Творческая интеллигенция и тоталитарная власть в 1920

Творческая интеллигенция и тоталитарная власть в 1920-50-е годы

Лекция. Автор - Д.В.Полушин.

Интеллигенты, от которых еще Петр I стремился очистить Русь, всегда мешали стройному строгому режиму. После октябрьского переворота 1917 г. Ленин В.И. провозгласил общую единую цель “очистки земли русской от всяких насекомых”. И под насекомыми он понимал не только всех классово-чуждых, но также и “рабочих, отлынивающих от работы”. А также: “… В каком квартале большого города, на какой фабрике, в какой деревне… нет… саботажников, называющих себя интеллигентами?” Формы очистки от насекомых Ленин в этой статье предвидел разнообразные: где посадят, где поставят чистить сортиры, где по “отбытии карцера выдадут желтые билеты”, где расстреляют тунеядца; тут на выбор — тюрьма “или наказание на принудительных работах тягчайшего вида”. На протесты М. Горького Ленин отвечает (1919 г.): “… Для нас ясно, что и тут ошибки были”, но — “Какое бедствие, подумаешь! Какая несправедливость!”, и советует Горькому не “тратить себя на хныкание сгнивших интеллигентов”.

В 1920-е гг. репрессировали “за сокрытие происхождения”, за “бывшее соцположение”. Это понималось широко. Брали дворян по сословному признаку, брали и личных дворян, т.е. окончивших когда-то университет. При всяких волнениях и напряжениях сажали “бывших”, сажали анархистов, эсеров, меньшевиков, и просто интеллигенцию.

Все это творилось под лозунгом «социальной профилактики». Власти не нужна была думающая интеллигенция. Для осуществления поставленных задач требовалось лишь полное подчинение и послушание народа, и следование бухаринскому лозунгу “организованного понижения культуры”, т.е. ее упрощения, отдаления от классики. Культура и искусство по требованию Сталина должны быть понятны рабочему классу. Более того, именно для него культура должна существовать и развиваться. Стремление к доступности, а отсюда — пренебрежение творческими достижениями отечественных (и тем более, зарубежных) классиков и насаждение в советский обиход понятных, а точнее — примитивных и порой безвкусных произведений. Так как проблемы экономики стояли намного острее вопросов культуры, то с целью получения золота и валюты (“Золотая кампания”) Сталин настоял на продаже за границу многих знаменитых полотен, выставленных или хранившихся в Эрмитаже, в Музее имени Пушкина в Москве и некоторых других музеях. Богатым коллекционерам, главным образом в США, были проданы картины Тициана, Рафаэля, Рубенса, Веласкеса, Рембрандта, Ватто, а также часть мебели и предметов убранства царских дворцов. Сталину были близки антиинтеллигентские настроения, широко охватившие страну после революции: “Мы университетов не кончали”, “… Мы диалектику учили не по Гегелю”.

Интеллигенция выставлялась Сталиным из жизни и заменялась “красной профессурой”, “призванными в литературу ударниками” и другими “образованцами”. Не обладая высокой культурой и болезненно ощущая свою культурную неполноценность, Сталин не ценил интеллигентность. Еще в 1907 г., вернувшись с Пятого съезда партии, он сказал: “В Лондон слетелось воронье — интеллигенты-литераторы, а не партийные бойцы”.

Светочами науки для него были такие авантюристы, как Лысенко, а подлинные гении, биолог Вавилов или ученый-энциклопедист Флоренский объявлялись лжеучеными.

В конце концов интеллигент в империи Сталина стал “белой вороной”. Впрочем, и сам Сталин имел свои прозвища. Среди лояльной интеллигенции конца 1930-х-1950-х гг. кличка Сталина — Хозяин. Среди лояльной еврейской интеллигенции — Балабуст (большой начальник, строгий хозяин). Ироническая кличка среди интеллигенции — Отец родной, Отец народов.

