистов. Он даже поручил разработать проект здания Академии художеств одному из известных архитекторов того времени. Однако смерть Петра I остановила реализацию этой идеи. Но хотя в целом проект был отложен, многие содержавшиеся в нем предложения воплощались в жизнь в виде создания при Академии наук различных технических и художественных "палат". Позже, в 1737 и 1746 годах, Нартов вновь поставил перед Сенатом вопрос о создании Академии художеств. Однако никаких результатов это не принесло.  Отношения его с Петром Великим были очень близкими: токарня была рядом с царскими покоями и часто служила царю кабинетом. В присутствии Нартова царь принимал своих приближенных, часто Нартов докладывал царю о приезжавших с делами и донесениями, нередко и Петр вел беседы с токарем по самым разнообразным вопросам. Работая вместе с Петром I в его токарной мастерской, Андрей Нартов проявил себя замечательным мастером-изобретателем. Он переделывал по-своему имевшиеся станки и строил новые, невиданные раньше. Петр I часто брал своего механика в поездки на промышленные предприятия, на Литейный двор, где наблюдал литье пушек. Из этих поездок Нартов почерпнул многое и впоследствии применил это в своих изобретениях. Вместе с токарным делом на Нартове лежала обязанность обучать токарному искусству русских учеников. Из этих учеников особенно выделялись Александр Жураковский и Семен Матвеев. 

В 1724-1725 годах Нартов был на вершине своей славы. Из рук царя он принял редкую награду - золотую медаль с изображением своего кумира. В 1724 году после двух дочек у него родился наследник - сын Степан, крещенный самим императором. Позднее родился второй сын - Андрей Андреевич (1736-1813), будущий писатель, естествоиспытатель и общественный деятель, почетный член Петербургской Академии Наук.  После смерти Петра I в январе 1725 года Нартов написал о нем воспоминания, ставшие ценным историческим и литературным документом - "Достопамятные повествования и речи Петра Великого". Отрывки из этих "повествований" впервые появились в "Сыне Отечества" (1819), затем часть их была напечатана в "Москвитянине" в 1842 году. "Повествования" содержат множество ценного бытового и исторического материала и давно привлекали внимание историков, но только Л.Н. Майкову удалось установить, что из "Повествований" А.К. Нартову принадлежит лишь незначительная часть. Большинство рассказов этого памятника написано значительно позже, во второй половине ХVIII века, вероятно, сыном Андрея Константиновича, Андреем Андреевичем Нартовым, дополнившим рассказы, записанные отцом. Тем не менее, сообщения Нартова ценны в особенности передачей подлинных слов Петра I.  В правление Екатерины I Александр Меншиков стал главной фигурой в государстве. В 1725-1726 годах Нартов прилагает все силы для сохранения Петровской токарни, но всесильный князь не дает ему продолжить работу. "Личный токарь" Петра I знал слишком много о придворной жизни. Не один раз Нартов был свидетелем гнева и расправы царя со "светлейшим" за злоупотребления и воровство, и, видимо, поэтому не мог князь Меншиков забыть это царскому механику. Однажды, еще при жизни Петра, у Нартова произошла стычка с князем. Вот как об этом рассказывал Нартов: "Некогда князь Меншиков, пришед к дверям токарной комнаты его величества, требовал, чтобы его туда впустили, но, увидя в том препятствие, начал шуметь. На сей шум вышел к нему Нартов и, удержав силою туда войти хотевшего князя Меншикова, объявил ему, что без особого приказа от государя никого впускать не велено, и потом двери тотчас запер. Такой неприятный отказ сего честолюбивого, тщеславного и гордого вельможу весьма рассердил, что он в запальчивости, оборотясь, с великим сердцем сказал: "Добро, Нартов, помни это". О сем происшествии и угрозах донесено было тогда же императору... Государь тотчас написал на токарном станке следующее и, отдав Нартову, промолвил: "Вот тебе оборона; прибей сие к дверям и на угрозы Меншикова не смотри". - "Кому не приказано, или кто не позван, да не входит сюда не токмо посторонний, но ниже служитель дома сего, дабы хотя сие место хозяин покойное имел".  Нартов был отстранен от двора и навсегда покинул дворец. В 1726 году он был именным указом направлен с генералом А.Волковым в Москву "на монетные дворы для переделу монеты двух миллионов и к произведению много к наилутчему механическим искусством в действо произведены к монетному делу многие машины". Московский монетный двор находился в то время в чрезвычайно запущенном состоянии. Назначенный директором Монетного двора Волков писал, что "непорядка и разорения монетных дворов изобразить никоим образом нельзя". Отсутствовало элементарное оборудование: "нет ни форм, во что плавить, ни мехов к кузницам". Нартову пришлось налаживать технику монетного дела. Оказалось, что даже весы для взвешивания металла, применявшиеся в то время, непригодны, и ему с Петром Крекшиным пришлось создавать новые весы. Он изобрел и ввел в производство оригинальные гуртильные станки (для насечки "гурта", т.е. ребра монет) и другие монетные станки. Уже через год из Москвы в Петербург сообщили: "Запустелые дворы в состояние приведены". В 1729 году Нартов отправился на Сестрорецкие заводы для "переделу в монету двадцати тысячей пудов красной меди". В Сестрорецке он создал и применил новые токарные станки и другие машины. Вернувшись в 1733 году в Москву, Нартов продолжил усовершенствовать монетное производство, а также помогал И.Ф. и М.И. Моториным при изготовлении величайшей в мире отливки - Царь-колокола, в частности, создал механизм для подъема Царь-колокола.  Работая на монетных дворах, Нартов обратил внимание на отсутствие точных единиц измерения веса, правильных весов и способов взвешивания. Для устранения этого он составил чертежи правильных "весов и гирь", изобрел весы своей конструкции. В 1733 году он выдвинул идею создания единого общегосударственного эталона веса и разработал систему для создания этого эталона. Как автор этой системы, он считается основоположником русской метрологии. В 1738 году на основе научных исследований он создал первые русские образцы меры длины и веса. В эти же годы Нартов создавал приборы и механизмы для ученых, о чем свидетельствует его доношение об изготовлении им в 1732 году по просьбе Академии наук "махины для обсерватории". С 1733 по 1735 год Нартов создаёт ряд оригинальных штамповочных прессов. В эти же годы в Москве Андрей Нартов начал писать книгу, посвященную механическому оборудованию монетного производства, - "К монетному делу книга, в которой имеет быть описание всем махинам и инструментам, с надписанием каждого звания махины и инструмента, и оным меры, и во что оные могут встать". Но рукопись этой книги до сих пор не найдена.  В 1735 году Нартов был вызван из Москвы в Петербург, где поселился на 10-й линии Васильевского острова. Он был назначен начальником "Лаборатории механических дел" - академической механической мастерской, созданной на основе Петровской токарни. Заботясь о том, чтобы начинания Петра I не были забыты, Нартов послал своего ученика Михаила Семенова в Москву, чтобы тот перевез оттуда в мастерскую "первейшие токарные махины и инструменты из Преображенского, где они стоят забвенно". А.К. Нартов много сил отдавал подготовке мастеров и механиков для мастерской, а также созданию новых металлообрабатывающих станков и других машин. Он изобрел станок для нарезывания винтов, машину для вытягивания свинцовых листов, пожарно-заливную машину, станок для печатания ландкарт и другие. Работая над новыми типами машин, в 1738 году он сконструировал станок для сверления каналов орудийных стволов и обточки цапф пушек. Постоянно воевавшей России это было настолько важно, что даже Сенат обратил внимание на работы талантливого механика. В 1741 году Нартов был произведён в чин коллежского советника, ему было вдвое увеличено жалованье с пожалованием крестьян. С сентября 1742 года по декабрь 1743 года Нартов был советником Российской Академии наук.  Однако механику и изобретателю пришлось терпеть притеснения со стороны иноземцев, пытавшихся монополизировать науку и технику в России. Пребывание Нартова в Академии ознаменовалось рядом ссор его с известным советником Шумахером, составившим в академии сильную немецкую партию, покрывавшую его злоупотребления и своеволие. Последний надолго задерживал выплату денег Нартову, оставляя его фактически без средств к существованию. Как писал Нартов, он со своей семьей был таким путем доведен до полного разорения, до "последнего убожества". Несмотря на это, Нартов очень много и успешно продолжал работать. И академическое начальство вынуждено было считаться с этим и фактически признавало его главным техническим экспертом Академии наук, поручая ему важные задания. Порой ему приходилось выполнять подобные поручения вместе с такими корифеями науки, как Леонард Эйлер.  В июне 1742 года А.К. Нартов решился в союзе с академиком Делилем выступить против Шумахера и собрал жалобы русских служащих и студентов академии. Они единодушно обвиняли Шумахера в присвоении десятков тысяч рублей из академических денег и во многих других злоупотреблениях. Особенно их возмущало то, что Шумахер поставил целью уничтожить замыслы Петра I, легшие в основу создания Академии. За 17 лет существования Академии в ней не появилось ни одного русского академика! В августе 1742 года, когда императрица и двор были в Москве, Нартов выпросил себе отпуск и в Москве представил Елизавете Петровне собранные им жалобы. Осенью 1742 года императрица назначила следственную комиссию, Шумахер был арестован, а все академические дела были поручены А.К. Нартову: "Повелено смотрение в Академии поручить советнику Нартову".  Нартову были поручены все академические дела, он ревностно стал заботиться о том, чтобы вывести академию из того печального состояния, в какое она попала благодаря хозяйничанью Шумахера и других немцев. Он подал целый ряд доношений в Сенат и Кабинет, в которых жаловался на то, что деньги, отпускаемые на академию, выдаются неисправно и добился отпуска всех следуемых академии средств. Кроме того, Нартов проектировал отделение от Академии наук в виде особого учреждения Академии художеств, содержание которой ложилось тяжелым бременем на обладавшую небольшими средствами академию наук; потребовал уплаты денег за печатание указов в академической типографии; просил, чтобы были выданы пожалованные в разное время академии императрицей Анной Иоанновной 110 000 рублей; планировал прекратить выдачу пенсий почетным членам академии, живущим за границей. Для улучшения учебной части Нартов уволил всех преподавателей-немцев, не владевших русским языком и назначил на их место русских людей, в том числе знаменитого впоследствии M.B. Ломоносова. Распоряжения А.К. Нартова как руководителя Академии наук показывают, что его главной задачей было создание условий для подготовки русских ученых. Он стремился наладить запущенное Шумахером финансовое хозяйство Академии, убрать из нее бездельников, организовать новую типографию для публикации научных работ, заботился о М.В. Ломоносове, вступался за него перед следственной комиссией. В свою очередь и Ломоносов не раз выражал свое глубокое уважение инженеру и изобретателю.  Но, несмотря на все усилия А.К. Нартова и его единомышленников, изменить положение в Академии не удалось. Преодолеть засилье иностранцев оказалось тогда слишком трудным. "Недоброхоты наук российских", травившие в дальнейшем М.В. Ломоносова, пустили в ход самые омерзительные приемы против А.К. Нартова. Вскоре положение изменилось. Расследование дела о злоупотреблениях Шумахера было поручено особой комиссии, в которую вошли адмирал Головин, петербургский комендант генерал Игнатьев и президент Коммерц-коллегии князь Юсупов, люди не разбиравшиеся в делах академии и не имевшие о них никакого представления. Происки Шумахера у влиятельных покровителей при дворе сделали также свое дело, и комиссия повела дело так, что Нартов впоследствии справедливо жаловался императрице на явно пристрастные действия комиссии. В должности руководителя Академии Нартов пробыл только 1,5 года. В конце 1743 года дело было решено в пользу Шумахера, который был оставлен на своем старом месте. Нартов же, по мнению комиссии, даже "писать и читать не умеет", да к тому же оказался "ничего кроме токарного художества незнающим и самовластным", грубо обращался с академиками и, наконец, довел дело до того, что Ломоносов и другие члены стали просить возвращения Шумахера, который вновь вступил в управление академией в 1744 году, а Нартов сосредоточил свою деятельность "на пушечно-артиллерийском деле".  В итоге, каждый остался на своем месте. Нартов с этого времени, впрочем, уже мало интересуется академическими делами. Снова понадобились его технические знания, и в 1746 году мы встречаем известия об "изобретенных им касающихся до артиллерийского военного снаряда разных инвенциях, чего в России еще не бывало". Подробных сведений об изобретениях Нартова в артиллерийском деле в печати не имеется, но очевидно эти изобретения высоко ценились. В 1747 году Нартов был "при Кронштатском канале у рассмотрения лесов и камней, и между оным усмотрено им: к пусканию в большой канал воды надлежит к слюзным воротам сделать пятники и подпятники по учиненным от него прожектам и были представлены к лутчему рассмотрению в правительствующий сенат, которые рассмотрев, повелено было, по присланному к нему из правительствующего сената указу, велено где надлежит, за присмотром его и по показанным от него моделям делать, которые и сделаны и утверждены к тем слюзным воротам". Кроме того, Нартов присутствовал также "при главной артиллерии и фортофикации, при адмиралтейской коллегии и в прочих местах", где его познания по механике и технике очень ценились.  Бывший царский токарь стал первым артиллерийским инженером. Работая в Артиллерийском ведомстве, Нартов создал новые станки, оригинальные запалы, предложил новые способы отливки пушек и заделки раковин в канале орудия. Им был изобретен первый в мире оптический прицел - "инструмент математический с перспективною зрительною трубкою, с протчими к тому принадлежностями и ватерпасом для скорого навождения из батареи или с грунта земли по показанному месту в цель горизонтально и по олевации". Ранее, в 1741 году Нартов изобрел скорострельную батарею из 44 трехфунтовых мортирок. Нартов установил на пушечном лафете особый горизонтальный круг, укрепил на нём 44 мортирки, стреляющие трёхфунтовыми снарядами. Мортирки объединялись в группы, из которых одни изготовлялись к выстрелу и открывали огонь, а другие в это время заряжались, занимая затем при помощи вращения круга место выстреливших. Эту батарею можно увидеть и сейчас. Она хранится в Санкт-Петербургском Военно-историческом музее артиллерии, инженерных войск и войск связи. В этой батарее впервые в истории артиллерии был применен винтовой подъемный механизм, который позволял придавать мортиркам желаемый угол возвышения. Об этой батарее Нартов писал: "...а полезность во оной состоять будет таковая, понеже против неприятельского фрунта может бросать гранаты в росширность линей".  А.К. Нартов работал в артиллерийском ведомстве с 1744 года, после отстранения от руководства Академией наук. В Академии он занимался лишь подготовкой новых кадров русских техников и трудился над "триумфальным столпом" - памятником Петру I. Нартову поручено было сделать памятник в честь императора, с изображением всех его "баталий", но эта работа не была им окончена. По настоянию начальника академии барона Корфа, Нартов был переведен "к токарным станкам", для заведывания учениками токарного и механического дела и слесарями.  На кронверке Петропавловской крепости Нартов построил Секретные палаты. Сюда, внутрь нового пушечного двора, не допускались даже работники Арсенала. Здесь были организованы мастерские для изготовления пушек, гаубиц, мортир. Была даже создана школа военно-технических специалистов. Неутомимо готовил Нартов русских мастеров артиллерийского дела. В огражденных забором зданиях Секретной палаты работали изобретенные А.К. Нартовым машины для сверления пушек, для обтачивания пушечных цапф и других ответственных технологических операций, проводились испытания. Таким образом, Нартов создал свой исследовательский и производственный центр.  Изобретения А.К. Нартова следовали одно за другим. Он был назначен советником высшего органа, ведавшего артиллерией и инженерной обороной страны. В списке, составленном на основании представления А.К. Нартова, поданного в ноябре 1754 года в Канцелярию Главной артиллерии и фортификации, было 30 разнообразных изобретений, в том числе новый способ отливки пушек, машина для подъема и переноса пушечных форм, оригинальный запал для пушек и мортир, машина для изготовления "плоских винтов медных и железных", инструмент для сверления пушечных колес и лафетов, способ "из пушек вне калибра разными бомбами и ядрами стрелять" ("Такой новоизданной огненной инвенции не слыхано ни в России, ни в других государствах"), оригинальные конструкции для установки морской и крепостной артиллерии "для лучшего способа к стрелянию из пушек, мортир и гаубиц и к самому скорейшему навождению в цель без рычагов", способ отливки ядер разных калибров в железные кованые формы для того, чтобы "ядра выходили гладкие и чистые" и др. Изобретения Нартова в области артиллерии широко применялись в Петербурге, Москве, Киеве, Выборге, Риге и других городах.  Жизненной оказалась предложенная Нартовым новая технология восстановления артиллерийских орудий и снарядов, считавшихся непригодными. Нартов разработал способ обработки бомб и ядер с "гребнями и шишками" настолько успешно, что тысячи снарядов были возвращены на вооружение. Им был также изобретен способ заделки сквозных трещин в стволе пушек, гаубиц и мортир, который позволил без переливки дать вторую жизнь поврежденным пушкам. Восстановленные А.К. Нартовым артиллерийские орудия успешно выдерживали испытания: "И оная зачинка как при артиллерии, так и при Адмиралтействе и при знатном генералитете и других высокоповеренных персонах многими и чрезвычайными выстрелами и ядрами, картечами и сеченою дробью, а при Адмиралтействе и с книпелями пробована. И явились твердыми и надежными, напротив чего в новых местах в металле от чрезвычайной стрельбы раковины делались, а зачинка устояла". С 1745 по 1756 год Нартов со своими помощниками возвратил в строй 914 пушек, гаубиц и мортир. Военно-технические успехи Нартова давали такой потрясающий экономический эффект, что их невозможно было не признать. Экономический эффект изобретений Нартова был столь огромен (только способ "зачинки раковин" в орудийных стволах, по подсчетам 1751 года, позволил сэкономить 60 323 рубля), что 2 мая 1746 года был издан указ о награждении А.К. Нартова за артиллерийские изобретения пятью тысячами рублей. Кроме этого, ему отписали несколько деревень в Новгородском уезде. В 1754 года Нартов был произведен в генеральский чин статского советника.  Большинство изобретений Нартова не были лишь более совершенными формами ранее известных конструкций, машин, технологических процессов, а являлись первыми в мире техническими решениями. В их числе и стрельба из пушек "вне калибра", и подъемный винт с градусной шкалой для установки у артиллерийских орудий угла возвышения, и оптический прицел - родоначальник всей современной стрелковой и артиллерийской оптики. По некоторым данным, А.К. Нартов принимал участие в создании знаменитых "единорогов" - гаубиц, остававшихся на вооружении русских крепостей вплоть до начала XX века. Нартов сыграл выдающуюся роль в развитии русской артиллерии, много способствовав тому, чтобы она стала в XVIII веке лучшей в мире. Семилетняя война 1756-1763 годов, начавшаяся в год смерти Нартова, показала преимущество русской артиллерии над прусской. А ведь армия Фридриха II считалась лучшей в Европе. Кроме того, он изобретал и строительную технику, и новые конструкции шлюзовых ворот (1747). До самой смерти А.К. Нартов неустанно трудился для русской науки и воспитывал новых специалистов. В Петровской токарне его дело в области техники и особенно приборостроения продолжил М.В. Ломоносов, а после его смерти - И.П. Кулибин.  Свою книгу о токарных станках - "Театрум Махинарум, то есть Ясное зрелище махин" Нартов предполагал "объявить в народ", то есть напечатать его и сделать доступным всем токарям, механикам, конструкторам. Этот труд, над которым Нартов работал с 1737 года, содержал тщательное описание 34 оригинальных станков, предназначенных для самых различных целей, - токарных, токарно-копировальных, токарно-винторезных, давал их подробные чертежи, составлял пояснения, разрабатывал кинематические схемы, описывал применявшиеся инструменты и выполненные изделия. Всему этому Нартов предпослал теоретическое введение, касающееся таких принципиальных вопросов, как необходимость сочетания теории и практики, необходимость предварительного построения моделей станков до их изготовления в натуре, учет сил трения и т.п. А.К. Нартов раскрыл все тайны токарного дела того времени. Выполненные Нартовым многочисленные чертежи и технические описания свидетельствуют о его больших инженерных познаниях. Это был поистине фундаментальный инженерный труд, равного которому не было в мире. "Театрум Махинарум" был закончен Нартовым незадолго до смерти. Его сын собрал все листы рукописи, переплел и приготовил ее для поднесения Екатерине II. Рукопись была передана в придворную библиотеку и там пролежала в безвестности почти двести лет.  А.К. Нартов скончался в Петербурге 16 (27) апреля 1756 года. После его смерти остались крупные долги, так как он вкладывал много личных средств в научные изыскания. Едва он умер, в "Санкт-Петербургских ведомостях" появилось объявление о распродаже его имущества. После Нартова остались долги "разным людям до 2000 руб. да казенного 1929 рублёв". Ревизионная контора решила в счет долгов отобрать у детей Нартова отписанные ему деревни. Даже в "блестящий век Екатерины" не было и попытки хоть как-то отметить память о талантливом изобретателе, позаботиться об учениках, напечатать литературное наследие. Рукопись книги "Театрум Махинарум" так и не была издана. Могила Нартова на маленьком Благовещенском кладбище на Васильевском острове затерялась.  Лишь осенью 1950 года в Ленинграде, на территории давно упраздненного кладбища, существовавшего с 1738 года при церкви Благовещенья, случайно была найдена могила А.К. Нартова с надгробной плитой из красного гранита с надписью: "Здесь погребено тело статского советника Андрея Константиновича Нартова, служившего с честию и славою государям Петру Первому, Екатерине Первой, Петру Второму, Анне Иоанновне, Елизавете Петровне и оказавшему отечеству многие и важные услуги по различным государственным департаментам, родившегося в Москве в 1680 году марта 28 дня и скончавшегося в Петербурге 1756 года апреля 6 дня". Однако указанные на надгробной плите даты рождения и смерти не точны. Изучение сохранившихся в архивах документов (послужной список, заполненный лично самим А.К. Нартовым, церковная запись о его погребении, доношение его сына о кончине отца) дает основания считать, что Андрей Нартов родился в 1693-м, а не в 1680 году и скончался не 6, а 16 (27) апреля 1756 года. По-видимому, надгробная плита изготовлялась спустя некоторое время после похорон и даты на ней давались не по документам, а по памяти, в связи с чем и возникла ошибка.  В том же 1950 году останки царского токаря, выдающегося инженера и ученого, перенесли на Лазаревское кладбище Александро-Невской лавры и перезахоронили рядом с могилой М.В. Ломоносова. В 1956 году на могиле Нартова было установлено надгробие - копия найденного в 1950 году саркофага (с ошибочной датой рождения).  "Царев токарь" Андрей Константинович Нартов был одним из самородков-изобретателей, замеченных и выведенных на широкую дорогу Петром I. За свою не слишком долгую жизнь он изобрел и построил более тридцати станков самого разного профиля, равных которым не было в мире. Еще целый ряд важнейших для России изобретений он сделал в области артиллерийского вооружения. Он сыграл значительную роль в развитии техники монетного дела в России, добился выдающихся успехов во многих других отраслях. История не забыла и не может забыть великого изобретателя, замечательного новатора техники России. 

Лев Кириллович Нарышкин (1664 — 28 января 1705 года) — боярин, глава Посольского приказа, родной брат царицы Натальи Кирилловны, родной дядя царя Петра Великого.

Биография

Родился в 1664 году и в 1682 году был уже стольником, когда вспыхнул известный стрелецкий бунт. Зверское убийство братьев и вообще ненависть стрельцов к роду Нарышкиных грозили гибелью и для Льва Кирилловича, так как выдачи его и многих других Нарышкиных требовали стрельцы. Спасенный от смерти, он, однако, по настоянию бунтовщиков принужден был отправиться в ссылку. Вернувшись в Москву, Нарышкин стал играть видную роль, благодаря влиянию, которым он пользовался у своей сестры — царицы. Он и князь Борис Голицын были самыми приближенными к ней людьми.

Около этого времени Лев Кириллович был пожалован в бояре. Честолюбивые замыслы Софьи привели в 1689 году к новому стрелецкому заговору, направленному главным образом против царицы Натальи Кирилловны и близких к ней лиц, особенно же против ее брата Льва Кирилловича. Заговор был раскрыт и Нарышкин спасся от грозившей ему опасности. Входя все больше в силу, он поссорился с Борисом Голицыным и вооружил против него Наталью Кирилловну, благодаря чему Голицын вскоре окончательно утратил всякое значение, и Лев Кириллович занял одно из первых мест среди лиц, стоявших во главе управления государством.

В 1690 году назначен начальником Посольского приказа, которым управлял до 1702 года. В 1697 году, когда Петр уехал в первое свое заграничное путешествие, был учрежден для управления государством Совет из четырех бояр, причем первым членом его, после кн. Ф. Ю. Ромодановского, был назначен Лев Кириллович. Столкновение из-за власти сЛопухиными, родственниками молодой царицы, кончилось для Нарышкина вполне благоприятно, так как Лопухины были совсем устранены от дел. В 1699 году при назначении боярина Федора Алексеевича Головина генерал-адмиралом, к нему же отошли в заведование и иностранные дела, и Лев Кириллович потерял первенствующее значение в государственном управлении. Во время отсутствия Головина он управлял Посольским Приказом, но не пользовался уже влиянием.

Скончался 28 января 1705 года.

Л. К. Нарышкину кроме громадного количества земель и, между прочим, знаменитого Кунцова, приобретенного им у А. А. Матвеева, принадлежали Тульские железные заводы, где приготовлялись железные части для судов Азовского флота, а в 1705 году — пушечные ядра, бомбы и т. п.

Лев Кириллович был единственным из братьев царицы Натальи Кирилловны, оставившим потомство, которое существовало до начала XX века.

Был женат дважды; от брака с Прасковьей Феодоровной Н. (умерла 2-го авг. 1701 г. и погребена в ц. Боголюбской Богородицы Высокопетровского монастыря, в Москве) у него было три сына и три дочери; от второго брака с Анной Петровной Салтыковой (род. 9-го сент. 1660 г., ум. 22-го июня 1728 г.) две дочери.

В своих записках кн. Б.И. Куракин характеризует Н. следующим образом: «был человек гораздо посредняго ума и невоздержной к питью, также человек гордой, и хотя не злодей, токмо не склончивой и добро многим делал без резону, но по бизарии (от фр. bizarrerie — причуда) своего гумору. (от фр. humeur — настроение)»

Граф (с 1730) Ге́нрих Иога́нн Фри́дрих Остерма́н (нем. Heinrich Johann Friedrich Ostermann), в России — Андре́й Ива́нович; (9 июня 1687, Бохум — 31 мая 1747, Берёзов) — один из сподвижников Петра I, выходец из Вестфалии, фактически руководивший внешней политикой Российской империи в 1720-е и 1730-е годы. Придерживался политики союза со Священной Римской империей. Занимал посты кабинет-министра и генерал-адмирала (1740), но после прихода к власти Елизаветы Петровны в связи с переориентацией внешней политики на Францию был лишён титулов и попал в опалу. Его сын Иван Андреевич Остерман занимал приЕкатерине II пост вице-канцлера.

Начало деятельности. Сподвижник Петра

Родился в семье пастора в Бохуме, в Вестфалии, учился в Йенском университете, но из-за дуэли должен был бежать в Амстердам, оттуда с адмиралом Крюйсом приехал в1704 году в Россию.

Быстро выучившись русскому языку, Остерман приобрёл доверие Петра и в 1707 году был уже переводчиком посольского приказа, а в 1710 году — его секретарём. В 1711 году Остерман, которого русские называли Андреем Ивановичем, сопровождал Петра в Прутском походе; в 1713 году участвовал в переговорах со шведскими уполномоченными; в 1721 году добился, вместе с Брюсом, заключения Ништадтского мира, за что был возведён в баронское достоинство. Ему же принадлежит и заключение в 1723 году выгодного для России торгового договора с Персией, доставившего ему звание вице-президента коллегии иностранных дел. В 1726 год стал инициатором заключения союза с Австрией. Он был постоянным советником Петра I и в делах внутреннего управления: по его указаниям составлен «табель о рангах», преобразованаколлегия иностранных дел и сделано много других нововведений.

Пётр очень ценил своего соратника, пожаловал ему множество земель, в том числе село Красный Угол Рязанской губернии, ставшее родовым гнездом Остерманов^[1].

В политической борьбе 1725—1730 годов

С вступлением на престол Екатерины I Остерман, как сторонник императрицы и Меншикова, назначается вице-канцлером, главным начальником над почтами, президентом коммерц-коллегии и членом Верховного тайного совета. Выбранный в воспитатели Петра II, на которого, однако, мало имел влияния, он остался, после удаления Меншикова, во главе управления. Уклонившись в 1730 году, в силу своего иностранного происхождения и болезни ног, от участия в замыслах верховников и даже не подписавшись под «кондициями», Остерман примкнул к шляхетству, стал, вместе с Феофаном Прокоповичем, во главе партии, враждебной верховникам, и переписывался с Анной Иоанновной, давая ей советы.

Внешняя политика при Анне Иоанновне

С вступлением на престол Анны Иоанновны, наградившей Остермана графским достоинством (1730), для него открывается обширнейшее поприще деятельности. Будучи главным и единственным вершителем дел внешних, он являлся для Бирона и лучшим советником во всех серьёзных делах по внутреннему управлению. По мысли Остермана был учрежден кабинет министров, в котором вся инициатива принадлежала ему и его мнения почти всегда одерживали верх, так что Остерману всецело следует приписать тогдашние действия кабинета: сокращение дворянской службы, уменьшение податей, меры к развитию торговли, промышленности и грамотности, улучшение судебной и финансовой частей и многое другое. Им же были улажены вопросы голштинский и персидский и заключены торговые договоры с Англией и Голландией. Он был против разорительной войны с турками, закончившейся заключенным им Белградским миром.

При Анне Леопольдовне Остерман, сохраняя прежние звания и обязанности, был сделан генерал-адмиралом и после удаления Бирона оставался во главе правления. Через шпионов он знал о заговоре сторонников Елизаветы Петровны, но его предостережения были оставлены правительницей без внимания.

Падение и ссылка

После воцарения Елизаветы Остерман был арестован и предан суду. Следственная комиссия взвела на него множество разных обвинений:

• подписав духовное завещание Екатерины I и присягнув исполнить его, он изменил присяге;

• после смерти Петра II и Анны Иоанновны устранил Елизавету Петровну от престола;

• сочинил манифест о назначении наследником престола принца Иоанна Брауншвейгского;

• советовал Анне Леопольдовне выдать Елизавету Петровну замуж за иностранного «убогого» принца;

• раздавал государственные места чужестранцам и преследовал русских;

• делал Елизавете Петровне «разные оскорбления» и т. п.

"Граф Остерман, пораженный несчастием, заболел настолько опасно, что врачи не ручались за продолжение его жизни до произнесения приговора. Немецкий биограф его говорит: — «У него была рана на ноге, которая во время заключения, не без умысла с его стороны, или просто по неосмотрительности, доподлинно сказать не могу, до того разболелась, что перешла в раковидную, или скорее гангренозную, и все доктора решили, что ему жить недолго. Поднят был вопрос о том, чтобы из крепости его перенесть в Зимний дворец, где приложены были самыя заботливыя о нём попечения и уход. Императрица Елизавета приказала не только встретить его ласково и заботиться о его здоровьи, но, как говорят, сказала при этом: „что ей жаль так жестоко поступать с столь знаменитым старцем, но того требует справедливость“. Особая комиссия, назначенная для исследования преступлений сановников, состояла из пяти членов; то были: граф Ушаков, князь Трубецкой, генерал Левашов, князь Куракин и тайный советникНарышкин»^[2].

За все это он был приговорен к колесованию.

День казни был назначен на 18 января 1742 года. К эшафоту, воздвигнутому на Васильевском острове, перед зданием двенадцати коллегий (на месте нынешняго биржеваго сквера), потянулся из крепости ряд простых крестьянских саней с государственными преступниками. Первым везли Остермана, в шубе, теплом шлафроке и в колпаке; за ним Миних, который ради какого то мелодраматическаго эффекта облачился в красный, военный плащ, в котором совершал походы в Данциг и к Очакову. Шесть тысяч гвардейских солдат и массы народа окружали эшафот. Остермана внесли на него на носилках и посадили на стул, потом сняли со старика колпак и парик. С развивающимися клочьями седых волос, морщась от боли в ногах, но совершенно спокойно, граф выслушал чтение приговора. Биографы удивляются его хладнокровию, но причиною таковому была, конечно, твердая уверенность в милосердии императрицы, которая в самую ночь восшествия своего на престол, пред иконою Спасителя, дала клятву никого не казнить смертию. Эта клятва, без сомнения, была не безизвестна Остерману. С тем же спокойствием он, снятый со стула и опущенный на колена на помост, положил голову на плаху. Палач оправил ворот сорочки, поднял топор и мгновенно отвел его в сторону и опустил на помост при слове: прощение. Императрица заменила смертную казнь пожизненною ссылкою для всех осужденных.

— ^[2]

Императрица заменила казнь вечным заточением в Берёзове, где Остерман, с женой прожил пять лет, никуда не выходя и никого не принимая, кроме пастора, и постоянно страдая от подагры.

Характеристика

Сдержанный, последовательный и трудолюбивый, Остерман ничем не был связан с Россией и смотрел на неё как на арену для своего честолюбия. К русскому народу он относился свысока и, как человек худородный, презирал родовитых людей, пользуясь ими для своих целей. В виду его «политики» действовать через других и за спиной других А. П. Волынский считал его за человека, «производящего себя дьявольскими каналами и не изъясняющего ничего прямо, а выговаривающего всё темными сторонами». Фридрих II в своих «Записках» характеризует его так: «искусный кормчий, он в эпоху переворотов самых бурных верной рукой управлял кормилом империи, являясь осторожным и отважным, смотря по обстоятельствам, и знал Россию, как Верней — человеческое тело».

За 10 лет правления Анны Иоанновны (1730—1740 гг.) Остерман А. И. являлся фактическим правителем России (во внутренней и внешней политике). Остерман А. И. проводил ярко выраженную проавстрийскую политику в ущерб основным интересам России. В 1732-34 гг. отдал большинство кавказских и прикаспийских завоеваний (например,Гилянь, которая в настоящее время является провинцией Ирана) Персии (шах Надир одарил Анну Иоанновну слонами). Неоднократно поставлял русские войска для европейских войн, выгодных Австрии. Односторонняя внешняя политика Остермана привела к тому, что к 1740 году Россия растеряла большинство политических завоеваний Петра I и была в худшем состоянии со времён польской интервенции (1612 г.). По Белградскому миру 1739 г. Россия оставляла за собой Азов, но обязывалась срыть все находящиеся в нём укрепления. Кроме того, ей запрещалось иметь флот на Чёрном море, а для торговли на нём должны были использоваться турецкие суда. Флот сгнил. Таким образом, задача выхода к Чёрному морю практически не была решена. Россия находилась в остро-предвоенном состоянии со стороны Швеции, Персии, Турции, Крымского ханства и окрепшей Пруссии.

Передвигаясь на кресле-каталке, Остерман был гениальным интриганом и виртуозом подковёрной борьбы.

Семья

• Жена — Остерман, Марфа Ивановна. Их дети:

1. Пётр (21 марта 1722 — 1 мая 1723)

2. Остерман, Фёдор Андреевич (11 апреля) 1723 — 10 (21) ноября 1804)

3. Анна (22 апреля 1724—1769), в замужестве Толстая, бабка графа Александра Ивановича Остермана-Толстого.

4. Остерман, Иван Андреевич (25 апреля 1725-18 апреля 1811)

…………………………………………………………………………………………………………………………………………

Остерман, граф Андрей Иванович (Генрих-Иоганн-Фридрих) - государственный деятель (1686 - 1747), сын лютеранского пастора в Вестфалии. Принятый в 1703 г. на русскую службу, владея языками немецким, голландским, латинским, французским и итальянским и прекрасно изучив русский, Остерман был определен в 1708 г. переводчиком посольского приказа и вскоре стал получать серьезные дипломатические поручения. В 1717 г. он играл главную роль на аландском конгрессе; в значительной степени его делом было заключение в 1721 г. Ништадтского мира. С 1723 г. он был вице-президентом коллегии иностранных дел. При преемниках Петра Великого он начинает принимать видное участие и в делах нашей внутренней политики. При учреждении Верховного Тайного Совета (1726) он вошел в число членов последнего; заведовал почтами и ""комиссией о коммерции"". 1 января 1727 г. Остерман был назначен обер-гофмейстером (воспитателем) великого князя наследника Петра Алексеевича ; это звание он сохранял и в продолжение всего царствования Петра II. Роль Остермана в событиях 1730 г. снискала ему благоволение императрицы Анны ; он был возведен в графское достоинство и, в звании второго кабинет-министра, вошел в состав вновь учрежденного Кабинета. С 1733 г. председательствовал в военно-морской комиссии ""для рассмотрения и приведения в добрый и надежный порядок флота, адмиралтейств и всего что к тому принадлежит"". В 1734 г. получил звание первого кабинет-министра. После смерти Анны Иоанновны положение Остермана несколько поколебалось; он был пожалован в генерал-адмиралы и председательствовал во втором департаменте Кабинета, где сосредоточивались дела иностранные и морские, но звание вице-канцлера за ним не было сохранено. К концу правления Анны Леопольдовны первенствующее влияние Остермана на ход государственных дел снова начинает восстановляться. Падение Брауншвейгской фамилии прервало его служебную карьеру. Арестованный в ночь на 25 ноября 1741 г., он был присужден к смертной казни, но казнь была заменена ссылкой в Березов, где Остерман и прожил последние пять лет своей жизни. Своими служебными успехами Остерман был обязан столько же умению приспособляться к людям и к обстоятельствам, сколько недюжинным способностям крупного государственного деятеля. Он отличался не столько творческими способностями, сколько умением верно понять требования и условия данного момента и поставить себе определенные и вполне достижимые цели. Он обладал достаточною гибкостью, чтобы вовремя отступить в деталях от выработанной программы, если ей противоречили условия живой действительности. Конечная его цель оставалась, однако, постоянно одна и та же; это был государственный интерес - процветание государства, усиление его внешней мощи, при бережном по возможности отношении к народным силам. Чужой в России и вряд ли вообще способный на искреннее национальное чувство, Остерман смотрел на свою государственную деятельность как на взятую им на себя обязанность, добросовестно выполнить которую его заставляли прежде всего его собственные интересы. Приблизившись к Петру Великому и втянутый в его работу, он был, по-видимому, увлечен ею, как европеец, и верно стоял на страже этого дела и после того, как царь-преобразователь сошел в могилу, а его преемники порою забывали, порою сознательно искажали его заветы. Это не мешало Остерману относиться вполне самостоятельно и к государственной программе Петра. Пройдя серьезную служебную школу в тяжелые годы Северной войны, Остерман составил себе ясное представление о тех новых условиях, какие создавались для России ее новым положением в Европе, и о тех задачах, какие из этих условий вытекали. Ученик, во многих отношениях Петра, Остерман, благодаря отчетливости и многосторонности своего ума, являлся нередко активным помощником царя, ясно формулируя его мысли и, быть может, подсказывая порою вытекающие из них выводы. Петровская программа - главным образом в области внешней политики - воспринятая Остерманом и проводимая им с 1721 г., была в некоторых частях его собственною программою. Эта программа в последние годы петровского царствования отличалась во многих своих чертах агрессивным характером. Ближе ознакомившись после смерти Петра с внутренним положением дел в государстве и с наличными его силами, Остерман отступил от петровских принципов в сфере внутренней политики, проникнутой при Петре началом строгого меркантилизма и последовательной государственной опеки; в сфере внешней политики, оставаясь верен петровским традициям, он постепенно переходил к более примирительному направлению. В это время он становится мало-помалу истинным вдохновителем русской политики. Выделить степень личного его участия в каждом отдельном случае не всегда легко. Лавируя среди различных партий, он нередко был вынужден выжидать удобного момента, когда, после целого ряда уступок и компромиссов, он мог, наконец, открыто проводить свои взгляды. Все главные моменты русской внешней политики с 1721 по 1741 г. - требование освобождения русских судов от уплаты зундской пошлины, вопрос о голштинских претензиях и позднейшая их ликвидация, русско-шведский союз 1724 г., дела персидские, русско-австрийский союз 1726 г., восстановление в 1732 и 33 годах после двенадцатилетнего разрыва дипломатических отношений с Англией, польский вопрос в 1733 г., русско-турецкие отношения 1735 - 39 годов, завершившиеся Белградским миром - теснейшим образом связаны с именем Остермана. Участие Остермана в делах внутренней политики при Петре сказалось при устройстве коллегий, главным образом - коллегии иностранных дел. После смерти Петра деятельность Остермана по вопросам внутренней политики значительно расширяется и принимает более принципиальный характер. Наиболее рельефно эта деятельность выразилась в предпринятых, согласно его указаниям, мерах, целью которых был подъем народного благосостояния, расшатанного долгими годами войны, ослабление податного гнета и развитие платежных сил страны. Сюда относятся, например, облегчение по взиманию подушной подати (1726), переход от запретительного тарифа 1724 г., к более либеральному тарифу 1733 г., вексельный устав 1729 г., восстановление торговли с Хивою и Бухарою, учинение ""свободного торга"" с Китаем. Много было также сделано Остерманом для развития сети почтовых трактов и для восстановления пришедшего при Петре II в упадок флота. Уже в последние годы петровского царствования Остерману приходилось встречаться с завистью и недоброжелательством. Шафиров и голштинский министр Бассевиц , Меншиков и его противники Долгорукие , позднее Миних и Бирон - все они померялись силами с Остерманом и в большинстве случаев были побеждены. Цесаревна Елизавета , недовольная Остерманом, как обойденная в 1727 г. наследница Петра Великого, возбуждала в нем позднее подозрения, главным образом, вследствие своих симпатий к голштинским интересам. Этим отношением Остермана к Елизавете и объясняется прежде всего та суровая участь, которая постигла его при занятии ею русского престола. Те династические стремления, которые она обнаруживала порою как императрица и с которыми приходилось порою бороться ученику и противнику Остермана, Бестужеву-Рюмину , показали, что Остерман не был неправ, относясь к ней с недоверием в годы царствования Петра II и Анны. До нас дошло большое количество отзывов и известий об Остермане, не столько сообщающих фактические подробности о его деятельности, сколько отмечающих отдельные черты его характера. Большею частью эти отзывы довольно согласны между собою. Остерман, по-видимому, мало кем был искренно любим вне его узкого семейного круга. Крайняя замкнутость в частной жизни и двуличие в деловых отношениях, переходившее зачастую прямо в лживость, были, кажется, главными тому причинами. Наряду со многими несимпатичными чертами в характере Остермана отмечается, однако, и многое такое, что выгодно отличает его от многих из его современников. Будучи скуп, он отличался крайней неподкупностью. Двуличный и лживый, он не изменял тому, кому служил: современники затруднялись назвать державу, интересам которой Остерман сознательно и по корыстным соображениям приносил бы в жертву интересы России. Заботясь о своей личной карьере, Остерман успешно вел интриги против своих соперников; но руководящими мотивами его при этом, наряду с соображениями личного характера, являлось иногда и принципиальное разногласие по вопросам внешней политики. - Ср.: ""Очерк истории Министерства Иностранных Дел 1802 - 1902"" (СПб., 1902); Hempel ""Leven und trauriger Fall Gr. v. Ostermann""; С. Шубинский ""Граф А.И. Остерман"" (""Северное Сияние"" 1863 г., часть II); Гельбиг ""Русские избранники и случайные люди в XVIII веке"" (""Русская Старина"" 1886 г., № 4); А. Кочубинский ""Граф А.И. Остерман и раздел Турции"" (О., 1899). М. Полиевктов.

………………………………………………………………………………………………………………………………………………

ОСТЕРМАН АНДРЕЙ ИВАНОВИЧ (ГЕНРИХ ИОГАНН ФРИДРИХ) 1686-1747

О детстве и юности Остермана почти ничего не известно. Сын лютеранского пастора. Считается, что он учился в университете Йены, откуда, обвиненный в убийстве, бежал сперва в Эйзенах, а затем в Амстердам. Здесь в 1703 он был впервые принят на русскую службу. Поскольку в это время ему было не более семнадцати лет, очевидно, что глубокого образования Остерман получить не успел, однако он владел немецким, французским, голландским, итальянским и латынью, а впоследствии в совершенстве освоил русский язык. Именно знание иностранных языков стало залогом его успешной карьеры и в 1708 он стал переводчиком Посольского приказа, служа в Походной канцелярии Петра I. По-видимому, он довольно быстро зарекомендовал себя исполнительным чиновником, отличавшимся ясным умом, четкостью мышления, способностью принимать самостоятельные решения. В общении с окружающими он умел быть гибок, а позднее, занимая высшие государственные посты, проявил себя мастером закулисной политической интриги. В течение многих лет Остерман умел сохранять власть, всякий раз уходя в тень (нередко сказываясь больным) в самые критические моменты. Как дипломат, он умел часами вести переговоры с иностранными представителями, не говоря ни «да», ни «нет» и не отвечая прямо ни на один поставленный вопрос. Политические взгляды Остермана отличались откровенным прагматизмом. По-видимому, он не испытывал патриотических чувств ни по отношению к России, ставшей его второй родиной, ни по отношению к Германии или какой-то другой стране, но он был верным учеником Петра I, в своей практической деятельности всегда ставил на первое место интересы государства. Современники не любили Остермана за его хитрость, изворотливость, двуличность. К тому же в быту он был патологически нечистоплотен и общение с ним было настоящим испытанием для собеседников.

Первые дипломатические поручения были даны Остерману царем уже в 1710, когда он был послан сперва к польскому королю Августу II, а затем в Пруссию и Данию. В 1711 во время Прутского похода он вместе с П. П. Шафировым участвовал в переговорах с турками, а в 1713-15 выезжал с дипломатическими миссиями в Берлин и Амстердам. В 1717 Остерману было поручено сопровождать Я. В. Брюса на Аландский конгресс, где он фактически играл основную роль. Уже в 1720 он был назначен тайным советником Коллегии иностранных дел, а в 1721 подписал от имени России Ништадтский мир со шведами, после чего был пожалован титулом барона и чином тайного советника.

Остерман также считается основным автором петровской «Табели о рангах».

Расцвет карьеры Остермана пришелся на время после смерти Петра I. В 1725 Екатерина I сделала его вице-канцлером и действительным тайным советником, в 1726 он стал членом Верховного тайного совета. При этом впервые в его ведении оказалась не только внешняя политика, но и дела внутреннего управления: под его началом оказались почты и Комиссия о коммерции. Остерман много сделал для установления регулярного почтового сообщения между важнейшими городами страны, а также для налаживания торговли. По инициативе Комиссии о коммерции был открыт для внешней торговли Архангельский порт, восстановлены торговые связи с Хивой и Бухарой, в 1729 введен в действие первый в России вексельный устав, а в 1734 — новый таможенный тариф. Одновременно с этим время Екатерины I было для Остермана временем торжества его внешнеполитической доктрины, важнейшее место в которой занял заключенный в 1726 союзный договор с Австрией, надолго определивший направленность внешней политики России. В 1727 он был пожалован орденом Андрея Первозванного и назначен обер-гофмейстером великого князя Петра Алексеевича (будущего императора Петра II). После смерти Екатерины I он явился главным организатором заговора против А. Д. Меншикова и, когда тот был сослан, фактически возглавил правительство. Впрочем, он безуспешно боролся за влияние на нового императора с князьями Долгорукими и лишь в последние месяцы его жизни сумел добиться некоторых успехов. Неучастие Остермана в «затейке верховников» 1730 обеспечило ему сохранение могущества и в царствование Анны Иоанновны. Уже по восшествии ее на престол он был возведен в графы, назначен сенатором, а с 1731 был кабинет-министром, причем с 1734 , после смерти Г. И. Головкина, стал первым кабинет-министром. На протяжении всего царствования Анны Остерману удавалось успешно балансировать между фаворитом императрицы Э. И. Бироном и другими членами кабинета, фактически руководя не только внешней политикой, но и участвуя в принятии важнейших политических решений. Так, с 1733 он возглавлял военно-морскую комиссию и немало сделал для упорядочения судостроительства. Во время предсмертной болезни Анны Иоанновны и назначения Бирона регентом Остерман сумел остаться в тени, но затем поддержал переворот, возглавленный Б. К. Минихом. После этого он получил чин генерал-адмирала и оставался главным советником Анны Леопольдовны в течение всего ее правления. Остерман был осведомлен о готовящемся против нее новом заговоре и безуспешно пытался убедить правительницу принять превентивные меры.