Социальное мышление Сталина феодально-бюрократично: жители сталинской империи являлись для ее главы крепостными или винтиками большого государственного механизма. Интеллигенции особого места в этой стране не отводилось. Как всякий крепостник, Сталин считал себя вправе распоряжаться жизнью своих подданных.

Первая волна эмиграции приходится на 1917-1929 годы. Из-за репрессий были вынуждены покинуть Россию писатели Бунин, Куприн, Алексей Толстой, композитор Рахманинов, скульптор Коненков, конструктор самолетов Сикорский, изобретатель телевизионной трубки Зворыкин, ученый-механик Тимошенко, певец Шаляпин и многие другие выдающиеся люди России.

Политические процессы конца 1920-х-начала1930-х гг. послужили поводом для массовых репрессий против старой “буржуазной” интеллигенции, представители которой работали в различных наркоматах, учебных заведениях, в Академии наук, в музеях, кооперативных организациях, а также в армии. Среди них было немало бывших членов кадетской партии, даже умеренных монархистов, участников националистических движений, а также бывших меньшевиков, эсеров, народных социалистов. Только очень немногие из них в 1920-е гг. примкнули к большевикам. Большинство же вообще не занималось политикой. В целом все старые специалисты относились вполне лояльно к советской власти и приносили ей немалую пользу своими знаниями и опытом.

Основной удар карательные органы наносили в 1929-1932 гг. по технической интеллигенции — “спецам”, считавшие на себя незаменимыми и не привыкшие подхватывать приказания на лету. Выискивалась вредительская сущность старого инженерства, его неискренность, хитрость и продажность. Газеты писали, что вредительство под руководством “спецов” проникло повсюду, что на судебных процессах была раскрыта только “головка” вредительских организаций, а не широкие слои их участников. Утверждалось, что “старое инженерство нужно безусловно считать настроенным контрреволюционно на 90-95 %”. Тюрьмы были забиты до отказа. В то время остряки их называли “домами отдыха инженеров и техников”.

Среди арестованных в 1929-1931 гг. “буржуазных” специалистов оказались также выдающиеся ученые и инженеры, как Ладыженский Н.И., главный инженер Ижевского оружейного завода; Величко А.Ф., крупнейший специалист по железнодорожному строительству и перевозкам, в прошлом генерал царской армии; Лорх А.Г., один из крупнейших специалистов по селекции картофеля. Был арестован и выслан крупнейший русский физик академик Лазарев П.П.

По клеветническому обвинению в создании монархической контрреволюционной организации арестовали большое количество честных и заслуженных военных командиров и специалистов. Среди них и такие видные деятели военной науки, как Какурин Н.Е., Снесарев А.Е., бывший начальник Академии Генерального штаба, которому ЦИК СССР только что присвоил звание Героя Труда.

Волна арестов не миновала и ученых-гуманитариев. В тюрьму попали академики Платонов С.Ф., Тарле Е.В., Лихачев Д.П., Бахрушин С.В., Тхоржевский С.И., Виноградов В.В., один из основателей сортоиспытательной системы в СССР селекционер Таланов В.В., крупный специалист истории естествознания профессор Райков Б.Е. Аресту или высылке подверглись философ Мейер А.А., историк Бахтин В.В., историк Гревс И.М., литературовед Бахтин М.М. и десятки других известных в то время ученых.

Судьба этих людей в дальнейшем сложилась по-разному. Многие из них были через несколько лет освобождены и сделали блестящую научную карьеру, к примеру, Тарле, Лорх, Виноградов, Таланов. В 1940-1950-е гг. они возглавляли важнейшие научные учреждения, пользовались почетом, получали ордена и звания. Иные же — Какурин, Снесарев, Лазарев, Платонов — умерли в заключении и реабилитированы лишь посмертно. А многие ученые, арестованные в 1929-1931 гг., не реабилитированы до сих пор, причем о некоторых просто забыли. Число жертв политических репрессий в 1930-1940 г. представлено в данных справки от 20 декабря 1940 г., подписанной Берией Л.П.:

“… Органами ОГПУ-НКВД было привлечено к уголовной ответственности по ст. 58 УК РСФСР 1300949 чел. Из них расстреляно по приговорам судов — 892985 чел. Продолжают отбывать наказание 407964 чел.