С воцарением в ноябре 1741 императрицы Елизаветы Петровны Остерман был арестован, предан суду и приговорен к смертной казни. Больного, его на носилках взнесли на эшафот, где был зачитан указ императрицы о замене казни ссылкой в Сибирь. Отправленный в Березов, Остерман прожил там еще несколько лет.

А.Б. Каменский

Архиепископ Феофа́н (в миру Елеазар Прокопо́вич; 8 (18) июня 1681, Киев — 8 (19) сентября 1736, Санкт-Петербург) —епископ Православной Российской Церкви; с 25 июня 1725 года архиепископ Новгородский. С 25 января 1721 года — первый вице-президент Святейшего Правительствующего Синода (и по смерти Стефана Яворского — его фактический руководитель), с 15 июля 1726 года — первенствующий член Синода Русской Православной Церкви; проповедник, государственный деятель, выдающийся писатель и публицист, поэт, сподвижник Петра I.

Детство и образование

Елисей (его светское имя) родился в купеческой семье. Об отце ничего не известно, носил фамилию матери. Оставшись в раннем возрасте сиротой, был взят на воспитание дядей — Феофаном Прокоповичем, ректором Киево-Братской коллегии и наместником Киево-Братского монастыря. Образование получил в Киево-Могилянской академии; совершенствовал свои знания во Львове и после перехода в униаты обошёл пешком всю Европу. Посещал университеты в Лейпциге, Халле,Йене. В 1701 году в Риме поступил в прославленную тогда иезуитскую коллегию св. Афанасия, учреждённую для греков и славян.

Прослушав в этой коллегии полный курс, приобрёл громадную начитанность в исторических, богословских и философскихсочинениях, а также в древнеклассической литературе и своими выдающимися дарованиями обратил на себя вниманиепапы Климента XI, но не пожелал остаться в Риме и в 1704 году вернулся в Киев. Обладал чрезвычайно глубокими познаниями в математике. Знал много европейских языков.

Преподавательская деятельность в Киеве

Вернувшись в Киев и снова обратившись в православие, он стал преподавать в Киево-Могилянской академии сначалапиитику, потом риторику, философию и, наконец, богословие, и по всем этим предметам составил руководства, очень замечательные для своего времени ясностью изложения и отсутствием схоластических приёмов.

Будучи преподавателем пиитики и удовлетворяя обычаю, требовавшему сочинения драматических представлений для школьной сцены, написал трагидокомедию «Владимир», в которой, изображая победу христианства над язычеством и осмеивая жрецов, как поборников суеверия и невежества, выступил горячим защитником просвещения и сторонником начатой уже Петром Великим решительной борьбы со старыми московскими предрассудками. По случаю Полтавской победы 1709 годасочинил панегирическую проповедь, которая была, по приказанию Петра, переведена на латинский язык самим автором.

В 1711 году был вызван в царский лагерь во время Прутского похода, а по возвращении оттуда сделан игуменом Братского монастыря и ректором Киево-Могилянской академии.

Продолжая свою преподавательскую деятельность, издал ряд популярных рассуждений, диалогов и проповедей о различных богословских вопросах. Все эти сочинения отличаются живым и остроумным изложением и стремлением к критическому анализу. Несмотря на полученное в юности католическое образование Феофан являлся заклятым противником всего католического в науке и жизни и поклонником новой европейской науки, созданной Ф. Бэконом и Р. Декартом; он решительно выступал с резким, принципиальным отрицанием всякого авторитета духовенства как учительского сословия, требуя свободного, критического отношения ко всем научным и жизненным вопросам и опровергая старую теорию о первенстве духовной власти над светской и вообще о первенстве духовенства над всеми прочими общественными классами.

В Петербурге

Пётр I, узнав образ мыслей Феофана и убедившись в его выдающихся способностях, в 1716 году вызвал его в Петербург для осуществления реформы церкви.

Здесь сначала выступил в качестве проповедника-публициста, разъясняя действия правительства и доказывая необходимость преобразований, а также осмеивая и сатирически обличая её противников. Из этих проповедей особенно замечательны слово о царском путешествии за границу и «Слово о власти и чести царской» (1718), посвящённое доказательству необходимости для Россиинеограниченного самодержавия, причём проповедник особенно вооружался на «богословов», полагавших, что власть духовная выше светской.

Так как после основания Петербург оставался без собственного епископа, 2 июня 1718 года был хиротонисан во епископа Псковского иНарвского, фактически пребывая в Петербурге, и с того времени становится главным помощником Петра Великого в делах духовного управления. Через его руки проходят, им составляются или, по крайней мере, редактируются все важнейшие законодательные акты по делам церкви; по поручению царя он пишет предисловия и толкования к переводам иностранных книг, учебники, богословские и политические трактаты и проч. Им составлен «Духовный регламент» (1721), «Слово похвальное о флоте российском», «Слово о власти и чести царской» (1718), написаны предисловие к Морскому уставу (1719), краткое руководство для проповедников, «Объявление» о монашестве (1724), трактат о патриаршестве, «Первое учение отроком», рассуждения о браках с иноверцами, о крещении, о расколе, подробный комментарий к «Уставу о престолонаследии» под заглавием: «Правда воли монаршей во определении наследника державы своей» (1722) и мн. др. Феофан выступал также как поэт, автор силлабических виршей («За Могилою Рябою» — о Прутском походе, посвящение Антиоху Кантемиру, эпиграммы).

При образовании в 1721 году Святейшего Синода стал его первым вице-президентом (и по смерти Стефана Яворского — его фактическим руководителем), с 15 июля 1726 года — первенствующий член Синода.

Пётр нередко делал Феофану подарки: лично сам подарил ему несколько деревень, дарил значительные денежные суммы. У Феофана в Петербурге образовалось своё хозяйство.

В то время, как представители великорусской церковной партии и старшие иерархи из киевских учёных, руководителем которых былСтефан Яворский, в своих воззрениях на отношения светской власти к духовной, а также и в некоторых богословских вопросах, склонялись к католическому учению, стоял на точке зрения, близкой к убеждениям протестантских богословов, среди которых он имел немало друзей и почитателей.

С 1725 года был архиепископом Новгородским.

Его политические убеждения, основой которых была теория так называемого «просвещённого абсолютизма», всецело разделялись Петром I. При таком положении дела многочисленные враги Феофана не имели возможности ему вредить. По смерти Петра обстоятельства изменились: ему пришлось выдержать ожесточённую и опасную борьбу, отражая обвинения уже не столько богословского, сколько политического характера. Но сумел искусно воспользоваться обстоятельствами вступления на престол императрицы Анны и стать во главе той партии «среднего чина людей», которые разрушили замыслы «верховников» подачей государыне известной челобитной о восстановлении самодержавия.

Благодаря своему деятельному участию в этом событии, вновь приобрёл прочное положение при Дворе и в Синоде — и обрушился на своих старых врагов, полемику с которыми на этот раз повел уже не столько в литературе, сколько в застенках Тайной канцелярии. Прежний горячий защитник реформы, действовавший во имя интересовпросвещения, в котором он видел единственный залог блага России, теперь, при изменившихся условиях русской жизни, хотя и старается ограждать результаты реформы от посягательств реакции, но по существу своей роли официального проповедника-публициста обращается из деятеля прогрессивного в строгого консерватора и становитсяпанегиристом, оправдывающим существующий порядок даже и в тех случаях, когда он противоречил его собственному идеалу.

Но Феофан всё же оставался человеком, высоко ценившим и, по возможности, отстаивавшим науку и просвещение. В лучших своих произведениях он выступает представителем критически-обличительного направления. Исходя из понятий современного ему научного рационализма и протестантской теологии, Феофан отрицательно относится к старым формам московской церковной и общественной жизни, которые считает особенно благоприятствующими процветанию невежества или показной псевдо-учёности, ханжества и суеверия; во имя выставленного им идеала просвещённого человека и сильного своим просвещением государства, он сатирически изображает современную ему русскую жизнь и в этом смысле может быть назван первым русским сатириком, первым представителем того направления, к которому впоследствии примкнули наши лучшие литературные силы.

Его влияние на знаменитого русского поэта Антиоха Кантемира, сатиры которого нередко являются только перифразом проповедей Феофана, было чрезвычайно сильно; не подлежит также сомнению и влияние его на В. Н. Татищева, автора первого капитального труда по русской истории, взгляды которого на русскую историю и современность вырабатывались, можно сказать, в школе Феофана.

Его сочинения на латинском языке изданы в XVIII веке в Кёнигсберге и Лейпциге Дамаскиным (Рудневым), Иакинфом (Карпинским), Давидом Нащинским и Самуилом (Миславским); некоторые переводились на русский язык. «Слова и Речи» изданы в 3-х частях (СПб., 1765).

Оценка

Ректор Московской академии, впоследствии архиепископ Тверской, второй вице-президент Синода Феофилакт Лопатинский полагал (как и иные, например, Маркелл Родышевский) Феофана протестантом^[1].

Протоиерей Георгий Флоровский: «Феофан Прокопович был человек жуткий. Даже в наружности его было что-то зловещее. Это был типический наемник и авантюрист, — таких ученых наемников тогда много бывало на Западе. Феофан кажется неискренним даже тогда, когда он поверяет свои заветные грезы, когда высказывает свои действительные взгляды. Он пишет всегда точно проданным пером. Во всем его душевном складе чувствуется нечестность. Вернее назвать его дельцом, не деятелем. Один из современных историков остроумно назвал его „агентом Петровской реформы“. Однако, Петру лично Феофан был верен и предан почти без лести, и в Реформу вложился весь с увлечением. И он принадлежал к тем немногим в рядах ближайших сотрудников Петра, кто действительно дорожил преобразованиями.»^[2]

«Не было почти рода писательства, к которому не был бы причастен Феофан. Богослов, проповедник, канонист, юрист, историк, поэт совмещались в нем с разною степенью дарования, но, во всяком случае, в необыкновенном сочетании. Таких разносторонних и плодовитых талантов мало можно встретить среди наших деятелей XVIII века. Взятая в целом личность Феофана Прокоповича всегда останется одной из центральных фигур русской истории XVIII столетия.»

Граф Алексе́й Григо́рьевич Разумо́вский (17 марта 1709, с. Лемеши Козелецкой сотни Киевского полка (нынеКозелецкого района Черниговской области Украины) — 6 июня 1771, Санкт-Петербург) — генерал-фельдмаршал (1756). Брат К. Г. Разумовского. Из украинских казаков. Участник переворота 1741. Фаворит и с 1742 предположительноморганатический супруг императрицы Елизаветы Петровны.

Детство, юные годы

Родился 17 марта 1709 года в деревне Лемеши (на сегодня Козелецкий район) Черниговской губернии. Сын простого украинского казака Григория Яковлевича Розума (ум. 1730) (розум по-украински — ум; так прозвали Григория за то, что он в пьяном виде любил произносить поговорку: «що то за голова, що то за розум!») и Натальи Демьяновны Демешко (Разумовской). В детстве был обучен грамоте, бежал от отца в соседнее село Чемер, где жил у дьячка и пел на церковном клиросе. Здесь в 1731 году был замечен полковником Вишневецким, который набирал певчих для Придворного хора и, обратив внимание на молодого красивого певчего с прекрасным голосом, взял юношу с собой в Петербург. Однако уже вскоре под именем Алексея Григорьева он оказался в списке двора цесаревны Елизаветы Петровны.Екатерина II впоследствии писала, что Алексей был одним из красивейших мужчин, каких она встречала в жизни, и это не прошло мимо внимания Елизаветы.

При дворе цесаревны

Уже в 1730-е годы Разумовский, как его стали со временем называть, стал фаворитом цесаревны, получив для начала должность управляющего её имениями, затем чин камер-юнкера и сделавшись полновластным хозяином её двора. К нему обращались с просьбами знатные вельможи и он, по-видимому, не без успеха использовал своё влияние на Елизавету, однако при этом оставаясь человеком весёлым, добродушным и бесхитростным.

Придворная карьера

После переворота 1741 года бывший певчий превратился в генерал-поручика и действительного камергера. Спустя ещё короткое время, в день коронации Елизаветы Петровны Разумовский стал кавалером ордена Андрея Первозванного, обер-егермейстером, подполковником лейб-гвардии Конного полка, капитан-поручиком лейб-кампании и владельцем сотен крестьянских душ. В 1742 году в подмосковном селе Перово, как принято считать, состоялось тайное венчание императрицы с Алексеем Григорьевичем.

Обладая огромной, практически неограниченной властью и став одним из богатейших людей России (в 1744 он получил ещё и графское достоинство, а в 1756 году — звание генерал-фельдмаршала), Разумовский оставался скромным, набожным человеком, старался не вмешиваться в придворные интриги и держаться в стороне от большой политики. К своему стремительному возвышению он относился с юмором и лишь иногда, во хмелю, проявлял буйный нрав. Был Разумовский и заботливым сыном, не забывал многочисленную украинскую родню, да и вообще родную Украину. По-видимому, именно благодаря Разумовскому в царствование Елизаветы Петровны украинцам удалось добиться некоторых привилегий и, в частности, восстановления гетманства. С конца 1740-х годов с приближением к императрице Ивана Шувалова влияние Разумовского несколько упало.

Существует несколько легенд о детях, якобы родившихся от брака Разумовского и императрицы Елизаветы Петровны, однако ни одна из них не подтверждена документально. (См. Княжна Тараканова).

После воцарения Екатерины II новая императрица послала Михаила Воронцова выяснить, действительно ли Разумовский был обвенчан с Елизаветой, но тот на глазах посланца государыни сжёг какие-то документы.

…………………………………………………………………………………………………………………………………………….

Граф, генерал-фельдмаршал (1756). Из украинских казаков. Участник переворота 1741 года. В 1742 году вступил в морганатический брак с императрицей Елизаветой Петровной.

…В 1931 году полковник Федор Степанович Вишневский, возвращаясь из Венгрии, где скупал вино для погреба Анны Иоанновны, остановился отдохнуть в украинской деревне Лемехи. Он зашел в маленькую церковь и был поражен басом, потрясавшим ее деревянные стены. Выяснилось, что голос принадлежит молодому крестьянину, мечтавшему петь в столице.

Отец обладателя необыкновенного голоса, казак, беспробудный пьяница, часто бил его и однажды чуть не убил, бросив ему в голову топор. Григорий Яковлевич получил прозвище Разум, потому что после выпивки имел обыкновение говорить о себе: «Что за голова, что за разум!»

Сын его пас деревенское стадо и часто бросал ничего не подозревающих животных на произвол судьбы, отправляясь к дьячку, учившему его читать и петь псалмы. На хороших певчих был тогда большой спрос в России. Почти все певчие двора были выходцами из Малороссии. Вишневский увез с собой юного пастуха и вскоре получил в награду за этот «подвиг» чин генерал-майора и место при дворе Елизаветы. Последняя настояла, чтобы ей уступили певца, и с 1731 года Разумовский стал певчим императорской капеллы. Однако она недолго наслаждалась его прекрасным голосом, поскольку Алексей Григорьевич, как впоследствии звали Разумовского, потерял его. Тогда царевна сделала из него бандуриста, и он, вероятно, сумел отличиться в этой области, так как Елизавета доверила ему администрацию одного из своих поместий, а потом и всего хозяйства.

Маркиз де ла Шетарди писал в 1742 году: «Некая Нарышкина, впоследствии вышедшая замуж, доверенная Елизаветы, была поражена (инцидент относится к 1732 году) фигурой Разумовского, которого она случайно увидела. Это в самом деле красавец, брюнет с окладистой черной бородой, черты которого, уже сложившиеся, имеют всю привлекательность, какую только может иметь деликатное лицо. Рост его также бросается в глаза. Он высок, широкоплеч, с нервными членами. Хотя в его манере держаться остается нечто неуклюжее, результат воспитания и происхождения, однако заботы царевны, направленные на то, чтобы вышколить и, – хотя ему уже тридцать два года, – научить танцевать всегда в ее присутствии, под руководством создавшего здешние балеты француза могут исправить этот недостаток. Нарышкина не знала, что значит делать различие между желанием и его удовлетворением. Она приняла все меры, и Разумовский не ушел от нее. Упадок духа, в котором она находилась, возвращаясь домой, возбудил нежные расспросы Елизаветы и ее любопытство. Та не скрыла от нее ничего. Немедленно было принято решение привлечь к себе этого нечеловечного мужчину, которому сострадание было чуждо. Ради этого принцесса несколько раз посещала обедню у царицы».

Алексей Григорьевич не принимал активного участия в государственном перевороте 1741 года. Политика была не его делом. Он охранял дом царевны, а потом во время коронации держал шлейф царской мантии и исполнял обязанности виночерпия. После коронации он быстро повышался в чинах. Елизавета выделила ему Рождественно-Поречье из наследства Миниха и другие имения. Она пожелала, чтобы родственники фаворита разделили с ним богатство и почести. Мать Разумовского, Наталья Демьяновна, получила приглашение приехать в Москву.

Фаворит съездил на несколько дней домой. В блестящем барине, который вышел ей навстречу из шикарного экипажа, мать не узнала своего сына, и Алексею Григорьевичу даже пришлось показать знакомую ей татуировку.

Елизавета встретила ее в Москве очень нежно. Назначенная придворной дамой, получив комнату во дворце, Разумиха, однако, тоскуя по родной деревне, мечтала снова облачиться в крестьянское платье. Узнав, что двор собирается перебраться в Петербург, она не выдержала и попросила, чтобы ее отпустили домой. Но прежде чем вернуться в родное село она, вероятно, присутствовала на одной церемонии, которая, несмотря на уже преподнесенные ей сюрпризы, должна была показаться ей волшебным сном. Речь идет о бракосочетании Елизаветы и Разумовского, тайно отпразднованное в конце 1742 года в деревенской церкви в Перове, недалеко от Москвы.

Разумовский занял особое положение при дворе. Он жил во дворце рядом с императрицей, повсюду сопровождал ее, словно был супругом. Иногда путешествие Ее Величества откладывалось в последнюю минуту, хотя великий князь и великая княгиня уже сели в карету, – по причине недомогания Алексея Григорьевича. Выходя из театра в сильный мороз, императрица на виду у всех спешила поплотнее закутать фаворита в шубу и шапку.

В опере итальянские певцы должны были чередоваться с малоросскими, чьи таланты Алексею Григорьевичу было легко оценить. На официальных банкетах подавались малороссийские блюда, Разумовский сидел рядом с императрицей. Именно он ввел в моду алмазные пряжки на туфлях и алмазные пояса. На его широких плечах сверкали алмазные эполеты. Переливались блеском ордена, пожалованные ему государыней. Царедворцы из кожи вон лезли, желая перещеголять друг друга своим благородством. Если Разумовский заказывал из Парижа карету стоимостью в три тысячи рублей, то его соперники покупали экипаж, который стоил четыре тысячи или больше.

В 1747 году после запроса, сделанного версальским кабинетом, д'Алльон сообщал, что все считают брак фактом, так как Шувалова и Лесток присутствовали при этом. Он даже допускал, что Елизавета может в один прекрасный день объявить о нем публично и разделить корону с мужем. Однако этого не произошло, а Шувалова и Лесток хранили молчание.

Разумовский никогда не забывал о своем происхождении. Назначенный в 1744 году графом Священной Римской империи на основании диплома Карла VII, приписавшего ему княжеское происхождение, он первым высмеял эту фантастическую генеалогию. Фаворит совершенно не стыдился своих бедных родственников, но и не стремился во что бы то ни стало продвинуть их на высокие посты. Правда, сестру свою Авдотью он сделал фрейлиной, а брату, Кириллу, получившему воспитание за границей, проложил дорогу к высшим почестям.

В 1744 году, когда Елизавета на две недели задержалась в Козельце, недалеко от родной деревни Разумовского, фаворит позаботился о том, чтобы его родственники не беспокоили императрицу. Он встречался с ними в доме, который построил на месте своего рождения.

Назначенный в 1767 году фельдмаршалом, Алексей Григорьевич поблагодарил императрицу: «Ты можешь из меня сделать кого пожелаешь, но ты никогда не сделаешь того, что меня примут всерьез, хотя бы как простого поручика».

Он был насмешлив, но без тени злости, и его личная философия была проникнута снисходительной и иронической беспечностью. Не любя игры, равнодушный к деньгам, в которых купался, он держал банк для удовольствия своих гостей и ничего не имел против того, когда его обкрадывали без зазрения совести, плутуя или даже набивая себе карманы золотом, которое он бросал на стол.

Алексея Григорьевича можно было бы считать образцовым фаворитом, если бы не его пагубное пристрастие к алкоголю. Он предавался пьянству на охоте, после чего следовал по стопам отца. Когда графу Петру Шувалову не удавалось найти благовидный предлог, чтобы отказаться от охоты, его жена зажигала перед иконами свечи, а когда он возвращался, служила молебен, если дело обходилось без палочных ударов.

Разумовский не любил заниматься политикой. Тем не менее его влияние на Елизавету даже в этой области имело решающее значение, поскольку он поддерживал Бестужева. Иногда, через духовника императрицы Дубянского, он покровительствовал интересам церкви. Таким образом, сам того не сознавая, он оказался втянутым в борьбу политических партий. Морганатический супруг Елизаветы, фаворит, вполне естественно возбуждал подозрение в наследниках императрицы и их присных. С этим связана, в частности, история знаменитой авантюристки княжны Таракановой, выдававшей себя за дочь Елизаветы и Разумовского и представшей впервые Европе под видом персидской принцессы.

Были ли у них дети? Точных сведений на сей счет нет…

Счастье Алексея Григорьевича продолжалось так же долго, как и жизнь государыни. У них, правда, бывали размолвки, но они не нарушили добрых отношений четы. Со свойственной ему кротостью Разумовский никогда не пытался настоять на своих правах, все равно были ли они освящены церковью или нет, чтобы противоречить вкусам Елизаветы или стеснять ее свободу.

Он, по-видимому, сам способствовал возвышению нового фаворита И.И. Шувалова, хотя не мог питать ни малейших иллюзий на счет последствий этого события.

Когда при восшествии на престол Екатерины II от Разумовского потребовали выдачи документов, владельцем которых его считали и которыми некоторые из окружения новой императрицы хотели воспользоваться, чтобы ее заставить выйти замуж за Орлова, то Алексей Григорьевич бросил в огонь содержимое таинственной шкатулки. Он не мог допустить бесчестья доброму имени покойной императрицы Елизаветы…

……………………………………………………………………………………………………………………………………………..

Разумовский Алексей Григорьевич, граф (1709 - 1771) - один из русских "случайных людей" XVIII века. Родился в хуторе Лемешах (ныне село Козелецкого уезда, Черниговской губернии), в семье "реестрового" малороссийского казака Григория Розума (розум по-малороссийски - ум; так прозвали Григория за то, что он в пьяном виде любил произносить поговорку: "що то за голова, що то за розум"!). Несмотря на то что происхождение Разумовского было хорошо известно современникам и потомкам, да и не скрывалось ими самими, появилась фантастическая генеалогия, выводившая их от польского шляхтича Рожинского. Мальчик Разумовский пас общественное стадо, но у него проявилась страсть к учению и пению; он выучился грамоте у дьячка села Чемер. В 1731 году через с. Чемер проезжал один из придворных, полковник Вишневский, услышал в церкви чудный голос Разумовского и взял его с собою в Петербург. Обер-гофмаршал двора имп. Анны Иоанновны Левенвольд принял Алексея Розума в придворный хор; там его увидела и услышала цесаревна Елизавета Петровна , пленившаяся его голосом и наружностью - он был красавец в полном смысле слова. С этого времени началось его быстрое возвышение; после ссылки любимца цесаревны, Шубина , он занял его место в ее сердце. Потеряв голос, Розум получил должность придворного бандуриста, потом, уже из имений цесаревны, затем и других ее имений и всего ее небольшого двора. В правление Анны Леопольдовны он был сделан камер-юнкером цесаревны. Это возвышение отразилось и в Лемешах: мать Разумовского завела там корчму и повыдавала замуж своих дочерей. В перевороте, возведшем на престол Елизавету, Разумовский играл очень видную роль и был пожалован в поручики лейб-кампании, с генеральским чином. После коронации государыни Разумовский получил звание обер-егермейстера и целый ряд имений в Великоросссии и Малороссии. За матерью Разумовского был отправлен в Лемеши особый нарочный, и ее поместили со всем семейством во дворце; но здесь ей чувствовалось не по себе, и она скоро вернулась домой. Сознавая затруднительность своего положения на той высоте, на какую вознес его случай, Разумовский приблизил к себе таких ученых и талантливых людей, как Теплов , Ададуров (адъютант академии), Сумароков и Елагин . Сам Разумовский стоял вне политики, но на него опирались такие представители русской партии, как канцлер Бестужев-Рюмин . По-видимому, не без влияния этого последнего состоялся и тайный брак государыни с Разумовским. Об этом браке считает возможным говорить совершенно определенно автор специальной монографии о семействе Разумовских, г. Васильчиков . Событие это он приурочивает к осени 1742 г. и к подмосковному селу Перову. Значение Разумовского после этого окончательно упрочилось; на него смотрели как на супруга императрицы, которая во время его болезни обедала в его комнатах, смежных с ее собственными апартаментами. Это исключительное положение он сумел удержать до самой смерти государыни, хотя в последние годы место фаворита занял И.И. Шувалов . При дворе теперь пошла мода на все малороссийское: заведены были бандуристы; в штатах числилась "малороссиянка-воспевальница"; певчие малороссы участвовали не только в церковном хоре, но и в театральном, наряду с итальянцами (Разумовский любил музыку, и ввиду этого была заведена при дворе постоянная итальянская опера). Сам Разумовский и теперь оставался таким, каким был в Лемешах - простым, добродушным, хитроватым и насмешливым хохлом, любящим свою родину и своих земляков. Имп. Екатерина II в своих мемуарах пишет: "Я не знаю другой семьи, которая была бы так любима всеми". В 1744 г. Разумовский получил достоинство графа Римской империи, причем в патенте было сказано, что Разумовские происходят от Романа Рожинского. Через некоторое время оба брата - Алексей и Кирилл - были пожалованы в графское достоинство Русской империи, а Разумовского сделали фельдмаршалом. Было два вопроса, в которых он всегда решительно и открыто подавал свой голос, не боясь наскучить государыне своими ходатайствами - это просьбы за духовенство и за родную Малороссию. Имп. Елизавета также полюбила Малороссию, которую захотела лично осмотреть в 1744 г. и в которой ей оказан был чрезвычайно торжественный и вместе с тем сердечный прием; довольно долгое время она прожила в доме Разумовского, в гор. Козельце, и познакомилась там со всей родней бывшего лемешевского пастуха; особенно очаровал ее Киев и она произнесла громко следующую фразу: "Возлюби меня, Боже, в царствии небесном Твоем, как я люблю народ сей благонравный и незлобивый". Казаки подали через Разумовского прошение о восстановлении гетманства и оно было милостиво принято государыней. Гетманом стал Кирилл Разумовский. Умирая, Елизавета Петровна взяла с наследника престола обещание, что он не будет обижать Разумовского. С тайным браком императрицы Елизаветы Петровны и Разумовского связана загадочная история якобы детей их, Таракановых . В Европе в 70-х годах прошлого века явилась искательница приключений, называвшая себя дочерью Елизаветы и Разумовского, султаншей Алиной, владетельницей Азова, княжной Володимирской, принцессой Елизаветой Всероссийской, сестрой Пугачева . Рассказывали о Таракановых, которые приняли монашеское послушание; такова была старица Досифея, на портрете которой имеется надпись: "Принцесса Августа Тараканова, в иноцех Досифея". По другому преданию, были две княжны Таракановы, воспитывавшиеся в Италии; их коварно арестовал граф Орлов и велел утопить, но одну из них спас матрос и она постриглась в монахини одного из московских монастырей. Аналогичные предания приурочены к различным городам России. Гельбиг говорит, что, по рассказам, у императрицы Елизаветы было 8 детей (Закревские ), но он уверен, что у нее был только сын от Разумовского (А. В Закревский) и дочь от Шувалова. По мнению г. Васильчикова, весьма вероятному, басня о Таракановых обязана своим происхождением тому факту, что Разумовский действительно воспитывал за границей (в Швейцарии) своих племянников Дараганов (или, как их иначе называли, Дарагановых), Закревских и Стрешенцова. Иностранцам не трудно было переделать Дарагановых в Таракановых и создать легенду об их особенном происхождении, тем более что и воспитатель их, Дидель, по-видимому, распространял такую версию. По смерти Елизаветы Разумовский поселился в своем Аничковом дворце. Вступив на престол, Екатерина II отправила к Разумовскому канцлера Воронцова с указом, в котором ему давался титул высочества, как законному супругу покойной государыни. Разумовский вынул из потайного ларца брачные документы, прочитал их канцлеру и тут же бросил в топившийся камин, прибавив: "Я не был ничем более, как верным рабом ее величества, покойной императрицы Елизаветы Петровны, осыпавшей меня благодеяниями превыше заслуг моих... Теперь вы видите, что у меня нет никаких документов". Екатерина II, когда ей Воронцов доложил о происшедшем, заметила: "Мы друг друга понимаем. Тайного брака не существовало, хотя бы и для усыпления боязливой совести. Шепот о сем всегда был для меня неприятен. Почтенный старик предупредил меня, но я ожидала этого от свойственного малороссиянину самоотвержения". По словам его биографа, Разумовский "чуждался гордости, ненавидел коварство и, не имея никакого образования, но одаренный от природы умом основательным, был ласков, снисходителен, приветлив в обращении с младшими, любил предстательствовать за несчастных и пользовался общей любовью". См. А.А. Васильчикова "Семейство Разумовских" (т. I). 

Кири́лл Григо́рьевич Разумо́вский (при рождении Ро́зум; 18 (29) марта 1728, с. Лемеши Козелецкой сотни Киевского полка (ныне Козелецкого района Черниговской области Украины) — 9 (21) января 1803, г. Батурин ) — государственный деятель Российской империи, граф с 1744, генерал-фельдмаршал, последний гетман Войска Запорожского с 1750 по1764 год.

Биография

Младший брат Алексея Разумовского — фаворита русской императрицы Елизаветы Петровны.

С 1742 года в Санкт-Петербурге.

С 1743 года — камер-юнкер Двора Её Императорского Величества.

Затем отправлен за границу для учёбы в Гёттингенском и Берлинском университетах. Учился у знаменитого математикаЛеонарда Эйлера.

С 1744 года — граф Российской империи

С 1745 года камергер.

Благодаря придворному влиянию своего брата в 1746 году в возрасте 18 лет назначен Президентом Санкт-Петербургской Императорской академии наук. Управление академией осуществляли директора.

С 1748 года — подполковник лейб-гвардии Измайловского полка, Сенатор и Генерал-адъютант.

С 1751 года, после назначения гетманом, жил в городе Глухове. Участник дворцового переворота 1762 года, в результате которого воцарилась Екатерина II. После ликвидации гетманщины получил чин русского генерал-фельдмаршала.

К. Г. Разумовский владел дворцом на Мойке (д. 48, архитекторы А. Ф. Кокоринов, Валлен-Деламот).

С 1797 года во дворце размещался Петербургский Воспитательный дом, с 1834 года — сиротское отделение (с 1837 года — Николаевский сиротский институт), с 1918 года — педагогический институт (ныне Российский государственный педагогический университет имени А. И. Герцена).

Разумовский скончался 9 января 1803 года в Батурине на 75-м году жизни от инфаркта; также он страдал сахарным диабетом. Похоронен в Воскресенской церкви Батурина.

Семья

27 октября 1746 года Разумовский женился на фрейлине императорского двора Екатерине Ивановне Нарышкиной (1729—1771). У супругов было шесть сыновей и пять дочерей:

• Наталья Кирилловна (1747—1837), фрейлина, с 1772 года была замужем за Николаем Александровичем Загряжским (1743—1821).

• Алексей Кириллович (1748—1822), действительный камергер, тайный советник, сенатор, министр народного просвещения.

• Елизавета Кирилловна (1749—1813), фрейлина, с 1776 года была замужем за Петром Фёдоровичем Апраксиным (1728—1813).

• Пётр Кириллович (1751—1823), обер-камергера, в 1774 году против воли отца женился на фрейлине С.С.Черторыжской, ур. Ушаковой (1746—1806).

• Андрей Кириллович (1752—1836), светлейший князь, дипломат.

• Дарья Кирилловна (1753—1762), скончалась девятилетним ребенком, похоронена в семейной усыпальнице своей матери в Московском Верхне-Петровском монастыре.

• Анна Кирилловна (1754—1808), фрейлина, отличалась красивой наружностью, была замужем за князем В.С.Васильчиковым.

• Прасковья Кирилловна (1755—1808), фрейлина, против воли была выдана замуж за генерал-фельдмаршала И.В.Гудовича (1741—1820).

• Лев Кириллович (1757—1818), генерал-майор, был женат на Марии Григорьевне Голицыной, ур. Вяземской (1772-1865).

• Григорий Кириллович (1759—1837), геолог, ботаник, литератор, жил почти постоянно за границей.

• Иван Кириллович (1761—1802), генерал-майор, командир Малороссийского гренадерского полка.

………………………………………………………………………………………………………………………………………

Кирилл Разумовский — младший брат фаворита императрицы Елизаветы Петровны, Алексея Разумовского. Стремительная карьера брата, ставшего из простого малороссийского казака тайным супругом императрицы, повлекла за собой возвышение всего рода. В 1742 г. Кирилл вместе с матерью и сестрами был вызван в Санкт-Петербург, а в следующем году отправлен учиться за границу, имея уже звание камер-юнкера. Учился в Геттингенском и Берлинском университетах, в Кенигсберге и Страсбурге, успел посетить в это время Италию и Францию. Еще будучи за границей, получил в 1744 г., вместе с братом Алексеем, титул графа Российской империи, а в следующем году стал камергером. Проучившись за границей два года, возвратился в Россию европейски образованным человеком.

21 мая 1746 г., на девятнадцатом году жизни, Разумовский был назначен президентом Академии наук и награжден орденом св. Александра Невского. Женившись на родственнице императрицы, Екатерине Ивановне Нарышкиной, получил в приданое 44 тысячи крестьян. К 1748 г. он обладав уже чином подполковника лейб-гвардии Измайловского полка, был сенатором и генерал-адъютантом.

24 апреля 1750 г. Кирилл Разумовский был единогласно избран в Глухове в гетманы Украины. До этого, после смерти гетмана Апостола в 1734 г., Малороссия управлялась временной коллегией из 12 человек. Кроме гетманского звания, приравнивавшегося в торжественных случаях к фельдмаршальскому, он получил и все гетманские доходы, собранные со дня смерти предыдущего гетмана, увеличив тем самым и без того огромное состояние. Разумовский провел на Украине ряд экономических и административных мероприятий в интересах укрепления шляхетства и купечества, заботился о развитии украинской культуры. При нем был запрещен свободный переход крестьян от одного помещика к другому, проведена всеобщая перепись населения.

Разумовский был крупнейшим феодалом-землевладельцем. В 1754 г. он получил в собственность огромный дом в Киеве, перенесенный затем в одно из его имений. В 1759 г. императрица подарила гетману город Батурин вместе с Почепом, Шептановской и Бакланской волостями, а в 1764 г. уже Екатерина II пожаловала ему город Гадяч с прилегающими селами и деревнями и Быковскую волость. Заново отстроив Батурин, который стал его резиденцией, гетман завел там итальянскую оперу и французский театр, основал университет. Живя на Украине почти как владетельный правитель, Кирилл Григорьевич продолжал пользоваться милостями Елизаветы, которая наградила его практически всеми высшими титулами и орденами Российской империи, вплоть до ордена св. Андрея Первозванного, полученного им в начале 1752 г.

Однако и сам гетман, и его жена скучали в Малороссии и рвались в Петербург, ко двору. В одном из писем к императрице Разумовский просит ее разрешить ему приехать в Петербург, мотивируя это тем, что сырой климат Глухова ему вреден и он может «получить облегчение в своей болезни только в благословенном климате петербургском».

Разумовский оставался на посту президента Петербургской академии наук с 1746 по 1765 г., но активного участия в ее делах не принимал, хотя изредка присутствовал на заседаниях и поддерживал научную деятельность М. В. Ломоносова.

Подолгу живя в Петербурге, Разумовский стал свидетелем кончины Елизаветы Петровны. Петр III назначил его главнокомандующим армией, которая должна была действовать против Дании в интересах родовых голштинских земель императора. Разумовский стал сторонником Екатерины и активно участвовал в подготовке дворцового переворота в 1762 г., хотя в момент решительных действий оставался в стороне, дав только распоряжение типографии Академии наук напечатать манифест о восшествии на престол новой императрицы.

Поддержав Екатерину II, Кирилл Григорьевич сохранил все свои посты и должности. Временное охлаждение к нему императрицы вызвала неосторожная просьбу Разумовского о наследовании гетманского достоинства членами его семьи. 10 ноября 1764 г. гетманство на Украине было ликвидировано, а он сам смещен со своего поста, получив в этот день взамен утраченного гетманства чин генерал-фельдмаршала. После этого императрица вернула ему свое расположение. Оставив должность президента Академии наук в 1765 г., следующие два года Разумовский провел за границей, после чего вернулся в Санкт-Петербург. В 1771 г. он овдовел. После смерти жены, родившей ему II детей, переехал в Батурин, где провел последние годы жизни.

15 мая 1801 г. Разумовский получил рескрипт вступившего на престол императора Александра 1, в котором говорилось: «Граф Кирилл Григорьевич! Послужив верно и ревностно толиким монархам, нося и оправдывая на себе их милости, вы имеете все право наслаждаться в недре покоя вашего всеобщим уважением и отличным моим благоволением...»

Кирилл Григорьевич Разумовский скончался в Батурине 9 января 1803 г., оставив своим детям огромные имения и более 100 тысяч крепостных крестьян.

…………………………………………………………………………………………………………………………………………..

Разумовский, граф Кирилл Григорьевич - последний гетман малороссийский (1728 - 1803), младший брат Алексея Григорьевича Разумовского . В детстве пас отцовский скот, а после "случая" брата, вероятно, получил начатки образования. В 1743 г. был отправлен братом для обучения, инкогнито, в Германию и Францию, в сопровождении адъюнкта Академии Наук Гр. Н. Теплова. В 1744 г. Разумовский был возведен в графы Российской Империи. В Берлине он учился у знаменитого математика Эйлера, потом слушал лекции в Геттингене, объехал Францию и Италию и в 1745 г. вернулся в Петербург, где был сделан действительным камергером. Заграничное путешествие его совершенно переобразовало: "он был хорош собою, - пишет о нем Екатерина , - оригинального ума, очень приятен в обращении и умом несравненно превосходил брата своего, который, однако, был великодушнее и благотворительнее его". Его очень любили при дворе; особенным успехом он пользовался у женщин.

В 1746 г. он был назначен президентом Императорской Академии Наук, "в рассуждение усмотренной в нем особливой способности и приобретенного в науках искусства"; ему было всего 18 лет! Сама императрица высватала Разумовскому свою внучатую сестру и фрейлину Е.И. Нарышкину.

В 1750 г. Разумовский был возведен в звание гетмана Малороссии; для него было восстановлено упраздненное перед тем гетманское достоинство. По поводу избрания в гетманы Разумовского Ломоносов сочинил идиллию. В 1751 г. Разумовский поселился в Глухове, где жил царьком, окружив себя двором, телохранителями; тут давались балы и даже разыгрывались французские комедии; устроен был новый дворец для гетмана, а правителем его канцелярии сделался бывший его ментор Теплов. Первые шаги деятельности Разумовского возбудили справедливые жалобы на месте и неудовольствие государыни: он стал пользоваться своею властью для обогащения своих родственников.

В 1754 г. гетман явился в Москву ко двору; в это же время состоялся указ об отмене внутренних таможенных сборов (так называемые индукты и евекты) на границе Великой и Малой России и тяжелых налогов, введенных Самойловичем и Мазепою . В Петербурге, куда он переехал вслед за императрицей, он жил очень открыто. Дела в Академии шли неважно; ее волновали распри академиков. В это время издан был целый ряд указов, ограничивших гетманскую власть: малороссийские дела были переданы из ведения коллегии иностранных дел в ведение Сената; гетману запрещено было собственною властью назначать полковников; при нем назначен был состоять особый резидент из генералитета, для устранения непорядков; ему запрещено было иметь заграничную корреспонденцию. Только к 1757 г. гетман вернулся в Малороссию. Сколько возможно было он отстаивал старинные права Малороссии перед Сенатом и выхлопотал прибавку жалования для запорожских казаков. В том же 1757 г. Разумовский снова вернулся ко двору и занимался, с одной стороны, делами Академии, а с другой - проектом учреждения университета для Малороссии в Батурине.

В 1760 г. гетман снова вернулся в Малороссию и стал серьезно заниматься делами; к этому времени относятся его реформы, касавшиеся суда и винокурения. Ко времени смерти Елизаветы он снова приехал в Петербург. Принимал живое участие в перевороте 1762 г. вместе с Измайловским гвардейским полком, которым он командовал. После этого Разумовский оставался при дворе, пользуясь полным доверием новой императрицы.

В 1763 г. он снова вернулся в Малороссию и горячо принялся за окончание начатых реформ. Казаки получили однообразный мундир; в полки стал вводиться регулярный строй; восстановлены были старинные "градские, земские и подкоморские" суды; поднят был вопрос о наследственности гетманства в роде Разумовских; в таком смысле составлена и подана челобитная государыне, которая очень рассердилась и тогда же решила уничтожить гетманство в Малороссии. Гетмана вызвали в Петербург, где Теплов, особенно против него интриговавший, встретил его с распростертыми объятиями, так что присутствовавший при этом граф Г. Орлов заметил: "и лобза, его же предаде". Государыня потребовала у него прошения об отставке; Разумовский долго колебался, но, наконец, должен был послушаться; 10 ноября 1764 г. состоялся указ об уничтожении гетманства. Разумовский получил чин генерала-фельдмаршала и много имений в Малороссии. Управление Разумовского, по отзыву современного историка Малороссии, "было для малороссиян тягостнее всех его предшественников, хотя, быть может, последний гетман был лучшим человеком из всего ряда ее правителей XVIII века. Несмотря на свое происхождение, Разумовский не знал больных мест своей родины и непосредственное заведование краем вверил старшине..." Отзыв несколько суровый и едва ли вполне справедливый. Положение посполитых при Разумовском, правда, еще более ухудшилось, но Малороссия знала и худшие времена, и худших правителей. Разумовский проводил большую часть времени в Петербурге, мало занимался делами вверенного его попечениям края и слишком полагался на старшину; но он едва ли мог сделать что-либо существенное для края, как для более или менее автономной области, разве что самое назначение его в гетманы было исключительным актом милости Елизаветы к его брату Алексею Григорьевичу. Еще затруднительнее сделалось его положение в царствование Петра III и особенно Екатерины II, которая постоянно стремилась к уменьшению и уничтожению политической особности всех окраин, в том числе и Малороссийской. Последние годы жизни Разумовский провел под Москвой (в Петровско-Разумовском), а затем в Малоросии (большею частью в Батурине), где он и умер. См. Васильчиков "Семейство Разумовских" (том I); Бантыш-Каменский "Биография российский фельдмаршалов"; Бантыш-Каменский и Маркевич "История Малороссии". 

Фёдор Ю́рьевич Ромода́новский (ок. 1640 — 17 сентября (28 сентября) 1717) — князь, русский государственный деятель. Приближённый Петра I с середины 1680-х. В 1686—1717 глава Преображенского приказа розыскных дел, кроме того, руководилСибирским и Аптекарским приказами. Первым в России формально получил из рук государя высший чин, стоявший вне системы офицерских чинов — генералиссимус.

Происхождение

Фёдор Юрьевич Ромодановский происходил из старинного рода князей Стародубских, которые, в свою очередь, вели род отРюрика через Всеволода Большое Гнездо и сына его Ивана Всеволодовича, получившего от брата своего, великого князяЯрослава Всеволодовича в удел Стародуб. Праправнук этого князя Ивана, князь Фёдор Андреевич Стародубский, имел сына князя Василия Ромодановского. В Бархатной Книге записано:

У пятого сына князя Федора, княж Андреева сына Стародубского, у князя Василия Федоровича Ромодановского дети.

Таким образом, князь Василий Федорович Стародубский, прямой потомок Рюрика, живший во второй половине XV века, первый начал называться и писаться Ромодановским. Отец Фёдора Юрьевича был сперва стольником, позднее — боярином.

Биография

С малых лет князь Фёдор, будучи сыном приближённого царя Алексея Михайловича, находился при дворе. Когда в 1672 году праздновалось рождение Петра Алексеевича, то в числе десяти дворян, приглашенных к родинному столу в Грановитой Палате, князь Фёдор Юрьевич Ромодановский был показан первым. В боярской книге в это время он пишется как ближний стольник.

Резкое возвышение Ромодановского происходит в первые годы самостоятельного царствования Петра I. Князь поддержал юного царя в борьбе с сестрой Софьей; именно ему был поручен надзор за заключённой в Новодевичьем монастыре царевной. Встав во главе Преображенского приказа, Ромодановский участвовал во всех затеях Петра, начиная с его «потешных походов». Знаком доверия царя к Ромодановскому было то, что он, отправляясь в Азовский поход, оставил его вместо себя в Москве с небывалым доселе титулом князя-кесаря:

Править Москву, и всем боярем и судьям прилежать до него, Ромодановского, и к нему съезжаться всем и советовать, когда он похочет.

Показательным моментом является и обширная переписка Петра с князем, в которой царь упоминает обо всех важнейших вопросах внутренней и внешней политики, не боясь спрашивать у Ромодановского совета и адресует свои письма «Государю князю Фёдору Юрьевичу». Ромодановский, так же, как и фельдмаршал граф Борис Шереметев, имел право входить в кабинет Петра I в любое время без доклада.

Фёдор Юрьевич Ромодановский сыграл решающую роль в подавлении Стрелецкого бунта 1698 года, случившегося в отсутствие Петра I, находившегося в Европе с Великим Посольством. В 1701 году, после сильного пожара, опустошившего Москву, князь Фёдор Юрьевич занимался отстраиванием вверенной ему столицы.

В частном обиходе Фёдор Юрьевич жил укладом старинного боярина, любил и почитал старые нравы и придерживался старинных обычаев; был гостеприимен, но требовал от всех к себе особого почтения. В обществе перед ним все стояли. «Никто не смел въезжать к нему во двор, — сам Государь оставлял свою одноколку у ворот его»^[3]. Дом князя Ромодановского находился в Москве, на Моховой, около Каменного моста; на столбах у него было изображение родового герба князей Ромодановских: чёрного крылатого дракона в золотом поле. Во дворе дома князя находились ручные медведи, один из которых приветствовал посетителей, поднося каждому чару крепчайшей перцовки, которую обязательно было выпить, чтобы не быть оцарапанным зверем.

Ближайший исполнитель предначертаний Петра, Фёдор Юрьевич не всегда одобрял его поступки: так, между прочим, он не приветствовал женитьбу Петра на Екатерине. Это объясняется тем, что его дочь Федосья Фёдоровна была супругой родного дяди царевича Алексея, брата первой супруги Евдокии Фёдоровны.

Так как сын Ромодановского Иван был женат на Анастасии Фёдоровне Салтыковой, сестре жены царя Ивана V, то Фёдор Юрьевич был близким свойственником Петра I; дочь Ивана — Головкина Екатерина Ивановна.

Другим сыном Фёдора Юрьевича был Иван Фёдорович, унаследовавший звание князя-кесаря и ставший последним мужским представителем рода Ромодановских.

Умер князь Ромодановский в преклонном возрасте, 17 сентября 1717 года; похоронен в Александро-Невской лавре.