В том числе:

… — по делу врачей-вредителей осуждено 3959 чел., расстреляно 1780 чел., продолжает отбывать наказание 2066 чел.;

— по делу писателей -“гуманистов” осуждено 39870 чел, расстреляно 33000 чел., продолжает отбывать наказание 6870 чел.;

— из числа военнослужащих и вольнонаемных РККА осуждено за измену Родине шпионов и врагов народа 76634 чел., расстреляно 35000 человек, продолжает отбывать наказание 37568 чел;

… Из всех осужденных врагов народа — 90 % лица еврейской национальности. данные приведены без учета смертности в лагерях".

Некоторые историки особое внимание уделяют тому, что, если первая волна эмигрантов состояла исключительно из русских, то вторая волна (с 1937 г.) состояла из евреев. Именно евреи, получив убежище в США, и писали книги о сталинских репрессиях, приписывая их “массовость”. Очевидцы помнят, что в беседе с известным дирижером Самуилом Абрамовичем Самосудом Сталин сказал: “Вы должны присмотреться к евреям в театре. Эта часть нашей интеллигенции не выражает народное сознание, оторвана от народа.”

Действительно, несмотря на то, что многие члены руководства партии и правительства были евреями, отношение к евреям было нетерпимое, и именно еврейской интеллигенции доставалось больше других.

1933-1935 гг., по мнению иностранных корреспондентов, для интеллигенции были достаточно спокойными. Хиной М., сотрудник нью-йоркской газеты “Форвертс”, после 5-недельного пребывания в СССР в 1934 г. рассказывал о некотором смягчении репрессивной политики. “… Должен отметить еще одну черту, которая бросается в глаза: исчезновение страха. Прежнего кошмарного страха нет ни перед ГПУ, ни тем меньше перед милицией. Это исчезновение страха наблюдается прежде всего среди интеллигенции и прежних нэпманов и кустарей. Не видно его и среди широкой массы обывателей. Исключение в этом отношении составляют коммунисты, еще не прошедшие чистки. Но после чистки и коммунисты становятся откровеннее. Бросается в глаза изменение отношения к интеллигенции как к социальному слою. За ней ухаживают, ее обхаживают, ее подкупают. Она нужна.”

Американский корреспондент совершенно справедливо отметил время, когда в меньших масштабах, чем в предшествующие годы производились аресты по политическим мотивам. 1934 г. является “золотой серединой” лояльной политики партии. Властями были приняты меры, нацеленные на защиту технической интеллигенции, специалистов, хозяйственных руководителей от произвола в ведении расследования. Принятое постановление ЦИК СССР от 10 июля 1934 г. об образовании общесоюзного Народного комиссариата внутренних дел было воспринято как новый знак перемен, свидетельство намерений руководства отказаться от прежней политики репрессий. Однако большинство мер были направлены не на гуманизацию и демократизацию жизни, а на создание дисциплины на производстве, и менее болезненных для индустриального процесса методов ареста (запрещения арестов на производстве, отрыва от дела в интересах следствия и т.п.).

Все эти перемены преподносились пропагандой, и воспринимались народом, как знак определенной демократизации, гарантии укрепления закона. Однако смягчение политического курса партии не устраивало Сталина. Он ждал повода для резкой смены курса, завершения последнего этапа своей, сталинской, революции сверху, создания единовластия. По аргументированной оценке Хлевнюка О.В., именно Сталин в одном лице представлял собой и “радикальную” и “умеренную” фракции в политбюро. Пока не обнаружено ни одно принятое в 1930-е гг. принципиальное решение политбюро помимо или тем более вопреки воле Сталина. Но это не дает оснований утверждать, что вся советская история того периода предопределялась исключительно личными пристрастиями и представлениями первого человека в партии и государстве, поскольку, судя по документам, он не был абсолютно свободен в своем выборе.

“Большим террором” в отечественной и зарубежной литературе названы годы кровавой сталинщины накануне Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. До сих пор историки не единогласны в причине столь активного уничтожения советских граждан. Расправы не избежали все социальные группы общества, граждане разных национальностей, профессий и возрастов. Послужило ли поводом для репрессий убийство Кирова в декабре 1934 г., или же это ответ на “чрезмерную” свободу слова, относительную гласность; бескомпромиссное стремление к полной, единоличной власти в стране, где решающим мотивом послушания будет всеобщий страх или мания преследования, паранойя генсека.

Большой террор предвоенных лет начался с Пленума ЦК ВКП(б) 1937 г. В зловещей повестке первым стоял вопрос “Дело тт. Бухарина и Рыкова”. Затем были рассмотрены “Уроки вредительства, диверсии и шпионажа японо-немецко-троцкистких агентов по народным комиссариатам тяжелой промышленности и путей сообщения” и “Уроки вредительства, диверсии и шпионажа японо-немецко-троцкистких агентов по НКВД”. Началась всеобщая или, как принято называть, “большая” кадровая и социальная чистка. Практически каждая кампания, которую организовывали власти для упрочнения политики репрессий, наталкивалась на определенное противодействие, сопровождалась проявлениями независимости, несогласия и скептицизма, прозванных инакомыслием.

Едва ли будет справедливым утверждение, что только интеллигенция была выразителем общественного мнения, только она видела правду, только она за нее и страдала. Представители всех социальных слоев имели чувство собственного достоинства, обостренное чувство справедливости и с осознанным самопожертвованием боролись не только за жизни людей, но и за идею, за правду. А не это ли характерная черта интеллигентности?..

Свобода слова и печати не уживалась с диктатом Сталина, и оставалась только на бумаге. В связи с новым ожесточением политического курса в конце 1936 — начале 1937 г. властям вновь пришлось столкнуться со случаями проявления человеческой солидарности, сострадания к жертвам произвола. Осознавая, какую угрозу подобные настроения могут представлять для репрессивного курса, государство с удвоенной энергией принялось бороться с пособниками “врагов”.

Массовые репрессии были тяжелейшим испытанием для страны. Не все выдерживали испытание произволом. Многие окончательно опускались, и, спасая себя, совершали подлости. Органам НКВД помогали добровольные помощники, доносчики, так называемые сексоты (“секретные сотрудники”). С их помощью жертве можно было предъявить любые обвинения, лишь бы они отвечало задачам следствия. Большинство, стиснув зубы, молчали, не понимали или делали вид, что не понимают происходящего. Сложилась обстановка всеобщей подозрительности, страха перед доносом соседа и, как следствия, появления “ночных гостей” с ожидающим “воронком” у подъезда.

Несмотря на многолетние усилия в воспитании ненависти и полного безразличия к тем, кто попадал в жернова НКВД, в обществе сохранялся заряд сострадания. Перед лицом государственного террора, несмотря на угрозу жестоких наказаний, люди оказывали друг другу помощь. Во многих случаях руководствуясь не какими-то идейными соображениями, а простыми человеческими чувствами, понимая, что неправедные аресты в любой момент могут задеть каждого. Широкое распространение получили тогда коллективные ходатайства за арестованных, попытки противопоставить НКВД силу общественности. Как правило, все они заканчивались плачевно. Не единичными в этот период были случаи, когда отдельные должностные лица пытались воспрепятствовать репрессиям, укротить не в меру бдительных разоблачителей. Противостояние было достаточно упорным, однако, как правило, заканчивалось в пользу ревнителей бдительности, опиравшихся на всемерную поддержку сил, олицетворявших “генеральную линию”.