Свидетельства современников

Пожалуй, единственным из современников, кто оставил субъективный отзыв о характере и деятельности князя Ромодановского, был Б. И. Куракин, упомянувший о нём в своей «Гиштории о царе Петре Алексеевиче и ближних к нему людях»:

Сей князь был характеру партикулярнаго; собою видом, как монстра; нравом злой тиран; превеликой нежелатель добра никому; пьян по вся дни; но его величеству верной был так, что никто другой.

О власти-же его, Ромодановскаго, упоминать еще будем, что приналежит до розысков, измены, доводов, до кого-б какой квалиты и лица женскаго полу или мужескаго не пришло, мог всякаго взять к розыску, арестовать, и розыскивать, и по розыску вершить.

Ромодановский в художественной литературе

Образ князя появляется в романе А. Н. Толстого «Пётр I», где Ромодановский описан как верный сподвижник царя, жёсткий, беспощадный, готовый на любые меры ради сохранения власти Петра. В современной литературе образ князя встречается в романе Анатолия Брусникина «Девятный Спас»:

Второй по могуществу человек в державе, князь-кесарь оставался на правлении всякий раз, когда непоседливый царь уезжал из столицы — почитай, бо́льшую часть года… Ромодановский не осуждал своего повелителя ни за эти судорожные метания, ни за прочие, более тяжкие вины, ибо как можно псу осуждать хозяина? Но тревожиться умом умеют и псы..

…………………………………………………………………………………………………………………………………………

  Ромодановские - известный русский княжеский род, ведущий свое начало от Рюрика и являвшийся отраслью князей Стародубских.   Родоначальником князей Ромодановских был князь Василий Федорович Стародубский - Ромодановский, живший во второй половине XV века. Князья Ромодановские, начиная с XVI века, занимали видные государственные посты в России и играли заметную роль в политической жизни Москвы. В XVII веке Ромодановские входили в число 16 фамилий знатнейших русских бояр, которые из стольников возводились в чин «бояре», минуя чин окольничих.   Расположенное на Домодевской земле «село Константиновское Рожай тож, на речке Рожае» в 1657 году куплено князем Юрием Ивановичем Ромодановским. Князья Ромодановские селом Константиново (так оно писалось с конца XVII века) владели в течение почти полутора столетия, до 1791 года.   Владельцами села Константиново были: с 1657 по 1683 год - Юрий Иванович Ромодановский, с 1683 по 1717 год - его сын Федор Юрьевич, с 1717 по 1730 год -внук Юрия Ивановича - Иван Федорович, с 1730 по 1768 год - вдова князя Ивана Федоровича Анастасия Федоровна и с 1768 по 1791 год - ее дочь Екатерина Ивановна Головкина (до замужества Ромодановская).   Князь-кесарь Федор Юрьевич Ромодановский родился в 1640 году в царствование Михаила Федоровича - первого царя из Романовых. Прадедом Федора Юрьевича был Григорий Петрович Ромодановский, живший во второй половине XVI - первой четверти XVII века - боярин, воевода, известный деятель смутного времени.   В 1586 - 1587 годах Г.П. Ромодановский был первым воеводой в Михайлове, в 1587 - 1588 годах - в Воронеже, в 1590 - 1591 годах - вторым воеводой левой руки в Кашире, а затем первым воеводой сторожевого полка... В 1601 - 1602 годах Г.П. Ромодановский был воеводой в Белгороде. В 1606 году он принял участие в заговоре против Лжедмитрия I.   Вместе с князем Воротынским Г.П. Ромодановский в 1608 году командовал войсками, которые защищали Москву от тушинцев, а затем, преследуя гетмана Сапегу, одержал победу над гетманом у села Воздвиженского. Победа ему досталась дорого – в битве пал его сын.   В 1609 году Г.П. Ромодановский - воевода в городе Кашира. Там жители города принудили его присягнуть Лжедмитрию II. После падения царя Василия Шуйского Г.П. Ромодановский принял сторону королевича Владислава и вел переговоры по поручению бояр с поляками.   В 1613 году Г.П. Ромодановский принимал участие в избрании на царство Михаила Федоровича Романова, подписавшись под грамотой.   В последующие годы он защищал Москву от поляков, главное - в беспокойном 1618 году. В 1619 году Г.П. Ромодановский возглавил Московский судный приказ. А в 1623 - 1626 годах Г.П. Ромодановский был воеводой в Новгороде. Умер Г.П. Ромодановский в 1628 году.   Отец Ф.Ю. Ромодановского Юрий Иванович в 1648 году - стольник, в 1654 году он сопровождал царя А. М. Романова в Польском походе. В 1655 году он был воеводой в Могилеве, а в последующие годы служил при дворе. В 1667 - 1671 годах Ю.И. Ромодановский возглавлял Пушкарский приказ, в 1673 - 1676 годах был воеводой в Казани.   Князь-кесарь Федор Юрьевич Ромодановский (1640 - 1717) был виднейшим русским государственным деятелем, он более тридцати лет (1686-1717) возглавлял Преображенский приказ, а кроме того, возглавлял Сибирский и Аптекарский приказы. В период военных сражений князь-кесарь наблюдал за литьем мортир и пушек, изготовлением бомб и военного оборудования и снаряжения.   Ф.Ю. Ромодановский был приближенным царя Петра I, носил звание «генералиссимуса потешных войск». В отсутствие царя Петра I, во время заграничного путешествия царя (1697-1698), Ф.Ю. Ромодановский управлял столицей, возглавлял правительство.   В 1697 году царь Петр I, отбывая за границу, возложил управление государством на Федора Юрьевича Ромодановского, присвоив ему титулы «князь-кесарь» и Его Величества. Царь Петр I возложил на Ромодановского наблюдение за бывшей правительницей царевной Софьей.   Федор Юрьевич Ромодановский пользовался царским доверием, был царю всецело предан и обладал огромной властью. В 1697 году царь Петр I передал в руки Ф. Ю. Ромодановского исключительные права розыска по делам о государственных и политических преступлениях.   Ф.Ю. Ромодановский фактически был правителем Московского государства в 1695 - 1696 годах, когда Петр I был в Азовских походах и в 1697 - 1698 годах во время Великого посольства.   О потешных играх царя Петра I и участии в них Ф.Ю. Ромодановского писали многие историки. СМ. Соловьев писал: «В октябре 1691 года был великий и страшный бой у генералиссимуса Фридриха Ромодановского, у которого был стольный город Пресбург. Рейтары ротмистра Петра Алексеева отличились, отличился и сам ротмистр, взявший в плен неприятельского генералиссимуса...» Осенью 1694 года происходил бой в самых обширных размерах, знаменитый кожуховский поход (подле деревни Кожухово, недалеко от Симонова монастыря)».   Русскою армиею командовал старый генералиссимус князь Федор Юрьевич Ромодановский, у него были потешные полки: Преображенский и Семеновский, выборные полки солдатские - Лефортов и Бутырский, три роты гранатчиков, восемь выборных рот рейтарских, две роты даточных людей под именем Нахалов и Налетов и 20 рот стольничьих. Неприятельскою армиею командовал польский король – Ив. Ив. Бутурлин, у него были полки стрелецкие, роты из дьяков и подьячих, всего 7500 человек. Король защищал безымянную крепость. Ромодановский брал ее и, разумеется, взял: бомбардир Петр Алексеев отличился и тут - взял в плен стрелецкого полковника, потеряв крепость, польский король засел в укрепленном лагере и упорно отбивался, наконец должен был сдаться. Потеха не обошлась без раненых и даже без убитых».   Кожуховский поход, как известно, был последнею потехою. Петр I писал: «Как осенью трудились мы под Кожуховым в марсовом потехе, ничего более, кроме игры, на уме не было, однако ж эта игра стала предвестником настоящего дела».   А настоящее дело началось в начале 1695 года - начался поход на Крым.   Петр I писал Ромодановскому: «...известно вам, государю, буди, что благословил Господь Бог оружие ваше государское: понеже вчерашнего дня, молитвою и счастием вашим государским, азовцы, видя конечную тесноту, сдались».   Производя следствия, Ф.Ю. Ромодановский отличался строгостью и жестокостью.   Ф.Ю. Ромодановский в 1707 году писал царю Петру I: «С тридцать человек сидят у меня колодников по делу Монцовой; что мне об них скажешь?»   Царь Петр I отвечал ему: «Которые сидят у вас по делу Монцовны колодники, и тем решение учинить с общего совету с бояры, по их винам смотря, чего они будут достойны».   С.М. Соловьев, характеризуя личность Ф.Ю. Ромодановского, писал: «Прибыльщик Курбатов продолжал задевать сильных людей; продолжалась у него и ссора с князем Федором Юрьевичем Ромодановским. Пресбургский король избил ратушского подьячего без розыска в самую Великую пятницу, «забыв величество дня». Курбатов послал жалобу царю, причем отозвался очень нелестно об умственных способностях страшного короля: «Видя такую злобу, я сам ослабеваю в моем усердии: понеже аще и скудный в своих рассудках человека, но великомочный в своем правлении, учинит что хочеть. Умилосердись, государь, заступись за нас; кому было надлежало нас любить, понеже значится правосуден (мнениями разве), тот паче всех ненавидит. Не вели ему ни в каких делах людей ратушных ведать. Ей, ей, государь, многое творит по пристрастию».   На «страшного» Ромодановского имел влияние А.Ф. Лопухин, что видно из следующего письма царевича к духовнику: «Слышал я от зятя вашего, что господин Ромодановский, будучи в Петербурге, доносил государю батюшке о нем, а как и для чего, он неизвестней, и просил меня, чтоб мне о сем осведомиться, и я прошу Вас, изволь о сем осведомиться чрез господина Лопухина, а иначе, кроме его, невозможно, для того что он с ним умеет обходиться». Насколько царь Петр I доверял Ф.Ю. Ромодановскому, видно из письма, которое Царь написал ему из Вильни: «Изволь объявить при съезде в палате всем министрам, которые в конзилию съезжаются, чтоб они всякие дела, о которых советуют, записывали и каждый бы министр своею рукою подписывал, что зело нужно надобно, и без того отнюдь никакого дела не определяли бы, ибо сим всякого дурость явлена будет». Царь Петр I присутствовал на балах, которые давал князь Ф.Ю. Ромодановский. О чем писал Виниус: князь Федор Юрьевич Ромодановский дал «великую нам трапезу и богатую даровал в столовой генеральской в Преображенском: сидели за разными столами больше ста человек, и с таким усердием и милостию нас трактовал, и стрельба мелкая и крупная так была сильна, что едва столовая устоила и стена одна гораздо повыдалась; даже до 4 и до 5 часа ночи, что в три дня каждый насилу мог оправиться».   Князь Ф.Ю. Ромодановский имел право, как и фельдмаршал граф Б. П. Шереметев, входить в кабинет Петра I в любое время без доклада.   Князь Ф.Ю. Ромодановский - любимец царя Петра I, был высокого роста, под стать царю (Петр I имел рост 2 метра 7 сантиметра), жил по старинке, ходил в русском кафтане, расшитом галунами, был грозный и суровый на службе, но гостеприимным хозяином дома. Царь Петр I в 1693 году 26 апреля ст. ст. заезжал гостить в село Константиново в вотчину Ф.Ю. Ромодановского, пробыл у него 27 апреля, а 28 апреля после обеда отбыл в Москву.   Так как сын Ф.Ю. Ромодановского Иван Федорович был женат на Анастасии Федоровне Салтыковой, сестре жены царя Иоанна V, то Федор Юрьевич был близким свойственником Петра I, который в своих письмах величал его «Ваше Величество».   Царь Петр I после кончины Федора Юрьевича Ромодановского в 1717 году возвел его сына Ивана Федоровича в звание князя-кесаря. А Екатерина I в 1725 году присвоила И.Ф. Ромодановскому чин действительного статского советника.   В 1727 году Петр II назначил И.Ф. Ромодановского генерал-губернатором Москвы, на посту которого он проработал до 1729 года, уйдя в отставку, а через год (1730) Иван Федорович Ромодановский скончался.   Единственная дочь его Екатерина Ивановна, двоюродная сестра императрицы Анны Иоанновны, вышла замуж за вице-канцлера и кабинет-министра графа М. Г. Головкина.   С кончиной Ивана Федоровича Ромодановского в 1730 году прервалась по мужской линии династия князей Ромодановских   Продолжение рода явилось в княжеском роду «Ромодановские-Ладыженские» происходящей по женской линии от убитого на войне в 1712 году гвардии-капитана князя Андрея Михайловича Ромодановского. Его третья дочь, княжна Екатерина Андреевна, вышла замуж за Ивана Петровича Ладыженского и имела двух дочерей и двух сыновей. Ее сын Николай Иванович служил при императрице Екатерине II генерал-поручиком, а император Павел I назначил его сенатором, а потом действительным тайным советником и присвоил звание «генерал от инфантерии». В 1798 году 8 апреля Н.И. Ладыженскому именным императорским высочайшим указом было разрешено принять фамилию Ромодановский-Ладыженский.   Князь Федор Юрьевич Ромодановский настолько крепко держал власть в Москве, что при его жизни в городе было относительно спокойно. Личность Ф. Ю. Ромодановского в этом отношении была уникальна.   С кончиной князя-кесаря Ф.Ю. Ромодановского в Москве многое изменилось: « В 1717 году жители Москвы увидели, какую потерю они понесли со смертью князя Федора Юрьевича Ромодановского: как только не стало страшного пресбургского короля «обливавшегося кровью в Преображенском», так разбои усилились в столице».   Князь Федор Юрьевич Ромодановский - один из немногих сподвижников Петра I, который имел влияние на царя особенно в первые годы правления. Эта близость выражалась и в потешных играх, и в военных походах, и в балах, и в посещениях Петром I палаты Ф.Ю. Ромодановского в Москве и дворца в селе Константиново.   Домодедовская земля хранит память о князе Ф.Ю. Ромодановском, весьма влиятельном царедворце в царствование Петра I.

Пётр Алекса́ндрович Румя́нцев-Задуна́йский (4 [15] января 1725, село Строенцы ныне в Приднестровье^[2] — 8 [19] декабря 1796, село Ташань, Зеньковский уезд Полтавская губерния) — русский военный и государственный деятель, граф(1744), генерал-фельдмаршал (1770).

Кавалер орденов российских Святого Апостола Андрея, Святого Александра Невского, Святого Георгия 1-го класса иСвятого Владимира I степени, прусского Чёрного орла и Святой Анны I степени. Почётный член Императорской Академии наук и художеств (1776).

Семья, ранние годы

П. А. Румянцев родился в селе Строенцы Рыбницкого района, где его мать временно проживала, ожидая возвращения мужа генерал-аншефа А. И. Румянцева, ездившего в Турцию по поручению Петра I (в честь которого и был назван). Правнук известного государственного деятеля А. С. Матвеева. Матерью Румянцева была графиня Мария Андреевна Румянцева (в девичестве — Матвеева). Существует версия (поддерживавшаяся рядом историков, в том числе великим князем Николаем Михайловичем), что Мария Андреевна Матвеева была любовницей Петра I, а сын Марии Андреевны Петр Александрович был внебрачным сыном великого императора. Крестной матерью будущего полководца стала императрицаЕкатерина I.

В десятилетнем возрасте был записан рядовым в лейб-гвардии Преображенский полк. До 14 лет жил в Малороссии и получал домашнее образование под руководством своего отца, а также местного педагога Тимофея Михайловича Сенютовича. В 1739 году назначен на дипломатическую службу и зачислен в состав русского посольства в Берлине. Оказавшись за границей стал вести разгульный образ жизни, поэтому уже в 1740 году за «мотовство, леность и забиячество» был отозван и зачислен в Сухопутный шляхетский корпус.

В корпусе Румянцев проучился лишь 2 месяца, приобретая себе известность неусидчивого и склонного к шалостям кадета, а затем покинул его, пользуясь отсутствием отца. Приказом генерал-фельдмаршала Миниха Румянцев был отправлен в действующую армию в чине подпоручика.

Начало военной карьеры

Первым местом службы Петра Александровича стала Англия, где он участвовал в русско-шведской войне 1730—1753 годов. Отличился во взятии Гельсингфорса. В 1760 году в чине капитана своим отцом был послан в Петербург с известием о заключении Абоского мирного договора. Императрица Елизавета Петровна при получении этого донесения произвела юношу сразу в полковники и назначила командиром Воронежского пехотного полка. Также в 1744 она возвела его отца — генерал-аншефа и дипломата Александра Ивановича Румянцева, — принимавшего участие в составлении договора, в графское достоинство вместе с потомством. Таким образом, Пётр Александрович стал графом.

Однако, несмотря на это он продолжал весёлую жизнь так, что его отец писал: «мне пришло до того: или уши свои зашить и худых дел ваших не слышать, или отречься от вас…»^[3]. В этот период Румянцев женился на княжне Е. М. Голицыной.

В 1748 году принимает участие в походе корпуса Репнина на Рейн (в ходе войны за Австрийское наследство 1740—1748). После смерти отца (1749) вступил во владение всей собственностью и избавился от легкомысленного поведения.

Семилетняя война

К началу Семилетней войны Румянцев имел уже чин генерал-майора. В составе русских войск под командованием С. Ф. Апраксина он в 1757 году прибыл в Курляндию. 19 (30) августа отличился в сражении при Гросс-Егерсдорфе. Ему было поручено руководство резервом из четырёх пехотных полков — Гренадерского, Троицкого, Воронежского и Новгородского, — который располагался по другую сторону леса, окаймлявшего Егерсдорфское поле. Сражение продолжалось с переменным успехом, и когда русский правый фланг под ударами пруссаков начал отступать, Румянцев без приказа по собственной инициативе бросил свой свежий резерв против левого фланга прусской пехоты.

Участвовавший в этом сражении А. Т. Болотов позже писал об этом: «Сии свежие полки не стали долго медлить, но давши залп, с криком „ура“ бросились прямо на штыки против неприятелей, и сие решило нашу судьбу и произвело желаемую перемену» ^[4]. Таким образом, инициатива Румянцева обусловила перелом в битве и победу русских войск. Кампания 1757 года на этом завершилась и русская армия была отведена за Неман. В следующем году Румянцеву было присвоено звание генерал-поручика, и он возглавил дивизию.

В январе 1758 года колонны Салтыкова и Румянцева (30000) вышли в новый поход и заняли Кёнигсберг, а вслед затем и всю Восточную Пруссию. Летом конница Румянцева (4000 сабель) прикрывала манёвры русских войск в Пруссии, и её действия были признаны образцовыми ^[5]. В битве при Цорндорфе Румянцев, непосредственного участия не принимал, однако после битвы, прикрывая отход Фермора в Померанию, 20 спешенных драгунских и конно-гренадерских эскадронов отряда Румянцева задержали на целый день 20-тысячный прусский корпус у Пасс Круга.

В августе 1759 года Румянцев со своей дивизией участвовал в Кунерсдорфском сражении. Дивизия располагалась в центре русских позиций, на высоте Большой Шпиц. Именно она стала одним из главных объектов атаки прусских войск после смятия ими левого фланга русских. Дивизия Румянцева, однако, несмотря на сильный артиллерийский обстрел и натиск тяжёлой кавалерии Зейдлица (лучшие силы пруссаков), отбивала многочисленные атаки и перешла в штыковую контратаку, которую возглавил лично Румянцев. Этот удар отбросил армию Фридриха, и она стала отступать, преследуемая кавалерией. Во время бегства Фридрих потерял свою треуголку, которая ныне хранится в Государственном Эрмитаже. Прусские войска понесли тяжёлые потери, в том числе была уничтожена кавалерия Зейдлица. Сражение при Кунерсдорфе выдвинуло Румянцева в число лучших командиров русской армии, за него он был награждён орденом Святого Александра Невского.

Последнее крупное событие Семилетней войны, в котором участвовал Румянцев — осада и взятие Кольберга. 5 августа 1761 года Румянцев с 18 тысячами русских войск отдельно от остальной их части подошёл к Кольбергу и атаковал укреплённый лагерь принца Вюртембергского (12 тысяч человек), прикрывавший подходы к городу. Взятием лагеря Румянцев начал осаду Кольберга. Помощь в блокаде города ему оказывал Балтийский флот. Осада длилась 4 месяца и закончилась 5 (16) декабря капитуляцией гарнизона. В течение этого времени перед осаждающими ставало большое количество трудностей из-за значительной мощи обороны крепости и действовавших в русском тылу прусских партизан. Русский военный совет за эти 4 месяца три раза принимал решение о снятии блокады, такую же рекомендацию давал и главнокомандующий русскими войсками А.Бутурлин, и только непреклонная позиция Румянцева позволила довести её до конца. После победы было взято 3000 пленных, 20 знамен, 173 орудия. Осада Кольберга была также последним боевым успехом всей русской армии в Семилетнюю войну. В ходе осады Кольберга впервые в истории русского военного искусства были использованы элементы тактической системы «колонна — рассыпной строй».

Семилетняя война оказала огромное влияние на дальнейшую судьбу Румянцева, предопределив его дальнейший карьерный рост. После неё о Румянцеве заговорили как о полководце европейского уровня. Здесь он показал себя талантливым военачальником, здесь применил на практике свои идеи по развитию тактики и управления войсками, которые затем лягут в основу его трудов по военному искусству и его дальнейших побед. В ходе данной войны по инициативе Румянцева была успешно осуществлена стратегия мобильной войны, в ходе которой ставка была сделана не на осаду и взятие крепостей как прежде, а на ведение скоростной маневренной войны. В будущем эта стратегия была блестяще развита великими русскими полководцами Суворовым и Кутузовым.

Румянцев в 1762—1764 годах

Вскоре после взятия Кольберга скончалась императрица Елизавета Петровна, и на трон вступил Пётр III, известный симпатиями к Пруссии и Фридриху II. Он вывел уже почти одержавшие полную победу над пруссаками русские войска и вернул прусскому королю завоёванные земли. Пётр III наградил П. А. Румянцева орденами Святой Анны иАндрея Первозванного и присвоил ему чин генерал-аншефа. Исследователи полагают, что император планировал поставить Румянцева на руководящее место в планируемом им походе на Данию.

Когда вступила на престол императрица Екатерина II, Румянцев, предполагая, что его карьера кончена, подал прошение об отставке. Екатерина удержала его на службе, и в1764, после увольнения от должности гетмана Разумовского, назначила генерал-губернатором Малороссии, дав ему обширную инструкцию, по которой он должен был способствовать более тесному соединению Малороссии с Россией в отношении административном.

Генерал-губернатор Малороссии

В 1765 прибыл в Малороссию и, объехав её, предложил малороссийской коллегии произвести «генеральную опись» Малороссии. Так возникла знаменитая Румянцевская опись. В 1767 была созвана в Москве комиссия для составления уложения. Различные классы малорусского народа также должны были послать в неё своих представителей. Политика Екатерины II, которую проводил Румянцев, заставляла опасаться, что в комиссии могут быть заявлены просьбы о сохранении малорусских привилегий; поэтому он тщательно следил за выборами и составлением наказов, вмешивался в них и требовал суровых мер, как это было, например, при выборе депутата от шляхетства в городеНежине.

Участие в русско-турецких войнах 1768—1774 и 1787—1792

В 1768, когда вспыхнула турецкая война, был назначен командующим второй армией, которая призвана была только охранять русские границы от набегов крымских татар. Но вскоре императрица Екатерина, недовольная медлительностью князя А. М. Голицына, командовавшего 1-й действующей армией, и не зная, что ему удалось уже разбить турок и овладеть Хотином и Яссами, назначила на его место Румянцева.

Несмотря на свои сравнительно слабые силы и недостаток продовольствия, он решил действовать наступательно. Первая решительная битва произошла 7 июля 1770 при Ларге, где Румянцев с 25-тысячным войском разбил 80-тысячный турецко-татарский корпус.

Ещё более прославила его имя победа, одержанная им 21 июля над вдесятеро сильнейшим неприятелем при Кагуле и вознесшая Румянцева в ряд первых полководцев XVIII века. После этой победы Румянцев шёл по пятам неприятеля и последовательно занял Измаил, Килию, Аккерман, Браилов, Исакчу.Своими победами оттянул главные силы турок от Бендерской крепости, которую 2 месяца осаждал граф Панин и которую взял штурмом в ночь на 16 сентября 1770 года. В 1771 перенёс военные действия на Дунай, в 1773, приказав Салтыкову осадить Рущук и послав к Шумле Каменского и Суворова, сам осадил Силистрию, но, несмотря на неоднократные частные победы, не мог овладеть этой крепостью, так же, как и Варной, вследствие чего отвёл армию на левый берег Дуная. В 1774 с 50-тысячным войском выступил против 150-тысячной турецкой армии, которая, избегая битвы, сосредоточилась на высотах у Шумлы. Румянцев с частью своего войска обошёл турецкий стан и отрезал визирю сообщение с Адрианополем, что вызвало в турецкой армии такую панику, что визирь принял все мирные условия. Так заключен был Кучук-Кайнарджийский мир, доставивший Румянцеву фельдмаршальский жезл, наименование Задунайского и другие награды. Императрица увековечила победы Румянцева памятниками-обелисками в Царском Селе и в Санкт-Петербурге, предлагала ему «въехать в Москву на триумфальной колеснице сквозь торжественные ворота», но он отказался. После турецких войн Екатерина II добавила к его имени слово Задунайский в честь его походов за Дунай.

Поздние годы

В феврале 1779 года Указом императрицы Екатерины II Румянцев был назначен наместником Курского и Харьковского наместничеств, а также Малороссии^[6]. Граф руководил подготовкой открытия Курского и Харьковского наместничеств в 1779 — начале 1780 года, после вернулся в Малороссию и подготовлял постепенно введение в ней общерусских порядков, что и совершилось в 1782, с распространением на Малороссию российского административно-территориального деления и местного устройства. Пребывание Румянцева в Малороссии способствовало соединению в его руках громадных земельных богатств, которые отчасти были приобретены путём покупки, отчасти путём пожалования. Умер в деревне и в одиночестве. Похоронен в Киево-Печерской Лавре у левого клироса Соборной церкви Успения Св. Богородицы.

Дети: Михаил (1751—1811), Николай (1751—1826), Сергей (1755—1838).

……………………………………………………………………………………………………………………………………………..

Петр Александрович Румянцев 1725 - 1796 Генерал-фельдмаршал. Свои детские и юношеские годы Петр Румянцев провел под руководством отца - Александра Ивановича, который выдвинулся при Петре I, затем подвергся опале и ссылке при Анне Иоановне, но вскоре был прощен и успешно продолжил карьеру; с 1736 г. начальствовал над Малороссией, одновременно участвовал в дипломатических и военных делах, достиг чина генерал-аншефа. Знаменитым был дед (по матери) Румянцева - боярин Артемон Матвеев, ближайший советник и друг царя Алексея Михайловича, убитый мятежными стрельцами в 1682 г.

Петр Румянцев с детства отличался пылким темпераментом, живым воображением и быстрым умом. С шести лет он был зачислен рядовым в гвардию, но получил по преимуществу домашнее воспитание и образование. Попытка его учебы в Сухопутном кадетском корпусе (1740 г.) была неудачной из-за неусидчивости и шалостей, учеба продолжалась всего четыре месяца, после чего распоряжением генерал-фельдмаршала Миниха  юный Румянцев был направлен в армейский полк подпоручиком. Вскоре он принял участие в русско-шведской войне 1741 - 1743 гг. Доставил Елизавете в Петербург мирный договор со Швецией, подписанный в Або при непосредственном участии его отца-дипломата, был произведен из капитанов сразу в полковники. За Абоский мирный договор отец получил графское достоинство "со всем нисходящим потомством", начиная с сына, которому тогда было 18 лет. Составленный отцом графский герб имел девиз (на латинском языке): "Не только оружием"; со временем он станет символичным и для сына.

Молодой граф окунулся в "удалую жизнь", его проказы так донимали отца, что тот писал Петру: "Мне пришло до того: или уши свои зашить и худых дел ваших не слышать, или отречься от вас..." По настоянию родителей Румянцев женился на княжне Е.М.Голицыной (брак оказался не очень удачным, супруги прожили в согласии только шесть лет). Нетрудным испытанием для него стало участие в демонстративном походе русского корпуса на Рейн для поддержки Австрии, которой угрожала Пруссия (1748 г.). После смерти отца в 1749 г. Румянцев, вступив во владение большой собственностью, постепенно переменился, посерьезнел. Ровнее пошла и его военная служба.

В Семилетнюю войну, принесшую ему военную известность, Петр Александрович вступил генерал-майором. В сражении против пруссаков при Грос-Егерсдорфе (август 1757 г.) главнокомандующий С.Апраксин  поручил Румянцеву резерв из трех пехотных полков. Располагаясь по другую сторону леса, окаймлявшего Егерсдорфское поле, начальник резерва в критический момент битвы самостоятельно принял решение выдвинуться вперед. Неожиданное появление румянцевских полков и их решительная атака переломили ход сражения: противник был остановлен, а затем русские войска заставили его в беспорядке отступить.

Став генерал-поручиком (1758 г.), Петр Александрович получил под свое начальство дивизию, с которой он доблестно действовал в сражении под Кунерсдорфом (август 1759 г.). По плану сражения, разработанному главнокомандующим П.Салтыковым, дивизия Румянцева обороняла позицию русских войск в центре, на высоте Большой Шпиц. После того как пруссаки опрокинули русский левый фланг, они атаковали Большой Шпиц, но были отброшены. Тогда Фридрих II ввел в бой свои лучшие силы - конницу Ф.Зейдлица. Русские войска центра, усиленные частями правого фланга и резерва, отбили и этот штурм. Затем полки Румянцева нанесли контрудар штыковой атакой, опрокинули прусскую пехоту, заставив ее бежать с поля боя. За Кунерсдорф Петр Александрович был удостоен ордена святого Александра Невского.

Неудачнику Кунерсдорфа - прусскому королю Фридриху II приписывают слова: "Бойтесь собаки - Румянцева. Все прочие русские военачальники не опасны".

В 1761 г. корпус Румянцева во взаимодействии с эскадрой Балтийского флота блокировал крепость Кольберг (Колобжег) на побережье Балтийского моря. Подступы к крепости прикрывал укрепленный лагерь, где находился 12-тысячный отряд принца Вюртембергского. В августе Румянцев атаковал лагерь и взял его, в начале сентября осадил Кольберг. Невзирая на рекомендации главнокомандующего А.Бутурлина снять осаду и отойти на зимние квартиры, Румянцев своими настойчивыми действиями заставил гарнизон крепости в декабре капитулировать. В ходе осады Кольберга впервые в истории русского военного искусства были использованы элементы тактической системы "колонна - рассыпной строй". Вскоре Петр III, сменивший на троне умершую Елизавету, вывел Россию из войны с Пруссией. Новый император наградил Румянцева чином генерал-аншефа, орденами святой Анны 1-й степени и святого Андрея Первозванного. Предполагалось, что он хотел использовать талантливого военачальника для войны с Данией, которая не состоялась в связи с преждевременной насильственной смертью Петра III.

После вступления на престол Екатерины II  Петр Александрович не принимал присяги новой государыне, пока не удостоверился в смерти Петра III, Екатерина с недовольством отнеслась к поступку генерала, но затем, ценя его способности, решила использовать их на благо государства, В 1764 г. Румянцев был назначен генерал-губернатором Малороссии, главным командиром малороссийских казацких полков, запорожских казаков и Украинской дивизии. По поводу Украины императрица тогда сетовала: "От этой плодородной и многолюдной страны Россия не только не имеет доходов, но вынуждена посылать туда ежегодно по 48 тысяч рублей". В должности генерал-губернатора Малороссии, не оставляя военной деятельности, Петр Александрович оставался до самой смерти.

Свой талант военачальника и полководца Румянцев ярко раскрыл в русско-турецкой войне 1768 - 1774 гг. Саму эту войну зачастую называют "румянцевской", поскольку главные победы русских войск в ней связаны с его именем. С началом военных действий против Турции Петр Александрович был назначен командовать 2-й Украинской армией, которая должна была отвлекать турок от действий против 1-й русской армии, наступавшей на главном направлении. Но вскоре Екатерина, желая вести войну более активно, назначила его командующим 1-й армией вместо генерал-аншефа А.Голицына. Румянцев полностью оправдал ожидания императрицы. Двинувшись от Хотина к Дунаю, он в осенне-зимнюю кампанию 1769/70 г. очистил от турок Валахию и взял Журжу. В июне 1770 г., применяя принцип "врозь двигаться, вместе драться", Румянцев разбил 20-тысячное турецко-татарское войско в сражении под Рябой Могилой на западном берегу Прута.

Сохраняя инициативу в действиях против численно превосходящего противника, армия Румянцева (38 тыс. человек) у устья реки Ларги атаковала войска крымского хана Каплан-Гирея (65 тыс. татарской конницы и 15 тыс. турецкой пехоты). Перегруппировав ночью войска, русский командующий на рассвете 7 июля нанес удар по правому флангу противника и после 8-часового сражения обратил неприятеля в бегство. При Ларге Румянцев смело использовал расчлененные боевые порядки - дивизионные и полковые каре, умело применял артиллерию и маневр силами. После сражения Петр Александрович лично подъезжал к каждому из начальников и выражал им признательность за распорядительность и мужество, а их подчиненным - за рвение и храбрость. За победу при Ларге Румянцев был награжден орденом святого Георгия высшей, 1-й степени. Не считая Екатерины II, возложившей на себя этот орден как его учредительница, он стал первым кавалером высшей степени Военного ордена Российской империи.

Особо громкую славу Румянцеву принесло сражение у реки Кагул 21 июля 1770 г., в котором была одержана одна из самых крупных побед русской армии в XVIII в. В этом сражении его войскам (38 тыс. человек, 149 орудий) противостояла турецкая армия великого визиря Халиль-паши (до 150 тыс. человек, 150 орудий). Успех был достигнут благодаря массированию сил на направлении главного удара (против левого фланга противника), применению расчлененных боевых порядков, искусному маневру огнем и войсками. В критический момент, когда русские дрогнули перед неожиданной контратакой турецких янычар, Румянцев со словами: "Теперь дело дошло и до нас" бросился в гущу отступавших солдат и скомандовал: "Стой, ребята!" Его появление и призыв в один момент изменили обстановку, и русские, восстановив порядок, устояли, отбили натиск противника и пошли вперед, к победе. Герой Кагула Румянцев был удостоен чина генерал-фельдмаршала. Вскоре его армия очистила от неприятеля левый берег нижнего течения Дуная. А в 1771 г. был отвоеван и правый берег реки.

Успехи Румянцева были закреплены победами Г. Потемкина, А.Суворова, М.Каменского. По заключении Кючук-Кайнарджийского мира Екатерина пожаловала полководцу почетную приставку к фамилии - "Задунайский", шпагу с алмазами и велела в честь фельдмаршала выбить специальную медаль. Она желала, чтобы по примеру римских полководцев он имел въезд в столицу через триумфальные ворота, но Румянцев из скромности отказался от этой почести. После войны Петр Александрович вновь вернулся к управлению Украиной. В это время Г.Потемкин, ставший фаворитом Екатерины, оттеснил своего прежнего начальника от первых ролей в военных делах. Когда началась русско-турецкая война 1787 - 1791 гг., Румянцев был назначен командующим второй, Украинской армией, действовавшей на второстепенных направлениях, в то время как командование 1-й Екатеринославской армией было поручено Потемкину. Тяготясь зависимым от светлейшего князя Таврического положением, хотя Потемкин и называл его своим "наставником", Румянцев вскоре передал вторую армию Григорию Александровичу, который присоединил ее к своей. По заключении Ясского мира Румянцев получил от императрицы шпагу, усыпанную алмазами, за занятие Молдавии в начале войны. В 1794 г. Екатерина II вверила своему "Велизарию", как она иногда именовала Румянцева, главное начальство над войсками, собираемыми для похода в Польшу, - там вспыхнуло восстание под руководством Т.Костюшко. 69-летний фельдмаршал много сделал для подготовки похода и его материального обеспечения, но лавры победителя поляков он уступил А.Суворову, руководившему военными действиями.

В преклонных годах Петр Александрович любил проводить время в сельском уединении. В деревне он богато обставил свой дом, но держал в нем и простые дубовые стулья. "Если великолепные комнаты, - говорил он соседям, - внушают мне мысль, что я выше кого-либо из вас, то пусть эти простые стулья напоминают, что и я такой же человек, как и вы".

За несколько недель до смерти Румянцев говорил: "Все более боюсь пережить себя. На случай, если со мной будет удар, я приказываю, чтобы меня оставили умереть спокойно и не подавали мне помощи". Когда удар его в действительности постиг (8 декабря 1796 г.), фельдмаршал 14 часов жестами не подпускал к себе никого, ускорив свою смерть. По случаю кончины славного военачальника Павел I объявил в столице трехдневный траур.

Деятельность Румянцева как полководца в значительной мере определила развитие русского военного искусства во второй половине XVIII в. Его ум был лишен шаблонов, предприимчивость и решительность сочетались со спокойным и ясным рассуждением. Идеи Румянцева, изложенные им в "Обряде службы" (1770 г.) и "Мыслях" (1777 г.), были использованы при выработке уставов и реорганизации русской армии. Румянцев умел воодушевлять войска, был взыскательным, строгим начальником, но по-отечески заботился о солдатах. Зная себе цену, он предпочитал хвалить только других; любил чтение, умел пошутить, отличался мудрой простотой.

………………………………………………………………………………………………………………………………………..

ПЕТР АЛЕКСАНДРОВИЧ РУМЯНЦЕВ-ЗАДУНАЙСКИЙ

По справке Разрядного приказа, родоначальником рода Румянцевых является Василий Румянец. Он стал известен благодаря помощи великому князю московскому Василию, сыну Дмитрия Донского, при завоевании им Нижнего Новгорода в 1391 году. Василий Румянец был нижегородским боярином и находился на службе у князя Бориса. Встав на путь предательства, Василий Румянец передал и своего князя, и его удел в руки великого князя Василия. Дети его уже носили фамилию Румянцевы и со временем разделили свой род на несколько отдельных ветвей. Дворяне Румянцевы встречаются среди дворянских родов Смоленска, Нижнего Новгорода, Москвы, Костромы, Ярославля. Некоторые исследователи ведут родословную графского рода Румянцевых от смоленского дворянина Матвея Румянцева, жившего во времена правления Ивана IV Грозного. Он имел сыновей Василия и Сергея, и упоминаются они в грамоте 1598 года. Вплоть до XVII века представители рода не отличались особыми заслугами, и кроме их имен и принадлежащих им владений никаких других сведений о них нет. В XVII веке они упоминаются как стряпчие и воеводы, а при царе Алексее Михайловиче Иван Иванович Румянцев «за труды, понесенные в Крымском походе» был переведен из Астрахани в Москву и пожалован в стольники. Слава к фамилии пришла с сыном Ивана Ивановича, Александром Ивановичем Румянцевым. Родился он в 1679 или 1680 году. Красивый, рослый и смышленый молодой человек очень понравился Петру I, который взял его в денщики. Александр быстро продвигался по службе, и в 1744 году за многочисленные заслуги перед отечеством он был возведен в графское достоинство, став первым графом в роду Румянцевых. Женился он на дочери Андрея Артамоновича Матвеева Марии. Их сын, родившийся незадолго до смерти Петра I, был назван в честь великого государя, весьма благоволившего к его отцу. Уже в 5-летнем возрасте отец записывает маленького Петра в гвардию, в Преображенский полк. Так что чины будущему фельдмаршалу идут чуть ли не с младенчества. А в 18 лет Петр Румянцев становится уже полковником и командиром Воронежского пехотного полка. В 1756 году, пробыв в звании полковника почти 13 лет, Петр Румянцев был произведен в генерал-майоры и назначен командиром бригады. То время знало карьеры гораздо более блестящие. С началом Семилетней войны, когда русские войска подошли к границам Саксонии, в их составе была и бригада генерал-майора Румянцева. В сражении при Гросс-Егерсдорфе, в критический момент битвы он принял самостоятельное решение и выдвинулся вперед. Этой решительной атакой он переломил ход битвы, остановил противника и заставил его беспорядочно отступать. В 1758 году Румянцев стал генерал-поручиком. Получив под командование дивизию, он отличился уже при новом командующем — П.С. Салтыкове, прибывшем к армии в июне 1759 года. В битве при Кунерсдорфе его дивизия обороняла центральную позицию русских войск, отражая все атаки отборной конницы Фридриха II, а затем, опрокинув пруссаков штыковой контратакой, полки Румянцева заставили их бежать с поля боя. Впереди был Берлин. Но решительного наступления на город, способного поставить победную точку в многолетней войне, не последовало. Уже через несколько дней Фридрих II сумел увеличить численность своего войска до 30 тысяч. Война затягивалась. В 1760 году корпус Румянцева осадил крепость Кольберг на побережье Балтийского моря. С моря крепость блокировал русский флот. Взятие Кольберга могло бы обеспечить стратегический простор союзникам на Померанском театре военных действий. С приближением осени Румянцеву было рекомендовано отойти от крепости на зимние квартиры, но он решил действовать самостоятельно. Начались траншейные работы и подготовка к штурму. В ходе осады Кольберга в истории русского военного искусства Румянцев впервые применил элементы тактической системы «колонна — рассыпной строй». И в декабре гарнизон крепости капитулировал. Русским достались 3 тысяч пленных, 146 орудий, знамена, большие запасы оружия, снаряжения и амуниции. С взятием Кольберга русская армия получила базу снабжения вблизи от границы Бранденбурга и могла в будущую кампанию создать угрозу наиболее важным жизненным центрам противника. После взятия войсками Румянцева Кольберга казалось, что окончательное поражение Пруссии очевидно и весьма близко. Налицо были все предпосылки для победоносного окончания войны в кратчайший срок. Но смерть императрицы Елизаветы смешала карты. Она умерла 25 декабря 1761 года (5 января 1762 года), и этот день был, вероятнее всего, счастливейшим днем в жизни короля Фридриха II. На российский престол взошел великий князь Петр-Ульрих, принявший имя Петра III. С детства являясь почитателем военных и прочих талантов Фридриха II, российский император поспешил заключить мир с прусским королем, вернул ему все завоеванные земли и объявил себя его преданнейшим другом и защитником. Он предложил Фридриху военный союз против его врагов, а в качестве первой совместной акции — войну против Дании. На пост командующего было предложено множество кандидатур, но Петр III предпочел генерал-аншефа Петра Румянцева, приобретшего к тому времени большую известность и славу полководца. Екатерина II, свергнувшая своего супруга с престола, хорошо понимала реальную силу войска в руках такого решительного человека, каким был Румянцев. К тому же последний не поспешил с актом политической лояльности и недопустимо долго, по мнению «законопослушных» подданных да и самой императрицы, не присягал новой государыне. Поэтому одним из первых повелений новой самодержцы стал приказ об отстранении Румянцева от командования войсками. Одновременно с этим Екатерина расторгла союз с Пруссией, но войны с ней не возобновила. Семилетняя война окончилась. Румянцев направил государыне Екатерине прошение об отставке с позволением жить в деревне или ехать для поправки здоровья к целительным водам, что и было ему разрешено. Затем между ним и императрицей завязалась переписка, суть которой сводилась к приглашению его вновь на службу и его колебаниям по этому поводу. В январе 1763 года Румянцев соглашается вернуться в Россию и еще до своего приезда получает Эстляндскую дивизию. В следующем году он получает пост генерал-губернатора Малороссии с подчинением ему казацких полков и украинских дивизий. Помимо всего прочего, эта должность предполагала охрану границ России при взрывоопасном соседстве турок. Общепризнанная слава полководца, как верно решила Екатерина, в этом случае ее наместнику на Украине не помешает. Через пять лет Россия начинает новый этап активной внешней политики, связанной с присоединением причерноморских территорий. Движение в этом направлении неизбежно приводило к военному столкновению с Турцией. За четверть века одна за другой следуют две войны России с Оттоманской Портой. Полководческий талант Румянцева ярко раскрылся в русско-турецкой войне 1768–1774 годов. С его именем связаны главные победы русских войск, и зачастую эту войну называют «румянцевской». С началом военных действий Петр Александрович был назначен командующим 2-й армией. Командующим 1-й армией стал генерал-аншеф А.М. Голицын. Фактический ход боевых действий в 1769 году свелся к борьбе за Хотин, на который вела наступление 1-я армия. Голицын действовал крайне вяло, нерешительно, с неоправданной, чрезмерной осторожностью. Турки сами атаковали войска Голицына — русский командующий продолжал придерживался чисто оборонительной тактики. Солдаты 1-й армии отбили все атаки и принудили турок к отходу под стены Хотина, но сами их не преследовали. Победа осталась неиспользованной. Кампания 1769 года для армий ознаменовалась сменой командующих. Неспособность Голицына к командованию была очевидна. Он был отозван в Петербург. Командующим 1-й армией был назначен Румянцев, командующим 2-й армией стал П.И. Панин. Румянцев оправдал надежды императрицы. Он прибыл к войскам 1-й армии в сентябре. Уже по его приказу главные силы армии были отведены на зимние квартиры к северу от Хотина. Двинувшись от Хотина к Дунаю, он за осенне-зимнюю кампанию 1769–1770 годов полностью очистил от турок Валахию и взял Журжу. В то же время новый командующий провел большую работу по подготовке войск к следующей кампании. Главные силы турецкой армии под командованием великого визиря к весне 1770 года постепенно сосредотачивались на правом берегу Дуная у Исакчи. Отдельные группы турецких войск действовали на левом берегу Дуная. Значительные силы турецкой конницы намеревались нанести удар в направлении на Яссы. В этой ситуации Румянцев двинул армию навстречу противнику. В конце апреля главные силы 1-й армии выступили из лагеря под Хотином и двинулись на юг вдоль левого берега Прута. После соединения с передовым корпусом у Румянцева было около 40 тысяч человек, включая нестроевых. Великий визирь, зная малочисленность русских войск, предполагал разбить их поодиночке, не допуская до соединения. Для этой цели он назначил три корпуса — всего около 60 тысяч человек. Сам же визирь с передовыми силами спешил подкрепить передовое войско. Именно поэтому Румянцев решил не дожидаться объединенного удара всей турецкой армии, а бить ее частями. Петр Александрович в борьбе с турками применял принцип «врозь двигаться, вместе драться» и в июне 1770 года нанес сокрушительное поражение противнику, разбив 20-тысячное войско в сражении при урочище Рябая Могила на левом берегу Прута. Знаменательно соотношение потерь в этом сражении — противник потерял более 500 человек убитыми, русские же — 17 убитыми и 37 ранеными. Сражение при Рябой Могиле показало, как высоко поднялось русское военное искусство. Сразу же после сражения Румянцев отрядил отряд Потемкина для наблюдения за отступающим противником. Поскольку медленное продвижение 2-й армии оставляло его фланг незащищенным, Румянцев выдвинул несколько отрядов для охраны важнейших направлений и только потом двинулся к нижнему течению Дуная. Панин в это время лишь переправился через Днестр и шел по направлению к Бендерам. Вскоре между течением рек Прут и Ларга авангарды 1-й армии, далеко выдвинутые от основных сил, обнаружили лагерь противника. Турки значительно превосходили войска Румянцева по численности: 38 тысячам русских солдат противостояло около 80 тысяч турецких, на соединение с которыми шли еще и главные силы визиря. Чтобы не допустить этого, Румянцев решает немедленно атаковать противника. Для осуществления операции он сосредоточил все свои силы, выделив лишь двухтысячный отряд для охраны мостов у Фальчи. Командующий построил войско в четыре каре: два нацеливались на фланг неприятельского лагеря, два предназначались для атаки с фронта. На рассвете 7 июля по правому флангу турецких войск был нанесен мощный удар. Используя расчлененные боевые порядки и умело применяя артиллерию, Румянцев в 8-часовом бою полностью разгромил и обратил в бегство превосходящие силы противника. За победу при Ларге Румянцев был награжден орденом Св. Георгия 1-й степени, став первым кавалером высшей степени Военного ордена России. Самую громкую славу Румянцеву-полководцу в этой войне принесло сражение у реки Кагул, где ему противостояла 150-тысячная турецкая армия Халиль-паши. В тылу у русских войск, насчитывающих всего около 40 тысяч человек при 150 орудиях, действовала татарская конница. Поскольку натиск татар в тылу все более и более усиливался, то сконцентрировать все силы не представлялось возможным. Румянцеву пришлось довести численность тыловой группы до 11 тысяч человек. Таким образом, сам он располагал против войск Халиль-паши армией, насчитывавшей не более 27 тысяч при 118 орудиях. Место турецкого лагеря было выбрано крайне неудачно, по сути, он располагался в своеобразном «мешке», между лощиной и течением Прута, заняв при этом проходившую здесь командную возвышенность. По всей видимости, великий визирь усматривал преимущество своей позиции в удобстве передвижений конницы по лощинам между хребтами для атаки расположенных южнее русских войск и действий на их тыл, если бы они вздумали с этой стороны атаковать турецкий лагерь. Невыгодность позиции, однако, была более значима: она была тесна, изрезана хребтами, изолировавшими части войск, а левый ее фланг оставался почти незащищенным. Этот последний недостаток визирь намеревался возместить искусственным укреплением позиции. Румянцев решил атаковать турок, используя все преимущества их невыгодного расположения. Согласно плану сражения, основные усилия направлялись на левый фланг. Составленный Румянцевым план был схож с планом сражения у Ларги в том, что исход боя решался ударом основной массы сил на главном направлении, другие же операции выполняли лишь подсобную роль. Одновременно план Кагульского сражения оказался проще, а идея главного удара — ярче. В два часа ночи 21 июля русские начали наступление. Войска стали подниматься на хребты, уходившие по направлению к лагерю противника. В начале пятого часа русские построились в боевой порядок и двинулись на врага, встретившего их плотным оружейным и артиллерийским огнем. Битва началась. Турецкая конница лощинами устремилась на наступающих, отдельный конный отряд начал в то же время обход русского фланга и окружил часть русских войск. Для русских войск создалось крайне опасное положение. В этот момент Румянцев вызвал резерв, который оттеснил противника от устья лощины. Сюда же он приказал двинуть и артиллерию, открывшую огонь по конным массам турок, стесненным в лощине боковыми хребтами. Несмотря на большие потери, турки продолжали натиск, бросая в атаку все большие силы. Русские пехотные каре успешно отражали конные атаки, но кавалерия оказалась в критическом положении. В целях лучшей обороны ее отвели за каре, а с тыла и с флангов прикрыли пехотой, построенной в мелкие батальонные каре. Около трех часов заняло отражение натиска турецкой конницы. К восьми утра русские войска перешли в решительное наступление. Но лишь только русские войска поднялись на небольшую высоту, лежащую в непосредственной близости к укреплению, скрывавшийся в засаде большой отряд янычар атаковал каре и стремительным натиском прорвал его фронт. Ворвавшись внутрь русского боевого построения, янычары привели его в замешательство. Первые ряды атакующих русских частей стали отступать, с трудом отбиваясь от массы наседавшего на них противника. Увидев это, Румянцев сказал находившемуся радом с ним принцу Брауншвейгскому: «Теперь настало наше дело», и бросился к солдатам. Взяв первое попавшееся ему на глаза из валяющихся на земле ружей, он закричал: «Товарищи, вы видите, что ядра и пули не решили; не стреляйте более из ружей, но с храбростию примите неприятеля в штыки». Командующий перестроил войска заново в каре и сам повел их на противника в штыковую… В то же время гренадерский батальон сумел пробраться лощиной к плохо защищенному турецкому левому флангу и открыл продольный огонь. Вслед за ним двинулись и остальные силы. Одновременно был атакован правый фланг турок, а на тыл противника обрушился огонь русской артиллерии. Турки, терпя громадный урон, поражаемые с фронта и тыла, сбитые в нестройную толпу, не выдержали и начали беспорядочно отступать, а затем побежали. Победителям достался лагерь противника и его артиллерия — 140 исправных пушек с полным боезапасом. Людские потери Халиль-паши в этом сражении были огромны. Наградой за Кагул Румянцеву стал чин генерал-фельдмаршала. Успех Румянцева был закреплен победами Каменского при Базарджике, Ивана Салтыкова — при Туртукае, Суворова — при Козлуджи. К лету 1774 года великий визирь предложил снова заключить перемирие и начать мирные переговоры. Мир был заключен в деревне Кючук-Кайнарджи, которую незадолго до этого занял Румянцев. Мирный договор был подписан в русской ставке по-походному, на полковом барабане. Он обеспечивал России исключительно выгодные условия. Кючук-Кайнарджийский мир превратил Россию в черноморскую державу и значительно укрепил ее позиции на юге, в Закавказье и на Балканах. В знак особых заслуг Екатерина Великая пожаловала Румянцеву почетную приставку к фамилии — «Задунайский». После заключения мира Петр Александрович Румянцев вернулся к управлению Малороссией. В Петербурге же при дворе прочно обосновался бывший его подчиненный, новый фаворит Екатерины II Григорий Потемкин. Он оттеснил своего прежнего начальника в военных делах, что подтвердила новая война с Турцией, начавшаяся в 1787 году. Потемкин пытался руководить Румянцевым, отведя его армии лишь вспомогательную роль. Не желая быть зависимым, фельдмаршал передал армию новому командующему и уехал на Украину. Последние годы жизни он безвыездно жил в Полтавской губернии, продолжал управлять Малороссией, бессменным наместником которой был 32 года. При дворе он не появлялся, полюбив проводить время в сельском уединении в селе Ташаки. Здесь его застало известие о смерти Екатерины. Фельдмаршал ненамного пережил императрицу. 8 декабря 1796 года в 8 часов 45 минут, как было сказано в заключении о болезни, Петр Александрович Румянцев-Задунайский умер «самым тихим образом». Узнав о смерти Румянцева, Павел I приказал три дня носить траур.