Горький М. приносил немало хлопот власти своим заступничеством за арестованных интеллигентов, просьбами о помощи деятелям культуры, несвоевременными мыслями. Он был признанным основоположником новой культуры и литературы, привлекался в решении кардинальных вопросов, был приглашенным на приемах Сталина. Едва ли можно назвать более авторитетную фигуру в среде писателей того времени. Однако влияние его на власть, в конце концов, стало ослабевать и довело его до домашнего ареста, осуществляемого с помощью особо полномочного секретаря Крючкова.

Людей настойчиво воспитывали на таких кинокартинах, как “Комсомольск”, “Партийный билет” (в гл. роли — Абрикосов), в которых, по сюжету, подло, из-за угла действовали “враги народа”, мешавшие победоносному движению страны вперед, по пути социализма.

Художественная литература (Бруно Ясенский “Человек меняет кожу” и др.) и пресса внушала читателям засилие классовых врагов, агентов империалистической разведки. Вывод было сделать нетрудно: враги — повсюду, не доверяй даже самым близким людям — ни жене, ни брату, ни отцу.

И эта агитация действовала. Многие отрекались от родных, совершали грязные и низкие поступки не столько для спасения “собственной шкуры”, сколько из старой мести и подлости. Можно задаться риторическим вопросом: Не явился ли террор столь массовым по причине предательства человека человеком? Стоит ли пенять на деспотию Сталина, коль само общество подливало масло в огонь?

Инквизиция в 1415 г. приговорила к сожжению идеолога Реформации, ректора Пражского университета Яна Гуса, боровшегося за воцарение раннехристианского принципа равенства мирян и духовенства. Вскоре, как загорелся костер под ногами, привязанного к столбу Яна Гуса, к костру подошла старушка и бросила в него вязанку хвороста. В этой вязанке хвороста увязаны в один пучок все проблемы взаимоотношений интеллигенции и власти в сталинскую эпоху. Отечественная интеллигенция на костре сталинских репрессий, и обманутый пропагандой народ в святой простоте подбрасывал в этот костер хворост.

О порядочности или святости русского народа есть очень точное замечание Горького. Он писал: “Мы, Русь, — анархисты по натуре, мы жестокое зверье, в наших жилах все еще течет темная и рабья кровь — ядовитое наследие татарского и крепостного ига — что тоже правда. Нет слов, которыми нельзя было бы обругать русского человека, — кровью плачешь, а ругаешь”. Вывод его прост: “иным он не мог быть”.

Философ и искусствовед Лифшиц М.А. рассказывал о междоусобных схватках среди интеллигенции в 1930-1940-х гг. Политические ярлыки были метательными снарядами этой борьбы, а доносы, или как тогда выражались, “своевременные сигналы” — ее орудиями.

Террор выкашивал именно тех, кто пытался жить по совести. В годы произвола была практически истреблена научная и техническая интеллигенция. Погибли тысячи ученых, инженеров, хозяйственников. Споры и обсуждения, начинавшиеся на конференциях или на страницах печати, заканчивались нередко пытками и расстрелами в застенках НКВД.

Трагически завершилась дискуссия в исторической науке, длившаяся несколько лет. Критика отдельных ошибок Покровского М.Н. и его школы переросла в погромную кампанию. Многие последователи и ученики Покровского были арестованы.

“Непримиримой борьбе с буржуазным космополитизмом и с другими враждебными, антимарксисткими, антиленинскими, антипатриотическими извращениями” в исторической науке было посвящено расширенное объединенное заседание кафедр истории СССР, всеобщей истории и истории международных отношений, состоявшееся 11-16 марта 1949 г. в Академии общественных наук при ЦК ВКП (б). На заседании было установлено, что в работе некоторых советских историков были допущены серьезные ошибки космополитического, т.е. антипатриотического характера.