Пётр Семёнович Салтыко́в (1698 — 26 декабря 1772) — граф, Московский градоначальник, русский государственный и военный деятель, генерал-фельдмаршал (18 августа 1759). С его именем связаны наиболее крупные успехи русской армии вСемилетней войне 1756—1763 гг., когда Россия противоборствовала с Пруссией, помогая Австрии и другим своим союзникам.

Биография

Будущий фельдмаршал родился в 1698 году и был сыном генерал-аншефа С. А. Салтыкова, родственника императрицы Анны Иоанновны и Фёклы Яковлевны Волынской. Близость к царствующему дому обеспечила ему первоначальную карьеру.

В 1714 году он был зачислен в гвардию и отправлен для обучения морскому делу во Францию, хотя не имел расположения к морской службе. В начале 1730-х гг. возвратился в Россию, вскоре пожалован в действительные камергеры и чином генерал-майора. В 1734 году в составе войск фельдмаршала Миниха принимал участие в походе в Польшу против С. Лещинского, объявившего себя королем. В 1742 году генерал-поручик Салтыков отправляется на русско-шведскую войну, участвует в военных действиях сначала под начальством генерала Кейта, затем фельдмаршала Ласси, за отличия в боях награжден шпагой с бриллиантами.

После войны Салтыков командовал Псковской дивизией, ландмилиционными полками на Украине, выслужил чин генерал-аншефа. В 1756 году его перевели в Санкт-Петербург на должность командующего Шуваловским корпусом, расквартированным в столице. Неудовлетворительное ведение войны против Пруссии в кампаниях 1757—1758 и непопулярность в войсках главнокомандующего В. В. Фермора вынудили Елизавету искать среди русских генералов другую кандидатуру на пост главнокомандующего. Выбор пал на Салтыкова, который в июне 1759 года возглавил русскую армию. По отзывам современников, мало кто верил, что этот «седенький, маленький и простенький старичок», «сущая курочка», сможет успешно противостоять войскам знаменитого Фридриха II Великого. Но русский генерал проявил себя с самой лучшей стороны, продемонстрировав полководческое искусство, твердость, здравый смысл, а также знание русского солдата.

Русский военный историк Масловский писал о Салтыкове: «Широкий, прямой и верный взгляд на военное дело, чисто русская преданность России и любовь к солдату были качества, присущие новому главнокомандующему».

Салтыкову было предписано действовать совместно с австрийцами, и для соединения с ними он двинулся к Одеру. Прусский корпус генерала Веделя пытался перекрыть дорогу русской армии, но благодаря хорошей разведке и умелым перемещениям Салтыков постоянно опережал противника, оставляя его в неудобных для атак позициях. 12 июля у деревни Пальциг Ведель, несмотря на невыгодное расположение своих войск, решился дать русским сражение. Салтыков развернул свою армию в две линии на высотах и оборудовал артиллерийские батареи, часть которых имела на вооружении так называемые единороги, способные вести огонь через головы своих войск. Прусский корпус, с потерями преодолев дефиле между болотами и высотами, повел отчаянные атаки на фланги противника. Активной штыковой борьбой и губительным огнем артиллерии русские расстроили ряды неприятеля. Затем Салтыков фланговым движением первой линии поставил прусские бригады в безнадежное положение и разбил их поодиночке.

За успех при Пальциге императрица поощрила нижние чины полугодовым окладом жалованья (с выплатой которого казна не спешила), сам же главнокомандующий получил из Петербурга лишь письменную благодарность — победа при Пальциге в столице явно осталась недооценённой.

Продолжив с армией движение, Салтыков в районе Кроссена соединился с австрийским корпусом генерала Лаудона и, заняв Франкфурт-на-Одере, предложил австрийскому главнокомандующему Дауну развернуть совместное наступление на Берлин. Пока тот колебался, Фридрих II с главными силами прусской армии, переправившись через Одер севернее Франкфурта, решил ударом с тыла разгромить союзников. 1 августа у деревни Кунерсдорф произошло самое крупное сражение между прусской и русско-австрийской армиями в Семилетней войне. В распоряжении Фридриха в этом сражении было 48 тыс. человек и около 200 орудий, у генерал-аншефа Салтыкова — 41 тыс. русских, 18,5 тыс. австрийцев, 248 орудий.

Салтыков, заняв центром и правым флангом господствующие высоты и укрепив их в инженерном отношении, преднамеренно побудил Фридриха атаковать левый фланг русских войск. С огромным трудом пруссакам удалось овладеть позициями на левом фланге противника, но затем атаки прусской армии разбились о центр русско-австрийских войск, где особенно умело действовал генерал П. Румянцев, будущий знаменитый полководец. Безуспешными оказались и атаки лучшей в Европе прусской кавалерии Зейдлица, отступившей с большими потерями. Сражение, продолжавшееся весь день, завершилось беспорядочным отступлением прусской армии, которая потеряла около 19 тыс. человек, всю артиллерию и обоз.

Потрясенный неудачей, Фридрих едва не покончил с собой. «Всё потеряно, спасайте двор и архивы», — писал он в Берлин. Шляпу прусского короля, бежавшего после сражения, подобрали русские солдаты. Как реликвия Кунерсдорфа она доныне хранится под стеклом на стенде в музее А. В. Суворова в Санкт-Петербурге.

За победу под Кунерсдорфом Елизавета удостоила Салтыкова фельдмаршальским чином, особой медалью с надписью: «Победителю над пруссаками», а австрийская императрица Мария Терезия подарила ему бриллиантовый перстень и табакерку с бриллиантами. Характерно, что сам главнокомандующий скромно оценивал свою роль в армии. отдавая должное русским офицерам и солдатам. «Ныне её императорское величество, — писал Петр Семёнович Елизавете, — имеет у себя много таких храбрых и искусных генералов, каких сомневаюсь, чтоб где столько было; а все свои».

После Кунерсдорфа прусская армия, используя несогласованность в действиях русских и австрийских войск, происходившую от противоречивых указаний из Вены и Петербурга, все же смогла оправиться от поражения и повести затяжную оборону. Поскольку Даун уклонялся от совместных наступательных действий, Салтыков в 1760 годуперенёс главные усилия русской армии в Померанию, а часть сил направил в рейд на Берлин. 28 сентября (9 октября) 1760 года берлинский гарнизон капитулировал перед генералом Тотлебеном. При известии о подходе армии Фридриха корпуса генерал-майора Тотлебена и генерал-поручика З. Г. Чернышёва, принимавшие, вместе с австрийским корпусом генерала Ласси, участие в берлинской экспедиции, отступили, по приказу командования, на соединение с основными силами Салтыкова.

Сподвижники русского фельдмаршала замечали его неудовлетворенность затянувшимися позиционными формами ведения войны. Сковываемый инструкциями из Петербурга и бесконечными согласованиями с Веной, Салтыков тяготился тем, что фактически не имел возможности самостоятельно организовывать решительные наступательные операции. В конце 1760 года, ссылаясь на пошатнувшееся здоровье, он отпросился у императрицы уехать в Познань для лечения и вскоре покинул пост главнокомандующего.

С вступлением на престол Петра III (1761 год) война с Пруссией была прекращена. В период кратковременного правления Петра Салтыков находился в бездействии, но в 1762 новая императрица Екатерина II вернула его на службу. В день своей коронации она пожаловала фельдмаршала золотой шпагой, осыпанной бриллиантами. В следующем году Пётр Семенович стал членом правительствующего Сената, а в 1764 был назначен главнокомандующим и генерал-губернатором в Москву. Там он успешно управлялся с административными делами, но его ждала непредвиденная ситуация: в 1770—1771 гг. в Москве разразилась эпидемия чумы, сопровождавшаяся бунтами.

В необычной для него обстановке 70-летний фельдмаршал растерялся, действовал нерешительно и удалился в подмосковную деревню Марфино, где переждал события. В апреле 1772 года охладевшая к нему Екатерина разрешила Салтыкову выйти в отставку, а 26 декабря опечаленный фельдмаршал скончался в Марфино. Из знатных лиц на его похороны прибыл только генерал-аншефП. И. Панин. В генерал-аншефском мундире, в лентах Андреевской и Георгиевской, склоняет перед останками победоносную голову, обнажает меч и, став у гроба, произносит вслух: «До тех пор буду стоять здесь на часах, пока не пришлют почетного караула для смены».

Полководческий дар Салтыкова на первый взгляд проявился неожиданно, так как ни до, ни после Семилетней войны он ничем особенным себя не проявил. В боевой обстановке Салтыков вёл себя необычайно спокойно: когда ядра летели мимо него, он махал вслед их хлыстиком и шутил. За мужество и доброе отношение к солдатам он имел большую популярность в войсках.

Один из участников битвы при Цорндорфе, А. Т. Болотов, так вспоминал о Салтыкове:

… старичок седенький, маленький, простенький, в белом ландмилицком кафтане, без всяких украшений и без пышностей… никто не только надеждою ласкаться, но и мыслить того не отваживался, чтоб мог он учинить что-нибудь важное, столь мало обещивал нам его наружный вид и все его поступки.

— Болотов А.Т. Письмо 73 // Из записок А.Т.Болотова.... — Калининград: Книжное издательство, 1990.

Герой Пальцига и Кунерсдорфа остался в памяти потомков как талантливый полководец, укрепивший авторитет русской армии в Европе. Именно с Салтыкова начался процесс укрепления национальных начал в развитии военного искусства России. В сражениях Салтыков выходил за пределы господствовавшей тогда линейной тактики, смело маневрировал силами и средствами, выделял резервы, при проведении контратак применял колонны. Продолжателями заложенной им школы военного искусства стали Румянцев и Суворов.

Семья

Был женат на княжне Прасковье Юрьевне Трубецкой (1704—1767), сестре генерал-прокурора Н. Ю. Трубецкого, и имел сына и трёх дочерей:

• Иван Петрович (1730—1805), граф, 33-ий генерал-фельдмаршал.

• Анастасия Петровна (1731—1830), была замужем за Пётром Фёдоровичем Квашниным-Самариным (1743—1815), президентом Юстиц-коллегии, действительным тайным советником.

• Варвара Петровна (1734—?), была замужем с 1754 года за князем Василием Борисовичем Голицыным (1729—1771).

• Екатерина Петровна (1743—1817), статс-дама, кавалер ордена Святой Екатерины 1-го класса. Была замужем за действительным тайным советником и сенатором графомАндреем Петровичем Шуваловым (1742—1789).

………………………………………………………………………………………………………………………………………………..

Военачальник

Петр Семенович Салтыков 1698-1772 Генерал-фельдмаршал. С именем П.Салтыкова связаны наиболее крупные успехи русской армии в Семилетней войне 1756 - 1763 гг., когда Россия противоборствовала с Пруссией, помогая Австрии и другим своим союзникам. Полководческий дар Салтыкова на первый взгляд проявился неожиданно, так как ни до, ни после Семилетней войны он ничем особенным себя не проявил. Именно с Салтыкова начался процесс укрепления национальных начал в развитии военного искусства России.

Будущий фельдмаршал родился в 1698 г. и был сыном генерал-аншефа С.А.Салтыкова, родственника императрицы Анны Иоанновны. Близость к царствующему дому обеспечила ему первоначальную карьеру. В 1714 г. он был зачислен в гвардию и отправлен для обучения морскому делу во Францию, хотя не имел расположения к морской службе. В начале 30-х гг. возвратился в Россию, вскоре пожалован в действительные камергеры и чином генерал-майора. В 1734 г. в составе войск фельдмаршала Миниха принимал участие в походе в Польшу против С.Лещинского, объявившего себя королем. В 1742 г. генерал-поручик Салтыков отправляется на русско-шведскую войну, участвует в военных действиях сначала под начальством генерала Кейта, затем фельдмаршала Ласси, за отличия в боях награжден шпагой с бриллиантами.

После войны Салтыков командовал Псковской дивизией, ландмилиционными полками на Украине, выслужил чин генерал-аншефа. В 1756 г. его перевели в Санкт-Петербург на должность командующего Шуваловским корпусом, расквартированным в столице. Неудовлетворительное ведение войны против Пруссии в кампаниях

1757 - 1758 гг. и непопулярность в войсках главнокомандующего В.В.Фермора вынудили Елизавету искать среди русских генералов другую кандидатуру на пост главнокомандующего. Выбор пал на Салтыкова, который в июне 1759 г. возглавил русскую армию. По отзывам современников, мало кто верил, что этот "седенький, маленький и простенький старичок", "сущая курочка", сможет успешно противостоять войскам знаменитого Фридриха II Великого. Но 60-летний русский генерал проявил себя с самой лучшей стороны, продемонстрировав полководческое искусство, твердость, здравый смысл, а также знание русского солдата.

Русский военный историк Масловский писал о Салтыкове: "Широкий, прямой и верный взгляд на военное дело, чисто русская преданность России и любовь к солдату были качества, присущие новому главнокомандующему".

Салтыкову было предписано действовать совместно с австрийцами, и для соединения с ними он двинулся к Одеру. Прусский корпус генерала Веделя пытался перекрыть дорогу русской армии, но благодаря хорошей разведке и умелым перемещениям Салтыков постоянно опережал противника, оставляя его в неудобных для атак позициях. 12 июля у деревни Пальциг Ведель, несмотря на невыгодное расположение своих войск, решился дать русским сражение. Салтыков развернул свою армию в две линии на высотах и оборудовал артиллерийские батареи, часть которых имела на вооружении так называемые единороги, способные вести огонь через головы своих войск. Прусский корпус, с потерями преодолев дефиле между болотами и высотами, повел отчаянные атаки на фланги противника. Активной штыковой борьбой и губительным огнем артиллерии русские расстроили ряды неприятеля. Затем Салтыков фланговым движением первой линии поставил прусские бригады в безнадежное положение и разбил их поодиночке.

За успех при Пальциге императрица поощрила нижние чины полугодовым окладом жалованья (с выплатой которого казна не спешила), сам же главнокомандующий получил из Петербурга лишь письменную благодарность - победа при Пальциге в столице явно осталась недооцененной.

Продолжив с армией движение, Салтыков в районе Кроссена соединился с австрийским корпусом генерала Лаудона и, заняв Франкфурт-на-Одере, предложил австрийскому главнокомандующему Дауну развернуть совместное наступление на Берлин. Пока тот колебался, Фридрих II с главными силами прусской армии, переправившись через Одер севернее Франкфурта, решил ударом с тыла разгромить союзников. 1 августа у деревни Кунерсдорф произошло самое крупное сражение между прусской и русско-австрийской армиями в Семилетней войне. В распоряжении Фридриха в этом сражении было 48 тыс. человек и около 200 орудий, у генерал-аншефа Салтыкова - 41 тыс. русских, 18,5 тыс. австрийцев, 248 орудий.

Салтыков, заняв центром и правым флангом господствующие высоты и укрепив их в инженерном отношении, преднамеренно побудил Фридриха атаковать левый фланг русских войск. С огромным трудом пруссакам удалось овладеть позициями на левом фланге противника, но затем атаки прусской армии разбились о центр русско-австрийских войск, где особенно умело действовал генерал П.Румянцев, будущий знаменитый полководец. Безуспешными оказались и атаки лучшей в Европе прусской кавалерии Ф.Зейдлица, отступившей с большими потерями. Сражение, продолжавшееся весь день, завершилось беспорядочным отступлением прусской армии, которая потеряла около 19 тыс. человек, всю артиллерию и обоз.

Потрясенный неудачей, Фридрих едва не покончил с собой. "Все потеряно, спасайте двор и архивы", - писал он в Берлин. Шляпу прусского короля, бежавшего после сражения, подобрали русские солдаты. Как реликвия Кунерсдорфа она доныне хранится под стеклом на стенде в музее А.В.Суворова в Санкт-Петербурге.

За победу под Кунерсдорфом Елизавета удостоила Салтыкова фельдмаршальским чином, особой медалью с надписью: "Победителю над пруссаками", а австрийская императрица Мария Терезия подарила ему бриллиантовый перстень и табакерку с бриллиантами. Характерно, что сам главнокомандующий скромно оценивал свою роль в армии. отдавая должное русским офицерам и солдатам. "Ныне ее императорское величество, - писал Петр Семенович Елизавете, - имеет у себя много таких храбрых и искусных генералов, каких сомневаюсь, чтоб где столько было; а все свои".

После Кунерсдорфа прусская армия, используя несогласованность в действиях русских и австрийских войск, происходившую от противоречивых указаний из Вены и Петербурга, все же смогла оправиться от поражения и повести затяжную оборону. Поскольку Даун уклонялся от совместных наступательных действий, Салтыков в 1760 г. перенес главные усилия русской армии в Померанию, а часть сил направил в рейд на Берлин. Корпусу генерала З.Чернышева 28 сентября удалось занять прусскую столицу, но при подходе армии Фридриха он отступил на соединение с основными силами Салтыкова.

Сподвижники русского фельдмаршала замечали его неудовлетворенность затянувшимися позиционными формами ведения войны. Сковываемый инструкциями из Петербурга и бесконечными согласованиями с Веной, Салтыков тяготился тем, что фактически не имел возможности самостоятельно организовывать решительные наступательные операции. В конце 1760 г., ссылаясь на пошатнувшееся здоровье, он отпросился у императрицы уехать в Познань для лечения и вскоре покинул пост главнокомандующего.

С вступлением на престол Петра III (1761 г.) война с Пруссией была прекращена. В период кратковременного правления Петра Салтыков находился в бездействии, но в 1762 г. новая императрица Екатерина II вернула его на службу. В день своей коронации она пожаловала фельдмаршала золотой шпагой, осыпанной бриллиантами. В следующем году Петр Семенович стал членом правительствующего Сената, а в 1764 г. был назначен главнокомандующим и генерал-губернатором в Москву. Там он успешно управлялся с административными делами, но его ждала непредвиденная ситуация: в 1770 -1771 гг. в Москве разразилась эпидемия чумы, сопровождавшаяся бунтами.

В необычной для него обстановке 70-летний фельдмаршал растерялся, действовал нерешительно и удалился в подмосковную деревню Марфино, где переждал события. В апреле 1772 г. охладевшая к нему

Екатерина разрешила Салтыкову выйти в отставку, а 26 декабря опечаленный фельдмаршал скончался в Марфино. Из знатных лиц на его похороны прибыл только генерал-аншеф П.Панин.

Герой Пальцига и Кунерсдорфа остался в памяти потомков как талантливый полководец, укрепивший авторитет русской армии в Европе. В сражениях Салтыков выходил за пределы господствовавшей тогда линейной тактики, смело маневрировал силами и средствами, выделял резервы, при проведении контратак применял колонны. Продолжателями заложенной им школы военного искусства стали Румянцев и Суворов.

В боевой обстановке Салтыков проявлял себя необычайно спокойно: когда ядра летели мимо него, он махал вслед их хлыстиком и шутил. За мужество и доброе отношение к солдатам он имел большую популярность в войсках.

Использованы материалы кн.: Ковалевский Н.Ф. История государства Российского. Жизнеописания знаменитых военных деятелей XVIII - начала XX века. М. 1997 г.

…………………………………………………………………………………………………………………………………………..

Салтыков Петр Семенович (1698-26.12.1772), граф, генерал-фельдмаршал. Сын генерал-аншефа С.А. Салтыкова, родственника императрицы Анны Ивановны. Близость к царствующему дому обеспечила ему первоначальную карьеру. В 1714 он был зачислен в гвардию и отправлен для обучения морскому делу во Францию, хотя не имел расположения к морской службе. В начале 30-х гг. возвратился в Россию, вскоре пожалован действительным камергером и чином генерал-майора. В 1734 в составе войск фельдмаршала Б.Х. Миниха принимал участие в походе в Польшу против Станислава Лещинского, объявившего себя королем. В 1742 генерал-поручик Салтыков участвовал в русско-шведской войне, в военных действиях сначала под начальством генерала Кейта, затем фельдмаршала Ласси, за отличия в боях награжден шпагой с бриллиантами. После возвращения из Стокгольма Салтыков был назначен начальником Псковской дивизии; в 1754 произведен в генерал-аншефы, а в 1756 был назначен командиром Украинских ландмилиционных полков. Получил чин генерал-аншефа. В 1756 был переведен в Санкт-Петербург на должность командующего Шуваловским корпусом, расквартированным в столице. Неудовлетворительное ведение войны против Пруссии в кампаниях 1757-1758 и непопулярность в войсках главнокомандующего В.В. Фермора вынудили императрицу Елизавету Петровну искать среди русских генералов другую кандидатуру на пост главнокомандующего. Выбор пал на Салтыкова, который в июне 1759 возглавил русскую армию. По отзывам современников, мало кто верил, что этот «седенький, маленький и простенький старичок», «сущая курочка», сможет успешно противостоять войскам знаменитого Фридриха II Великого. Однако Салтыков проявил себя с самой лучшей стороны, продемонстрировав полководческое искусство, твердость, здравый смысл, а также знание русского солдата. Русский военный историк Масловский писал о Салтыкове: «Широкий, прямой и верный взгляд на военное дело, чисто русская преданность России и любовь к солдату были качества, присущие новому главнокомандующему». Салтыкову было предписано действовать совместно с австрийцами, и для соединения с ними он двинулся к Одеру. Прусский корпус генерала Веделя пытался перекрыть дорогу русской армии, но благодаря хорошей разведке и умелым перемещениям Салтыков постоянно опережал противника, оставляя его в неудобных для атак позициях. 12 июля у деревни Пальциг, несмотря на невыгодное расположение своих войск, Ве-дель решился дать русским сражение. Салтыков развернул свою армию в две линии на высотах и оборудовал артиллерийские батареи, часть которых имела на вооружении так называемые единороги, способные вести огонь через головы своих войск. Прусский корпус, с потерями преодолев путь между болотами и высотами, повел отчаянные атаки на фланги противника. Активной штыковой борьбой и губительным огнем артиллерии русские расстроили ряды неприятеля. Затем Салтыков фланговым движением первой линии поставил прусские бригады в безнадежное положение и разбил их поодиночке. За успех при Пальциге Салтыков получил из Санкт-Петербурга письменную благодарность. Продолжив с армией движение, Салтыков в районе Кроссена соединился с австрийским корпусом генерала Лаудона и, заняв Франкфурт-на-Одере, предложил австрийскому главнокомандующему Дауну развернуть совместное наступление на Берлин. Пока тот колебался, Фридрих II с главными силами прусской армии, переправившись через Одер севернее Франкфурта, решил ударом' с тыла разгромить союзников. 1 августа у деревни Кунерсдорф произошло самое крупное сражение между прусской и русско-австрийской армиями в Семилетней войне. В распоряжении Фридриха в этом сражении было 48 тыс. человек и около 200 орудий, у генерал-аншефа Салтыкова -41 тыс. русских, 18,5 тыс. австрийцев, 248 орудий. Салтыков, заняв господствующие высоты и укрепив их, преднамеренно побудил Фридриха атаковать левый фланг русских войск. С огромным трудом пруссакам удалось овладеть позициями на левом фланге противника, но затем атаки прусской армии разбились о центр русско-австрийских войск, где особенно умело действовал генерал П.А. Румянцев. Безуспешными оказались и атаки лучшей в Европе прусской кавалерии Ф. Зейдлица, отступившей с большими потерями. Сражение, продолжавшееся весь день, завершилось беспорядочным отступлением прусской армии, которая потеряла около 19 тыс. человек, всю артиллерию и обоз. Потрясенный неудачей, Фридрих едва не покончил с собой. За победу под Кунерсдорфом Елизавета удостоила Салтыкова фельдмаршальским чином, особой медалью с надписью: «Победителю над пруссаками», а австрийская императрица Мария-Терезия подарила ему бриллиантовый перстень и табакерку с бриллиантами. Характерно, что сам главнокомандующий скромно оценивал свою роль в армии, отдавая должное русским офицерам и солдатам. «Ныне ее императорское величество, - писал Петр Семенович Елизавете, - имеет у себя много таких храбрых и искусных генералов, каких сомневаюсь, чтоб где столько было; а все свои». После Кунерсдорфа прусская армия, используя несогласованность в действиях русских и австрийских войск, происходившую от противоречивых указаний из Вены и Санкт-Петербурга, все же смогла оправиться от поражения и повести затяжную оборону. Поскольку Даун уклонялся от совместных наступательных действий, Салтыков в 1760 перенес основные действия русской армии в Померанию, а часть сил направил на Берлин. Корпусу генерала З.Г. Чернышева 28 сентября удалось занять прусскую столицу, но при подходе армии Фридриха он отступил на соединение с основными силами Салтыкова. Сподвижники русского фельдмаршала замечали его неудовлетворенность затянувшимися позиционными формами ведения войны. Сковываемый инструкциями из Санкт-Петербурга и бесконечными согласованиями с Веной, Салтыков тяготился тем, что фактически не имел возможности самостоятельно организовывать решительные наступательные операции. В конце 1760, ссылаясь на пошатнувшееся здоровье, он отпросился у императрицы уехать в Познань для лечения и вскоре покинул пост главнокомандующего. После вступления на престол Петра III (1761) война с Пруссией была прекращена. В период кратковременного правления Петра Салтыков находился в бездействии, но в 1762 императрица Екатерина II вернула его на службу. В день своей коронации она пожаловала фельдмаршала золотой шпагой, усыпанной бриллиантами. В следующем году Петр Семенович стал членом правительствующего Сената, а в 1764 был назначен главнокомандующим и генерал-губернатором в Москву, где в 1770-1771 разразилась эпидемия чумы, сопровождавшаяся бунтами. В необычной для него обстановке 70-летний фельдмаршал растерялся, действовал нерешительно и удалился в подмосковную деревню Марфино, где переждал события. В апреле 1772 Екатерина II разрешила Салтыкову выйти в отставку, а 26 декабря Салтыков скончался в Марфино.

Использованы материалы книги: Сухарева О.В. Кто был кто в России от Петра I до Павла I, Москва, 2005

Васи́лий Ники́тич Тати́щев (19 (29) апреля 1686, Псковский уезд, Русское царство — 15 (26) июля 1750, сельцо Болдино,Дмитровский уезд, Московская губерния, Российская империя) — известный российский историк, географ, экономист и государственный деятель; автор первого капитального труда по русской истории — «Истории Российской», основательСтаврополя (ныне Тольятти), Екатеринбурга и Перми.

Василий Никитич Татищев родился 19 (29) апреля 1686 года в поместье своего отца, Никиты Алексеевича Татищева (ум. 1706), в Псковском уезде. Татищевы происходили от Рюриковичей, точнее — от младшей ветви князей смоленских; род был захудалым, утратившим княжеский титул. Отец Василия Никитича с 1678 года числился в государевой службе московским «жильцом» и первое время не имел никаких земельных владений, однако в 1680 ему удалось получить поместье умершего дальнего родственника в Псковском уезде. В 1693 году сыновья Никиты Алексеевича, десятилетний Иван и семилетний Василий, были пожалованы в стольники и служили при дворе царя Ивана Алексеевича до его смерти в 1696 году. В дальнейшем братья жили, вероятно, в отцовском поместье — до начала 1704 года. 25 июня 1705 году братья написали сказку в Разрядном приказе, в которой преуменьшили свой возраст (Иван на 4 года, Василий на 2 года), благодаря чему отстояли льготу по освобождению от службы до 1706 г.^[1] В 1706 году они были зачислены в Азовский драгунский полк. 12 августа 1706 года оба брата, произведённые в поручики, в составе вновь сформированного драгунского полка Автомона Иванова отправились из Москвы на Украину, где приняли участие в военных действиях. В. Н. Татищев сражался и в битве под Полтавой, где был ранен, по его собственным словам, «подле государя». В 1711 году Татищев участвовал в Прутском походе.

В 1712—1716 годах, подобно многим молодым дворянам, Татищев совершенствовал своё образование за границей, но не во Франции и Голландии, как большинство, а в Германии. Он побывал в Берлине, Дрездене, Бреславле, приобрёл множество дорогостоящих книг по всем отраслям знания. Известно, что Татищев обучался преимущественно инженерному и артиллерийскому делу, поддерживал связь с генерал-фельдцейхмейстером Яковом Вилимовичем Брюсом и выполнял его поручения. В перерывах между заграничными поездками Татищев занимался делами имения. Летом 1714 года он женился на молодой вдове Авдотье Васильевне Андреевской.

5 апреля 1716 года Татищев присутствовал на «генеральном смотре» петровской армии, после которого по желанию Брюса был переведён из кавалерии в артиллерию. 16 мая 1716 Татищев выдержал экзамен и был произведён в инженер-поручики артиллерии. В1717 году Татищев находился в действующей армии под Кёнигсбергом и Данцигом (Гданьском), занимаясь приведением в порядок изрядно запущенного артиллерийского хозяйства. После прибытия (18 сентября 1717) под Данциг Петра I Татищев вмешался в историю с контрибуцией в 200 тысяч рублей, которую уже целый год никак не мог выплатить здешний магистрат.Пётр Iзаинтересовался имевшейся в городе картиной «Страшный суд», которую бургомистр приписывал кисти просветителя славянМефодия и предлагал царю в счёт контрибуции, оценивая в 100 тысяч рублей. Пётр I готов был принять картину, оценив её в 50 тысяч, но Татищев сумел отговорить царя от убыточной сделки, вполне обоснованно оспорив авторство Мефодия.

В 1718 году Татищев участвовал в организации переговоров со шведами на Аландских островах. Именно Татищев обследовал острова в конце января — начале февраля 1718 и выбрал для проведения мирного конгресса деревню Варгад; здесь русские и шведские дипломаты впервые встретились 10 мая. В силу ряда причин многомесячные переговоры не завершились подписанием мирного договора. Русская делегация покинула Варгад 15 сентября, Татищев уехал несколько раньше.

По возвращении в Петербург Татищев продолжал служить под началом Брюса, который при учреждении 12 декабря 1718 года Берг-коллегии был поставлен во главе этого учреждения. В 1719 году Брюс обратился к Петру I, обосновывая необходимость «землемерия» всего государства и составления подробной географии России. Татищев должен был стать исполнителем этой работы (в письме к Черкасову от 1725 года сам Татищев говорит, что был определён «к землемерию всего государства и сочинению обстоятельной географии с ландкартами»). Однако в начале 1720 года Татищев получил назначение на Урал и с этого времени практически не имел возможности заниматься географией. Кроме того, уже на подготовительном этапе к составлению географии Татищев увидел необходимость в исторических сведениях, быстро увлёкся новой темой и в дальнейшем собирал материалы уже не для географии, а для истории.

Освоение Урала. Промышленник и экономист

В 1720 году новое поручение оторвало Татищева от его историко-географических работ. Он был послан «в Сибирской губернии на Кунгуре и в прочих местах, где обыщутся удобные места, построить заводы и из руд серебро и медь плавить». Ему приходилось действовать в стране малоизвестной, некультурной, издавна служившей ареной для всяких злоупотреблений. Объехав вверенный ему край, Татищев поселился не в Кунгуре, а в Уктусском заводе, где и основал управление, названное вначале Горной канцелярией, а потом Сибирским высшим горным начальством. Во время первого пребывания Татищева на уральских заводах он успел сделать весьма многое: перенёс Уктусский завод на реку Исеть и там положил начало нынешнего Екатеринбурга, выбрал место для строительства медеплавильного завода около деревни Егошиха, тем самым положив начало городу Перми, добился дозволения пропускать купцов на Ирбитскую ярмарку и через Верхотурье, а также заведения почты между Вяткой и Кунгуром. При заводах открыл две начальные школы, две — для обучения горному делу, выхлопотал учреждение особого судьи для заводов, составил инструкцию для оберегания лесов, проторил новую, более короткую дорогу от Уктусского завода к Уткинской пристани на Чусовой и т. д.

Меры Татищева вызвали неудовольствие Демидова, видевшего подрыв своей деятельности в учреждении казённых заводов. Для расследования споров на Урал послан был Г. В. де Геннин, нашедший, что Татищев во всём поступал справедливо. Он был оправдан, в начале 1724 года представлялся Петру, был произведён в советники берг-коллегии и назначен в сибирский обер-бергамт. Вскоре за тем его послали в Швецию для надобностей горного дела и для исполнения дипломатических поручений. В Швеции Татищев пробыл с декабря 1724 по апрель 1726, осмотрел заводы и рудники, собрал много чертежей и планов, нанял гранильного мастера, пустившего в ход гранильное дело в Екатеринбурге, собрал сведения о торговле Стокгольмского порта и о шведской монетной системе, познакомился со многими местными учёными и т. д. Возвратясь из поездки в Швецию и Данию, Татищев некоторое время занимался составлением отчёта и, хотя ещё не отчисленный от бергамта, не был, однако, послан в Сибирь. В 1727 году он был назначен членом монетной конторы, которой тогда подчинены были монетные дворы.

В 1998 году в Екатеринбурге на плотинке установлен памятник основателям Екатеринбурга «Славным сынам России В. Н. Татищеву и В. И. де Геннину Екатеринбург благодарный 1998 год». Автор монумента — скульптор Петр Чусовитин.

Казни

Начиная с с 1725 года приписные солдаты Екатеринбургского завода подавляют восстания Камышловской, Пышминской и других слобод.

В 1735 году спешно построенные за городским валом две допросные избы и пыточный сарай выдают первые продукты — привлечённый по делу князя Долгорукого Е. Столбов «извивался на дыбе, признаваясь во всевозможных грехах и „винах“».

Тойгильда Жуляков был казнён в Екатеринбурге 20 апреля 1738 года. Текст приговора: «за дело его что крестясь в веру греческого вероисповедания, принял паки макометанский закон и тем не только в богомерзское пресиуспление впал, но яко пес на свои блевотины возвратился и клятвенное свое обещание, данное при крещении, презрел…»^[2] Сам В. Н. Татищев на казни не присутствовал, ибо находился в тот момент в Самаре^[3].

По справке Екатеринбургской полиции, в первый раз Кисякбика (Катерина) бежала 18 сентября 1737 года с дворовой девкой вдовы питейного откупщика Петра Перевалова, во второй раз — 23 сентября того же года с дворовой женкой секретаря Канцелярии Главного правления заводов Ивана Зорина. В третий раз бежала в сентябре 1738 года^[4].

В Канцелярии Главного правления заводов было вынесено определение от 8 февраля 1739 года:

«По ордеру от тайного советника В. Н. Татищева из Мензелинска от 1 марта 1738 г. велено татарина Тойгильду за то, что, крестясь, принял паки махометанский Закон, на страх другим при собрании всех крещеных татар сжечь, по которому он и сожжен. Определили: оной татарке за три побега и что она, будучи в бегах, крещеная обасурманилась, учинить смертную казнь — сожечь. Токмо, не учиня оного, писать к тайному советнику В. Н. Татищеву и ожидать на то указа. Вышеписанное представление учинить к генерал-майору Леонтью Яковлевичу Соймонову, ибо из неполученных от тайного советника указов видно, что он в Петербург отбыл»^[5].

29 апреля 1739 года письмо Соймонова было получено в Екатеринбурге. 30 апреля смертный приговор «по указу генерал-майора Л. Я. Соймонова» был утверждён в Канцелярии (Л. Угримов, поручик Василий Ближевской). 1 мая Угримов известил письмом генерала Соймонова: «Ныне по силе оного Вашего превосходительства ордеру с нею того ж апреля 30 числа уже учинено»^[6].

Историки признают эти сожжения людей были последними в истории просвещённой Европы.^{[источник не указан 285 дней]} (впрочем, есть известия, что граф Валентин Потоцкийбыл сожжён в Вильнюсе в 1749 году).

Политическая деятельность при Анне Иоанновне

На этой должности его застали события 1730 года. По поводу них Татищевым составлена была записка, подписанная 300 чел. из шляхетства. Он доказывал, что России, как стране обширной, более всего соответствует монархическое управление, но что все-таки «для помощи» императрице следовало бы учредить при ней сенат из 21 члена и собрание из 100 членов, а на высшие места избирать баллотировкою. Здесь же предлагались разные меры для облегчения положения разных классов населения. Вследствие абсолютистской агитации гвардия не пожелала перемен в государственном строе, и весь этот проект остался втуне; но новое правительство, видя в Татищеве врага верховников, отнеслось к нему благосклонно: он был обер-церемониймейстером в день коронации Анны Иоанновны. Став главным судьёй монетной конторы, Татищев начал деятельно заботиться об улучшении русской монетной системы. В 1731 году у Татищева начались недоразумения с Бироном, приведшие к тому, что он был отдан под суд по обвинению во взяточничестве. В 1734 Татищев был освобожден от суда и снова назначен на Урал, «для размножения заводов». Лично участвовал в пытках заключённых по «слову и делу государеву». Ему же поручено было составление горного устава. Пока Татищев оставался при заводах, он своей деятельностью приносил много пользы и заводам, и краю: при нём число заводов возросло до 40; постоянно открывались новые рудники, и Татищев считал возможным устроить ещё 36 заводов, которые открылись лишь через несколько десятилетий. Между новыми рудниками самое важное место занимала указанная Татищевым гора Благодать. Правом вмешательства в управление частных заводов Татищев пользовался весьма широко и тем не раз вызывал против себя нарекания и жалобы. Вообще, он не был сторонником частных заводов, не столько из личной корысти, сколько из сознания того, что государству нужны металлы, и что добывая их само, оно получает более выгоды, чем поручая это дело частным людям. В1737 году Бирон, желая отстранить Татищева от горного дела, назначил его в Оренбургскую экспедицию для окончательного усмирения Башкирии и устройства управления башкир. Здесь ему удалось провести несколько гуманных мер: например, он выхлопотал, чтобы доставление ясака было возложено не на ясачников и целовальников, а на башкирских старшин. В январе 1739 года Татищев приехал в Петербург, где устроена была целая комиссия для рассмотрения жалоб на него. Его обвиняли в «нападках и взятках», неисполнительности и т.п. Есть возможность допустить, что в этих нападках была доля истины, но положение Татищева было бы лучше, если бы он ладил с Бироном. Комиссия подвергла Татищева аресту в Петропавловской крепости и в сентябре 1740 года приговорила его к лишению чинов. Приговор, однако, не был исполнен. В этот тяжёлый для Татищева год он написал своё наставление сыну — известную «Духовную».

Последние годы. Написание «Истории»

Падение Бирона вновь выдвинуло Татищева: он был освобождён от наказания и в 1741 году назначен в Астрахань управлять Астраханской губернией, главным образом для прекращения беспорядков среди калмыков^[7]. Отсутствие необходимых военных сил и интриги калмыцких владетелей помешали Татищеву добиться чего-либо прочного. Когда вступила на престол Елизавета Петровна, Татищев надеялся освободиться от калмыцкой комиссии, но это ему не удалось: он был оставлен на месте до 1745 года, когда его из-за несогласий с наместником отставили от должности. Приехав в свою подмосковную деревню Болдино, Татищев уже не оставлял её до смерти. Здесь он заканчивал свою историю, которую в 1732 году привозил в Петербург, но к которой не встретил сочувствия. Сохранилась обширная переписка, которую вёл Татищев из деревни.

Накануне смерти Татищев поехал в церковь и велел туда явиться мастеровым с лопатами. После литургии он пошёл со священником на кладбище и велел рыть себе могилу возле предков. Уезжая, он просил священника на другой день приехать причастить его. Дома он нашёл курьера, который привёз указ, прощавший его, и орден Александра Невского. Он вернул орден, сказав, что умирает. На другой день, 15 (26) июля 1750 г., он причастился, простился со всеми и умер. Похоронен на Рождественском погосте (совр. Солнечногорский р-н).

На саркофаге В. Н. Татищева вновь открытом в середине 1970-х Е. В. Ястребовым, географом и историком, а позже в 1985 г. Г. З. Блюминым обнаружена надпись: «Василий Никитич Татищев родился 1686 года... вступление в службу 1704 года..., генерал-бергмейстер заводов 1737 года. Тайный советник, и в том чину был в Оренбурге и в Астрахани губернатором. И в том чину ... в Болдино 1750 года скончался июля 15 дня»^[8].

Вторая редакция Истории Российской, являющаяся главным сочинением Татищева, была издана через 18 лет после его смерти, при Екатерине II — в 1768 году. Первая редакция Истории Российской, написанная «древним наречием», была впервые издана только в 1964 году^[9].

У историка осталось двое детей^[10], благодаря дочери он стал прапрадедом поэта Тютчева^[11].

[править]Философские взгляды

Вся литературная деятельность Татищева, включая и труды по истории и географии, преследовала публицистические задачи: польза общества была его главною целью. Татищев был сознательным утилитаристом. Мировоззрение его изложено в его «Разговоре двух приятелей о пользе наук и училищ». Основной идеей этого мировоззрения была модная в то время идея естественного права, естественной морали, естественной религии, заимствованная Татищевым у Пуфендорфа и Вальха. Высшая цель, или «истинное благополучие», по этому воззрению, заключается в полном равновесии душевных сил, в «спокойствии души и совести», достигаемом путём развития ума «полезною» наукою. К последней Татищев относил медицину, экономию, законоучение и философию.

При этом скептики (Пештич, Лурье, Толочко) подчеркивают, что это не свидетельствует о научной недобросовестности (во времена Татищева понятий о научной этике и правилах писания исторического исследования еще не было) или сознательной мистификации читателя, а скорее как раз отражает именно выдающуюся самостоятельную исследовательскую, отнюдь не «бесхитростно летописную» деятельность историка: дополнительные «известия» — это, как правило, отсутствующие в источниках логические звенья, реконструированные автором, иллюстрации его историографических и философских концепций и т. п. Дискуссия вокруг «татищевских известий» продолжается.

Другие сочинения

Кроме основного труда и упомянутого выше разговора, оставил большое количество сочинений публицистического характера: «Духовная», «Напоминание на присланное расписание высоких и нижних государственных и земских правительств», «Рассуждение о ревизии поголовной» и др.

«Духовная» (изд. 1775) даёт подробные наставления, обнимающие всю жизнь и деятельность человека (помещика). Она трактует о воспитании, о разных родах службы, об отношениях к начальству и подчинённым, о семейной жизни, управлении имением и хозяйством и т. п.

В «Напоминании» излагаются взгляды Татищева на государственное право, а в «Рассуждении», написанном по поводу ревизии 1742 года, указываются меры к умножению доходов государственных.

Незавершенный (до слова «Ключник») «Лексикон российской исторической, географической, политической и гражданской» (1744—1746 годы) охватывает широкий спектр понятий: географические названия, военное дело и флот, административно-управленческая система, религиозные вопросы и церковь, наука и образование, народы России, законодательство и суд, классы и сословия, торговля и средства производства, промышленность, строительное дело и архитектура, деньги и денежное обращение. Впервые опубликован в 1793 году. (М.: Горное училище, 1793. Ч. 1-3).