Таким образом, передовые историки СССР, обозванные “разоблаченными буржуазными космополитами” были вынуждены “проявить бдительность в борьбе за чистоту марксистко-ленинского мировоззрения, за чистоту советской исторической науки” и считаться с установленной схемой. В научных изысканиях для “правильного” исторического видения (и собственного благополучия) от них требовалось “показать авангардную роль русского рабочего класса в мировом рабочем движении и строительстве социалистического общества”, “Великая Октябрьская социалистическая революция как скачок в новое качество, как начало новой эпохи во всемирной истории и базы мировой пролетарской революции”, “СССР как отечество пролетариата всего мира” и т.п.

Медведев Р. считает, что крайне уродливые формы приняла борьба на философском фронте. Основные дискуссии между различными группами и течениями в философии закончились еще в 1931-1932 гг. Тогда группа сравнительно молодых философов - сталинистов оттеснила на второй план другие течения, демагогически обозначенные как группы “меньшевиствующих идеалистов” и “механицистов”, или “вульгарных механистов”. В 1936-1937 гг. “победители”, занявшие ведущие места в философской печати и в научных учреждениях, решили использовать обстановку в стране для физического уничтожения своих недавних оппонентов. Обвинения в тех или иных философских ошибках сменились на страницах журнала “Под знаменем марксизма” обвинениями во вредительстве и даже террористической деятельности. Погромная кампания привела к тому, что в тюремном заключении оказались многие философы. В 1937 г. был арестован и расстрелян в Лефортовской тюрьме по прямому указанию Сталина его учитель, крупнейший марксисткий философ того времени Ян Стэн.

Большие потери понесли лингвистика и филология, педагогическая наука и народное образование. Многих талантливых ученых недосчитались науки о природе, биологическая и агрономическая науки. Выдвинувшийся в это время молодой агроном Лысенко Т.Д. развернул шумную клеветническую кампанию против многих деятелей биологической и сельскохозяйственной наук. Репрессии приняли широкий размах. Разгромлено как “вредительское” руководство институтов хлопководства, животноводства, агрохимии, защиты растений и других. В 1940 г. был арестован и в 1943 г умер в заключении один из наиболее крупных советских ученых, селекционер, генетик и географ, организатор сельскохозяйственной науки в стране, академик Вавилов Н.И. Одновременно были арестованы и в большинстве погибли его ученики.

Не избежали общей судьбы и ученые-медики. Погиб директор Центрального института по проблемам туберкулеза Хольцман В.С. На Колыме за невыполнение плана добычи золота расстрелян известный хирург Кох К.Х.

Вновь тяжелые репрессии обрушились на техническую интеллигенцию. В отличие от начала 1930-х гг. органы НКВД наносили главный удар не по “буржуазным” спецам, а по наиболее видным представителям новой советской интеллигенции (членам партии); их научно-техническая или хозяйственная карьера сложилась уже после революции.

Репрессии затронули и конструкторов оружия — погибли создатель его новых видов Бекаури В.И., конструктор танков Заславский В.И., создатель безоткатной пушки Курчевский Л. В 1937 г. были арестованы создатель первых радиолакационных устройств Ощепков П.К. и руководитель работ в этой области Смирнов Н., а также многие их сотрудники. В результате советская армия встретила Отечественную войну без радиолокаторов, их пришлось закупать в США и Англии. Был арестован основатель общества межпланетных путешествий при Военно-воздушной инженерной академии Лейтензен М.

Первая волна репрессий против писателей прокатилась в 1936 г., когда “врагами народа” и “троцкистами” объявили Пильняка Б.А. и Серебрякову Галину. Никто не мог поручиться за то, что среди писательской интеллигенции нет “заклятых врагов рабочего класса”, и аресты писателей стали принимать все более широкий размах.