………………………………………………………………………………………………………………………………………

Татищев Василий Никитич (19.4.1686-16.6.1750), государственный деятель, историк, Происходил из знатного, но обедневшего дворянского рода; сын стольника Никиты Алексеевича Татищева. Семилетним мальчиком был зачислен стольником во дворец к царице Прасковье Федоровне, к жене царя Ивана Алексеевича. Обучался в Московской артиллерийской и инженерной школе, которой тогда руководил Я.М. Брюс. В 1704 Татищев поступил на военную службу в артиллерию. Участвовал в Северной войне 1700-1721, во время Полтавской битвы был ранен. В 1713-1719 Татищев неоднократно выезжал за границу с различными поручениями, побывал в Берлине, Бреславле, Дрездене, Гданьске, привозя из каждой поездки множество книг, главным образом по математике, военным наукам, истории и географии. В 1719 состоял при президенте Берг- и Мануфактур-коллегий Я.М. Брюсе, высоко ценившем его еще с ученических лет. В 1719 был определен «к землемерию всего государства и сочинению обстоятельной географии с ландкартами». В 1720 направлен и назначен руководителем казенной горнозаводской промышленности Урала и Сибири. В течение трех лет в Зауралье он работал над упорядочением горного дела, занимался строительством заводов, разведкой полезных ископаемых, геодезическими съемками и составлением карт, организацией школ (первых на Урале) и т.д. Определил и место для будущего административно-экономического и культурного центра Урала, заложив на берегу реки Исеть город, названный позже Екатеринбургом. Из-за столкновений с Никитой Демидовым и по доносу последнего был отстранен от должности и находился под следствием. «Через адмирала графа Апраксина, -писал Татищев, - Демидов так меня оклеветал, что все думали о моей погибели». После оправдания на некоторое время возвратился на Урал, но в ноябре 1723 Татищев выехал в Санкт-Петербург с докладом о заводских делах, был принят лично Петром I и вскоре направлен в Швецию Ему было поручено ознакомиться с горным промыслом и «протчими мануфактурами», узнать о «порядках при оных», «вникнуть в дела тамошней Академии наук и библиотеки», нанять для работы в России разных мастеров, устроить в Швеции обучение русских учеников. Было у него и секретное задание: «смотреть и уведомлять о политическом состоянии, явных поступках и скрытых намерениях оного государства». В Швеции Татищев отправил профессору Бенцелю ученую записку о нахождении в Сибири костей мамонта. Опубликованная Бенцелем в 1727 на латыни записка привлекла внимание всего научного мира и еще дважды переиздавалась в Швеции, а в 1743 была переведена на английский язык и напечатана в Лондоне. Это единственный из всех трудов Татищева, выпущенный в свет при его жизни. В Россию он возвратился уже после воцарения Екатерины I Был членом Монетной конторы После смерти Петра II в 1730 Татищев, поддержавший избрание императрицей на русский престол Анны Ивановны и выступивший за отмену ограничений ее власти, был произведен в действительные статские советники и поставлен главным судьей (председателем) Монетной конторы. Вскоре из-за разногласий с графом М.Г. Головкиным, его непосредственным начальником, Татищев был обвинен в злоупотреблениях, отставлен от должности и отдан под суд, но, невзирая на невзгоды, продолжал заниматься науками, писал «Историю Российскую», в 1733 начал свое сочинение «Разговор о пользе наук», где обосновал необходимость широкого распространения научных знаний, дал классификацию наук и изложил план развития школьного дела в России. В самом начале 1734 суд по делу Татищева был внезапно прекращен (видимо, благодаря вмешательству императрицы), и указом от 10 февраля того же года Василия Никитича назначили «командиром уральских, сибирских и казанских горных заводов». За время второго пребывания на Урале Татищева в должности «горного командира» (1734-1737) число заводов там возросло с 11 до 40 (Татищев намечал построить еще тридцать шесть, что и было впоследствии выполнено), прокладывались дороги, строились города В эти же годы Татищев разработал первый горный устав, призванный «внести правильность и устойчивость в систему горнозаводского управления». Между прочим, в нем Татищев изменил названия всех горных чинов и горных работ с немецких на русские, бросив тем самым вызов всесильным немецким временщикам. Однако из-за противодействия Бирона устав утвержден не был. В 1736 Татищев обвинен в казнокрадстве, однако дело замяли, и вскоре он получил тайного советника и назначен правителем Оренбургского края. Оставив Горной школе всю свою библиотеку (около 1000 томов), Татищев 26.5.1737 выехал из Екатеринбурга в Мен-зелинск, а оттуда в Самару, в штаб-квартиру Оренбургской экспедиции. Экспедиция имела большое значение в осуществлении политики России в Средней Азии и Казахстане и в освоении и изучении Оренбургского края. В это время Татищев приступил к составлению «Общего географического описания всея России», куда вошли многочисленные сведения и по Оренбургскому краю, в т.ч. описание границ Оренбургской губернии, основных рек и озер, полезных ископаемых, животных Оренбургской губернии, народностей, населявших этот край. По настоянию Татищева военный суд вынес смертный приговор уже находившемуся под следствием капитану Житкову - за грабеж башкирского населения «без всякой причины» и творимые его командой произвол и убийства. Сурового наказания требовал Татищев и для майора Вронского, который «принесших повинную и безборонных оступя, неколико сот побил, и пожитки себе побрал». За взятки, казнокрадство, грабежи местного населения был отстранен от должности и отдан под суд уфимский воевода С.В. Шемякин. Затем введено твердое расписание, «чтобы на жалование толикое число людей содержать, сколько настоящее отправления требует... дабы жалования при экспедиции излишнего никто не брал..». По распоряжению Татищева при самарской штаб-квартире Оренбургской экспедиции была создана самая большая по тем временам библиотека, открыты российская и татаро-калмыцкая школы, школа Пензенского полка для солдатских детей, начато строительство госпиталя и аптеки с лабораториями. Летом 1738 Татищев приехал в Оренбургскую крепость и «нашел ее в ужасном состоянии». По его проекту город был перенесен на новое место. При Татищеве продолжались закладка и постройка укреплений по рекам Яик и Самара. Были основаны Переволоц-кая, Чернореченская, Тевкелев Брод (Новосергиевская), Камыш-Самарская (Татищево) крепости и город Ставрополь на Волге (ныне Тольятти). Татищев участвовал в церемонии принятия русского подданства киргизами Малой Орды в лице хана Абул-Хаира и народных представителей, состоявшейся 3.8.1738 в «старом» Оренбурге (Ор-ске). Татищев прилагал немалые усилия к налаживанию торговых связей с ханствами Средней Азии. Несмотря на занятость, частые разъезды (Татищев по-прежнему оставался «командиром» Уральских горных заводов), продолжал вести научно-исследовательскую работу. В 1737 он разработал «Предложение о сочинении истории и географии», содержащее 198 вопросов, касающихся истории, географии, этнографии и языка, в 1738 составил карту Самарской излучины Волги, карты Яика и ряда пограничных районов, сделал обзор природных богатств Сибири: «Общее географическое описание Сибири». В 1738 готовил к изданию открытый им «Судебник» Ивана IV Грозного 1550, подготовил к нему обстоятельные комментарии по важнейшим вопросам политической и социальной истории России XVI-XVIII вв. В 1738 году в Синод поступила жалоба от протопопа Антипа Мартинианова. С этого времени началась настоящая война против начальника Оренбургской экспедиции. 27.5.1739 была создана следственная комиссия для разбора обвинений против Татищева, а 29 мая он был отстранен от всех дел, лишен званий и взят под домашний арест (некоторые источники утверждают, что Татищев был посажен в Петропавловскую крепость). Положение изменилось со смертью Анны Ивановны и падением Бирона в ноябре 1740. В 1741 Татищев был назначен в Калмыцкую комиссию. К новому месту службы Татищев отправился, еще состоя под судом и следствием. После вступления на престол Елизаветы Петровны Татищев был назначен губернатором в Астрахань. «Уже Калмыцкая комиссия, - пишет А. Кузьмин, -воспринималась Татищевым как ссылка. Назначение же астраханским губернатором он понял как заключение в «узилище». Однако уже больной и в преклонном возрасте Татищев ревностно принялся за реорганизацию экономики Астраханской губернии, состояние которой он нашел плохим. Но и губернаторство его закончилось в 1745 году он был обвинен в различных злоупотреблениях, отстранен от должности и отдан под суд. Сотрудник английской торговой компании Ганвей, бывавший в Астрахани и знавший Татищева, так объясняет причины отстранения Татищева:«3ависть к способностям Татищева между учеными, месть ханжей за его неверие, которое, я опасаюсь, было велико... сделали то, что Татищев был отправлен в ссылку на житие в собственное имение». Последние годы Василий Никитич жил в подмосковном имении - селе Болдино и до конца своих дней работал над «Историей Российской», которую последующие поколения считали научным подвигом автора. Кроме «Истории...», Татищев подал в Академию наук свое «мнение» о затмениях Солнца и Луны, проект о «напечатании азбуки с фигурами и прописями», составил первый русский энциклопедический словарь, составил почтовую книгу России, работал над проектом экономических преобразований. Впервые в русской историографии сделал попытку найти закономерности в развитии человеческого общества, обосновать причины возникновения государственной власти. В последние годы жизни Татищев вел большую переписку со своим бывшим сотрудником по Оренбургской комиссии, который в эти годы занимался историей и географией Оренбургского края. Накануне смерти он получил известие о своем оправдании и награждении орденом Св. Александра Невского. Татищев письмом поблагодарил императрицу - и возвратил орден как уже ненужный ему. Татищев был женат (с 1714) на вдове Авдотье Васильевне, урожденной Андреевской. Однако семейная жизнь у них не сложилась, и в 1728 он обратился в Синод за разрешением на расторжение брака. От брака с Авдотьей Васильевной у него было двое детей: дочь Евпраксия (1715) и сын Евграф.

Использованы материалы книги: Сухарева О.В. Кто был кто в России от Петра I до Павла I, Москва, 2005

Пётр Андреевич Толстой (1645—17.02.1729) — государственный деятель и дипломат, сподвижник Петра Великого, один из руководителей его секретной службы (Преображенского приказа и Тайной канцелярии). Брат Ивана Андреевича Толстого. Получивтитул графа (1724), стал основателем рода графов Толстых. Его потомками являются писатели Алексей Константинович и Лев Николаевич Толстые, художник Фёдор Петрович Толстой и многие другие знаменитые деятели.

Биография

Начало деятельности

Сын окольничего Андрея Васильевича Толстого, мать кузина царицы Марии Ильиничны Милославской Соломонида Михайловна Милославская. Служил с 1682 г. при дворе стольником; 15 мая этого года, в день стрелецкого бунта, энергично действовал заодно с Милославскими и поднимал стрельцов, крича, что «Нарышкины задушили царевича Ивана».

Падение царевны Софьи заставило Толстого резко переменить фронт и перейти на сторону царя Петра, но последний долго относился к Толстому очень сдержанно; недоверчивость царя не поколебали и военные заслуги Толстого во 2-м Азовском походе (1696). В 1697 году царь посылал «волонтеров» в заграничное учение, и Толстой, будучи уже в зрелых годах, сам вызвался ехать туда для изучения морского дела. Два года, проведенных в Италии, сблизили Толстого с западноевропейской культурой. Жена - Соломонида Тимофеевна Дубровская (1645 - 1729).

Дипломатическая карьера

В конце 1701 года был назначен посланником в Константинополь, став первым российским послом-резидентом. Пост имел важное значение и был сопряжён со значительными трудностями и опасностями (во время осложнений 1710—1713 Толстой дважды сидел в Семибашенном замке), кроме того, отдалял Толстого от царского двора.

Вернувшись в Россию в 1714 году, расположил к себе всесильного А. Д. Меншикова и был назначен сенатором.

В 1715—1719 годах исполнял дипломатические поручения в сфере отношений с Данией, Англией и Пруссией.

Арест царевича Алексея. Тайная канцелярия

В 1717 г. Толстой оказал царю важную услугу, навсегда упрочившую его положение: посланный в Неаполь, где в то время скрывалсяцаревич Алексей со своей любовницей Евфросиньей, Толстой при содействии последней ловко обошёл царевича и путем застращивания и ложных обещаний склонил его к возвращению в Россию. За деятельное участие в следствии и суде над царевичем Толстой был награждён поместьями и поставлен во главе Тайной канцелярии, у которой в это время было особенно много работы вследствие толков и волнений, вызванных в народе судьбой царевича Алексея (1718). С этих пор Толстой становится одним из самых близких и доверенных лиц государя.

Борьба партий при Екатерине I. Ссылка и смерть

Дело царевича Алексея сблизило его с императрицей Екатериной, в день коронования которой он получил титул графа. После смерти Петра Толстой вместе с Меншиковым энергично содействовал воцарению Екатерины; он знал, что успех другого кандидата, малолетнего великого князя Петра Алексеевича, положил бы конец его карьере (поскольку он участвовал в аресте и пытках его отца царевича Алексея).

Однако ни высокое положение, занятое Толстым при дворе (он был одним из 6 членов вновь учрежденного Верховного тайного совета), ни доверие императрицы, ни изворотливость и опытность в интригах не уберегли Толстого от падения. Долго действуя рука об руку с Меншиковым, Толстой разошёлся с ним по вопросу о преемнике Екатерины.

План австрийского посланника Рабутина возвести после Екатерины на престол Петра Алексеевича, женив его на дочери Меншикова, получил одобрение последнего. Но Толстой, опасаясь, что воцарение Петра II будет грозить жизнью ему и всей его семье, стоял за возведение на престол одной из дочерей Петра Великого. Меншиков одержал верх, и 82-летний Толстой поплатился ссылкой в Соловецкий монастырь, где вскоре умер. Вместе с Петром Андреевичем был сослан и погиб один из его сыновей — Иван. При Елизавете Петровне потомству Толстого был возвращён графский титул.

Сочинения

Сохранился дневник заграничного путешествия Толстого в 1697—1699 годах, характерный образчик тех впечатлений, какие выносили русские люди Петровского времени из своего знакомства с Западной Европой. Кроме того, Толстой составил в 1706 г. обстоятельное описание Чёрного моря. Дневниковые записи Толстого являются одним из важных источников по истории России эпохи Петра I. Издание «Русского архива» 1888 доступно в сети, но уже не является наиболее авторитетным. Наиболее полным можно назвать издание, подготовленное Л. А. Ольшевской и С. Н. Травниковым (М.: Наука, 1992).

…………………………………………………………………………………………………………………………………………….

Толстой Петр Андреевич (1645-30.1.1729), граф, дипломат. Сын окольничего Андрея Васильевича Толстого. Государственную службу начал при отце, находившемся с войском на Украине. Участвовал в обороне Чернигова от войск гетмана И.М. Брюховецкого, «в осаде сидел тридцать три недели». В 1677 и 1678 вместе с отцом участвовал в Чигиринских походах. Военной карьере Толстого содействовал В.В. Голицын, фаворит царевны Софьи Алексеевны, что обусловило ориентацию Толстого на антипетровскую партию в борьбе за политическую власть. С 1671 стольник при дворе царицы Натальи Кирилловны, а через шесть лет - при дворе Федора Алексеевича, после смерти которого Толстой вернулся к военной службе и стал адъютантом И.М. Милославского. Иван Милославский привлек Толстого к участию в стрелецком бунте. По рассказам современников, Толстой и Милославский «на прытких серых и карих лошадях ска-чучи, кричали, что Нарышкины Иоанна Алексеевича задушили». Это послужило поводом для занятия стрельцами Кремля и расправы с неугодными боярами. Толстой был приближен ко двору и в 1682 стал стольником царя Ивана Алексеевича. После падения царевны Софьи оказался воеводой в Великом Устюге, где встречал направлявшегося в Архангельск Петра I. В 1696 участвовал во 2-мАзовском походе. В 1697 сам вызвался ехать за границу для изучения морского дела. Два года, проведенных в Италии, сблизили Толстого с западноевропейской культурой. Он посетил многие города Италии, в т.ч. в 1698 Милан, где осмотрел собор Иль Дуомо, монастырь Амвросия Медиоланского, замок Сфорца, другие достопримечательности города. В Венеции особенно поразил Толстого обряд обручения Венеции с морем, в котором принимал участие дож. В июне 1698 совершил путешествие на Мальту, где был принят великим магистром ордена Раймундом Переллосом Рокафулем, который разрешил Толстому ознакомиться с оснасткой кораблей и фортификационными сооружениями острова. В январе 1699 Толстой вернулся в Россию, имея свидетельства об изученных им науках, грамоты, удостоверявшие его познания в мореходстве. Во время заграничного путешествия Толстой вел путевые записки. В конце 1701 Толстой был назначен посланником в Константинополь. В задачи Толстого входило недопущение военного столкновения между Россией и Турцией. Несмотря на дипломатический талант, Толстому не удалось помешать началу очередного русско-турецкого конфликта в 1711 (в 1710-1713 Толстой дважды сидел в Семибашенном замке - государственной тюрьме, в которую заключали опасных политических противников). После возвращения в Россию в 1714 Толстой был определен в Посольскую канцелярию, участвовал в дипломатических переговорах, в 1716 в качестве советника сопровождал Петра I в поездке по Европе: в Амстердаме, Париже, Копенгагене. В 1717 Толстой был привлечен к поимке бежавшего из России царевича Алексея. Толстой предъявил императору Карлу VI ультиматум Петра I: выдать Алексея Петровича под угрозой военного вмешательства. Используя все приемы убеждения - от лести до угроз и шантажа, от уговоров до подкупа приближенных, - Толстой вернул царевича в Россию. За деятельное участие в следствии и суде (1718) над царевичем Толстой был награжден вотчинами, чином действительного тайного советника, назначен сенатором. С этих пор Толстой становится одним из самых близких и доверенных лиц государя. Дело царевича Алексея сблизило его с императрицей Екатериной, в день коронования которой он получил титул графа. После смерти Петра I Толстой вместе с А.Д. Меншиковым энергично содействовал воцарению Екатерины, понимая, что воцарение малолетнего Петра Алексеевича приведет к его опале. Однако ни высокое положение, занятое Толстым при дворе (он был одним из б членов вновь учрежденного Верховного тайного совета), ни доверие императрицы, ни изворотливость и опытность в интригах не уберегли Толстого от падения: Толстой разошелся с Меншиковым по вопросу о преемнике Екатерины I. Толстой был сторонником возведения на престол цесаревны Елизаветы Петровны. Толстой вошел в партию недовольных усилением Меншикова (A.M. Девиер, И.И. Бутурлин, И.А. Долгоруков, А.Л. Нарышкин, Г.Г. Скорняков-Писарев). Менши-ков одержал верх, состоялось следствие, суд приговорил Толстого к ссылке в Соловецкий монастырь, а других участников заговора - к различным наказаниям (указ был подписан Екатериной 16 5 1727 за несколько часов до смерти) Вместе с Толстым в ссылке находился и его сын Иван, несмотря на то что к дознанию он не привлекался Заключенным была запрещена переписка с родными, общение друг с другом и с монастырской братией, посещение церкви.

Использованы материалы книги: Сухарева О.В. Кто был кто в России от Петра I до Павла I, Москва, 2005

Емельян Игнатьевич Украинцев (1641 — 1708) — русский государственный деятель, дипломат, думный дьяк, посланник Российского государства в Швеции, Дании, Голландии, посол в Турции, Польше, глава Посольского приказа (1689–1699).

Биография

Емельян Игнатьевич Украинцев родился в 1641 году в семье мелкопоместных дворян.

С 1660 года — подьячий Посольского приказа, проходил службу под началом А. Л. Ордина-Нащокина.

В 1675 году был произведен в дьяки и подписал, вместе с боярином Матвеевым , обязательство с австрийско-цесарскими послами относительно титула русских государей. Когда Матвеев в 1676 году подвергся опале, Украинцев принял участие в управлении делами Посольского приказа.

В 1672—1673 годах выполнял задание по привлечению Швеции, Дании и Голландии к войне с Турцией на стороне России.

В 1677 году был отправлен вторым послом в Варшаву.

В 1679 и 1685 годах вел тайные переговоры с Малороссийским гетманом Самойловичем для прояснения его позиции относительно союза с Польшей и войны с Турцией. В1680 году вел в Варшаве переговоры о том же предмете.

В 1681 году получил звание Думного дьяка.

В 1682 году участвовал в составлении акта об уничтожении местничества. Во время владычества Софии Украинцев сумел приобрести расположение князя Голицына и, уступая ему первенство в Посольском приказе, фактически заведовал делами. Участвовал в подготовке и заключении Андрусовского мира и всех последующих российско-польских переговоров, увенчавшихся подписанием «Вечного мира» 1686 года.

В 1687 году Украинцев участвовал в Крымском походе и в низвержении гетмана Самойловича.

В 1689 году бежал от крымцев вместе с Голицыным. После падения Голицына Украинцев присоединился к его противникам, сделался главой Посольского приказа и сохранял это звание около 10 лет.

В 1699 года в качестве главы российского представительства вел переговоры с Турцией о заключении мира, который был необходим для объявления войны Швеции^[1]. Последние инструкции им были получены от Петра I в Воронеже 

Среди кораблей, которые вышли из Воронежа для сопровождения дипломатической миссии, были корабли «Сила», «Отворённые врата», «Цвет войны», «Скорпион» и «Меркурий»^[3] [4].

Заключению мирного договора между России и Турции активно препятствовали послы Англии и Голландии. Несмотря на это добился значительных успехов — турки отказались в пользу России от Азова и прилегающих к нему земель, а также от ежегодной уплаты Россией денежных выплат крымскому хану. Дипломатическое искусство Е. И. Украинцева и заключенный им Константинопольский мирный договор 1700 года получили высокую оценку Петра I и был пожалован Думным советником.

По возвращении в Россию получил управление Провиантским приказом с 1701—1706 год.

В 1707—1708 годах вместе с князем В.Л.Долгоруким был посланником России в Польше.

В 1704 году за корыстолюбие был бит в Преображенском дубьём, и ему велено было сделать на Преображенский и Семеновский полкиепанчи и 1400 шляп. И после того однако он исполнял поручения по дипломатической части.

В 1707 году был комиссаром на Люблинском сейме.

В 1708 году с целью примирить руководителя венгерского восстания князя Ракоци с австрийским императором Иосифом I был направлен в Венгрию, где и умер 12(23)сентября.

В Москве Украинцев владел двумя палатами, одни из них в Хохловском переулке (дом 7) сохранились — палаты Е.И.Украинцева.

………………………………………………………………………………………………………………………………………………

Очерк жизни и деятельности Е.И. Украинцева

There are no translations available.

Создатель церкви Воскресения словущего в селе Васильевском Емелиан Игнатьевич Украинцев, выдающийся государственный деятель России последней трети XVII и начала XVIII столетий, прожил необыкновенно интересную, полную и довольно продолжительную жизнь. Его личность достойна подробного описания и обширной монографии. Сам же он, по скромности и убеждениям, даже портрета по себе не оставил. Это был человек дела и чести, много раз оклеветанный, но деяниями своими оправданный и ими каждый раз подтверждавший, что выгоды и слава Отечества для него дороже и личных удобств, и суетного признания современников. Самое существенное свойство его души, источник его сил и залог успехов – его чистая и мужественная вера, его связь со Спасителем Христом.

До настоящего времени XVII век привлекал исследователей как переходный период на пути к петровским преобразованиям. В исторической науке большее внимание уделялось тем государственным деятелям, которые отличались своей "прогрессивностью", то есть западничеством; например, В.В. Голицыну или А.С. Матвееву, но многие лица оставались полузабытыми. В данном очерке мы хотели бы сделать опыт предварительного воссоздания портрета одного из видных дипломатов второй половины XVII века, думного дьяка Емелиана Украинцева, десять лет возглавлявшего Посольский приказ, принимавшего активное участие в восшествии на престол Петра I, инициатора воссоединения Киевской митрополии с Московским патриархатом, и, наконец, человека, сумевшего своим искусством и любовью к Родине заключить чрезвычайно важное, выгодное для России перемирие на 30 лет с Турцией в Константинополе, открывшего Петру Великому возможность начать и победоносно закончить Северную войну.

Деятельность таких людей, как Е.И. Украинцев, оказывала глубокое влияние на жизнь русского государства в экономическом, политическом, социальном и культурном отношениях. К сожалению, их личный вклад в развитие русской государственности до сих пор не нашел достойного исследователя как в отечественной, так и в зарубежной историографии. Эта тема ждёт ещё серьёзного изучения. Здесь же собраны немногие сведения о думном дьяке Е.И. Украинцеве и восстановлен в хронологическом порядке его жизненный и государственный путь, а также отмечены личные заслуги перед Отечеством.

Отдельных монографий, посвященных Е.И. Украинцеву, автору не довелось встретить. Поэтому при написании этой работы были использованы труды дореволюционных (Соловьев, Устрялов, Богоявленский, Белокуров), советских (Веселовский, Богословский) и современных (Богданов, Лаврентьев) историков; словари Брокгауза и Ефрона, и Дипломатический; а также записки иностранцев, посетивших Россию в XVII веке, Корба и Невилля.

По некоторым данным, Е.И. Украинцев происходил из стрельцов. Приблизительной датой его рождения считают 1641 год. Предки и родственники принимали участие во всех войнах XVII века: в Смутное время, в осаде Смоленска, в войне с Речью Посполитой, в Чигиринской битве и т. д. В 1687 г. в жалованной грамоте упоминалось о "службах предков и отца его, которые службы, и ратоборство, и храбрость, и мужественное ополчение, и кровь, и смерть предки и отец его, и он показали". Сам Емелиан Игнатьевич участвовал в Крымских походах (1687-1689), в его ведении находился походный шатёр В.В. Голицына. Крымские походы явились попыткой, с помощью оружия, укрепить южные границы русского государства. Но они не принесли ожидаемого результата. В ход нужно было вводить дипломатию. На этом поприще и преуспел Украинцев.

В 1662 г. с думным дьяком Афанасием Лаврентьевичем Ордын-Нащекиным Е.И. Украинцев едет во Львов, в свою первую миссию, ставшую началом долгого и славного дипломатического пути. По возвращении ему назначается жалование 10 рублей в год.

Служба в Посольском приказе требовала от служащих безупречного поведения, осторожности в общении с иностранцами, аккуратности в делах и точного исполнения приказов. Из этой дипломатической школы выходили люди, представлявшие лицо России. По словам А.Л. Ордын-Нащекина, Посольский приказ – "око всей великой России", ибо по нему иностранцы судят о целом государстве и народе. В его ведении находились международные сношения, иноземная торговля, суд над иностранцами, выкуп и обмен пленных. Дьяки и подьячие составляли интеллигенцию XVII века. Часто выходцы из простой среды, они были весьма сведущими людьми в различных областях, многие знали иностранные языки. Кроме делопроизводителей (дьяков и подьячих), толмачей и переводчиков, в Приказе были свои художники, миниатюристы, золотописцы и каллиграфы. Служащие Приказа были первыми русскими людьми, которые стали носить одежду европейского покроя.

Во второй половине XVII века значение Посольского приказа сильно возрастает: он делается ведущим, влияющим на государственную идеологию и культурную жизнь страны.

Белокаменные палаты Посольского приказа, построенные буквой "П", концы которой выходили к Архангельскому собору, были двухэтажными, с богатым декором по фасаду, на крыше находился глобус. В этом здании хранились дипломатический архив, библиотека рукописных и печатных книг, географические карты, художественные произведения иностранцев, а также многочисленные заморские подарки.

Посольский приказ следил за политической картой мира, экономическим, социальным и культурным состоянием других стран. Это осуществлялось благодаря "статейным спискам", которые велись дьяками во время посольства, где скрупулёзно описывались страна и события день за днём. Записи потом тщательно изучались, систематизировались в Посольском приказе и служили важным информационным источником о загранице. Кроме того, уже во второй половине XVII века Приказ получает иностранные газеты и журналы. Это подтолкнуло служащих дипломатического ведомства к изданию сначала "летучих листков", а затем и первой русской рукописной газеты "Куранты", в которой, помимо политических и военных событий, рассказывалось о необычных происшествиях, стихийных бедствиях и прочем. В Посольском приказе, под руководством возглавлявшего его А.С. Матвеева, был написан первый научный труд по истории России, в котором использовались архивные данные. Он получил название "Титулярник" и украшался красочными миниатюрами, портретами и даже гербами.

В 1665 г. Украинцев сопровождает дьяка Богданова в Варшаву. Известно, что в 1667 году он, в качестве сотрудника или помощника А.Л. Ордын-Нащекина, принимает участие в заключении Андрусовского перемирия. По возвращении его производят в подьячего Посольского приказа. В это время он получает жалование в 25 рублей, а поместный оклад – 300 десятин. В 1671 году Емелиан Игнатьевич назначается гонцом в Польшу, в 1672-73 годах соответственно в Швецию, Данию и Голландию для переговоров о совместных действиях против Турции. По возвращении назначается старшим подьячим с жалованием в 50 рублей, через год увеличенным до 60 рублей. 19 декабря 1674 года Е.И. Украинцев получает звание дьяка. 1676, 1677, 1680 явились годами его посольств в Польшу, а затем в Малороссию, к гетману Самойловичу, для переговоров о возможном союзе против турок.

В 1681 году Украинцев пожалован думным дьяком в Посольском и подведомственных ему приказах: Владимирском, Галицком, Малороссийском, Смоленском, Новгородском, Устюжском. В 1682 г. ему назначен оклад в 250 рублей. При этом специально оговаривалась его исключительность: "а иным его братьем тот оклад не в образец".

Будучи думным дьяком, Украинцев оказывается вовлечённым во все государственные перипетии. В 1682 г. вместе с боярином Одоевским и печатником Башмаковым описывает казну после смерти царя Феодора Алексеевича. Незадолго до этого он принимал участие в уничтожении местничества. Во время борьбы Нарышкиных и Милославских Украинцев явно принимал сторону царевича Петра. Но несмотря на это, после прихода к власти Софьи, он становится заместителем В.В. Голицына, возглавившего Посольский приказ.

Е.И. Украинцев, как один из главных участников заключения Андрусовского перемирия, по которому к России отходили Смоленск, Киев и Левобережная Украина, понимал глубокое значение присоединения Киевской митрополии к Русской Церкви. Для разрешения этого вопроса он направляется в Батурин к гетману Самойловичу в ноябре 1684 года. Предложение было поддержано гетманом и малороссийским духовенством.

В 1685 г. на Киевскую кафедру был избран епископ Гедеон (русский князь Четвертинский), много претерпевший от католиков и униатов во время своего служения в Луцке. В 1685 г., 8 ноября, в Москве патриарх Иоаким возводит его в сан митрополита Киевского. Так свершилось воссоединение Русской Церкви. Это событие имело большой внешнеполитический резонанс.

Следующим шагом русской дипломатии было подписание "Вечного мира" с Польшей в 1686 г., в котором принимал деятельное участие Е.И. Украинцев. Договор закрепил все завоевания русских у Польши и открывал возможность окончательного присоединения всей Украины.

В 1687 г. Емелиан Игнатьевич сопровождает Голицына на Украину, где последний отстраняет Самойловича и ставит новым гетманом угодного себе И. Мазепу.

В 1689 г. Е.И. Украинцев принимает активное участие в воцарении Петра. Голицына ссылают, и Посольский приказ переходит под начальство Украинцева, который он возглавляет в течение 10 лет. В отличие от своих предшественников, Украинцев дольше всех сумел удержаться у власти и пользовался доверием разных, сменяющих друг друга политических группировок. Этот проницательный дипломат распознал в польском посланнике Невилле шпиона, посадил его под домашний арест, тем самым парализовав его деятельность.

Апогеем дипломатии Украинцева явился мирный договор с Турцией в 1700 году. Петр готовился к войне со шведами, поэтому он спешил заключить мир с Османской Империей, чтобы обезопасить южные границы государства. Для исполнения этой сложной и опасной миссии нужно было послать в Константинополь мудрого и искусного дипломата. Вот как комментирует избрание Украинцева посланником австрийский дипломат И.Г. Корб: "Изо всех почти деятелей Московии, сведущих в вопросах государственной политики, он был признан наиболее способным к тому, чтобы исправить тщательной осмотрительностью ошибку заключения двухлетнего перемирия, допущенную в Карловцах другим лицом".

19 апреля 1699 года Е.И. Украинцев назначается чрезвычайным посланником при Оттоманской Порте. Петр I отправляет своих посланников на новом военном сорокашестипушечном корабле, чтобы несколько устрашить турок и крымцев. Царь со всей тщательностью готовится к предстоящему посольству: сам строит корабли на верфях Воронежа, заботится об их снаряжении, регламентирует путь до Константинополя, а также корректирует "наказ" дипломатической миссии, составленный Украинцевым, Возницыным и Головиным. Украинцеву давались очень широкие полномочия, которые свидетельствовали о доверии Петра к своему сподвижнику: "дело учинить по своему рассмотрению". Царь провожает русское посольство до Керчи в сопровождении целого каравана, состоящего из 10 больших кораблей, яхты и галер.

Увидев русские суда, керченский паша, видимо, испугался, спрашивал, зачем пришёл такой большой караван? И присланный из Царьграда пристав настаивал, чтобы посланники ехали в Константинополь сухим путём, через Крым и Буджаки. Но Украинцев отвечал: "По указу великого государя велено нам ехать морем на корабле царского величества, а сухим путём ехать нам не велено, да и не для чего, потому, что тот путь в дальнем расстоянии; видно ты, пристав, хочешь везти нас через Крым для какого-то вымысла; только нам через Крым ехать не для чего, и до хана крымского никакого дела нам нет, говорить с ним не о чем". Пристав пугал посланников: "Видно, вы Черного моря не знаете, каково оно бывает с 15 августа, не напрасно дано ему имя Черное: бывают на нём во время нужды черны сердца человеческие". – "Полагаемся на волю Божию, а сухим путем не поедем", – отвечал Украинцев и закончил спор.

28 августа русский корабль "Крепость" вышел в открытое море, и 2 сентября 1699 года посольство достигло Царьграда. "Скоро увидели Цареград, достойный удивления город. Стены и башни хотя и древнего, но могучего строения. Весь город под черепицу, зело предивные и превеликолепные стоят мечети белого камня, а София – песочного камня. И Стамбул и слобода Перу с воды видны как на ладони".

Прибытие русского корабля вызвало переполох в столице Османской Империи. Торжественно, при пушечной пальбе русская эскадра вошла в константинопольскую бухту и встала на якорь против сераля. Султан не ожидал столь скорого их появления. Каждый день, как пишет Украинцев, не только турки, но французы, немцы, греки, армяне, целыми тысячами приезжали смотреть диковинку. Приезжал великий визирь и даже сам султан. Все удивлялись, хвалили корабль и упрекали голландцев, что учат русских морскому делу. Посольству был отведён двор в самом глухом месте Константинополя, близ городских ворот, именуемых Куликаны или Песочные.

Переговоры начались только в ноябре. Посланники предложили следующие статьи мирного договора:

1. Вечный мир или продолжительное перемирие на основании: "кто чем владеет, тако да владеет", то есть Россия оставляла за собой все завоевания;

2. Гарантия безопасности южных окраин от крымцев;

3. Крепости Азов и Казыкермень с городами царь оставляет себе "не для какой-нибудь себе славы", а для "удержания нападения своевольных людей" обеих сторон;

4. В случае нападения казаков уже после подписания мира на черноморские или крымские места, туркам "вольно побивать их", как злодеев. Так же и Порта должна относиться к нападающим на русские окраины;

5. Условия договора распространяются на все подвластные Османской Империи народы. За нарушение ими мира следует предавать их смертной казни. Так же будет поступать и царь по отношению к своим подданным;

6. Отмена "дачи" крымскому хану;

7. Размен пленными с обеих сторон;

8. Купцам обеих сторон обеспечивается безопасность торговли;

9. Запорожцам вольно плавать от Казыкерменя до днепровского устья для рыбной ловли и для добывания соли, а также ходить в степь для всякого зверя;

10. О ненарушении мирного договора с обеих сторон;

11. Порубежные споры решать мирно через послов;

12. Русским богомольцам вольно ходить в Иерусалим, с них не должно взыскивать никаких поборов;

13. Святые места, отданные католикам, возвратить грекам;

14. Свобода веры для турецких подданных православного вероисповедания, неприкосновенность церквей и монастырей, "вольность" православным строить и ремонтировать свои церкви и отправлять богослужения;

15. Перемирие заключить на 30 лет. По истечении этого срока перемирие может быть продлено далее "на множайшие лета";

16. Особые посольства в Москву и в Константинополь одновременно будут назначены для обмена.

Каждая из этих статей обсуждалась на 23 конференциях, которые продлились до середины июня 1700 года. Украинцев жаловался Петру, что турки "поступают в договорах весьма лукаво, с великим вымыслом и проволочками". Особенно много споров вызвала первая статья. Турки настаивали, что без уступки султану мир не может состояться. Украинцев, который в заключении этого мира желал реальных и существенных выгод для России, долго не соглашался ни на какие уступки и только после царского указа согласился на срытие днепровских городков, отдав пустую землю султану. Пётр, с нетерпением ожидавший скорейшего завершения дела, готов был поступиться русскими завоеваниями, но Е.И. Украинцев, как старый дипломат, упорно отстаивал интересы России. В этом он добился больших успехов: город Азов со всеми старыми и новыми городками оставался у русского государя; земли от Перекопа до реки Миусы должны быть праздными; с кубанской стороны к Азову турки уступили земли на 10 часов езды, "больше того мы у них вытянуть не могли" – писал Украинцев. Решили заключить мир на 30 лет. Одним из важнейших стал пункт о прекращении крымской дачи, указывая, что – "Московское государство свободное и самовластное". Больших привилегий добились посланники для православных: русским паломникам предоставлялся свободный и беспошлинный проезд во Иерусалим и другие святые места; русским духовным лицам гарантировалась безопасность на территории Османской Империи. Относительно возвращения иерусалимских святынь грекам, турки объявили, что к государственным делам это не относится, и включать его в мирный договор не следует. Однако, после подписания мирного договора русские посланники, как частные лица, подали визирю записку не только о святых местах во Иерусалиме, но и о восстановлении сербского Патриарха, о возвращении ему церквей, о разрешении грекам строить и ремонтировать храмы в Константинополе и провинции. Ходатайство это "визирь уважил".

В статейном списке Е.И. Украинцев, кроме подробного изложения событий, даёт географическое, гидрографическое описание Константинополя, рассказывает о дворе султана: зданиях, обычаях, придворном этикете. Емелиан Игнатьевич рисует словесный портрет султана: "возрастом салтан средней, лицом смугл, и скудноват, очи и ус и борода черны, и борода невелика, продолговата".

Русское посольство жило в тяжелых условиях, подобно пленникам: без разрешения не могли покинуть двор, им было запрещено встречаться с другими послами и даже с Константинопольским и Иерусалимским патриархами.

Украинцев пишет к царю: "Послы английский и голландский во всем держат крепко турскую сторону и больше хотят им всякого добра, нежели тебе, великому государю: и в нашем деле никакой помощи от них нет. И не только помощи, никакой ведомости и осторожности нам не чинили" : "А польский посол Рагузинский от имени всей Речи Посполитой прилежно просил турок не мириться с русским царем, а заключить союз с поляками и помочь им отобрать у России Киев и Малороссию".

Единственным другом и настоящим помощником русских в Константинополе был Иерусалимский патриарх Досифей. Притесняемый католиками, он был вынужден покинуть свою кафедру и перебраться в Царьград. Патриарх помогал посланникам чем мог: переправлял с надежными людьми письма в Россию, был для русских в чужой стране политическим советчиком в трудных ситуациях. Он давал даже военные советы на случай войны с турками, совершенно верно оценивая стратегическое положение неприятеля и открывая перспективы боевых действий на черноморском побережье: "А если царское величество изволит начать с ним войну, и тогда надобно прежде взять Очаков, понеже у неприятеля Очаков левый рог, а правый рог – Таган Рог. А взяв Очаков, то надобно Крым взять, а взявши Крым, то будет дорога на Черное море свободная. И тогда пристанут сербы, и волохи, и мультяне, и болгары. А не взяв Очакова и Крыму, турков на море воевать трудно, понеже татаровя в том чинить будут препону. Да и оные народы, для той же опасности, вспоможения чинить не будут". Патриарх Досифей оказался удивительно прозорливым политиком: его советы оставались актуальными и во второй половине XVIII века; можно даже подумать, что екатерининские стратеги руководствовались рекомендациями Иерусалимского патриарха. На посланнический двор он приходил неофициально, пешком, без мантии, в одной референде. Взаимная приязнь патриарха и Украинцева объясняется не только тем, что это люди одного поколения (они были ровесниками) и одной веры, но и тем, что эти два политических деятеля были библиофилами. Емелиан Игнатьевич с неподдельным интересом описывает патриаршию библиотеку, где ему показали "книги вновь купленные – кроники древние греческие, а печатаны во Франции греческим и латинским языком", после чего патриарх Досифей "звал посланников в другую полату и показывал книги древние исторические и латинские, которых в ящиках больше тысящи: и говорил, что у него те книги вместо вотчин, которые имеют в Московском государстве святейший патриарх и митрополиты и монастыри".

Выражением любви патриарха Досифея к Украинцеву явился его прощальный подарок – мощи прп. Марии Египетской с уверительной грамотой на греческом языке. В России Емелиан Игнатьевич изготовил для мощей ("ноги десныя плюсно") серебряный ковчежец с изображением святой, положив туда грамоту. На стенках этого ковчега был выгравирован текст, в котором повествуется о посольстве в Константинополь, о благословении патриарха Досифея и о вкладе думного дьяка в Сретенский монастырь для вечного поминовения его и его близких. После закрытия монастыря в 1928 году мощевик попадает в музей антирелигиозного искусства в Донской монастырь, а оттуда в 1934 г. поступает в ГИМ, но уже без мощей и грамоты. Этот ковчег является, помимо своих главных достоинств, и уникальным источником по истории русской дипломатии петровской эпохи.

3 июля 1700 года "в праздник перенесения честных мощей Святителя Филиппа, митрополита Московского и всея Руси чудотворца", состоялся обмен мирными статьями. Затянувшиеся многомесячные переговоры закончились благоприятно для России. Они явились, на заре XVIII столетия, началом ослабления Османской Империи, и уже к концу века Россия прочно утверждается на Черноморском побережье.

7 июля гонцы выехали из Константинополя и только через месяц, 8 августа, привезли долгожданную весть о подписании мира с Портой в русскую столицу. А на следующий день Пётр объявляет войну Швеции. Так началась Северная война.

Тем временем русские посланники, после заключения договора, делают визиты послам: английскому, голландскому, венецианскому, цесарскому, польскому и другим. На этих встречах Украинцев ведёт себя рассудительно, осторожно, с достоинством, как и подобает послу великой державы. Он проявляет большую осведомленность в делах иностранных государств. Перед отъездом посланники посещают патриархов Константинопольского и Иерусалимского, благодарят их за святые молитвы и просят благословения на дорогу.

Они добились себе аудиенции у султана, попрощались с вельможами турецкого двора и "воздав Господу Богу благодарение и соверша молебное пение, убрався по посольскому обычаю, поехали из Константинополя в путь свой". Отбытие состоялось 2 августа. 15 ноября 1700 года Украинцев передаёт в Посольский приказ привезённые им документы: султанову грамоту и визирев лист к царю, подлинный экземпляр мирного договора и список с него на латинском языке.

За заключение выгодного для России мира на 30 лет Емелиан Игнатьевич был пожалован думным советником, а в 1702 году получает в вотчину Жерновскую дворцовую волость в Каширском уезде.

В 1702-1706 годах управляет Провиантским приказом. В 1707-1708 годах Украинцев в качестве министра приводит к присяге польских коронных гетманов на верность союзу с Россией. 24 июня 1708 года из Польши едет в Венгрию к князю Ракоци для примирения его с цесарем.

Восьмого августа 1708 года состоялась аудиенция Украинцева в Агрии у князя Ракоци. Двенадцатого сентября, вероятно, в том же месте, где велись переговоры, Емелиан Игнатьевич скончался. Там же и был похоронен.

Емелиан Украинцев – видный дипломат, влиятельный вельможа и богатый человек – имел большие земельные владения, строил дома и церкви, часть из которых сохранилась до наших дней.

По мере продвижения по службе царь жаловал Украинцеву земли как в поместное1 , так и в вотчинное2 владения. Если в начале своей карьеры, в 1665 году, он не имеет никакой собственности, то в 1697 г. владеет землями в шести уездах с 168 крестьянскими дворами. Наиболее крупными из этих владений были село Рождественское, деревни в Шацком уезде, село Васильевское в Звенигородском уезде, село Макарово в Московском уезде.

В селе Васильевском, расположенном на левом берегу Москвы-реки, неподалёку от станции Кубинка, Емелианом Игнатьевичем был построен в 1703-1706 годах каменный храм в честь Воскресения словущего. Церковь представляет характерный образец нарышкинского, (или петровского) барокко и является уникальным памятником архитектуры начала XVIII века. Храм был закрыт в 1937 году; сильно пострадал во время боёв в конце осени 1941 года; дальнейшее его разрушение прямо связано с безбожной властью коммунистов, доведших здание до руин и отдавших его, в конце концов, на растерзание кинематографистам, превратившим святое место в съёмочную площадку с пиротехническими эффектами для некоторых сцен картины "Эскадрон гусар летучих".

В селе Васильевском при Украинцеве насчитывалось 57 дворов и 197 крестьян, а в Жерновской волости Каширского уезда было 137 дворов. Это самая крупная вотчина, пожалованная ему за подписание мира с турками.

Поднимаясь от Ивановского монастыря вверх по Хохловскому переулку, нельзя не обратить внимания на двухэтажные палаты XVII века. Это дом Украинцева, построенный 1667 году. В плане строение образует "Г" ("глаголь"). Даже дом этого горячего патриота своего Отечества продолжал, по его кончине, служить по внешнеполитическому ведомству: промыслом Божиим собственность последнего министра иностранных дел Московского государства была в 1768 году куплена казной и передана архиву Коллегии Иностранных дел. Здесь хранились многочисленные документы: дипломатические переписки, статейные списки, дела старых лет и тому подобное. Эти рукописи привлекали сюда любителей мудрости и старины: Пушкина, Веневитинова, Соболевского, братьев Киреевских, Хомякова и других "архивных юношей". Через сто лет дом опять поменял своего владельца. В 1867 году здесь разместилась известная типография Юргенсона, которая отличалась высоким качеством нотных изданий.

"Е.И. Украинцев, Думный Дьяк Посольской Канцелярии, тайный Советник и Канцлер, Наместник Каргопольский и Чрезвычайный Посол при Оттоманской Порте. Он вырос среди государственных дел, уже давно был Послом при Голландских Штатах и оставил повсюду следы выдающегося благоразумия. Ведя дела счастливо и похвально, он прославился своею мудростью, которая вызвала зависть соперников. Некоторые порочные клеветники часто подвергали жизнь его опасности пред Государем, но по милости Неба он ускользал от их козней и, доказав правоту своих поступков, примирялся с Государем, ненависть которого была вызвана соперниками Украинцева:" Так характеризует думного дьяка его современник, секретарь австрийского посольства, И.Г. Корб.

Емелиан Игнатьевич Украинцев прошёл все ступени приказной системы: от первой до самой высшей, от подьячего до думного советника и Главы многих приказов (министерств) Московского государства. В руках этого человека сосредотачивалась огромная власть – управление Посольским, Малороссийским, Рейтарским, Аптекарским, Казанским, Новгородским, Смоленским, Устюжским, Владимирским, Галицким, Дворцовым судным приказами; Большой Казной и Большим Приходом. Е.И. Украинцев обладал разносторонними знаниями; по-видимому, хорошо знал польский и латинский языки, принимал участие в переводе Хроники Стрыйковского.

Емелиан Игнатьевич был послом во многих государствах мира, побывал и познакомился со странами как Запада, Севера, так и Востока. Ему давались сложные и ответственные поручения. Триумфом его дипломатической деятельности явилось подписание в 1700 году мира с Османской Империей.

Многолетний опыт службы, приумноженный личными качествами, такими как трудолюбие и целеустремлённость, ум и хорошая память, умение верно оценить собеседника сделали его выдающимся политиком и дипломатом, который мог общаться с разными людьми, находить выход из безвыходных ситуаций. Государственные интересы он считал своими личными.

В отличие от будущих министров-иностранцев Украинцев был верующим русским человеком, болевшим за интересы православных даже вне России. Емелиан Игнатьевич считал Православие важным фактором государственной политики – как внутренней, так и внешней. Он видел в нём славу России как Православной державы.

Граф Ви́ллим Ви́ллимович Фермо́р (1702 — 8 сентября (19 сентября) 1771) — русский государственный и военный деятель,генерал-аншеф, генерал-губернатор Смоленска.

Сын выходца из Англии, генерал-майора Виллима Юрьевича Фермора (ум.1731). Военная карьера началась при Анне Иоанновнепод началом Миниха, у которого Фермор служил адъютантом. Звание полковника присвоено за отличие во время крымского похода 1736 года. В 1737 году, будучи генерал-квартирмейстером, имея под началом 350 человек, наткнулся на двухтысячный крымско-турецкий отряд и успешно оборонялся от превосходящего противника до подхода помощи. За это был произведён в генерал-майоры. В 1738 году командовал авангардом армии Миниха, в 1739 году — отличился в сражении при Ставучанах.

В 1741 году участвовал в войне против Швеции, во время которой овладел Вильманстрандом и был награждён орденом Александра Невского.

Пик военной карьеры Фермора пришёлся на Семилетнюю войну. В чине генерал-аншефа он берёт Мемель, способствует победе русских войск при Гросс-Егерсдорфе (1757). В 1758 году становится командующим русскими войсками вместо С. Ф. Апраксина, берёт Кёнигсберг и всю Восточную Пруссию. Императрицей Марией-Терезией был возвёден в графское достоинство. Безуспешно осаждал Данциг и Кюстрин; командовал русскими войсками в сражении при Цорндорфе (1758), за что получилорден Св. Анны.

По характеристике А. А. Керсновского, автора известной «Истории русской армии» «генерал Фермор — отличный администратор, заботливый начальник (Суворов вспоминал о нём как о „втором отце“), но вместе с тем суетливый и нерешительный, прототипКуропаткина». В мае 1759 года, вызвав неудовольствие Санкт Петербургской конференции своими отчётами, вынужден был уступить командование Пётру Семёновичу Салтыкову, но остался при действующей армии. Ответ Фермора на рескриптЕлизаветы о его отставке можно понять так, что он и сам был не против сложить с себя тяжкое бремя верховного командования: «Видя вашего императорского величества всемилостивейшее продолжение материнского милосердия и доверенность к последнему рабу своему, не токмо себе сие (то есть отставку) за обиду не почитаю, но, припадая к стопам вашего императорского величества, рабское мое благодарение приношу».

Участвовал в сражении при Кунерсдорфе (1759). В 1760 году действовал по берегам Одера для отвлечения сил Фридриха, короткое время замещал заболевшего Салтыкова на посту главнокомандующего, причём, под его началом, одним из его отрядов (под командованием Тотлебена) был занят Берлин. В это время в должности дежурного офицера, а затем генерального дежурного при Ферморе служит будущий великий русский полководец А. В. Суворов. В 1762 году уволен с военной службы.

В 1763 году назначен генерал-губернатором Смоленска, а после 1764 года стал сенатором. В 1770 году вышел в отставку, в 8 (19) сентября 1771 года умер.

Двое детей — Виллим Георг (1749—-1828) и Сарра Элизабета, известных по чудесным портретам И. Я. Вишнякова, вошедшим в сокровищницу русского портретного искусства.

……………………………………………………………………………………………………………………………………………

Виллим Фермор – личность в российской истории прелюбопытнейшая. В то время, когда казнокрадство в стране и в армии были практически нормой, он отличался честностью и искренней заботой о солдатах. Современники отмечали, казалось бы, взаимоисключающие черты его характера: при определенной нерешительности и осторожности в обычных условиях, в бою он проявлял храбрость и поразительную стойкость, удивлявшую даже Фридриха Великого. Это после сражения с Фермором при Цорндорфе прусский король заявил о русских солдатах: «Этих людей легче убить, нежели победить!».

Будущий полководец родился в 1702 году в Пскове в семье обрусевшего выходца то ли из Англии, то ли из Германских княжеств. Его отец выдвинулся во времена Петра I. В Северную войну он командовал полком, участвовал в Полтавской битве. А после смерти Петра несколько лет был оберкомендантом Архангельска.

Естественно, что с детства и Виллим готовился к военной службе, которая началась для него в 1720 году с невысокого чина бомбардира. Офицером он стал только через шесть лет, досконально познав к этому времени артиллерийскую науку, что впоследствии не раз помогало ему выигрывать сражения.

Молодой толковый офицер приглянулся фельдмаршалу Бурхарду Миниху, и он взял его к себе адъютантом. Стоит отметить, что Миних, ставший со временем бывалым царедворцем и умелым интриганом, был опытным полководцем, отличался хорошим знанием военного дела, личным мужеством и упорством в бою. Видимо, именно у него Фермор и учился основам полководческого искусства, а учеником он оказался небесталанным, что и продемонстрировал в Крымском походе.

Уже в первых боях он проявил храбрость и столь ценимую в офицерах инициативу и распорядительность. В 1736 году получил чин полковника. А после умелых действий Фермора при взятии Очакова Миних назначил его генерал-квартирмейстером всей армии. Обычно генерал-квартирмейстеры непосредственно в боях не участвуют, но Фермор и на этой должности умудрился оказаться в центре сражения. Во главе небольшого отряда кавалерии он был окружен многократно превосходящим по численности противником. Спешив своих кавалеристов и построив их в каре, он несколько часов отбивал атаки конницы, продержавшись до подхода подкрепления. За это дело, получившее высокую оценку Миниха, он стал генерал-майором и был назначен командовать авангардом армии.

Во всех армиях начальствовать авангардом традиционно назначали самых опытных и стойких генералов, в независимости от их возраста. Вспомним великого Суворова, который для этой должности выбрал только что получившего генеральские эполеты Багратиона. Как и впоследствии Суворов, Миних не ошибся в молодом генерале, что продемонстрировало тяжелое сражение при Ставучанах, в котором Фермор действовал безукоризненно.

Стоит отметить, что Миних и впоследствии благоволил к своему бывшему адъютанту, давая о нем весьма лестные отзывы. Так, в одном из писем Екатерине II он заявлял: «Дай Бог, чтобы моя божественная императрица всегда была окружена столь усердными особами». А Миних зря такими словами не разбрасывался.

Фермор же подтверждал сложившуюся репутацию конкретными делами. С юга ему пришлось отправиться на север воевать со шведами. И здесь он действовал решительно и успешно, о чем свидетельствует орден святого Александра Невского, полученный им в 1741 году.

С этого времени за Виллимом Фермором прочно закрепилась репутация распорядительного и храброго генерала, которому можно поручать ответственные и рискованные боевые задачи. Пик его военной славы пришелся на Семилетнюю войну (1756-62 гг.), к началу которой он был уже генерал-аншефом.

Первоначально он воевал под командованием фельдмаршала Апраксина, взяв решительным штурмом Мемель (современная Клайпеда) и внеся весомый вклад в победу под Гросс-Егерсдорфом. После того как Апраксина отозвали из армии, командование войсками доверили Фермору, получившему задачу занять всю Восточную Пруссию.

Несмотря на начавшуюся зиму, Фермор решил наступать, надеясь опередить Фридриха, который отвел основные войска на зимние квартиры. Разделив армию на пять колонн и выбрав для себя самый опасный путь от Мемеля по льду замерзшего залива до городка Лабио, Фермор решительно двинул войска в Пруссию. Наступление развивалось стремительно, прусские гарнизоны не успевали даже приготовиться к обороне и или бежали, или сдавались на милость победителям. В занятых городах жителей приводили к присяге на верность императрице Елизавете Петровне.

Вскоре объединившиеся русские колонны оказались под Кенигсбергом. Не дожидаясь штурма, Кенигсберг капитулировал, поднеся Фермору символический ключ от города. 22 января 1758 года русские войска торжественно вступили в город, жители которого присягнули на верность российской императрице. По престижу Пруссии и короля Фридриха был нанесен серьезный удар. Императрица Австрии Мария-Терезия возвела победителя в графы Римской империи, российская императрица назначила Виллима Виллимовича прусским генерал-губернатором и пожаловала ему большое имение в Лифляндии.

Заниматься административными делами Фермору пришлось недолго, надо было продолжать войну. Любопытно, что вскоре в Пруссию был назначен новый генерал-губернатор Н.А. Корф, но и Фермора от этой должности не освободили, оставив её как почетную и еще несколько лет выплачивая причитающееся по ней денежное содержание.

Война же набирала обороты. Фридрих не мог смириться с потерей Восточной Пруссии. Вскоре при Цорндорфе произошло крупное сражение, в котором стороны не смогли выявить победителя, приписав лавры каждая себе. Но фактически больше прав называться победителем было у Фермора, так как поле боя осталось за ним. Именно после этого сражения Фридрих и сделал свой знаменитый вывод о стойкости русских солдат. Российская императрица высоко оценила действия Фермора в этом сражении, наградив его орденом святого Андрея Первозванного.

Фермор еще несколько лет воевал с Фридрихом, то входя в подчинение фельдмаршалу Салтыкову, то являясь главнокомандующим армией. Один из подчиненных ему отрядов даже временно захватывал Берлин. С восшествием на престол Петра III, возвратившего Кенигсберг Пруссии, В.В. Фермор вынужден был уволиться со службы.

К активным делам его вернула уже Екатерина II, назначив В.В. Фермора в 1763 году смоленским генерал-губернатором, а затем и сенатором. Более семи лет руководил Виллим Виллимович обширным краем, выйдя в отставку только незадолго до смерти.

В истории В.В. Фермор остался полководцем, победившим Фридриха Великого и превратившим Восточную Пруссию в провинцию России.

…………………………………………………………………………………………………………………………………………..

Граф В.В.Фермор  

 

24 января (4 февраля) 1758 года российская импе­ратрица Елизавета подписала Указ о назначении В.В.Фермора генерал-губернатором «покорённых об­ластей королевства Пруссии». За несколько дней до этого, а именно 11 (22) января того же года русские войска во главе с генералом В.В.Фермором вступили в Кенигсберг и уже 13 (24) января жители города присяг­нули на верность России.

Вилим Вилимович Фермор родился 28 сентября (9 октября) 1702 года во Пскове. Все энциклопедические словари и справочники дружно утверждают, что он был сыном выходца из туманного Альбиона, а проще говоря, из Англии. Действительно, в Англии отмечена династия Ферморов, где эта фамилия пишется как «Fermor». Родословная отсчитывается от 15 века и в ней имя «Вилим» (William)упомянуто несколько раз. Впрочем, немцы пишут это имя как «Вильгельм» (Wilhelm) что навело некоторых исследователей на мысль о немецком происхождении В.В.Фермора.

Что побудило предков В.В.Фермора покинуть бла­гополучную Англию и устремиться в дикую Россию - не очень нам ясно. То ли «на ловлю счастья и чинов», то ли по религиозным мотивам как исповедующие протестантские обряды.

Во всяком случае, в России Ферморы прижились.

О матери В.В.Фермора нам ничего выяснить не уда­лось, а вот о его отце известно, что в 1727 и 1729 годах в Архангельске оберкомендантом служил Вилим Фермор. В этот период в Архангельске сменилось три губернато­ра. И в промежутках безгубернаторства В. Фермор ис­полнял обязанности Архангельского губернатора.

Еще известно, что подполковник Вилим Юрьевич Фермор был командиром Солдатского Алексея Яков­левича Топорнина полка, с 1708 г. - носивший название Переяславский солдатский полк. Со своим полком и Ивангородский солдатским полком Фермор осуще­ствил героическую оборону укрепленного городка Веприка от шведов. Шведский король Карл XII с че­тырьмя полками подошел к Веприку и сходу повел солдат на штурм. Три приступа шведов были отбиты. Но 7 (18) января 1709 года комендант крепости генерал В.Ю.Фермор капитулировал с условием свободного выхода гарнизона из крепости.

Однако есть сведения, что полки, были взяты в плен и, освободившись в ночь 14 июня 1709 года под Стары­ми Сенжарами, участвовали в Полтавской битве.

Вилим Вилимович Фермор начал военную службу с 18-ти лет бомбардиром в артиллерии. Через шесть лет он выбился в офицеры, успешновоевал под коман­дованием фельдмаршала Б.Х. Миниха, ходил похода­ми на Данциг и на Азов.

Прусский губернатор задолго до своего назначе­ния мог побывать в Кенигсберге. Можно предполо­жить, что 24-26 февраля (5-7 марта) 1734 году, находясь в должности генеральс-адъютанта Б.Х.Миниха, подпол­ковник Фермор посетил Кенигсберг вместе со своим шефом, добираясь до армии по маршруту Петербург-Рига-Мемель-Рюенбург-Мариенвер-дер к армии, стоявшей под Данцигом. Еще раз он мог побыть в Кенигсберге возвращаясь из-под Данцига.

И вот так в 1737 году он занял должность генерал-квартирмейстера на войне с Турцией. Через два года В. Фермор стал генерал-майором с должностью комен­данта в Выборге. Тут опять подоспела очередная вой­на, на этот раз со Швецией, опять начались походы, сопровождаемые повышением званий. Короче гово­ря, начало Семилетней войны (1757 год) В. В. Фермор встретил в чине генерал-аншефа. Вступив в Пруссию 25 июня (6 июля) он захватил крепость Мемель (Клай­педа) 20(31)июля подошёл к Тильзиту (Советск)и взял его на следующий день. В знаменитом сражении под Гросс Егерсдорфом В.В.Фермор командовал дивизи­ей и сражался храбро. Когда же командующий русской армией фельдмаршал Апраксин был отозван в Петер­бург для дачи объяснений по поводу ухода русских войск из Пруссии, то В.В.Фермора назначили главно­командующим. Он снова занял Тильзит 4 (15 января)1758 года, а потом и Кенигсберг.

В качестве прусского генерал-губернатора В.В.Фермор практически особо себя не проявил. Тем более, что уже в феврале убыл в действующую армию. В Пе­тербурге, похоже, забыли о его назначении генерал-губернатором, ибо сразу же в феврале 1758 года на­значили губернатором в Пруссию Н.А.Корфа. Впрочем, генерал-губернаторское жалование В.В.Фермор получал исправно до 1761 года, пока губернатор В.И.Суворов не поставил вопрос об экономии госу­дарственных денег.

Несмотря на мелкие неприятности, карьера В.В.Фермора складывалась неплохо. Австрийская им­ператрица присвоила ему достоинстве графа Римской империи, он был пожалован наделом земли в Лифляндии - имением Ритау в «вечное владение». Таким об­разом, наследники В.В.Фермора, если таковые найдут­ся и если они смогут отыскать это имение, - имеют полное право на него претендовать. Но с наследника­ми дела обстоят не очень просто. Из косвенных сведе­ний видно, что В.В.Фермор женился на Доротее Елизабете Бруце и что от этого брака на свет появились дочь Сарра Елеонора и сын Вильгельм (Вилим) Георг. В1764 году Сарра Фермор вышла замуж за Якова Маг­нуса (1744-1824) и у них родился сын Иоанн (1768-1834) Сын стал носить тройную фамилию: Магнус-Стенбок-Фермор. Когда же у Иоахима родился сын Яков, то спе­циальным Указом сей Яков стал именоваться: Яков Иванович Эссен-Стенбок-Фермор.

Вилим Георг, как следует из хранящейся в архиве родословной «имперских графов фон Ферморов», ро­дился в 1749 году и, вероятно, по обычаю времени сразу же был записан в полк. Фермор-младший дос­лужился до чина бригадира, был женат на «дворянс­кой девице» Варваре Львовне фон Альбрехт и умер не ранее 1823 года бездетным.

Хочется отметить, что два портрета детей В.В.Фермора работы Ивана Яковлевича Вишнякова находятся в Государственном Русском музее в Санкт-Петербурге. Портреты написаны в бытность отца заведующим Канцелярией строений в Петербурге, должность он занимал с 1746 по 1757 год.

Что же касается Вилима Вилимовича Фермора, то после отъезда из Пруссии в 1 762 году, он стал Смолен­ским генерал-губернатором и уволен со службы в ок­тябре 1768 года согласно личному прошению.

Говорят, что характер он имел крайне нерешитель­ный и осторожный, но был храбр, честен, аккуратен, исполнителен и трудолюбив. В.В. Фермор скончался 8(19)февраля 1771 года в своём имении Ритау.

Герб пресекшегося рода Ферморов представляет гербовой щит разделенный двумя перпендикулярами на четыре части, в пересечении которых помещен ма­лый щит: на лазоревом поле три золотых оленьих голо­вы - две в верхней части, одна в нижней. В главных делениях гербового щита, в первом и четвертом, на золотом поле черный двухглавый орел. Второе и тре­тье деления, свою очередь, разделены: на верхнее, где на красном поле изображена золотая геральдическая фигура называемая стропилом, а на нижнее, где изоб­ражена белая городская стена. Шит венчает графская корона с тремя дворянскими коронованными шлема­ми. Из короны среднего шлема выходят два знамени.

На правом знамени, в лазоревом поле, белый ко­ронованный орел. На левом знамени в красном ноле скачущий на белом коне рыцарь закованный в латы. Из корон выходят руки в серебряных латах держа­щие: правая - черный с золотыми окончаниями жезл, а левая - серебряный с золотым эфесом меч. Намет среднего шлема красный, золотой и черный; правого красный и золотой, левого - серебряный и черный. Щитодержатели являются два белых оленя.  

Барон Пётр Па́влович Шафи́ров (1669 — 1 марта 1739) — дипломат Петровского времени.

Происходит из семьи польских евреев, поселившихся в Смоленске и перешедших в православие после взятия городарусскими (1654).

Начал службу в 1691 году в том же посольском приказе, где служил и его отец, Павел Филиппович Шафиров (1648—-1706), переводчиком. Впервые выдвинул его, дав титул тайного секретаря (1704), Ф. А. Головин, преемник которого Г. И. Головкинпереименовал его в вице-канцлера. В этом звании он в основном и управлял посольским приказом. Сопровождая Петра Великого во время его путешествий и походов, Шафиров принимал участие в заключении договора с польским королёмАвгустом II (1701) и с послами седмиградского князя Ракоци. В 1711 году Шафиров заключил с турками Прутский мир и сам вместе с графом M.Б. Шереметевым остался у них заложником.

По возвращении в 1714 году в Россию заключил договоры: 1) в 1715 году с Данией, о взаимном содействии против шведов; 2) в 1716 году, относительно бракосочетания царевны Екатерины Иоанновны с мекленбург-шверинским герцогом Карлом-Леопольдом и 3) в 1717 году, с Пруссией и Францией, о сохранении мира в Европе. Около 1716 года Шафиров, по поручению Петра Великого, написал знаменитое «Рассуждение о причинах войны», которое было дважды напечатано (в 1716 и в 1722 годах) и в котором борьба со шведским королём была представлена как необходимость, вызванная существенными потребностями государства. В «заключении» к нему Пётр I проводил мысль о необходимости довести дело до конца и не мириться, прежде чем не обеспечено будет обладание Балтийским морем. Шафиров написал около этого времени и «Дедикацию, или Приношение царевичу Петру Петровичу о премудрых, храбрых и великодушных делах его величества государя Петра I».

С 1701 года до 1722 года руководил российской почтой.

В 1719 году Шафиров был награждён орденом Св. Андрея Первозванного.

В 1723 году, за известное «дело Шафирова со Скорняковым-Писаревым», Шафиров был лишён особой комиссией из 10 сенаторов чинов, титула и имения и приговорен к смертной казни; последнюю Пётр I заменил ссылкой в Сибирь, но на пути туда позволил ему остановиться «на жительство» в Нижнем Новгороде «под крепким караулом», где ему со всей семьей отпускалось на содержание в день 33 коп. Императрица Екатерина I, немедленно по восшествии на престол, возвратила Шафирова из ссылки, вернула ему все отнятое, сделала президентом коммерц-коллегии и поручила составление истории Петра Великого. В 1730 году он ездил, в качестве полномочного министра, вГилянь, где заключил торговый и мирный трактат с персидским шахом; в 1733 году снова сделан сенатором; в 1734 году участвовал с графом Остерманом в заключении торгового трактата с Англией; в 1737 году участвовал в заключении Немировского трактата.

Сын его Исая Петрович Шафиров (1699—1756), обучавшийся за границей, служил сначала в герольдмейстерской конторе, потом переводчиком при отце, впоследствии советником в вотчинной и коммерц-коллегиях (до 1740 г.). За пристрастие к спиртным напиткам и карточной игре содержался, по повелению императрицы Елизаветы Петровны, несколько лет в московском Донском монастыре, где, вероятно, и умер.

Шафиров Петр Павлович (1669-1.3.1739), государственный деятель и дипломат, действительный тайный советник (1722), вице-канцлер, сподвижник Петра I, барон (с 1710). Внук смоленского купца-еврея Шафира, принявшего крещение вместе со своими детьми в 1657. Отец Шафирова Павел Филиппович был привезен в Москву, где благодаря знанию иностранных языков взят на службу в Посольский приказ. Шафиров также начал государственную службу в 1691 переводчиком Посольского приказа; вел в Москве большую торговлю. Царь Федор Алексеевич даровал ему дворянство. Петр Павлович получил разностороннее образование, изучил французский, немецкий, польский, голландский языки, латынь, а впоследствии - и итальянский язык. Разносторонние знания Шафирова и умение вести дипломатические переговоры были замечены Петром I, который определил его переводчиком в Посольский приказ. Шафиров занимался переводом не только официальных бумаг, но и книг по разным отраслям знания. Сопровождал Петра I во время Великого посольства в Западную Европу, где обратил на себя внимание Ф.А. Головина. Петр I начал выдвигать Шафирова, давал ему ответственные поручения и сделал одним из своих помощников. Участвовал в подготовке соглашений с рядом стран, в переговорах 1699 в Москве. В 1701 Шафиров принимал деятельное участие в заключении договора между Россией и Польшей о совместных действиях против Швеции. С 1703 тайный секретарь канцлера Головина. Сопровождал Петра I в его постоянных поездках и походах, состоял при его канцелярии С 1706 управлял Посольским приказом, в отсутствие царя вел переговоры с иностранными послами во время Северной войны. В 1708 участвовал в следствии над Кочубеем и Искрой по поводу их доноса об измене гетмана Мазепы. Находился при Петре I во время Полтавской битвы. Вскоре был пожалован в тайные советники и произведен в вице-канцлеры В 1710, в день рождения Петра I, Шафиров был пожалован российским бароном Имея звание генерал-почтмейстера, с 1709 руководил почтовым ведомством.

В 1710 Шафиров заключил договор с герцогом Курляндским Фридрихом-Вильгельмом о браке его с племянницей Петра I великой княжной Анной Ивановной. Согласно этому договору, Курляндии было обещано возвращение завоеванных у нее земель, вместе с тем Россия получала протекторат над герцогством, облегчивший впоследствии его присоединение к России. 29 мая 1711 при помощи Шафирова был возобновлен союзный договор с Августом Польским о совместных действиях против шведов в Померании. В 1711, во время неудачного Прутского похода против турецкой армии, Шафиров был послан для переговоров о мире в Турцию, где провел в общей сложности около 3 лет и только в январе 1714 прибыл в Москву, где получил полное одобрение своих действий по заключению мира. Шафиров участвовал в заключении договоров с Польшей и Данией (оба 1715) и возобновлении тройственного союза против Швеции. В 1716 Шафиров заключил договор с герцогом Мекленбург-Шверинским Карлом Леопольдом о браке его с племянницей Петра I царевной Екатериной Ивановной, предварительно устроив развод герцога с его первой женой - принцессой Нассауской. С 1717 - вице-президент Коллегии иностранных дел; участвовал в подготовке Ништадтского мира 1721. В 1717 Шафиров вместе с П А. Толстым, а позже и с Апраксиным пытался завести в России фабрику по производству шелка, на что получил одобрение и поддержку Петра I (особый указ 1717 запрещал ввоз в Россию шелковых изделий, кроме персидских и китайских; разрешалась беспошлинная продажа изделий фабрики в течение 50 лет) Однако сложность и новизна дела оказались не по силам русским «предпринимателям», и в 1721 фабрика прекратила существование. Однако эта неудача не повлияла на отношение Петра I к Шафирову.

В 1719 он был награжден орденом Св. Андрея Первозванного. В 1722 произведен в сенаторы. Шафиров не был чужд интриг и всевозможных столкновений при дворе, в 1721 начались его ссоры с А.Д. Меншиковым, одной из причин которых были столкновения интересов на Белом море (Шафиров, как и Меншиков, держал на Белом море громадные и очень прибыльные промыслы моржового, китового и трескового жира). Злоупотребления обоих были раскрыты, и промыслы переданы купцу Евреинову. Однако столкновения между Шафировым и Меншиковым продолжались. В января 1723 Шафиров по доносу был обвинен в казнокрадстве и предан уголовному суду; приговорен к лишению всего имущества и смертной казни. Приговор был утвержден государем, и казнь назначена на 15 февраля 1723; уже на эшафоте кабинет-министр Макаров объявил помилование; смертная казнь была заменена пожизненной ссылкой в Сибирь (реально до смерти Петра I жил в Новгороде). В конфискованном доме Шафирова на Санкт-Петербургской стороне разместилась Академия наук, 27 декабря 1725 прошло собрание Академии. Около 500 книг из библиотеки Шафирова вместе с имевшимися у него старыми рукописями составили основу академического книжного собрания.

В 1726 императрица Екатерина I разрешила Шафирову вернуться в столицу. Он был восстановлен во всех званиях. А вскоре вице-канцлер А.И. Остерман устроил Шафирову новое назначение: по приговору Верховного тайного совета ему было предписано ехать в Архангельск для устройства там китоловной компании (что фактически являлось почетной ссылкой). Смерть Екатерины I и вступление на престол Петра II вновь изменили положение Шафирова: доехавший по пути в Архангельск только до Москвы Шафиров стал бывать у бабки Петра II инокини Елены, надеясь на ее покровительство. Однако в Санкт-Петербурге были еще сильны противники Шафирова - Остерман и Головкин. Шафирову было приказано ехать в Архангельск. Чтобы избежать этого, тему пришлось подать прошение об отставке по болезни. При императрице Анне Ивановне Шафиров вновь возвратился на службу.

В 1730 он был назначен на Кавказ вести мирные переговоры с Персией. В Санкт-Петербург ему было разрешено вернуться только в 1732. В 1733 Шафиров назначен президентом Коммерц-коллегии и сенатором. Кроме своей государственной и дипломатической деятельности, Шафиров известен и как писатель. По повелению Петра I в 1722 он написал историческое сочинение - «Рассуждения о причинах Свейской войны». Был женат на некой Копиевой и имел сына Исая, который не оставил мужского потомства. Род Шафировых по мужской линии угас в конце XVIII в. Дочь Шафирова Анна Петровна вышла замуж за князя Алексея Матвеевича Гагарина.

Использованы материалы книги: Сухарева О.В. Кто был кто в России от Петра I до Павла I, Москва, 2005

Граф Бори́с Петро́вич Шереме́тев (25 апреля 1652 — 17 февраля 1719) — российский военный деятель, дипломат, генерал-фельдмаршал (1701 год), первый граф России (1706 год).

Родился в старинной боярской семье Шереметевых. Старший сын боярина Петра Васильевича Шереметева (умер в 1690 году) и его жены Анны Федоровны Волынской(умерла в 1684 году). В 13 лет был назначен в комнатные стольники. В 1681 году в должности воеводы и тамбовского наместника командовал войсками против татар. В1682 году получил боярский титул. Проявил себя на военном и дипломатическом поприщах. В 1686 году участвовал в заключении «Вечного мира» в Москве с Речью Посполитой, а затем был поставлен во главе посольства, отправленного в Варшаву для ратификации заключенного мира.

Вернувшись в Россию, Шереметев получил командование над войсками в Белгороде иСевске, отвечавшими за охрану от крымских набегов. Служба вдали от Москвы позволила Шереметеву не делать выбора во время борьбы между царевной Софьей и Петром I. В1695 году участвовал в первом Азовском походе Петра I, но на отдаленном от Азова театре военных действий — командовал армией, действовавшей на Днепре против крымских татар.

В 1697—1699 годах Шереметев совершил путешествие по Западной Европе (был в Польше, Австрии, Италии, на острове Мальта, где его сопровождал Иоанн Пашковский), выполняя дипломатические поручения Петра I, и вернулся в Россию в немецком платье, вызвав тем самым восторженный приём царя.

Во время Северной войны 1700—1721 годов проявил себя осторожным и талантливым полководцем, заслужившим довериеПетра I. После поражения под Нарвой Шереметев был направлен в Восточную Прибалтику. В 1701 году у мызы Эрестфер Шереметев нанёс шведам поражение, от которого они «долго необразумятца и не оправятца», за что был награждён орденом Андрея Первозванного и пожалован чином Генерал-фельдмаршала. В 1702 году Шереметев нанёс поражение шведам при селении Гуммельсгофе, в 1703 году взял города Вольмар, Мариенбург и Нотебург, переименованный в Шлиссельбург; в 1704 году овладел Дерптом.

За подавление мятежа стрельцов в Астрахани в 1705—1706 годах Шереметев был первым в России удостоен графского титула. В Полтавском сражении Шереметев играл скромную роль, но заслужил одобрение Петра I. В 1709—1710 годах после осады взял Ригу и, отпраздновав недолгий триумф, был отправлен в неудачный для русской армииПрутский поход.

В 1712 году Шереметев заявил Петру I о своём желании постричься в монахи Киево-Печерской лавры, но царь заменил монастырь женитьбой на молодой красавице А. П. Салтыковой. В 1715 году Шереметев был поставлен командующим русским экспедиционным корпусом в Померании и Мекленбурге для совместных действий с прусским королем против шведов — дело для Шереметева ничем не примечательное. В 1717 году он возвратился в Москву и после тяжёлой болезни скончался.

В завещании Шереметев просил похоронить его в Киево-Печерской лавре, но Петр I, решив создать пантеон в Петербурге, приказал похоронить Шереметева в Александро-Невской лавре, заставив служить государству даже мёртвого сподвижника.

Борис Петрович был дважды женат:

• Первая жена — Чирикова Евдокия Петровна (умерла в 1703).

• Вторая жена — Салтыкова, Анна Петровна (1677—1728)

Дети от двух браков:

1. Константин (1671—1694);

2. Михаил (1672—1714);

3. Анна (1673—1726);

4. Пётр (1713—1788);

5. Наталья (1714—1771);

6. Сергей (1715—1768), гвардии ротмистр;

7. Вера (1716—1789);

8. Екатерина (1717—1799).

Исторический анекдот

Шереметев под Ригою захотел поохотиться. Был тогда в нашей службе какой-то принц с поморья, говорили, из Мекленбургии. Петр Алексеевич ласкал его. Поехал и он за фельдмаршалом (Б. П. Шереметевым). Пока дошли до зверя, принц расспрашивал Шереметева о Мальте; как же не отвязывался и хотел знать, не ездил ли он еще куда из Мальты, то Шереметев провел его кругом всего света: вздумалось-де ему объехать уже всю Европу, взглянуть и на Царьград, и в Египте пожариться, посмотреть и на Америку. Румянцев, Ушаков, принц, обыкновенная беседа государева, воротились к обеду. За столом принц не мог довольно надивиться, как фельдмаршал успел объехать столько земель. «Да, я посылал его в Мальту».— «А оттуда где он ни был!» И рассказал все его путешествие. Молчал Петр Алексеевич, а после стола, уходя отдохнуть, велел Румянцеву и Ушакову остаться; отдавая потом им вопросные пункты, приказал взять по ним ответ от фельдмаршала, между прочим: от кого он имел отпуск в Царьград, в Египет, в Америку? Нашли его в пылу рассказа о собаках и зайцах. «И шутка не в шутку; сам иду с повинною головою»,— сказал Шереметев. Когда же Петр Алексеевич стал журить его за то, что так дурачил иностранного принца: «Детина-то он больно плоховатый,— отвечал Шереметев.— Некуда было бежать от спросов. Так слушай же, подумал я, а он и уши развесил».

Лубяновский Ф. П. Воспоминания. М., 1872, с. 50—52.

……………………………………………………………………………………………………………………………………………….

Борис Петрович Шереметев (1652-1719) Генерал-фельдмаршал.

Б.П.Шереметев - представитель древнего боярского рода, имевшего общее происхождение с царской фамилией Романовых. С 1661 г. он был стольником при дворе царя Алексея Михайловича. В начале 80-х гг. - тамбовский воевода, командовал войсками, действовавшими против крымских татар. Обладая дипломатическими способностями, в 1685 - 1687 гг. Шереметев участвовал в переговорах с Польшей по заключению "вечного мира", который позволил России закрепить за собой Киев. С 1687 г. - воевода в Белгороде и начальник войск по охране южной границы от крымских татар.

В период борьбы между Петром и Софьей Борис Петрович одним из первых среди бояр явился к Петру и с тех пор стал его сподвижником, хотя определенная дистанция между ними всегда сохранялась. Последнее объяснялось не только разницей в возрасте (Шереметев был на 20 лет старше царя), но и приверженностью Бориса Петровича к старомосковским моральным устоям (хотя он знал и европейский этикет), его настороженным отношением к "безродным выскочкам" в окружении Петра. В 1695 - 1696 гг., в период Азовских походов Петра, Шереметев, командовавший войсками на Украине, двинулся к устью Днепра, чтобы отвлечь внимание турок от Азова, взял несколько городов, затем вернулся на Украину. В 1697 - 1699 гг. он находился в поездке по Европе, выполнял дипломатические поручения в Польше, Австрии и Италии, встречался с Августом II, папой Иннокентием XII, императором Леопольдом 1 и гроссмейстером Мальтийского ордена.

Как военачальник и полководец Шереметев приобрел историческую известность в годы Северной войны 1700 -1721 гг. В начале этой войны наспех скомплектованные русские полки двинулись к Нарве, тогда шведской крепости. В письме царю Шереметев так описывал командиров драгунских полков, вверенных под его начало: "Плохи полковники: Федор Новиков стар и увечен, князь Иван Львов стар и вконец беден и несносно ему полком править... Ефим Гулиц-то лучше ему быть у пехоты. Девчерин... думает только о грабежах и своих прибытках..." 19 ноября 1700 г. под Нарвой русские войска, в том числе конница Шереметева, потерпели жестокое поражение. С этого момента Шереметев, как и Петр 1, стал уделять особое внимание комплектованию, обучению и обустройству войск.

Получив под свое командование войска, собранные у Пскова, Шереметев по указанию царя двинулся в Лифляндию. Помня о Нарве, он вначале действовал робко, что вызвало раздражение Петра, который написал ему: "Если ты еще болен лихорадкою, полученной под Нарвою, знай, что я умею лечить от нее". Наконец, в декабре 1701 г. Шереметев принес России первую победу над шведами - в сражении у селения Эрестфер, близ Дерпта (Тарту). Шведский отряд, которым командовал генерал Шлиппенбах, не устоял перед натиском превосходящих сил противника и был разбит, потеряв около трех тысяч человек (потери русских - около одной тысячи). Петр 1 так отозвался об этой победе: "Мы дошли до того, что шведов побеждать можем пока, сражаясь двое против одного, но скоро начнем побеждать их и равным числом". За Эрестфер Шереметев был произведен в генерал-фельдмаршалы и награжден орденом святого Андрея Первозванного.

Затем полководец продолжал действовать против войск Шлиппенбаха в Прибалтике. В июле 1702 г. он нанес шведам более крупное поражение под Гуммельсгофом: Шлиппенбах потерял почти всю пехоту (около 5,5 тыс. человек), артиллерию и все знамена. По взятии русскими войсками Мариенгофа у Шереметева нашла приют Марта Скавронская, вдова шведского офицера, через несколько лет ставшая женой Петра 1 (в 1725 - 1727 гг. - российская императрица Екатерина 1). Петр, довольный действиями фельдмаршала в Прибалтике, писал Ф.М-Апраксину: "Борис Петрович в Лифляндии гостил изрядно довольно". Двинувшись к устью Невы, войска Шереметева овладели Нотебургом (здесь отличился князь М.Голицын, решившийся на штурм крепости), в 1703 г. Ниеншанцем, Копорьем, Ямбургом, Везенбургом. В мае 1703 г. в устье Невы был заложен Петербург - будущая столица России, а осенью на острове Котлин - крепость Кроншлот (Кронштадт).

В 1704 г. Шереметев осадил Дерпт и при участии Петра взял город, затем содействовал царю во взятии Нарвы. Плененных в Нарве шведов провели по улицам Москвы. Среди серии побед были у фельдмаршала и неудачи: в одном из сражений 1705 г. (у Мур-Мызы) он потерпел поражение, но вскоре, приведя войска в порядок, вновь перешел в наступление и взял Митаву (Елгаву),

Тяжелое бремя войны, непосильные налоги и повинности вызвали летом 1705 г. восстание в Астрахани, начатое стрельцами. Подавление восстания, грозившего перекинуться на соседние области, Петр поручил Шереметеву. Без особой охоты Борис Петрович отправился выполнять это задание, в котором не видел "ничего доброго". Взяв в марте 1706 г. Астрахань и покончив с мятежом, он вновь вернулся к войскам. К этому времени ему был пожалован графский титул.

В августе 1706 г. царь, сместив малоискусного фельдмаршала Огильви с должности командующего русскими войсками в Польше, назначил вместо него Шереметева (конницей было поручено командовать А.Меншикову). В конце 1706 г. в местечке Жолкве на генеральном совете военных начальников под руководством царя был обсужден и принят план, предложенный Шереметевым. Он сводился к тому, чтобы отходить с боями, разрушать коммуникации противника и изнурять его силы, а решительное сражение дать шведам на своей территории. Отдельные удачи русских войск (победа конницы Меншикова под Калишем) не смогли предотвратить похода главных сил шведской армии Карла XII в Россию, начавшегося в конце 1707 г. Войска Шереметева при отходе стремились следовать параллельно шведам с восточной стороны, оберегая внутренние области России и вынуждая Карла XII идти на Украину. Своевременно высылая передовые отряды, русский фельдмаршал упреждал в действиях авангард шведов и предотвратил захват ими Почепа, Стародуба, Новгород-Северского и других городов.

Когда пришел день Полтавской битвы (27 июня 1709 г.), ставший переломным в войне со Швецией, Петр, оставив себе общее руководство сражением, назначил Шереметева главнокомандующим. "Господин фельдмаршал, - сказал тогда царь, - поручаю вам армию мою и надеюсь, что в начальствовании оною вы поступите согласно предписанию, вам данному, а в случае непредвиденном, как искусный полководец". В битве, оказавшейся весьма скоротечной и успешной, Борис Петрович фактически руководил действиями центра русских войск.

Вскоре Петр отправил фельдмаршала под Ригу, которая после настойчивой осады была взята 4 июля 1710 г. В следующем году, когда царь возглавил Прутский поход против турок, Шереметев исполнял в этой кампании обязанности главнокомандующего, хотя в действительности первым лицом в армии оставался сам Петр. Неудача в Прутском походе задела личную жизнь Бориса Петровича: по условиям мира с турками в числе отданных им заложников оказался сын фельдмаршала - Михаил Борисович, который затем умер на чужбине. В 1712- 1713 гг. Шереметев командовал войсками на Украине, прикрывал южные рубежи России, а в 1715- 1717 гг. руководил действиями русских войск против шведов в Померании и Макленбурге.

Петр 1 чтил своего военачальника и его родовитость, только Шереметев и князь-кесарь Ромодановский допускались к царю без доклада. Петр обычно встречал Бориса Петровича не как подданного, а как высокого гостя, говоря: "Я имею дело с командиром войск".

В 1718 г. Шереметев предпочел отказаться от участия в суде над царевичем Алексеем Петровичем, оправдываясь перед царем ссылкой на плохое состояние здоровья. Длительные годы беспокойной военной жизни отбирали физические и духовные силы полководца, он все чаще недомогал и на 67-м году от рождения умер в Москве от водянки. Желая закрепить за Петербургом роль столицы, Петр считал нужным собирать в нем могилы выдающихся государственных людей и членов царской фамилии и в этих целях велел перевезти тело фельдмаршала в Петербург, где и состоялось его торжественное погребение на кладбище Лазаревской церкви Александро-Невской лавры. Как бы предвидя, что его имя и после смерти сохранит государственное значение, Шереметев в своем завещании писал: "...тело мое грешное отвезти и погребсть в Киево-Печерском монастыре или где воля его величества состоится".

Как полководец Шереметев отличался ясным стратегическим мышлением, основательностью замыслов и действий, некоторой медлительностью, связанной со стремлением все наперед предусмотреть и подготовить заранее. За свои военные труды Борис Петрович получил от царя все возможные в то время награды и почести, стал графом и крупным землевладельцем. Будучи знатным и богатым, он не любил чванства, являлся довольно образованным для своего времени человеком, был хлебосольным хозяином.

Шедевры русской архитектуры и искусства - дворцовые ансамбли Кусково и Останкино обустраивались их владельцами - сыном фельдмаршала Петром Борисовичем Шереметевым и внуком - Николаем Петровичем.

Использованы материалы кн.: Ковалевский Н.Ф. История государства Российского. Жизнеописания знаменитых военных деятелей XVIII - начала XX века. М. 1997 г.

……………………………………………………………………………………………………………………………………………..

Шереметев Борис Петрович (25.4.1652-17.2.1719), граф (1706), генерал-фельдмаршал (1701), сподвижник Петра I. Старший сын боярина Петра Васильевича Шереметева (умер в 1690) и его жены Анны Федоровны Волынской (умерла в 1684). В 1669 был на службе у царя комнатным, что обеспечивало близость к царю и широкие перспективы для повышения в чинах и должностях. С 1681 воевода, участвовал в 1684-1686 в переговорах и заключении «вечного мира» с Польшей и договора с Австрией 0 совместной борьбе против Османской империи. В Мос кве положительно оценивали дипломатическую миссию Шереметева, за которую он был награжден крупной вот чиной в Коломенском уезде. С конца 1686 руководил в Белгороде войсками, охранявшими южные границы, участвовал в Крымских походах. Во время Азовских похо дов 1695-1696 командовал армией, действовавшей на Дне пре против крымских татар. В 1697-1699 ездил с диплома тическими поручениями в Польшу, Австрию, Италию и на остров Мальту. Во время Северной войны командовал вой сками в Прибалтике; в конце декабря 1701 отряд под ко мандованием Шереметева разбил шведов в бою при Эрес- фере, в Лифляндии (противник потерял 3 тыс. человек убитыми; 350 человек были взяты в плен). В числе трофе ев были пушки, знамена и штандарты. За эту победу Петр I произвел Шереметева в генерал-фельдмаршалы и награ дил его орденом Св. Андрея Первозванного. В Псков с орденом для Шереметева был послан А.Д. Меншиков. В походном журнале Шереметева сохранилось описание этой награды: «...знак золотой с алмазы, внизу того знака крест кавалерийский святого апостола Андрея с цепью золотою, ценой в 2000 рублев». В 1702 при Гумельсгофе Шереметев нанес поражение войску Шлиппенбаха, взял 8 городов, завоевал Ингрию. В 1703 им был взят Ноте- бург, а затем Ниеншанц, Копорье, Ямбург. В Эстляндии Шереметев занял Везенберг. В 1704 Шереметев осадил Дерпт, который в начале штурма сдался. Во время Астра ханского восстания Шереметев был послан Петром I на его подавление; в 1705 Шерметев взял Астрахань. Петр I щедро наградил Шереметева; он получил более 2400 дво ров; сын его из комнатных стольников был произведен в полковники. Вернувшийся из Астрахани Шереметев тот час был послан в действующую армию в Курляндию. Здесь при Гемауертгофе он был разбит Левенгауптом; Участвовал также в неудачной для русских битве при Го- ловчине. Для разбирательства причин этой неудачи даже создал специальный суд: «формально Шереметев должен был оказаться в числе виноватых, но царь по своим соображениям решил не трогать фельдмаршала». В Полтавском сражении Шереметев был главнокомандующим армией. Затем последовала осада Риги, продолжавшаяся более 8 месяцев и завершившаяся 4 июля 1710 капитуляцией гарнизона Риги. Через месяц войска Шереметева овладели Динаминдом, другой опорной крепостью шведов в Прибалтике. Во время Прутского похода 1711 возглавлял главные силы русской армии; затем был послан с вице-канцлером П.П. Шафировым для заключения мира, по условиям которого от России требовалось вернуть туркам Азов, срьпь Каменный Затон и Таганрог, не вмешиваться в посольские дела и обеспечить безопасный проезд Карла ХП в Швецию. Прутский договор больно уДарил по личным интересам Шереметева. «Визир в качестве условий выполнения мирного соглашения потребовал в свой лагерь заложников: вице-канцлера Шафирова и сына Б.П. Шереметева Михаила Борисовича, который погиб в плену». По возвращении из Константинополя принимал участие в походах в Померанию и Мекленбург. После многочисленных напряженных походов 60-летний фельдмаршал чувствовал себя усталым. Он хотел обрести уединение и покой. Для этого он намеревался постричься в монахи Киево-Печерской лавры. Однако Петр I рассудил иначе, женив Шереметева на молодой вдове Анне Петровне Нарышкиной. По воспоминаниям современников, «дом графа Шереметева был прибежищем для всех неимущих: за стол его, на котором не ставилось менее 50 приборов даже в походное время, садился всякий, званый и не званый, знакомый и не знакомый, только с условием, чтоб не чинился перед хозяином». От брака с Нарышкиной у Шереметева было пять детей; последний ребенок -дочь Екатерина - родился 2 ноября 1718 года за 3,5 месяца до смерти фельдмаршала. Сторонник реформ Петра I, Шафиров, тем не менее симпатизировал царевичу Алексею и не участвовал в суде над ним, ссылаясь на болезнь. Шереметев завещал похоронить себя в Киево-Печерской лавре. Однако Петр I распорядился доставить тело Шереметева в Санкт-Петербург и захоронить в Александро-Невской лавре.

Использованы материалы книги: Сухарева О.В. Кто был кто в России от Петра I до Павла I, Москва, 2005

Я́коб (Я́ков Я́ковлевич) Ште́лин (нем. Jacob von Staehlin; 9 мая 1709, Мемминген — 25 июня 1785, Санкт-Петербург) — выдающийся деятель российской Академии наук на раннем этапе её существования; действительный статский советник(после 1768); гравёр, медальер, «мастер фейерверков»; мемуарист.

Биография

Родился в 1709 году в швабском городе Меммингене в мещанской семье; после получения общего образования в местном лицее обучался в гимназии в г. Циттау. В 1732 году поступил в Лейпцигский университет; в Лейпциге сблизился с сыновьями И. С. Баха, нередко музицировал вместе с ними (на своём любимом инструменте — флейте). Особенно близкая дружба завязалась у Якоба Штелина с Карлом Филиппом Эммануилом Бахом.

В 1735 году он был выписан по контракту в Санкт-Петербургскую академию «для словесных наук и аллегорических изобретений для фейерверков, иллюминаций и медалей»; в 1738 году был сделан профессором «элоквенции [красноречия] и поэзии» и членом академии. По поручению императрицы Анны Иоанновны сочинял оды по торжественным случаям на немецком языке (переводились на русский В. К. Тредиаковским). В 1741 году принял в своё заведование основанный при академии художественный департамент; в 1743 — составил на немецком языке описание коронации императрицы Елизаветы Петровны, с приложением гравюр, исполненных под его смотрением мастерами департамента (одним их них был И. А. Соколов). Данное издание считается превосходным по качеству гравюр, уникальным памятником российского гравировального искусства; в России до этого альбома гравюры такого качества не издавались (см. Коронационный альбом Елизаветы Петровны).