Погиб Бабель И.Э. Умер в заключении Бруно Ясенский. В 1938 г. был арестован вторично и умер от голода Мандельштам О. Погибли Артем Веселый, Нарбут В.И., Третьяков С.М., Зорич А., Катаев И.И., Беспалов И.М., Корнилов В.П., Никифоров Г.К., Клюев Н.А., Кин В.П., Тарасов-Родионов А.И., Лоскутов М.П., Вольф Эрлих, Куклин Г.О., Герасимов М.П., Губер Н.К., Кириллов В.Т., Зарудин Н.Н., Васильев П.Н., Горбачев Г.Е., Киршон В.М., Авербах Л.Л., Аросев А.Я., Воронский А.К. Были арестованы, но пережили тяжелые многолетние испытания Лебеденко А.К., Костерин А., Горелов А.С., Спасский С.Д., Заболоцкий Н.А., Гронский И.М., Шаламов В.Т., Драбкина Е.Я., Гумилев Л.Н., литературовед Оксман Ю.Г. Около двух лет держали в тюрьме Берггольц О. В декабре 1938 г. после возвращения из Испании был расстрелян Михаил Кольцов.

Самым громким “разоблачением” 1940-х гг. стало постановление ЦК ВКП(б) о журналах “Звезда” и “Ленинград” от 14 августа 1946 г. “Неудовлетворительность” ведения журналов заключалась в то, что в них “появилось много безыдейных, идеологически вредных произведений”. Шельмованию подверглись Зощенко и Ахматова. Зощенко, как писатель “пустых, безсодержательных и пошлых вещей”, по мнению ЦК рассчитывал на то, “чтобы дезориентировать молодежь и отравить ее сознание”. В его произведении “Приключения обезьяны” обнаружены “антисоветские выпады”, а “Перед восходом солнца” и вовсе обозвали “омерзительной вещью”.Ахматова, по мнению ЦК, — “типичная представительница чуждой нашему народу безыдейной поэзии”, стихи которой ”пропитаны духом пессимизма и упадничества” и т.п. Усугубляло положение и то, что “в журнале стали появляться произведения, культивирующие несвойственный советским людям дух низкопоклонства перед современной буржуазной культурой Запада”.

За проникновение в журнал “Звезда” и “ “Ленинград” чуждых в идейном отношении и ошибочных произведений, за «фактическую клевету», издание журнала “Ленинград” прекращено, а доступ в журнал произведений Зощенко, Ахматовой “и им подобных” прекращен.

Для писательской интеллигенции были тяжелые времена. Ограниченность творческих возможностей заключалась в том, что содержание журналов, а значит и произведений, не должно было быть аполитичным. “Журналы — могучее средство Советского государства в деле воспитания советских людей”. Причины этих и других аналогичных “разоблачений” заключаются в стереотипном подходе к творчеству, отраженном в постановлении: “Сила советской литературы, самой передовой литературы в мире, состоит в том, что она является литературой, у которой нет, и не может быть других интересов, кроме интересов народа, интересов государства. Задача советской литературы состоит в том, чтобы помочь государству правильно воспитать молодежь, ответить на ее запросы, воспитать новое поколение бодрым, верящим свое дело, не боящимся препятствий, готовым преодолеть всякие препятствия. Поэтому всякая проповедь безыдейности, аполитичности, “искусства для искусства” чужда советской литературе, вредна для интересов советского народа и государства и не должна иметь места в наших журналах.”

Большой урон наносили внезапные обыски у “врагов народа”. Забирали бумаги из письменного стола, но их, по существу, никто не анализировал. Изъятые материалы и документы в НКВД никто не считал уликами, с помощью которых можно было бы “изобличать” преступника. После беглого просмотра их чаще всего сжигали. По свидетельству драматурга Гладкова А.К., у одного писателя изъяли три подлинных письма великого философа Канта, представлявшие большую историко-культурную ценность. Казалось бы, письма на немецком языке должны были привлечь особое внимание следователей. Однако их даже не перевели на русский язык и сожгли вместе с другими материалами. В акте, который показали писателю после реабилитации, они числятся как “письма неизвестного автора на иностранном языке”. Бесследно исчезли все бумаги Вавилова и других ученых, рукописи сотен писателей и поэтов, воспоминания, дневники и письма многих выдающихся деятелей партии и государства.