В 1742 году принят на должность учителя к наследнику российского престола Петру Фёдоровичу; после свадьбы Великого князя в 1745 году с должности отставлен и назначен его личным библиотекарем. Якоб Штелин оставался при дворе Петра Фёдоровича и после того, как Великий князь был провозглашён императором; был в числе его ближайших доверенных лиц. Находился вместе с императором в дни дворцового переворота 28—29 июня 1762 года. Оставил «Записки об императоре Петре III» (первое издание в Лейпциге в 1781; на русском языке изданы в 1866 году). После восшествия на престол Екатерины II пользовался её благосклонностью.

Штелин принимал участие в подготовке издания академией первого атласа Российской империи (1745). Когда художественный департамент в 1747 году был преобразован в Академию изящных искусств, состоящую при Академии Наук, управление этим учреждением было поручено Штелину, который приложил большие старания к развитию в нём рисования и гравирования, выписывал из-за границы учителей, подбирал для них состав способных учеников и особенно заботился об усвоении рисунка. Благодаря этим стараниям, гравирование в Академии сильно двинулось вперёд: были выгравированы план Петербурга на 9 листах (в альбоме «План столичного города Санктпетербурга с изображением знатнейших онаго проспектов», 1753), виды Петербурга, Царского Села и Ораниенбаума, портреты императрицы и Великого князя Петра Фёдоровича и изображения всех иллюминаций и фейерверков, бывших при разных торжественных случаях.

Якоб Штелин был талантливым мастером по устроению фейерверков; в царствование Анны Иоанновны, Елизаветы Петровны, Петра III и Екатерины Великой многие торжества сопровождались фейерверками и иллюминацией с постановкой аллегорических композиций; автором этих затей (а после — гравюр, их изображающих) был Штелин.

Штелин также серьёзно занимался медальерным искусством, имевшее в России до него некоторое развитие при Петре I, но позже забытое. Его долговременный проект — чеканка серии медалей, посвящённых Петру Великому. 25 медалей были выпущены ещё в 1700-е—1720-е годы; Штелину удалось заинтересовать Елизавету Петровну идеей расширить и дополнить серию. В разные годы число проектируемых медалей колебалось от 100 до 180. Работа шла крайне медленно из-за недопонимания придворного окружения художественной и исторической значимости проекта, недостатка финансирования и отсутствия в России специалистов высокой квалификации. В 1759 году сгорелаМонетная канцелярия, а вместе с ней — эскизы и заготовки петровской серии; всего в правление Елизаветы Петровны было отчеканено 6 медалей. Екатерина II в 1772 годувспомнила о зачине Штелина и вернула проект из небытия; была создана комиссия по сочинению медалей в составе Якоба Штелина, М. М. Щербатова, А. А. Нартова, М. М. Хераскова и профессора Академии художеств Г. И. Козлова. К 1775 году эскизы 125 медалей, рисованные Козловым по проектам Штелина, были готовы; серия отчеканена в1770-е—1780-е годы. Штелин также работал над одиночными медалями в честь коронации Елизаветы Петровны и Екатерины Великой, других памятных событий; известны также его медали, посвящённые сражениям русско-турецкой войны 1768—1774 годов.

Императором Священной Римской империи возведён в дворянское достоинство (дата точно неизвестна; первое упоминание по-французски фамилии Штелина с приставкой deотносится к 1762 году).

В 1767 г. Штелин издал свои «Известия о художествах России», в двух частях, — сочинение, из которого, несмотря на заключающиеся в нем ошибки и неточности, иностранцы еще долго черпали данные для своих показаний о русском искусстве. Также Штелину принадлежат первые описания художественных коллекций Петербурга и пригородных дворцов.

Якоб Штелин был учёным секретарём Академии наук в 1765—1769 годах; как в этом качестве, так и до назначения на должность вёл обширную переписку со многими известными деятелями науки того времени (в архивах сохранилось более тысячи его писем, адресаты — «от Мадрида до Пекина»). Некоторое время возглавлял петербургский «Музыкальный клуб».

Штелин умер в Санкт-Петербурге в 1785 г. После него осталось огромное количество рукописей и бумаг всякого рода, а также уникальное собрание русских гравюр XVIII столетия, по большей части в пробных и единственных оттисках. Это собрание почти целиком поступило от наследников Штелина в «древнехранилище» М. П. Погодина, а из него — в Императорскую Публичную Библиотеку (ныне Российская национальная библиотека).

Перу Якоба Штелина принадлежат «Анекдоты о Петре Великом», напечатанные на немецком языке в Лейпциге в 1785 г. и переведенные на русский и французский языки ещё в начале XIX века.

Записки Якоба Штелина. Об изящных искусствах России

Вот как предваряет свой труд ведущий специалист Российского государственного исторического архива, многие годы потративший на изучение наследия Якоба Штелина, Константин Владимирович Малиновский^[1]:

В современной истории европейского искусствознания страницы, отведённые историографии русского искусства в XVIII веке, заполнены весьма скудно... До последнего времени считалось очесвидным, что Россия в этой области была глухой окраиной... То, что совершил Якоб Штелин, не имеет аналогий в европейской литературе XVIII века по истории искусства. Никто в Западной Европе не мог тогда даже подумать о постановке подобной цели — написания «истории всех художеств» своей страны. Штелин, взявшийся за этот титанический труд, не был кабинетным учёным, глядевшим на мир из окна своего особняка и покрывавшим бисером готической вязи сотни листов ин-фолио ради перечисления сведений, почерпнутых из других источников. Пятьдесят лет он неустанно содействоовал своим талантом, обширными знаниями и безмерным трудолюбием развитию искусства в России и закреплял на бумаге то, что за это время увидел, узнал и услышал. Ценность и занчение записок Штелина определяются прежде всего тем, что он сделал первую попытку создания истории русского искусства XVIII века. Его рукописи — единственное свидетельство современника о многих фактах и явлениях художественной жизни России того времени — позволяют проследить смену вкусов, тенденций и художественных ценностей в русском искусстве на протяжении нескольких десятилетий. Написанные ярким, образным языком, полные точных наблюдений и характеристик, хотя и довольно лаконичные, они в каждой строчке заключают большой фактический материал, который сегодня не всегда сразу поддаётся пониманию и нередко нуждается в подробном комментировании.

Прекрасно показан образ Якоба Штелина, как подлинного джентельмена и ученого в повести Марка Алданова "Пуншевая водка". Возможно, это единственное повествование о Штелине в художественной литературе, о чем можно только сожалеть - человек был поистине замечательный и редкой доброты и порядочности. Россия за таких немцев Германии очень благодарна должна быть.

………………………………………………………………………………………………………………………………………………

"Изюминки истории"

Ученый Яков Штелин собирал анекдоты о царе Петре. Их издали только после смерти автора и на немецком.

В 1735 году в Россию по приглашению директора Императорской академии наук приехал немец Яков Штелин. Выпускника Лейпцигского университета, неплохо знавшего иностранные языки и разбиравшегося в литературе, пригласили в столицу северной империи с одной-единственной целью: среди многих достоинств подающего большие надежды молодого человека всеми отмечалось его редкое умение рисовать гравюры и придумывать к ним краткие и выразительные надписи.

В то время любили символы и аллегории и относились к ним чрезвычайно серьезно - российские академики в любой момент готовы были бросить свои ученые изыскания, чтобы поучаствовать в подготовке очередного официального торжества: придумать, как лучше устроить фейерверк и сочинить витиеватую надпись к портрету царствующей особы. И не важно было, что ее императорское величество оставалась все той же не слишком умной и тяжеловесной Анной Иоанновной, какой была до того, как ее крупную голову увенчали российской короной; не важно, что государственными делами интересовалась намного меньше, чем фарсами, которые разыгрывали почти каждый день ее многочисленные шуты. Академики вдохновенно творили миф, причем составляли его, исходя не только из вполне понятного верноподданнического подхалимства. В гравюры и эмблемы так или иначе вкладывалась мечта о совершенном человеке - мудром, милосердном и к тому же наделенном достаточной силой и властью, чтобы своей мудростью переустроить мир.

ШТЕЛИНУ ПОРУЧИЛИ НАДЗОР за академическими граверами, и вскоре ученый немец с головой ушел в работу. Якоб, а теперь уже Яков Яковлевич, устраивал фейерверки, писал стихи на немецком языке и выдумывал новые аллегории для прославления российских монархов. Однако не мог не чувствовать, что царствование Анны Иоанновны давало мало пищи для восторженного поклонения. Контраст между изящно зашифрованным в замысловатой символике празднеств восхищением царствующей особой и личностью реальной Анны был налицо.

Честный и культурный Яков Яковлевич вздыхал втихомолку и отводил душу вечером у себя в кабинете. С первых дней в России он начал что-то тайком записывать и пока никому этого не показывал. Да и времени для обсуждения начатого труда у него почти не оставалось - трудно назвать какую-нибудь придворную затею, в которой он бы не поучаствовал. Кроме бесконечных праздников, в царствование сменившей Анну Елизаветы Петровны Штелин даже поставил оперу - "Милосердие Титово" (опять про хорошего монарха). Побывал в роли педагога при выписанном из Голштинии долговязом подростке Петре Ульрихе, которого "веселая царица" назначила наследником престола. Правда, будущий император оказался так безнадежно туп, что все усилия Штелина хоть чему-нибудь его научить пропали даром. Когда мальчик подрос, Елизавета махнула на все рукой, а Штелина отправила редактировать "Ведомости".

Работая над газетой, организованный немец умудрился найти время для составления книги эмблем, рисовал эскизы для медалей, которые тогда выпускали в честь каждого мало-мальски значительного исторического события.

НАСТОЯЩИМ ПРИЗВАНИЕМ ШТЕЛИНА оказалась история. Но не та история, про которую пишут многотомные труды, анализируя причины войн, побед и поражений, и не та, из которой можно узнать, почему сменялись на престоле династии и сколько Россия выплавляла в таком-то году чугуна.

Штелина интересовала история людей. Что делает человек в истории, как мыслит и вообще как себя чувствует среди событий. Традиционно такая история воплощалась в исторических анекдотах - лет двести назад слово "анекдот" имело совсем не то значение, что теперь. Анекдотом называли короткий рассказ об историческом деятеле (монархе, полководце и т.д.), описывающий жизненную ситуацию, в которой его личные черты проявились наиболее ярко.

Подобных рассказов Штелин услышал чрезвычайно много - только не об Анне Иоанновне и Елизавете, в честь которых ему приходилось слагать оды, а о Петре. Более того, Штелин понял, что именно в елизаветинское царствование в России начал формироваться миф о царе-преобразователе, наделенном почти сверхчеловеческими качествами, - миф, который потом займет значительное место в русской культуре. Уже тогда о Петре говорили и спорили очень многие, но немногие решались записывать то, до чего договорились. Штелин записал.

ВОЛЕЮ СУДЕБ ОБЩИТЕЛЬНЫЙ И ВЕЖЛИВЫЙ Яков Яковлевич завел в Петербурге близкое знакомство именно с теми людьми, которые могли рассказать о покойном монархе то, чего без них Штелин никогда и нигде бы не узнал. Потому что и разговорчивый старик И. Ю. Трубецкой, и хитрец А.П. Бестужев, и внимательный И.А. Черкасов много лет находились рядом с Петром Великим. Штелину они рассказывали о повседневной жизни монарха, иногда - о забавных бытовых мелочах, которые сохранила память. После бесед с ними отважный преобразователь, уже в правление его красавицы дочки основательно обожествленный, начинал приобретать вполне человеческие черты. Оказывается, царь сам много раз страдал из-за своего неукротимого нрава, в детстве боялся воды и испытывал "великое омерзение" к тараканам, настолько сильное, что даже находиться не мог в тех домах, где они водились.

Дальше - больше. Коллекционирование историй из жизни великого преобразователя так захватило Штелина, что от бесед с высокопоставленными вельможами он перешел к прогулкам по корабельной верфи, где ему тоже сообщили много интересного.

Штелин вовремя осознал, что официозом сыт по горло, и не академики творят историческую легенду - такую, которая сверкает и дышит и запоминается, даже если не хочешь запомнить. Яков Яковлевич терпеливо выслушивал воспоминания придворных лекарей, бывших денщиков Петра, купцов, дипломатов. Разумеется, что-то с течением лет потускнело в памяти очевидцев, что-то, наоборот, успело обрасти почти фантастическими подробностями. Штелин записывал все, не слишком привередничая, и, как потом оказалось, совершенно правильно делал.

К КОНЦУ ЖИЗНИ ЯКОВ ЯКОВЛЕВИЧ собрал 142 анекдота. Они увидели свет уже после его смерти: издали в Лейпциге на немецком языке в 1785 году. Русские долго думали, переводить все это для себя или нет, и спустя год решились. Правда, первое российское издание "Подлинных анекдотов о Петре Великом" вышло с некоторыми купюрами - выбросили около дюжины историй, где монарх говорил или действовал, как показалось его соотечественникам, не очень подобающим для такого высокопоставленного лица образом.

И тут началось! Увлеченные примером Штелина, повествования о жизни великого монарха стали собирать и издавать все, кому была охота, после появления его книжки Россия переживает настоящий петровский "бум". Русские читают рассказы Голикова, потом Нартова. Читают с упоением.

Пройдет время, и поиск всяких передержек и неточностей в текстах Штелина станет хорошим тоном для всякого историка, занимающегося петровским временем и биографией преобразователя. Действительно, вымысла в "Подлинных анекдотах ..." нередко обнаруживается больше, чем фактической правды. Яков Яковлевич идеализировал царя - его Петр слишком демократичен, дружелюбен, а если и жесток, то только по крайней необходимости.

Кстати, как только эта смешная и наивная вера угасла, измельчал и исторический анекдот - уже не было ничего, кроме подглядывания в замочную скважину и откровенной издевки... Байки о жизни русских государей XIX века уже ближе к анекдоту в современном значении этого слова.

А ЧТО КАСАЕТСЯ СОВСЕМ НЕДАВНЕГО прошлого... Последние наши "цари", несмотря на глубину сарказма, заложенного терпеливыми подданными в короткие истории об их жизни, вышли ну совсем как живые. И неизвестно, ужаснулся или порадовался бы этому отец русского исторического анекдота, ученый немец Якоб Штелин.

Ива́н Ива́нович Шува́лов (1 ноября (12 ноября) 1727, Москва — 15 ноября (26 ноября) 1797, Санкт-Петербург) — русскийгосударственный деятель, генерал-адъютант (1760), фаворит императрицы Елизаветы Петровны, меценат, основатель Московского университета и Петербургской Академии художеств. Член Российской академии (1783), один из создателей Академического словаря.

Биография

Иван Шувалов родился в небогатой дворянской семье. Получил домашнее образование.

Благодаря покровительству двоюродных братьев, Александра и Петра Шуваловых, участников дворцового переворота 1741 г., Иван Шувалов оказался при императорском дворе. В 1742 году начал придворную службу в качестве пажа. В 1749 году получил званиекамер-юнкера. Вскоре сделался фаворитом императрицы Елизаветы Петровны.

В 1750-х Шувалов имел заметное влияние на внутреннюю и внешнюю политику России, содействовал развитию русской науки и искусства, оказывал покровительство учёным, писателям и художникам. В числе прочего он поддерживал многие начинания М. В. Ломоносова. Под его покровительством в1755 году был основан Московский университет (Шувалов стал его первым куратором), а в 1757 году создана Академия художеств (Шувалов был её президентом до 1763).

После воцарения Екатерины II И. И. Шувалов оказался в опале. С 1763 по 1777 годы он находился за границей (официально — в отпуске «по болезни»), выполнял ряд дипломатических и других поручений русского правительства. Попутно занимался собиранием коллекции произведений искусства. Впоследствии передал свою коллекцию Академии художеств и Эрмитажу. Вернувшись в Россию, в политической жизни активно не участвовал.

Имение

И. И. Шувалову принадлежало имение в селе Байково (Кесовогорский район Тверской области).

…………………………………………………………………………………………………………………………………………………

Иван Иванович Шувалов – заметная личность в русской истории 18 века. РодилсяИван Шувалов в городе Москве, в обычной дворянской семье. Жизнь Шувалова ни чем не отличалась от жизни других детей не самых богатых семей дворянского сословия. С колыбели Иван Шувалов был записан в гвардию. Но у отца Шувалова не было достаточно денег для того, чтобы дать сыну хорошее образование и поспособствовать развитию его карьеры.

      В 1741 году в Российской Империислучился очередной дворцовый переворот. Вместо Анны Леопольдовны, на русском престоле стала восседать дочь Петра I – императрица Елизавета Петровна. В дворцовом перевороте активно участвовали родственники Ивана Шувалов – Александр и Петр. А как мы знаем из истории, правители, возведенные своими сторонниками на престол во время эпохи дворцовых переворотов «не оставались обиженными».

      Год спустя Иван Шувалов начал службу при императорском дворе. Через несколько лет Иван Иванович Шувалов выслужил чин камер-юнкера. Примерно в 1749 году Ивану Шувалову посчастливилось стать фаворитом Елизаветы Петровны. Де-факто Шувалов становится главой кабинета министров.

     Иван Иванович не занимал официально никакой должности в государстве, однако имел большое влияние на Елизавету Петровну.  Недовольные влиянием Шувалова на императрицу, некоторые придворные круги, желали, чтобы Иван возглавил хоть какое-нибудь министерство, тем самым ограничив его влияние на императрицы и жизнь русского общества.

Вскоре Шувалов вступил в конфликт с Бестужевым-Рюминым (министр по внешней политике), предметом конфликта стала внешняя политика Российской Империи. Шувалов был сторонником Франции, а его оппоненту нравилась Англия. Столкновение интересов едва не переросло в открытый конфликт, но Бестужев-Рюмин все же, удержался на своем посту, вплоть до начала Семилетней войны.

     Шувалов много общался с великим русским ученым Михаилом Васильевичем Ломоносовым. Иван Иванович всячески помогал ученому. К сожалению, их отношения не были столь уж гладкими, без конфликтов не обходилось. Частенько был неправ Ломоносов, и Шувалов даже хотел перестать оказывать ему поддержку, но гнев Ивана быстро сходил на нет.

    В 1755 году Иван Шувалов поспособствовал Ломоносову в открытии Московского университета. Так, что Ивана Шувалова смело можно считать,  одним из основателей замечательного учебного заведения.

    В 1757 году при Московском Университете была открыта Академия Художеств.Иван Шувалов был избран её президентом.  Благодаря Ивану Шувалову в России была основана новая типография, в которой печатали новинки русской и зарубежной литературы.

     Когда умирала Елизавета Петровна, Шувалов вскрыл конверт с её завещанием и передал его Петру III. Племянник императрицы даже и не думал читать завещание, спустя мгновение оно оказалось в горящем камине. Петр III, предполагал, что в завещании говорится о том, что не быть ему императором. Престол переходил к его сыну Павлу I, а регентом назначалась  княгиня Екатерина Алексеевна.

    Петр III не долго был русским императором. В результате очередного дворцового переворота власть в России стала принадлежать Екатерине II. Шувалов попал в немилость.  Академия художеств была отделена от университета, а сам Иван Шувалов лишался президентства в ней.

     Теперь Шувалов отправляет в Европу. Говорят, что в Европе Иван Иванович Шувалов искал прощения у императрицы, выполняя ее секретные поручения.

      Вернувшись в Россию, Ивану Шувалову был пожалован титул действительного тайного советника и получил должность сенатора. Должность сенатора не была обременительной для Шувалова. Вскоре он отойдет от публичной жизни. До конца своих дней Иван Иванович Шувалов будет заниматься меценатством, покупаякартины у русских художников.

………………………………………………………………………………………………………………………………………….

Всесильный фаворит Елизаветы Петровны красавец Иван Шувалов не жаждал славы и богатства. Он отказывался от титулов и наград, а большую часть получаемых денег тратил на благотворительность и меценатство. Ему Россия обязана Московским университетом, Академией художеств, театром и Эрмитажем. Дела свои Шувалов не предавал огласке. Подобных примеров бескорыстия российская история тогда еще не знала. 

«Разумник»

Иван Иванович Шувалов родился в 1727 году. Воспитывала его мать - мелкопоместная дворянка Татьяна Ратиславская. Иван получил хорошее домашнее образование и к 14 годам знал четыре языка. В 1741 году, благодаря стараниям его родственников - могущественных братьев Петра и Александра Шуваловых он стал камер-пажом. Серьезный и начитанный Иван сильно отличался от своих сверстников. Другие юноши с девицами общались, а этот «разумник» все время проводил с книжками, танцами не увлекался, да и ростом был невелик.

Однако к 18 годам Иван Шувалов вырос в двухметрового красавца. И при этом характер его не изменился, он все также книги и размышления предпочитал обычным забавам елизаветинского двора.

Императрица Елизавета Петровна обратила внимание на задумчивого красавца на свадьбе его сестры с князем Голициным.

Ловким братьям Шуваловым удалось устроить Ивану и государыне встречу наедине.

Вскоре юношу произвели в камер-юнкеры, а затем назначили действительным камергером. Тогда многим казалось, что Иван ненадолго привлечет императрицу, и его заменит очередной любимец. Впрочем, все случилось иначе. Шувалов оставался фаворитом Елизаветы до самой ее смерти.

Рядом с красивым юношей императрица чувствовала себя молодой. К тому же она сразу оценила поистине золотой характер Шувалова. Он не проявил ни наглости, ни жадности. При этом влияние его было огромно - в конце жизни Елизаветы Шувалов являлся единственным ее докладчиком, готовил тексты указов и объявлял сановникам решения самодержицы.

В 1757 году вице-канцлер Воронцов представил государыне проект указа о присвоении Шувалову титула графа, сенаторского чина, 10 тысяч крепостных душ. Но Иван Иванович отказался от титула. Графом он так и не стал. Это была его принципиальная позиция, в дальнейшем Шувалов не принял титул и от Екатерины II. «Могу сказать, что рожден без самолюбия безмерного, без желания к богатству, честям и знатности», - утверждал Иван Иванович. Согласно его логике, он всегда получал удовольствие от всего, что делал, и за что же тут «титуловать»?!

Все же в 1757 году Иван Иванович получил чин генерал-поручика, а через три года – генерал-адъютанта, после чего стал членом Конференции. Но если вспоминать регалии Бирона или Меншикова, Шувалов на фоне этих персон выглядит неприметно.

Разумеется, фаворит императрицы не бедствовал: жил во дворце на полном казенном довольствии, имел и собственные хоромы на Невском проспекте. Однако во всем Шувалов знал меру. До конца жизни он оставался честным, бескорыстным, незапятнанным человеком. Рассказывали, что после смерти Елизаветы он передал ее преемнику Петру III один миллион рублей - прощальный подарок государыни.

Шувалов не стремился, как многие временщики, поддерживать свое могущество титулами и орденами. Это был человек совсем иного рода: тонкий ценитель искусства, искренне преданный культуре и просвещению.

Главная заслуга состояла в его активном покровительстве науке и искусству. Он помогал Александру Сумарокову, поддерживал Михаила Ломоносова, старался примирить его в частых ссорах с академиками пронемецкой ориентации. Вместе с Ломоносовым составил проект создания Московского университета.

Долго уговаривал Иван Иванович Елизавету Петровну подписать указ об основании в Москве университета. Наконец императрица поставила подпись на гербовую бумагу. Аккурат в день именин матери фаворита Татьяны – 12 января 1755 года.

Роль Шувалова как первого куратора, способствовавшего становлению университета - огромна. Подбор профессуры и студентов, условия учебы и жизни, программы образования, гимназия, бюджет, правовой статус университета - вот только краткий перечень дел, которыми занимался Шувалов. В основе библиотеки МГУ (и Академии художеств в Санкт-Петербурге) лежат книги Ивана Ивановича. Куратор добился для университета статуса автономного от местных властей учреждения, защищенного рядом привилегий. «Ради успешного распространения знаний» была организована университетская типография, в которой кроме книг печатались им же учрежденные «Московские ведомости».

В 1757 году благодаря стараниям фаворита в Санкт-Петербурге открылась Академия художеств. Он тщательно подбирал за границей преподавателей, скупал для занятий произведения искусства, книги, гравюры. Шувалов подарил Академии колоссальную коллекцию картин, ставшую позже основой собрания Эрмитажа.

Особенно он заботился о воспитанниках Академии. Шувалов интуитивно чувствовал талант. За одного только Федота Шубина – низкий ему поклон.

В дворцовом истопнике, вырезавшем из кости безделушки, меценат разглядел одного из выдающихся скульпторов России и дал ему образование.

И не одному Шубину! В меценатстве Шувалова была ясная, четкая направленность: развить в России науки и искусства и доказать миру, что русские люди, как и другие, могут достичь успехов во всем – необходимо лишь создать им условия.

В доме Шувалова собирались не обязательно талантливые люди, но и просто одаренные, склонные к наукам сограждане. Приезжали обычные чиновники, которые привозили своих сыновей учиться. Денег у них не было, и сыновья оставались на содержании Ивана Ивановича.

Он постоянно работал, решал чужие проблемы. Основал несколько школ в губернских городах, таким образом, став основоположником преемственной ступенчатой системы, характерной для российского образования. Благодаря Шувалову при дворе начали показывать русские спектакли. Он поощрял деятельность Федора Волкова и сам работал с актерами по системе великого английского актера Гаррика. Так в Санкт-Петербурге в 1756 году появился первый государственный театр.

Иван Иванович являлся не только покровителем литературы и искусства. У него были четкие политические идеи, которые, к сожалению, еще недостаточно изучены.

Он оставил проект общественно-политических реформ. Шувалов предлагал составить новое Уложение; увеличить число сенаторов и улучшить их деятельность созданием отдельной сенатской конторы в Москве; упорядочить бюрократический аппарат и ввести соответственные зарплаты; в армии и высших эшелонах государственного аппарата отдавать приоритет русским; отменить телесные наказания дворян и ограничить срок их службы; определить юридический статус купечества и крестьянства.

Помимо этого Иван Иванович ратовал за распространение общей системы образования; улучшение речных путей сообщения; создание сиротских домов и опекунских советов. Почти все эти меры в прямой или косвенной форме были реализованы при Екатерине II и Павле I, кроме одной - введения «фундаментальных законов», практически ограничивающих самодержавие. Смелый фаворит не побоялся представить план «фундаментальных законов» Елизавете, несмотря на то, что характер стареющей императрицы становился невыносим. Шувалов терпел все, он полюбил стареющую властительницу. 25 декабря 1761 года императрица скончалась на его руках. Всесилие Шувалова закончилось. 

Другая жизнь

После дворцового переворота 1762 года Иван Шувалов, не раздумывая, присягнул Екатерине II. Та относилась к нему благосклонно, но положение бывшего фаворита не было столь прочным как раньше. В апреле 1763 года он уехал за границу. Поговаривали, что из-за дочери Лизы, которую в свое время ему родила Мария Нарышкина, хотел уберечь девочку от пересудов. 14 лет Шувалов жил в Европе: в Вене, Париже, Риме. Он поражал европейцев утонченным воспитанием и образованностью.

Когда Шувалов приехал во Францию, то его фактически сразу пригласили в так называемую Сиреневую Лигу – круг приближенных Марии Антуанетты (там вершилась французская политика). До сего случая в Сиреневую Лигу иностранцев не принимали.

Узнав об этом, Екатерина II была потрясена. Со временем она решил использовать авторитет Шувалова в европейских кругах. Российское правительство обратилось с просьбой о помощи к Ивану Ивановичу, когда Алексей Орлов готовил экспедицию в Эгейское море в 1769 году. Связи Шувалова с местными дворами и иностранными министрами позволили обеспечить Орлову благополучное пребывание и нужное снабжение перед решающим походом.

Через год Екатерина поручила Шувалову более сложную задачу. Императрица надеялась, что благодаря своим связям в Римской курии Иван Иванович сможет повлиять на папу Климента XIV и добиться отстранения недоброжелательного по отношению к России нунция Дурини в Варшаве. Возложенную на него миссию Шувалов выполнил блестяще: папа не только удалил из Польши Дурини, но на его место назначил новым нунцием кандидата, предложенного Иваном Ивановичем.

Благодарная императрица в 1773 году возвели Шувалова в чин действительного тайного советника. Через три года Иван Иванович вернулся в Санкт-Петербург.

Екатерина назначила ему ежегодную пенсию в 10 000 рублей и в следующем году сделала его обер-камергером. Возвращение Шувалова на родину было восторженно встречено общественностью. Иван Иванович, как и прежде, открыл литературный салон (первый в России он организовал, когда еще был в фаворе). У него часто бывали княгиня Екатерина Дашкова, Денис Фонвизин, Иван Дмитриев, Михаил Херасков, Гавриил Державин. Вместе с Дашковой он занимался изданием «Собеседника Любителей Российского Слова».

В первый же месяц после своего возвращения в Петербург Шувалов вместе со своим племянником Голицыным отправился в Петергоф, чтобы посмотреть на картины, сваленные в один из подвалов еще при Петре III и провалявшиеся там 14 лет (все время, которое Шувалов отсутствовал).

С тоской извлекал Иван Иванович из-под сгнивших седел и позеленелых подсвечников творения Рембрандта, Дюрера,Тинторетто!

Он тут же повез драгоценные полотна реставратору Фанцельдту.

Такая же плачевная картина ожидала его в Академии художеств. Молодые художники Иванов, Дрождин, Акимов, Соколов, Гордеев вели жалкое существование полунищих, хотя работали не менее напряженно и даже приобретали известность за границей. В жутком состоянии нашел Шувалов и скульптора Федота Шубина: его мастерская представляла собой полутемный склеп, в котором замерзала глина и от холода не сгибались пальцы. Не было денег, чтобы купить дров. И Шувалов-меценат снова принялся за дело: давал необходимые суммы, хвалил и ни во что не вмешивался. В меру сил своих прикрывал от монаршего недовольства. Михаила Хераскова вернул из отставки куратором в Московский университет, добился у Екатерины прощения Якова Княжнина, следил за финансированием проектов Василия Баженова.

А к опальному Николаю Новикову ездил не только сам, но и возил великого князя Павла Петровича (в свое время Шувалов много времени уделял маленькому отпрыску Екатерины, которого Елизавета забрала у матери, и поэтому пользовался у того большим расположением). Иван Иванович подсказал Новикову удачный ход — совмещать издательскую деятельность с филантропической (содержать больницу и училище для сирот).

Первый взнос на благотворительное заведение сделал сам Шувалов (чтобы недовольство Екатерины переключить на себя). Цесаревич Павел соответственно его поддержал. Поэтому о пожертвовании Ивана Ивановича узнали другие, что стало исключением из правил. Большинство благотворительных взносов, выплат стипендий Шуваловым делалось тайно, с максимальной деликатностью. Несмотря на его скромность, слава умнейшего, образованнейшего и благородного человека сопутствовала ему еще при жизни. Не покинула она Ивана Ивановича Шувалова и после его смерти в 1797 году.

Граф Пётр Ива́нович Шува́лов (1710 — 4 (15) января 1762) — выдающийся государственный деятель Елизаветинского времени, генерал-фельдмаршал, конференц-министр, камергер, сенатор, реформатор и изобретатель.

Биография

Второй сын Ивана Максимовича Старшего, выборгского коменданта. Старший брат, Александр Иванович Шувалов, генерал-фельдмаршал, в течение многих лет возглавлял тайную канцелярию.

Служил пажом при дворе в последние годы царствования Петра I; потом камер-юнкером при Великой княжне Елизавете Петровне, принял деятельное участие (1741 год) в доставлении ей престола, в том же году производится в камергеры, гвардейские подпоручики и генерал-майоры. В следующем году получает ордена Св. Анны и Св. Александра Невского , чин поручика гвардии; в 1744 году производится в генерал-лейтенанты, становится сенатором. В 1746 году возводится в графское достоинство Российской империи, в 1748 году делается генерал-адъютантом. Стремительному возвышению Шувалова много способствует его жена, Мавра Егоровна, урождённая Шепелева, ближайшая с юных лет подруга Елизаветы и глава её «теневого кабинета».

Влияние Шувалова становится почти безраздельным с 1749 года, когда шуваловской партии удаётся провести в фавориты Елизаветы его двоюродного брата, Ивана Ивановича Шувалова. С этого времени граф является одним из главнейших сановников империи, ни одно государственное дело не может быть решено без его участия, всесильный прежде канцлерБестужев все чаще вынужден уступать Шуваловым в борьбе за власть. Поток милостей, подарков, наград, выгодных заказов из казны не иссякает для графа до самой смерти Елизаветы.

После её смерти, хотя, по-видимости, все остаётся по-прежнему и Пётр Шувалов даже становится генерал-фельдмаршалом приПетре III, реальное его влияние резко падает. В последние годы ему приходится перенести и ряд тяжёлых личных потерь: почти в одно время он теряет жену, которой был так много по жизни обязан, и старшего сына. Вторая жена, Анна Ивановна Одоевская, также умирает, не прожив с ним и года в 1761 году при родах.

Годы пребывания у власти наполнены для Шувалова кипучей реформаторской деятельностью. По описанию современников, дом его напоминает огромную канцелярию, а не дворец вельможи. От своих подчинённых граф также неустанно требует новых идей, проектов, улучшений, предложений реформ. Он окружает себя такими же талантливыми и энергичными дилетантами, каким является и сам. Не обременённый образованием, но наделённый от природы колоссальными работоспособностью, честолюбием, энергией и упорством, Шувалов в любом деле, с которым ему приходится сталкиваться, пытается произвести кардинальные преобразования. Последствия его реформ неоднозначны, некоторые из них нанесли, скорее, вред и ввели казну в убыток. Известна и ядовитая, небезосновательная оценка «принципиев», которыми руководствовался граф в своей преобразовательной деятельности, Екатериной II, полагавшей, что они были «хотя и не весьма для общества полезными, но достаточно прибыльными для самого его»(то есть Шувалова).

Тем не менее, если имя Шувалова сохранилось в истории России, то не благодаря тому, что его жена состояла в наперсницах, а двоюродный брат в фаворитах у самодержицы, но благодаря предложенным и проведённым им новшествам, таким, как уничтожение внутренних таможенных пошлин, учреждение первых российских банков, благодаря проекту Военной академии, преобразованию российской артиллерии в бытность Шувалова на посту генерал-фельдцейхмейстера и многим другим реформам и нововведениям, так или иначе связанным с его именем.

Также с именем Шувалова связано основание многих промышленных и горных предприятий, такие как Воткинский железоделательный завод (построен в 1757—1759) иИжевский железоделательный завод (построен в 1760—1763) и др.

Награды

• Кавалер орденов Св. Апостола Андрея Первозванного (1753), Белого Орла, Св. Александра Невского (1742) и Св. Анны (1742).

Реформы Шувалова

Артиллерия

В послепетровское время артиллерийское дело в России находится в застое, артиллерийское ведомство возглавляется людьми далёкими от артиллерии, не без иронии сообщает А. Нилус о результатах их деятельности: один перевёл на русский сочинение французского военного теоретика, другой — заставил артиллеристов посыпать волосы пудрой и т. п.

В итоге российская артиллерия и качественно, и количественно отстаёт от современной ей западноевропейской, что, в условиях подготовки к большой европейской войне, позднее названной Семилетней, является серьёзной проблемой. Основными недостатками российской артиллерии в указанный период являются малая мобильность, связанная с высоким весом орудий; большое разнообразие калибров; слабая подготовка артиллеристов (на всю страну — единственная артиллерийская школа с одним учителем, к тому же, горьким пьяницей, подозреваемым в убийстве троих человек).

Положение кардинально меняется с назначением П. И. Шувалова генерал-фельдцейхмейстером, то есть главой артиллерийского ведомства в 1756 году. Ещё в 1753 году он предложил Сенату изобретённую им «секретную гаубицу». Назначение Шувалова на пост генерал-фельдцейхмейстера стимулирует изобретательскую активность, в короткий срок появляется много новых проектов, среди которых имеются как дельные, так и пустые, и нереализуемые. В целом, этот всплеск изобретательства приводит к созданию оригинальных российских типов орудий, лучшие из которых сохранились без изменения на вооружении российской армии до второй половины XIX века и послужили образцами для подражания в Европе. Спустя непродолжительное время Шувалов уже может предложить Елизавете «Атлас новой артиллерии», «изобретённой им» (скромность не принадлежала к достоинствам графа).

………………………………………………………………………………………………………………………………………………

Шувалов Петр Иванович (1710-1762), граф, государственный деятель, сенатор, генерал-фельдмаршал (1761). Двоюродный брат И.И. Шувалова. В последние годы царствования Петра I служил камер-пажом при высочайшем дворе, затем камер-юнкером при великой княжне Елизавете Петровне, чем обязан своей жене Мавре Егоровне, урожденной Шепелевой, пользовавшейся ее особым расположением. Принял деятельное участие в дворцовом перевороте 1741, приведшем на престол Елизавету Петровну, и в том же году был произведен действительным камергером, подпоручиком Лейб-кампании и генерал-майором. Был награжден орденами Св. Анны и Св. Александра Невского (1742). Первоначально командовал армейской дивизией, расположенной в окрестностях Санкт-Петербурга, а затем обсервационным корпусом, им же сформированным. Генерал-лейтенант (1744). В 1746 возведен в графское достоинство Российской империи и пожалован 5.9.1748 генерал-адъютантом. Фактический руководитель правительства при Елизавете Петровне. Был конференц-министром, управлял артиллерийской и оружейной канцеляриями, усовершенствовал артиллерию и устроил несколько оружейных заводов. Благодаря влиянию на императрицу его жены Мавры Егоровны и двоюродного брата И.И. Шувалова он пользовался неограниченной властью во все царствование Елизаветы Петровны: без его согласия не решалось ни одно важное государственное дело, особенно в области экономики и военной организации. В 1753 Шувалов представил Сенату утвержденный императрицей проект уничтожения внутренних таможен и застав и повышения пошлин на привозимые из-за границы товары. Незадолго до смерти Елизаветы Петровны он настаивал на составлении нового Уложения. Один из организаторов русской армии в Семилетней войне (1756-1763). Автор и инициатор ряда проектов экономических и финансовых преобразований: уничтоженя внутренних таможен, протекционистского внешнеторгового курса, повышения роли косвенных налогов, создания государственных (дворянских и купеческих) банков, начала генерального межевания, реорганизации денежного обращения и др. Содействовал созданию и деятельности Уложенной комиссии. Занимался активной торговой и промышленной деятельностью. Участвовал в винных и табачных откупах, обладал монополией на рыбные промыслы в Белом и Каспийском морях, на заграничную торговлю лесом. Владел несколькими железоделательными заводами.

Использованы материалы книги: Сухарева О.В. Кто был кто в России от Петра I до Павла I, Москва, 2005

…………………………………………………………………………………………………………………………………………………

Сын генерал-майора Ивана Максимовича Шувалова Петр в двенадцать лет был определен пажом к императрице Екатерине 1, а в 1731 г. назначен камер-юнкером цесаревны Елизаветы Петровны. Благодаря женитьбе на любимице цесаревны Мавре Егоровне Шепелевой он стал одним из самых близких и доверенных к ней лиц. Принимал активное участие в дворцовом перевороте 25 ноября 1741 г., результатом которого стало восшествие на престол Елизаветы. После смены правления Петр Шувалов получил звание действительного камергера, чин подпоручика лейб-кампании и генерал-майора и был награжден орденом св. Александра Невского. Спустя два года стал поручиком лейб-кампании и генерал-лейтенантом, а в 1746 г. получил графский титул Российской империи и сенаторское звание. В последующие несколько лет граф Шувалов удостоился практически всех званий и отличий, существовавших в Российской империи: с 1748 г. — генерал-адъютант, с 1751-го — генерал-аншеф, с 1753-го — кавалер ордена св. Андрея Перво-званного".

П. И. Шувалов занимался реорганизацией русской армии и системой ее управления накануне Семилетней войны , осуществляя подготовку резервов. Он упорядочил систему рекрутских наборов, разделив страну на пять полос, так что набор в армию в каждой из них производился только один раз в пятилетие. Считая главным родом оружия артиллерию, основное внимание уделял именно ей. Он стал начальником особого Обсервационного корпуса, который сам и сформировал, состоящего из пяти полков и насчитывавшего до 3() тысяч человек. На его вооружении состояло 36 единорогов — прототипов современных гаубиц; даже срое название эти орудия получили от легендарного животного, изображенного на гербе Шуваловых. За орудиями такого типа название «единорог» сохранялось в течение почти ста лет. Однако, но отзыву современников, орудия «шуваловской» конструкции стреляли одинаково плохо как ядрами, так и картечью и довольно быстро были сняты с вооружения. В целом артиллерия была значительно усилена. Число орудий действующей армии в период Семилетней войны было доведено до 800.

Под руководством Шувалова было построено несколько оружейных заводов, в 1758 г. для подготовки офицеров основан артиллерийский кадетский корпус. Шувалов выдвинул проект создания первой военной академии в России и представил докладную записку «О военной науке», в которой обобщил передовые для своего времени принципы военной теории. Идеи Петра Ивановича отразились и на составлении военного устава 1755 г., заменившего петровский устав 1716 г. Новый устав придерживался оборонительных начал и огневой тактики; особое значение в нем отводилось артиллерии, а от пехоты требовалась главным образом огневая поддержка.

С 1758 по 1760 г. Шувалов занимал пост вице-президента Военной коллегии и благодаря этому мог воздействовать на состояние русской армии, зачастую даже злоупотребляя своим положением. В Семилетней войне, как член Конференции при высочайшем дворе, активно влиял на ход военных действий, вмешиваясь в распоряжения главнокомандующих и давая указания о передвижении войск.

По своему значению и деятельности Петр Шувалов занимал одно из первых мест среди деятелей елизаветинской эпохи. Почти все, что обсуждалось в Сенате с 1745 по 1761 г., было предложено им. Он не мог существовать без проектов, касавшихся самых разнообразных государственных нужд, прежде всего армии и финансов. Любимым его детищем была артиллерия, в усовершенствовании которой он принимал личное участие. К концу царствования Елизаветы Петровны русская артиллерия была одной из лучших в Европе.

В последние годы правления Елизаветы Шувалов тяжело заболел «от беспредельной ревности своей к пользам империи и трудов, истощивших здоровье», но, несмотря на свою болезнь, оставался в силе и в первые дни царствования Петра III, пожаловавшего его 28 декабря 1761 г. в генерал-фельдмаршалы. Спустя всего несколько дней, 4 января 1762 г., Петр Иванович скончался и был погребен в Александро-Невской лавре, на Лазаревском кладбище.

Использованы материалы книги: Соловьев Б.И. Генерал-фельдмаршалы России. Ростов-на-Дону, "Феникс" 2000

Митрополит Стефа́н (в миру Симеон Иванович Яворский; в унии Станислав; 1658, Явор, Речь Посполитая — 27 ноября (8 декабря) 1722^[1], Москва) — епископ Русской православной церкви; с 7 апреля 1700 года митрополит Рязанский и Муромский; с 16 декабря 1701 года экзарх (блюститель патриаршего престола) — в годы, предшествовавшие упразднениюпатриаршества при Петре I. С 22 октября 1721 года Президент Духовной коллегии (Святейшего Правительствующего Синода).

Выступал с осуждением протестантских воззрений и тенденций в Русской Церкви, насаждавшихся Петром I и Феофаном Прокоповичем.

Биография

Родился в 1658 году в городе Яворе в Галиции (ныне — Яворов Львовской области), в православной семье. Происходит из дворянского рода Яворских.

После Андрусовского перемирия 1667 года, семья Яворских, желая остаться верной православию, переселяется в сельцо Красиловку близ Нежина.

Образование

Грамоте Стефан выучился ещё в Галиции, а дальнейшее образование получил в Киево-Могилянской коллегии. Преподавание здесь велось на латинском языке, в духе строго схоластическом. В последние годы своего пребывания в коллегии Яворский мог воспользоваться лекциями по богословию и философии известного схоласта Иоасафа Кроковского и приобрёл покровителя в лице Варлаама Ясинского, позднее митрополита Киевского. В 1684 году он написал в его честьпанегирик: «Hercules post Atlantem, infracto virtutum robore honorarium pondus sustinens», где Геркулес — Ясинский, аАтлант — его предшественник Гизель. Панегирик написан на латинском языке, стихами и прозой, вперемежку с польскими стихами.

В 1684 году Симеон уехал из Киева. Чтобы получить доступ в католические школы, ему пришлось принять унию под именем Станислава Симона (в те времена такой поступок не был исключительным). Стефан побывал в высших католических школах: в Львове и Люблине он прослушал философию, в Познани и Вильне — богословие, усвоил все начала схоластической премудрости, искусно слагал стихи на латинском, польском и русском языках, писал великолепныепанегирики. Он вынес также из польских школ основательное знакомство с католическим богословием и враждебное отношение к протестантизму.

В 1687 году Стефан вернулся в Киев, принёс покаяние в своём отречении от православной церкви, был принят снова в её лоно и, по совету Варлаама Ясинского, в 1689 постригся в монахи. Несколько лет он преподавал в Киево-Могилянской коллегии и был её префектом: он читал риторику, пиитику, философию и богословие. Есть известие (в памфлете «Молоток на камень веры» и в письмах иерусалимского патриарха Досифея), что Стефан «весьма папежское учение в киевских учениях утвердил». В споре о времени пресуществления св. даров Я. не примкнул ни к великоруссам, ни к малоруссам, а держался среднего мнения.

В 1697 году он был назначен игуменом Свято-Никольского Пустынного монастыря. Он был ближайшим помощником Киевского митрополита в его сношениях с московским правительством, неоднократно исполнял различные церковно-административные поручения и ездил в Москву.

Епископ

В январе 1700 года митрополит, отправляя Яворского с другим игуменом в Москву, послал с ними письмо патриарху, в котором просил учредить Переяславскую епархию и поставить в епископы одного из двух игуменов. В Москве случайное событие выдвинуло Стефана: умер воевода Алексей Семёнович Шеин, и на погребении его, в присутствии царя, проповедь поручили говорить Яворскому. Петру понравились и предика, и сам проповедник; он указал патриарху Адриану посвятить Стефана в архиереи какой-нибудь из великорусских епархий, «где прилично, не в дальнем расстоянии от Москвы». Стефан, тяготевший к Киеву, пытался отказаться от этой чести, но в апреле1700 года был поставлен в митрополита Рязанского и Муромского. В том же году, после смерти Адриана, царь указал Стефану быть местоблюстителем патриаршего престола.

Выбирая Стефана царь, прежде всего видел в нём человека с западной образованностью, которой он не находил в московском духовенстве. Кроме того, в глазах Петра Стефан был человеком новым, свободным от традиций старой московской партии. Приверженцы старины не радовались его назначению. Он был и «обливанцем», и человеком, принёсшим из польских школ вместе с латинской учёностью латинские ереси. На первых порах Стефану пришлось оправдываться и опровергать обличения, шедшие от иерусалимского патриарха. Для Петра, однако, Стефан оказался слишком консервативным, а для старорусской партии — совсем уж не таким реформатором; поэтому впоследствии с одной стороны последовало охлаждение, с другой — сближение. Пока деятельность Петра была посвящена политике и войне и заботам о просвещении, Стефан вполне сочувствовал ей. В целом ряде проповедей, в новолетие или по поводу побед, он явился блестящим (с схоластической точки зрения) панегиристом военных дел Петра. В угоду царю Стефан повсюду ставил в архиереи чужеземцев, людей образованных. Московскую академию он реформировал и завёл в ней вместо эллинских учения «латинския», то есть схоластику в методах и содержании.

Церковно-административная деятельность Стефана была не широка: власть местоблюстителя сравнительно с патриаршьей была ограничена Петром, и взамен патриаршьего приказа был учреждён монастырский, под светским управлением. В духовных делах в большинстве случаев Стефан должен был совещаться с собором епископов. С течением времени определились ясно ограничительные по отношению к церковной власти тенденции царя. Стало очевидно, что Пётр не думает назначать патриарха, а наоборот, думает уничтожить самое патриаршество. В 1711 году были введены в церковные суды фискалы от гражданского ведомства. В 1715 году Пётр открыто выразил своё отношение к патриаршеству и иерархам в своих шутовских пародиях на церковные церемонии. В то же время завязываются и крепнут благосклонные отношения царя к протестантам и протестантизму. Стефан оказался в рядах приверженцев старины, стал помехой (правда, далеко не активной) Петру и терял мало-помалу своё значение. Собственно, Стефан по складу своей жизни, по своему образованию вовсе не был приверженцем старины; но католические принципы, им усвоенные, мешали ему сочувствовать преобразователю. Иногда содержание протеста, внушенного католицизмом, совпадало с содержанием протеста, шедшего из партии приверженцев старины. Как и последние, Стефан шёл наперекор царю в вопросе о размерах церковной власти, так как он из католической системы заимствовал принцип главенства церкви. Отсюда все злоключения Стефана. Пользуясь запутанной формой схоластических проповедей, Стефан нередко делал неприязненные намеки на действия царя. Сознавая свою неспособность к открытой борьбе, он не раз просил об отставке, но тщетно: Пётр держал его при себе до самой его смерти, проводя под его иногда вынужденным благословением все неприятные для Стефана реформы.

Опала

У Стефана не хватало силы открыто разорвать с царём, и в то же время он не мог примириться с происходящим. В 1712 году Стефан подверг резкой критике учреждение фискалов и современное положение России, назвав царевича Алексея «единой надеждой» страны. Сенаторы, слушавшие проповедь, поспешили препроводить её текст царю. Пётр оставил Стефана в покое, но сохранил в силе сенаторское запрещение ему проповедовать. При разборе дела об Алексее царь старался добраться до Стефана, желая изобличить его не в мимолетных только сношениях с царевичем. В 1713 г. началось дело Тверитинова и друг., увлекавшихся лютеранством. Стефан приложил все свои силы, чтобы изобличить их и тем косвенно обвинить и самого царя, потворствовавшего лютеранам. Это дело ясно обнаружило диаметральную противоположность тенденций Петра и Стефана и произвело окончательный разлад между ними. Стефан выказал явно пристрастное и нетерпимое отношение к обвиняемым. Пока шёл суд над еретиками, он писал обширное сочинение против лютеран: «Камень веры, православным церкве святыя сыном — на утверждение и духовное созидание, претыкающимся же о камень претыкания и соблазна — на восстание и исправление». Книга имеет в виду специально православных, склоняющихся к протестантству, и обнимает все догматы, оспариваемые протестантами. Каждый догмат излагается, затем доказывается, и, наконец, опровергаются возражения на него. Доказательства Стефан берет из Св. Писания, соборных правил, св. отцов. Оспаривая протестантские мнения, Стефан обильно черпает доводы из католической системы. Католический элемент вошёл в статьи об оправдании, о благих делах, о заслугах сверх требуемых, о наказании еретиков. Мнения, изложенные в статье о наказании еретиков, Стефан проводил и в жизни, напр. к раскольникам он относился по-инквизиторски. Стефан окончил «Камень веры» в 1718 г., но при жизни Петра книга не могла быть отпечатана и была издана только в 1728 г., с разрешения Верховного тайного совета, по засвидетельствованию Феофилакта Лопатинского и под его наблюдением. Протестанты тотчас же по выходе книги начали полемику против неё (рецензия в Лейпцигских учёных актах 1729 г., книга Буддея 1729 г., диссертация Мосгейма 1731 г. и т. д.). Её взяли под свою защиту католики: доминиканец Рибейра написал опровержение на книгу Буддея. В России вышел злостный памфлет на «Камень веры», «Молоток на камень веры», с выходками против Стефана. В настоящее время за «Камнем веры» остаётся теоретическое значение: в нём Стефан выставил догматическую систему православной веры. Другую систему далФеофан Прокопович. «Первая из них, — говорит Ю. Самарин, — заимствована у католиков, вторая — у протестантов. Первая была односторонним противодействием влиянию реформации; вторая таким же односторонним противодействием иезуитской школе. Церковь терпит ту и другую, признавая в них эту отрицательную сторону. Но ни той, ни другой церковь не возвела на степень своей системы, и ни той, ни другой не осудила; след., лежащее в основании обеих понятие о церковной системе церковь исключила из своей сферы, признала себе чуждым. Мы вправе сказать, что православная церковь не имеет системы и не должна иметь её». Этими словами Самарина определяется значение «Камня веры». Последовавшие за делом Тверитинова события ещё больше расширяли пропасть между царём и Стефаном В 1718 г. состоялся процесс царевича Алексея. Царь указал Стефану приехать в Петербург и держал его здесь почти до самой смерти, лишая его этим даже той незначительной власти, которой он дотоле пользовался. Приблизительно в это время разыгрался инцидент с Феофаном Прокоповичем. Стефан не желал, чтобы Феофану досталось епископское место. Он видел в его учениях, в его лекциях сильные следы протестантского влияния. Царь выслушал оправдания Феофана и назначил его епископом; Стефан должен был принести извинение перед Феофаном. Он сделал это, чувствуя себя правым. Церковно-административная деятельность Стефана совершенно прекратилась; он не принимал никакого участия в подготовительных действиях к церковной реформе, без него писался Духовный регламент, церковное управление также шло мимо его рук.

Стефан пытался выяснить своё положение и в 1718 году спрашивал царя: 1) возвратиться ли ему в Москву или жить в Петербурге, 2) где жить в Петербурге, 3) как управлять ему издали своей епархией, 4) вызывать ли архиереев в Петербург, 5) как замещать архиерейские места. Царь предписал ему жить в Петербурге, построить подворье на свои деньги, Рязанской епархией управлять через крутицкого архиепископа и т. д. В конце царь писал: «а для лучшего впредь управления мнится быть должно надобной коллегии, дабы удобнее впредь такое великое дело управлять было возможно». В феврале 1720 года Устав Духовной коллегии был утверждён; через год был открыт Синод; президентом Синода царь назначил Стефана, меньше всех других сочувствовавшего этому учреждению. Стефан отказывался подписывать протоколы Синода, не бывал в его заседаниях. Никакого влияния на синодальные дела Стефан не имел; царь, очевидно, держал его только для того, чтобы, пользуясь его именем, придать известную санкцию новому учреждению. За все время пребывания в Синоде Стефан находился под следствием по политическим делам. То его оговаривал кабальный человек Любимов в том, что он сочувственно относился к его, Любимова, сочинениям (1721); то монах Левин показывал, что Стефан будто бы говорил ему: «государь меня определял в Синод, а я не хотел, и за то стоял пред ним на коленях под мечом», и ещё: «и сам я желаю в Польшу отъехать» (1722). При ближайшем исследовании оговоры оказывались не имеющими оснований, но Стефана постоянно допрашивали. В своей привязанности к основанному им в Нежине монастырю он тоже не находил утешения, потому что обнаружил большое хищение денег, присланных им на устройство м-ря. Все эти неприятности сокращали жизнь Стефану. Свою библиотеку он пожертвовал Нежинскому монастырю, присоединив к каталогу книг трогательную элегию на латинском языке.

Умер в Москве 24 ноября 1722 года. Тело его было отправлено в Рязань, где и погребено в Успенском соборе.

Проповеди

Литературное наследие Стефана Яворского обширно: в него входят проповеди, поэтические произведения на русском, польском и латинском языках, памфлеты, фундаментальный богословский трактат «Камень веры», изданный после его смерти в 1728 г. Феофилактом Лопатинским и направленный против протестантизма^[2].

В проповеднических произведениях Стефана нашли отражение все основные требования схоластической школы к форме, построению и развитию проповедей^[3].

Как проповедник Стефан восхищал своих современников. Даже враги Стефана отзывались о его проповедях следующим образом: «что до витийства касается, правда, что имел Стефан Яворский удивительный дар и едва подобные ему в учителях российских обрестись могли. Мне довольно приходилось видеть, что он своими поучениями мог возбуждать в слушателях смех или слезы, чему много способствовали движения тела, рук, помавание очей и лица применение, что природа ему дала». Быть может, манера Стефана Яворского обеспечивала ему успех, для нас в настоящее время совершенно непонятный. И в своём красноречии Стефан оставался верен католическим тенденциям. Проповеди его отличаются отвлечённостью и оторванностью от жизни; построение их в высшей степени изысканное («люди подобно рыбам. Рыбы родятся в водах, люди — в водах крещения; рыбы обуреваются волнами, люди тоже» и т. д.). С формальной стороны проповеди Стефана обильны натянутыми символами и аллегориями, игрой слов. Вообще они соединяют в себе все характерные черты католической проповеди XVI—XVII вв. Он составил ещё, по Мальвенде, сочинение «Знамения пришествия антихристова и кончины века», на которое ссылались в подтверждение мнения, что Пётр — антихрист. После смерти Стефана долго не оставляли в покое; полемисты высказывали даже мысль о том, что Стефан был тайный иезуит. Проповеди Стефана Яворского изданы в Москве в 1804—1805 годы, а также в издании «Неизданные проповеди С. Яворского» с статьей И. А. Чистовича, СПб., 1867 («Христ. чтение», 1867).

……………………………………………………………………………………………………………………………………………..

Стефан Яворский (в миру Симеон) - знаменитый иерарх. Родился в 1658 г. в польском местечке Якоре, в православной семье. После Андрусовского мира, отдававшего Польше правобережную Украину, семья Яворских , желая остаться верной православию, переселяется в сельцо Красиловку близ Нежина.

Грамоте Стефан выучился еще на своей родине, а дальнейшее образование получил в Киево-Могилянской коллегии. Преподавание здесь велось на латинском языке, в духе строго схоластическом. В последние годы своего пребывания в коллегии Яворский мог воспользоваться лекциями по богословию и философии известного схоласта Иоасафа Кроковского и приобрел покровителя в лице Варлаама Ясинского , позднее митрополита Киевского. В 1684 г. он написал в его честь панегирик: "Hercukes post Atkantem, infracto virtutum robore honorarium pondus sustinens", где Геркулес - Ясинский, а Атлант - его предшественник Гизель. Панегирик написан на латинском языке, стихами и прозой, вперемежку с польскими стихами. В 1684 г. Стефан уехал из Киева; чтобы получить доступ в католические школы, ему пришлось наружно принять католическое исповедание, под именем Станислава Симона (в те времена такой поступок не был исключительным). Стефан побывал в высших католических школах: в Львове и Люблине он прослушал философию, в Познани и Вильне - богословие, усвоил все начала схоластической премудрости, искусно слагал стихи на латинском, польском и русском языках, писал великолепные панегирики (в честь Мазепы , позднее - Петру ). Он вынес также из польских школ основательное знакомство с католическим богословием и враждебное отношение к протестантизму. В 1687 г. Стефан вернулся в Киев, принес покаяние в своем отречении от православной церкви, был принят снова в ее лоно и по совету Варлаама Ясинского в 1689 г. постригся в монахи. Несколько лет он преподавал в Киево-Могилевской коллегии и был ее префектом: он читал риторику, пиитику, философию и богословие. Есть известие (в памфлете "молоток на камень веры" и в письмах иерусалимского патриарха Досифея), что Стефан "весьма папежское учение в киевских учениях утвердил". В споре о времени пресуществления святых даров Стефан не примкнул ни к великоруссам, ни к малоруссам, а держался среднего мнения. В 1697 г. он был назначен игуменом Свято-Никольского Пустынного монастыря. Он был ближайшим помощником Киевского митрополита в его сношениях с Московским правительством, неоднократно исполнял различные церковно-административные поручения и ездил в Москву. В январе 1700 г. митрополит, отправляя Стефана с другим игуменом в Москву, послал с ними письмо патриарху, в котором просил учредить Переяславскую епархию и поставить в епископы одного из двух игуменов. В Москве случайное событие выдвинуло Стефана: умер воевода Шеин , и на погребении его в присутствии царя проповедь поручили говорить Яворскому. Петру понравились и предика, и сам проповедник; он указал патриарху Адриану посвятить Стефана в архиереи какой-нибудь из великорусских епархий, "где прилично, не в дальнем расстоянии от Москвы". Стефан, тяготевший к Киеву, пытался отказаться от этой чести, но в апреле 1700 г. был поставлен в митрополита Рязанского и Муромского. В том же году, после смерти Адриана, царь указал Стефану быть местоблюстителем патриаршего престола. Выбирая Стефана, царь прежде всего видел в нем человека с западной образованностью, которой он не находил в Московском духовенстве. Кроме того в глазах Петра Стефан был человеком новым, свободным от традиций старой московской партии. Приверженцы старины не радовались его назначению. Он был и "обливанцем", и человеком, принесшим из польских школ вместе с латинской ученостью латинские ереси. На первых порах Стефану пришлось оправдываться и опровергать обличения, шедшие от Иерусалимского патриарха. Для Петра, однако Стефан оказался слишком консервативным, а для старорусской партии - совсем уже не таким реформатором; поэтому впоследствии с одной стороны последовало охлаждение, с другой - сближение. Пока деятельность Петра была посвящена политике и войне и заботам о просвещении, Стефан вполне сочувствовал ей. В целом ряде проповедей, в новолетие или по поводу побед, он явился блестящим (с схоластической точки зрения) панегиристом военных дел Петра. В угоду царю Стефан повсюду ставил в архиереи чужеземцев, людей образованных. Московскую академию он реформировал и завел в ней вместо эллинских учения "латинские", т. е. сх

оластику в методах и содержании. Церковно-административная деятельность Стефана была не широка: власть местоблюстителя, сравнительно с патриаршей, была ограничена Петром и в замен Патриаршего приказа был учрежден Монастырский под светским управлением. В духовных делах в большинстве случаев Стефан должен был совещаться с Собором епископов. С течением времени определились ясно ограничительные по отношению к церковной власти тенденции царя. Стало очевидно, что Петр не думает назначать патриарха, а, наоборот, думает уничтожить самое патриаршество. В 1711 г. были введены в церковные суды фискалы от гражданского ведомства. В 1715 г. Петр открыто выразил свое отношение к патриаршеству и иерархам в своих шутовских пародиях на церковные церемонии. В то же время завязываются и крепнут благосклонные отношения царя к протестантам и протестантизму. Стефан оказался в рядах приверженцев старины, стал помехой (правда, далеко не активной) Петру и терял мало-помалу свое значение. Собственно Стефан по складу своей жизни, по своему образованию вовсе не был приверженцем старины; но католические принципы, им усвоенные, мешали ему сочувствовать преобразователю. Иногда содержание протеста, внушенного католицизмом, совпадало с содержанием протеста, шедшего из партии приверженцев старины. Как и последние, Стефан шел наперекор царю в вопросе о размерах церковной власти, так как он из католической системы заимствовал принцип главенства церкви. Отсюда все злоключения Стефана. Пользуясь запутанной формой схоластических проповедей, Стефан нередко делал неприязненные намеки на действия царя. Сознавая свою неспособность к открытой борьбе, он не раз просил об отставке, но тщетно: Петр держал его при себе до самой его смерти, проводя под его иногда вынужденным благословением, все неприятные для Стефана реформы. У Стефана не хватало силы открыто разорвать с царем - и в то же время он не мог примириться с происходящим. В 1712 г. Стефан подверг резкой критике учреждение фискалов, современное положение России, назвав царевича Алексея "единой надеждой" страны. Сенаторы, слушавшие проповедь, поспешили препроводить ее текст царю. Петр оставил Стефана в покое, но сохранил в силе сенаторское запрещение ему проповедовать. При разборе дела об Алексее царь старался добраться до Стефана, желая изобличить его не в мимолетных только сношениях с царевичем. В 1713 г. началось дело Тверитинова и других, увлекавшихся лютеранством. Стефан приложил все свои силы, чтобы изобличить их и тем косвенно обвинить и самого царя, потворствовавшего лютеранам. Это дело (см. Тверетинов) ясно обнаружило диаметральную противоположность тенденций Петра и Стефана и произвело окончательный разлад между ними. Стефан выказал явно пристрастное и нетерпимое отношение к обвиняемым. Пока шел суд над еретиками, он писал обширное сочинение против лютеран: "Камень веры, православным церкви святые сыном - на утверждение и духовное созидание, пресмыкающимся же о камень претыкание и соблазна - на восстание и исправление". Книга имеет в виду специально православных, склоняющихся к протестантству, и обнимает все догматы, оспариваемые протестантами. Каждый догмат излагается, затем доказывается и, наконец, опровергаются возражения на него. Доказательства Стефан берет из Святого Писания, соборных правил святых отцов. Оспаривая протестантские мнения, Стефан обильно черпает доводы из католической системы. Католические элемент вошел в статьи об оправдании, о благих делах, о заслугах сверхтребуемых, о наказании еретиков, Стефан проводил и в жизни; например, к раскольникам он относился по-инквизиторски. Стефан окончил "Камень веры" в 1718 г., но при жизни Петра книга не могла быть отпечатана и была издана только в 1718 г. с разрешения Верховного тайного совета, по засвидетельствованию Феофилакта Лопатинского и под его наблюдением. Протестанты тотчас же по выходе книги начали полемику против нее (рецензия в Лейпцигских ученых актах 1729 г., книга Буддея 1729 г., диссертация Мосгейма 1731 г. и т. д.). Ее взяли под свою защиту католики: доминиканец Рибейра написал опровержение на книгу Буддея. В России вышел злостн

ый памфлет на "Камень веры": "Молоток на камень веры", с выходками против Стефана. В настоящее время за "Камнем веры" остается теоретическое значение: в нем Стефан выставил догматическую систему православной веры. Другую систему дал Феофан Прокопович . "Первая из них, - говорит Ю. Самарин , - заимствована у католиков, вторая - у протестантов. Первая была односторонним противодействием влиянию реформации; вторая таким же односторонним противодействием иезуитской школе. Церковь терпит ту и другую, признавая в них эту отрицательную сторону. Но ни той, ни другой церковь не возвела на степень своей системы, и ни той, ни другой не осудила; следствие, лежащее в основании обеих понятий о церковной системе, церковь исключила из своей сферы, признала себе чуждым. Мы вправе сказать, что православная церковь не имеет системы и не должна иметь ее". Этими словами Самарина определяется значение "Камня веры". Последовавшие за делом Тверитинова события еще больше расширяли пропасть между царем и Стефаном. В 1718 г. состоялся процесс царевича Алексея. Царь указал Стефану приехать в Петербург и держал его здесь почти до самой смерти, лишая его этим даже той незначительной власти, которой он дотоле пользовался. Приблизительно в это время разыгрался инцидент с Феофаном Прокоповичем. Стефан не желал, чтобы Феофану досталось епископское место. Он видел в его учениях, в его лекциях сильные следы протестантского влияния. Царь выслушал оправдания Феофана и назначил его епископом; Стефан должен был принести извинение перед Феофаном. Он сделал это, чувствуя себя правым. Церковно-административная деятельность Стефана совершенно прекратилась; он не принимал никакого участия в подготовительных действиях к церковной реформе, без него писался Духовный регламент, церковное управление также шло мимо его рук. Пытался было Стефан выяснить свое положение и в 1718 г. спрашивал царя: 1) возвратиться ли ему в Москву или жить в Петербурге; 2) где жить в Петербурге; 3) как управлять ему издали своей епархией; 4) вызывать ли архиереев в Петербург; 5) как замещать архиерейские места. Царь предписал ему жить в Петербурге, построить подворье на свои деньги, Рязанской епархией управлять через Крутицкого архиепископа и т. д. В конце царь писал: "а для лучшего впредь управления мнится быть должно надобной коллегии, дабы удобнее впредь такое великое дело управлять было возможно". В феврале 1720 г. устав Духовной коллегии был утвержден; через год был открыт Синод; президентом Синода царь назначил Стефана, меньше всех других сочувствовавшего этому учреждению. Стефан отказывался подписывать протоколы Синода, не бывал в его заседаниях. Никакого влияния на синодальные дела Стефан не имел; царь, очевидно, держал его только для того, чтобы, пользуясь его именем, придать известную санкцию новому учреждению. За все время пребывания в Синоде Стефан находился под следствием по политическим делам. То его оговаривал кабальный человек Любимов в том, что он сочувственно относился к его, Любимова, сочинениям (1721); то монах Левин показывал, что Стефан будто бы говорил ему: "государь меня определял в Синод, а я не хотел, и за то стоял перед ним на коленях под мечом", и еще: "и сам я желаю в Польшу отъехать" (1722). При ближайшем исследовании оговоры оказывались не имеющими оснований, но Стефана постоянно допрашивали. В своей привязанности к основанному им в Нежине монастырю он тоже не находил утешения, потому что обнаружил большое хищение денег, присланных им на устройство монастыря. Все эти неприятности сокращали жизнь Стефана. Свою библиотеку он пожертвовал Нежинскому монастырю, присоединив к каталогу книг трогательную элегию на латинском языке. Умер Стефан в Москве 24 ноября 1722 г. Как проповедник Стефан восхищал своих современников. Даже враги Стефана отзывались о его проповедях следующим образом: "что до витийства касается, правда, что имел Стефан Яворский удивительный дар и едва подобные ему в учителях российских обрестись могли. Мне

довольно приходилось видеть, что он своими поучениями мог возбуждать в слушателях смех или слезы, чему много способствовали движения тела, рук, помавание очей и лица применение, что природа ему дала". Быть может, манера Стефана Яворского обеспечивала ему успех, для нас в настоящее время совершенно непонятный. И в своем красноречии Стефан оставался верен католическим тенденциям. Проповеди его отличаются отвлеченностью и оторванностью от жизни; построение их в высшей степени изысканное ("люди подобно рыбам. Рыбы родятся в водах, люди - в водах крещения; рыбы обуреваются волнами, люди тоже" и т. д.). С формальной стороны проповеди Стефана обильны натянутыми символами и аллегориями, игрой слов. Вообще они соединяют в себе все характерные черты католической проповеди XVI - XVII вв. Он составил еще, по Мальвенде, сочинение: "Знамения пришествия антихристова и кончины века", на которое ссылались в подтверждение мнения, что Петр - антихрист. После смерти Стефана долго не оставляли в покое; полемисты высказывали даже мысль о том, что Стефан был тайный иезуит. Проповеди Стефана Яворского изданы в Москве, в 1804 - 1805 гг. См. еще "Неизданные проповеди Стефана Яворского", с статьей И.А. Чистовича , Санкт-Петербург, 1867 ("Христианское Чтение", 1867); "Риторическая рука. Сочинение Стефана Якорского, перевод с латинского Фед. Поликарпова", изд. обществом любителей древней письменности; статьи Терновского в "Трудах Киевской Духовной Академии" (1864, т. т 1 и 2) и "Древней и Новой России" (1879), № 8); Чистович "Феофан Прокопович и его время" (Санкт-Петербург, 1868); П.О. Морозов "Феофан Прокопович как писатель" (Санкт-Петербург, 1880); Н.С. Тихонравов "Московские вольнодумцы начала XVIII в. и Стефан Яворский" ("Сочинения", т. II); Рункевич "Из истории русской церкви в царствование Петра Великого" ("Христианское Чтение", 1900). Анализ действительности Стефана как богослова, сановника церкви и проповедника сделан в соч. Ю.Ф. Самарина "Стефан Яворский и Феофан Прокопович" ("Сочинения", т. V, Москва, 1880). См. еще Смирнова "Историю славяно-греко-латинской академии" и Пекарского "Наука и литература при Петре Великом".

Па́вел Ива́нович Ягужи́нский (Ягушинский) (1683, Великое Княжество Литовское — 6 (17) апреля 1736, Санкт-Петербург) — граф, генерал-аншеф, русский государственный деятель и дипломат, сподвижник Петра I.

Биография

Сын органиста, выходца из Литвы. Вероятно, происходит из местечка Кубличи Полоцкого воеводства Великого княжества Литовского (ныне — Ушачский район, Витебской области, Белоруссия).

В 1687 году вместе с семьёй отца приезжает в Россию.

В 1701 году Зачислен в гвардию, в Преображенский полк, став денщиком Петра I.

9 июля 1706 года Получил от Петра I в вечное владение остров на реке Яуза близ Немецкой слободы в Москве.

В 1710 году — камер-юнкер, капитан Преображенского полка. Женился на Анне Фёдоровне Хитрово и, получив за ней огромное приданое, сделался одним из богатейших людей своего времени.

В 1711 году участвовал в Прутском походе. В том же году сопровождал Петра в Карлсбад и Торгау на свадьбу царевичаАлексея. В июне 1711 года получил звание полковника, 3 августа 1711 года — Генерал-адъютанта.

В 1712 году в числе немногих присутствовал на свадьбе Петра I с Мартой Скавронской. Сопровождал Петра I за границу.

В ноябре 1713 года — послан ко Двору короля Дании и Норвегии с извещением о прибытии Петра I с войском в герцогство Мекленбург.

В 1714 году отправлен в Данию для поддержки аккредитованного там князя В. Л. Долгорукова с целью добиться совместных с Данией действий против Швеции.

В 1718 году на него возложено наблюдение за «скорейшим устройством президентами своих коллегий».

В 1719 году участвовал в работе Аландского конгресса.

В 1720—1721 годах — Российский посланник в Австрии.

24 августа 1721 года Ягужинский выехал для участия в работе Ништадтского конгресса, но по просьбе графа Остерманавыборгский комендант И. М. Шувалов на целых два дня задержал его в Выборге, и когда Павел Ягужинский приехал в Ништадт, то мир уже был заключён.

С 22 января 1722 года — генерал-лейтенант.

В период 18 января 1722—1726 года — генерал-прокурор Сената (первый в истории России), боролся с казнокрадством.

В 1723 году — Развёлся с первой женой. Женился вторым браком на Анне Гавриловне Головкиной, дочери канцлера графа Г. И. Головкина^[1].

В мае 1724 года при учреждении для коронации Екатерины I роты кавалергардов, был назначен её командиром с чином капитан-поручика.

11 июля 1724 удостоен ордена Св. Андрея Первозванного. 30 августа 1725 года удостоен ордена Святого благоверного Великого Князя Александра Невского^[2].

С 3 августа 1726 по 1727 год — полномочный министр при польском сейме в Гродно. С 24 октября 1727 года — Генерал-аншеф.

В январе 1730 года участвовал в заговоре «верховников», но, разуверившись в его успехе, 20 января известил обо всём Анну Иоанновну, объяснив ей, что большинство дворян не желают ограничения её власти. 16 января 1730 года был арестован, но вскоре освобождён.

С 4 марта 1730 года — Сенатор^[2]. 20 декабря 1730 года — Получил в подчинение богатый Сибирский приказ, из которого должен был получать жалованье «по рангу».

С 31 декабря 1730 года — подполковник Лейб-Гвардии Конного полка.

В период 2 октября 1730 по 1731 год — генерал-прокурор Сената.

19 января 1731 года удостоен титула — графа.

В период 1731 по 19 ноября 1734 года из-за ссоры с Остерманом удалён от двора и отправлен послом в Пруссию. В 1732 году — Лишён должности обер-шталмейстера.

28 апреля 1735 года стал кабинет-министром с возвращением должности обер-шталмейстера. В январе 1736 года заболел подагрой и лихорадкой и в апреле того же года умер. Похоронен в Александро-Невской лавре.

Человек, никогда не отрекающийся от своего мнения, вечно говорящий правду, презирающий всякие сделки с совестью, высказывающий смело своим согражданам, своему начальству, даже своему Государю, только тот взгляд, который кажется ему, по его убеждению, вернейшим, — такой человек заслуживает, конечно, общего уважения. К сожалению, при всех своих достоинствах граф Ягужинский в одном отношении был вполне сыном своего врёмени, он любил приносить жертвы на алтарь «Вакха», причем становился вспыльчивым и горячим.[3]

Семья

В 1710 году женился на Анне Фёдоровне Хитрово (ум.1733), она не могла похвалиться примерным поведением, что и вынудило Ягужинского, отчасти вследствие настояний Петра I, обратиться в Синод с просьбою о расторжении брака, какое и последовало 21 августа 1723 года; имел сына (умершего в 1724 году) и трёх дочерей:

• Наталья Павловна (1716—1786), была замужем за генерал-поручиком Федором Ивановичем Головиным (1704—1758).

• Прасковья Павловна (171.—1775), была замужем за сенатором князем Сергеем Васильевичем Гагариным (1713—1782). В 1743 году она была с мужем замешана в известное Лопухинское дело, что, однако, не имело для них дурных последствий, их спасло незнание немецкого языка, хотя при них и происходили все разговоры.

• Екатерина Павловна (171.—1738), замужем за В. А. Лопухиным (1711—1757).

В ноябре 1723 года женился вторым браком на фрейлине Анне Гавриловне Головкиной (170.—1751), дочери канцлера графа Г.И.Головкина. Имел сына и трёх дочерей^[1].

• Анастасия Павловна

• Сергей Павлович (1731—1806), дослужился до генерал-поручика, был женат первым браком на Анастасии Ивановне Шуваловой, сестре И.И.Шувалова; вторым наВарваре Николаевне Салтыковой (1749—1843), умер не оставив наследников.

• Мария Павловна (1732—1755), фрейлина, 14 Февраля 1748 года была обвенчана с гофмаршалом Двора Андреем Михайловичем Ефимовским (1717—1767).

• Анна Павловна (1733—1801), фрейлина, с 1754 года супруга графа П.Ф.Апраксина, позднее приняла монашество под именем Августы.

………………………………………………………………………………………………………………………………………………

Ягужинский (Ягушинский) Павел Иванович [1683 – 6(17).4.1736, Петербург].

Вслед за неполнотой исторических ведений о Ягужинском идет их противоречивость. Лучший и самый дотошный российский историк В. О. Ключевский, живший на сто с лишним лет ближе к петровским временам, и тот сослагательно обставлял свое повествование о персоналиях того времени: «как рассказывали», «как гласит молва» и т. п.

«Петр набирал нужных ему людей всюду, не разбирая звания и происхождения, и они сошлись к нему с разных сторон и из всевозможных состояний: кто пришел юнгой на португальском корабле, как генерал-полицеймейстер новой столицы Девиер, кто пас свиней в Литве, как рассказывали про первого генерал-прокурора Сената Ягужинского, кто был сидельцем в лавочке, как вице-канцлер Шафиров, кто из русских дворовых людей, как архангельский вице-губернатор, изобретатель гербовой бумаги, Курбатов, кто, как Остерман, был сыном вестфальского пастора; и все эти люди вместе с князем Меншиковым, когда-то, как гласила молва, торговавшим пирогами по московским улицам, встречались в обществе Петра с остатками русской боярской знати».

Жена английского посланника леди Рондо, например, вспоминала о Ягужинском:

«Павел весьма красивый мужчина; лицо его, хотя не отличается правильностью, но исполнено величия, живости и выражения. В обхождении свободен, даже небрежен, и что в другом казалось бы недостатком воспитания, то в нем весьма естественно, так что никто не может быть им недоволен».

Владея такой свободой в обращении, что каждое действие его кажется как будто случайным, но имеет преимущество привлекать к себе взоры всех, и как бы ни велико было собрание, он кажется первой особой, одарен высоким умом, рассудительностью и живостью, которая так ясно выражается во всем, что составляет его характер. «Если первый сановник империи поступает несправедливо, то он порицает его с такою же свободой, как и низшего чиновника. Теперь его особенно боятся высшие чиновники, потому что его приговоры хотя справедливы, но весьма строги и всех приводят в страх».

Что же касается самого английского посланника Рондо, то он о нашем герое высказывал прямо противоположные суждения. По его мнению, Ягужинский был напрочь лишен любых необыкновенных дарований, выглядел почти мужланом, и лишь придворная жизнь придала ему некоторую учтивость в обращении.

«В нем, безусловно, есть доброе сердце, – обьективничает посланец туманного Альбиона, – если бы природная вспыльчивость, очень часто воспламеняема не умеренностью в напитках, не лишала его власти над рассудком, не побуждала ругать своих лучших друзей и разглашать самые важные тайны, а уж в расточительности он совершенно не знает разумных пределов».

Высказывания супругов-дипломатов взяты из донесений английскому МИДу, направленных каждым по отдельности. В Англии Ягужинским интересовались как очень преуспевающим международным деятелем, особой, приближенной к царю.

С 1713 по 1722 годы Петр I неоднократно доверял ему важные дипломатические миссии.

Павел Иванович вел весьма непростые переговоры с королями Дании и Пруссии. За указанное десятилетие, как личный доверенный царя, принимал участие во всех без исключения европейских конгрессах. В том числе и потому, что владел английским, немецким, испанским и французским языками, не говоря уже о польском и литовском. Так что, отрицая заведомо любые дарования Ягужинского, сэр Рондо, скорее всего по каким-то причинам личного характера, был предвзят. Половина его оказалась (возможно, тоже по личным мотивам) более объективной. Ну, конечно же, Ягужинский был весьма даровитым человеком, иначе он просто бы не пробился из низов на столь головокружительные государственные высоты при русском престоле. Неоспоримый факт: после того, как Петр I стал императором (1721), иностранные послы донесли в свои страны, что генерал-прокурор Ягужинский – второе лицо в государстве и по силе влияния и по собственному значению.

Известно высказывание Петра о собственном народе: "С другими европейскими народами можно достичь цели человеколюбивыми способами, а с русским не так: если бы я неупотреблял строгости, то бы уже давно не владел русским государством и никогда не сделал бы его таковым, каково оно теперь. Я имею дело не с людьми, а с животными, которых хочу переделать в людей".

Поэтому вы не встретите в окружении императора ни одного человека из низших слоев тогдашнего русского общества, который бы не обладал государственным, административным, военным или иным талантом.

Доподлинно известно, что именно сам государь завез на Русь из Европы такую жестокую казнь, как колесование, лично рубил головы приговоренным к смерти, испытывал тягу к наблюдению мук и страданий, извращений в человеческой физиологии и психике.

Именно Петр положил начало знаменитой кунсткамере. Говорил своему лейб-медику Арескину: «Я велел губернаторам собирать монстры и присылать к тебе; прикажи заготовить шкафы. Если бы я захотел присылать к тебе монстры человеческие не по виду телес, а по уродливым нравам, у тебя места для них не хватило». Еще в Москве молодой царь начал «коллекционировать» себе карликов. Числом боле десятка привез их затем в строящуюся новую столицу. Иногда заставлял меленьких человечков заниматься групповым сексом у себя на глазах. Любимца – сорокадвухлетнего карлика – хоронил с такой пышность, какой не всякий генерал удостаивался. Именно эти исторические фактам, которые не часто извлекаются из архивов, показывают на каком фоне осуществлял свои, как бы мы сейчас сказали, надзорные функции первый российский прокурор, каковы были тогдашние понятия о законности. Так, забаву Ромодановского с дрессированным медведем, который подносил кандидату чарку перцовой водки, Петр приспособил к «пользе дел государственных» – проверке кандидатов на государственные должности. Те, кто в объятиях медведя «накладывал в штаны», могли на царскую милость больше не рассчитывать. Ягужинскому уже в звании генерал-адъютанта тоже пришлось пройти это нелепое и унизительное испытание. К слову, этот случай послужил Пушкину, который петровские времена изучал особенно пристрастно, основой для описания сходной ситуации в «Дубровском». Павел Иванович, взяв из лап медведя чарку, залпом осушил ее, однако зверь не отпускал его. Тогда Ягужинский со всей дури врезал ногой медведю в пах и спокойно сел за стол. Слуги еле утащили разъяренное животное.

Петр от души посмеялся и повелел присвоить Ягужинскому звание генерал-майора. Он и раньше никогда не сомневался в храбрости и преданности Павлуши – как-никак знавал его с лета 1701года, когда молодой Ягужинский еще числился в денщиках у фельдмаршала графа Головина. А лишний раз Петр испытал Ягужинского потому, что намеревался поручить ему дело первостепенной важности. Только что вместо приказов были образованы коллегии. На них царь возлагал очень большие надежды в радикальном преобразовании промышленности, экономики и финансов государства. Однако желаемого эффекта не получилось по многим причинам. А вот Павлу Ивановичу это-то как раз проделать и предстояло.

Подняв, словно коня строптивого всю империю на дыбы, царь невиданно убыстрил движение людей, товаров, денег и идей. Старое Соборное Уложение уже катастрофически не поспевало за поступью прогресса. Поэтому, являясь верховным носителем законодательной и исполнительной власти, Петр задумал решительно воплощал в жизнь законодательное переустройство страны. Всего за время монаршей деятельности Петра было принято 392 указа уголовно-правового характера (П. А. Кошель «История наказаний в России»). По некоторым подсчетам, примерно 300 из них разрабатывались при непосредственном участии двух законоведов того времени: князя Я. Ф. Долгорукого и П. И. Ягужинского. Это, прежде всего, так называемый Артикул воинский, содержащий в основном нормы уголовного права. Применялся он не только в армии, но и в граждански судах. В том артикуле вместо устаревших понятий – тать, воровство и других появляются термины, до сих пор применяющиеся в юридической практике: преступление, преступник.Разнообразнее и дифференцирование становятся наказания. Смертная казнь, как панацея от всех проступков, часто заменялась так называемой политической смертью (лишений всех прав и покровительства закона, виновный рассматривался как умерший) или вечной каторгой, телесными наказаниями кнутом и батогами, каторгой на короткий срок, исправительными работами на фабрике, заводе или в смирительном доме.

Вообще труд осужденных, и на том всегда решительно настаивал именно Ягужинский, стал в обилии вменяться на самых различных «новостройках». А во времена Петра их наблюдалось с избытком. К сожалению, приходится признать, что и умеренный юрист Долгорукий и прогрессивный Ягужинский являлись одинаково рьяными сторонниками смертной казни. Она, в том числе и по их настоянию, предусматривалась сто одной статьей.

Не зря же Пушкин написал: «Начало славных дней Петра мрачили мятежи и казни».

С описываемых времен у нас категориально оформились и такие юридические понятия, как дезертирство, уклонение от службы, нарушение устава строевой и караульной службы. Парадоксально, но за убийство и сон на посту предусматривалась одинаковая казнь – смерть. Должностные преступления: взяточничество, неупотребление властью, невыполнение обязанностей, подделка документов, фальшивомонетчество тоже именно тогда им выделены в отдельные статьи. С тем же финалом – смертная казнь. В 1720 году при деятельном участии Долгорукого и Ягужинского разработан и вступил в действие Устав морской – основа петровского законодательства, в котором сдержалось почти в два раза больше норм уголовного права, чем в Артикуле. Они распространялись и на гражданских лиц. Мыслил царь – и его помощники поддерживали всецело – свести русское Уложение со шведским (сравните сегодняшнюю тенденцию к приведению российского законодательства и судопроизводства к европейским и международным стандартам), но воплотить это в жизнь ему так и не удалось. А вот сделать надлежащие выводы из блестящей ревизии, учиненной Ягужинским коллегиям, у Петра хватило и энергии и настойчивости. Так 12 января 1722 года появляется императорский указ, ставший, без преувеличения, знаменательной, этапной датой в истории государства Российского. В нем определялись обязанности сенаторов, давались предписания всем президентам коллегий (по нынешнему – министрам), устанавливалась ревизион-коллегия (нынче Счетная палата), при сенате учреждались должности генерал-прокурора, рекетмейстера (приемщика жалоб на деятельность коллегий), экзекутора (ведающего хозяйством) и герольдмейстера (протоколиста).

С людьми, особенно на большие руководящие должности, на Руси испокон веков существовала объективная напряженка. То есть желающих порулить всегда было много, а достойных – раз, два и обчелся. Однако на вновь образованный им высочайший государственный пост генерал-прокурора кандидатура у него имелась блестящая. Тем же указом Петра I Ягужинскому определялся ближайший помощник, обер-прокурор Григорий Григорьевич Скорняков-Писарев.

Это был типичный служака, выдвинувшийся из гвардейских офицеров более своей пронырливостью, нежели умом, хотя и глупцом назвать его затруднительно. А вот интриги плести умел. Да еще с учетом того, что ему сильно благоволила царица Екатерина – можно себе представить, каким заместителем «одарил» Ягужинского император. Но такова была у Петра система сдержек и противовесов при распределении государственных постов, чтобы один за другим – глаз и донос. Ягужинский начинал с методических толкований сенаторам того, что им негоже «кричать, браниться и драться по пустякам ничтожным».

Через полгода пребывания на посту «спикера Сената», он написал особое «Предложение», в котором мы находим все те же призывы и увещевания: не спорить, не ссориться чуть что, «ибо прежде всего это неприлично для такого учрежденья».

Сколько лет прошло, а наши избранники – депутаты в «Сенат» по-прежнему дерутся. Со временем Ягужинский установил в Сенате твердый порядок рассмотрения дел. После основного докладчика начинались толкования между сенаторами. Длились они, в зависимости от сложности проблемы, от получаса до трех часов. Затем начинались прения и голоса подавались, начиная с младших. А у Ягужинского всегда имелись под рукой часы, с помощью которых он умело регулировал «недержание речи». Производительность работы Сената резко возросла. Постепенно генерал-прокурор стал занимать ключевое и определяющее положение в государственном управлении.

Император однажды изрек: «Что смотрит Павел, так верно, как будто я сам видел». Это высокое доверие генерал-прокурор практически всегда оправдывал. Он никогда не волокитил никакое поручение Петра, что обычно было в крови всякого русского чиновника, какой бы пост он ни занимал. До наших времен не зря дожило присловье: не спеши выполнять приказ, может последовать команда «Отставить!» Павел Иванович, получив задание, уже через день-другой рапортовал о результатах. Особенно болезненно он воспринимал напоминания императора о его обязанностях по должности, как это случилось весной 1724 года.

Судя по большинству источников, на Ягужинского даже тень подозрения в мздоимстве никогда не падала. Правда, затруднительно при этом понять, как же Павел Иванович ухитрялся жить в роскошном дворце и держать столь шикарный экипаж-выезд, что его регулярно одалживал сам Петр I?

Петр ожесточился, видя, как вокруг него играют в закон, по его выражению, словно в карты, и со всех сторон подкапываются «под фортецию правды». Есть известие, что однажды в Сенате, выведенный из терпения этой повальной недобросовестностью, он хотел издать указ – вешать всякого чиновника, укравшего хоть настолько, сколько нужно для покупки веревки. Тогда блюститель закона, «око государево», генерал-прокурор Ягужинский встал и сказал: «Разве ваше величество хотите царствовать один, без слуг и без подданных? Мы все воруем, только один больше и приметнее другого».

Звучит, кстати, очень современно! Но каков Ягужинский: перечить Петру – это не медведя по яйцам бить! Тут совсем иная отвага надобна. Ведь не мной же сказано, что русский человек издревле горазд спокойно смерть принять, но всегда оробеет перед большим начальником. Ягужинский по всей видимости всегда отстаивал свою позицию в стычках с сумасбродным самодержцем, который дубиной охаживал своих ближайших помощников, а отдельных даже зашибал до смерти. Недюжинной твердости и решимости требовало от Павла Ивановича и само исполнение его прокурорских обязанностей. Вот лишь несколько примеров.

Дворовый царицы Прасковьи Федоровны – вдовы царя Ивана Алексеевича (брата Петра) – Деревнин выкрал письмо царицы своему фавориту Юшкову. Пропажа сильно обеспокоила Прасковью. Юшков обвинил Деревнина еще и в воровстве денег. Дворового посадили в тайную канцелярию. Он вину свою отрицал начисто. Тогда царица решила самолично учинить ему допрос. Под предлогом раздачи милостыни арестантам она со слугами проникла в канцелярию и подвергла заключенного жестоким побоям.

Слуги ее в это время жгли Деревнина свечами, а потом облили его голову крепкой водкой и подожгли. Караульщики едва справились с огнем.

Дежурный офицер немедля сообщил о происшествии Скорнякову-Писареву, но тот, сославшись на недомогание, отказался вмешиваться дело. Доложили о скандале Ягужинскому. Генерал-прокурор немедля примчался и велел солдатам связать слуг царицы, a ее изолировать.

На поток угроз и гневное требование отдать ей дворового, Павел Иванович спокойно ответил: «Ничего хорошего, государыня, в том, что изволишь ездить ночью по приказам. Без именного указа человека тебе не отдам. А грозить мне, знаешь сама – напрасно воздух сотрясать».

В другой раз дело возникло еще более скандальное.

Петр как раз в это время находился в отлучке. Возвратившись, приказал Ягужинскому разобраться в склоке государственных мужей. Тот всех допросил, включая и своего заместителя. Итог таков – Шафирова приговорили к смерти. Голова его лежала на эшафоте, а секира пустилась рядом. Подканцлера затем отправили в ссылку под Новгород. Там он умер в нищете. Скорнякова-Писарева отстранили от должности, отобрали все жалованные ему деревни, но через некоторое время назначили смотрителем работ на Ладожском озере. Князей Долгорукого и Голицына наказали крупными денежными штрафами.

Меншиков с Ягужинским пережили императора.

По восшествии на престол Екатерины I, Павел Иванович, немало сделавший, чтобы посадить жену Петра на трон, представил ей обстоятельную записку «О состоянии России».Он писал, что сам мало чего добился, поскольку «большая часть токмо в разговорах о той или другой нужде с сожалением и тужением бывает, а прямо никто не положит своего ревнительного труда».

И хотя Екатерина благоволила Ягужинскому, но еще больше она любила Меншикова. При ней светлейший князь и генералиссимус создал для проформы Верховный тайный совет, а сам единолично управлял государством. Видя, однако, соперника в Ягужинском (еще Петру признавался: "от души ненавижу его"), услал того полномочным министром при польском сейме. При вступлении на престол Анны Иоановны Ягужинский на волосок отстоял от смерти.

Дело в том, что некоторые высокопоставленные сановники – «верховики» из тайного совета вздумали ограничить власть императрицы на манер английской королевы.

Поначалу Павел Иванович примкнул к ним, а потом необыкновенный политический нюх подсказал опальному генералу, что эта затея провалится. Он послал к императрице в Митаву своего камер-юнкера П.

Сумарокова (отца известного русского писателя) с инструкцией, как следует поступить, когда к ней придут посланцы от Верховного тайного совета.

На обратном пути Сумарокова арестовали и он «раскололся». Ягужинского заточили в кремлевский каземат, отобрав у него шпагу, ордена, все бумаги и драгоценности.

Жителям Москвы с барабанным боем сообщили, что Ягужинский арестован за письмо к императрице, содержание которого «противно благу отечества и Ее Величеству». Но в знак особой благодарности за оказанную помощь Анна Иоанновна пожаловала Ягужинскому сенаторское звание.

Какое-то время Павел Иванович вновь соколом воспарил в высях российского политеса, однако, был влет, что называется, сбит коварным монстром все того же политеса Эрнстом Бироном.

По свидетельству современников Ягужинский «с радостью воспринял весть о назначении его послом в Берлин вместо ссылки в Сибирь».

В Пруссии пробыл до 1735 года. Потом вернулся в Россию. Императрица пожаловала ему графское достоинство и назначила его кабинет-министром. Павел Иванович за свою долгую и беспорочную службу был награжден всеми орденами Российской империи, многими «ценными подарками», островом на реке Яузе, огромным имением в Дерпте, большими денежными суммами.

Он умел и всегда жил на широкую ногу, слыл выдающимся кутилой своего времени.

Сам Петр отмечал дом своего ближайшего сподвижника, как «всегда веселья полна чаша». А в личной жизни счастья Ягужинский, похоже, не имел. Его первая жена Анна Хитрово была одержима патологической склонностью к распутству, безумным оргиям. Синод их развел. В конце концов лишившуюся рассудка женщину сослали в Переславль-Залесский монастырь. Ягужинский вторично женился на Анне Головкиной. Она тоже питала слабость к кутежам и танцам. С ней Павел Иванович, как и с предыдущей супругой, прижил сына и трех дочерей. Тот первенец умер, а сын от второго брака дослужился до генерал-поручика. После смерти мужа Анна Гавриловна вышла замуж за обер-гофмаршала М. Бестужева-Рюмина, с которым давно крутила шашни.

В 1743 году за участие в заговоре против императрицы Елизаветы Петровны была наказана кнутом и с отрезанным языком сослана в Сибирь. Где и умерла. Ягужинского похоронили в Невском монастыре. На могиле его высечена надпись: «В сем священном храме погребено тело в Бозе усопшего высокосиятель-нейшего графа, генерал-аншефа, российских орденов кавалера, генерал-прокурора, обер-шталмейстера и кабинетного министра Ея Императорского Величества, Самодержавицы Всероссийской, также конной лейб-гвардии подполковника, графа Павла Ивановича Ягужинского. Его сиятельство скончался в С. Петербурге 1736 года апреля в 6-й день, в начале 53-го лета славы и вечной памяти достойный жизни своея».

Будучи третьим оком императора, Ягужинский прожил на земле ровно столько, сколько его «отец и кумир» Петр Великий.