15

Этот гендерный парадокс поведения российских избирателей волнует политиков с 1993 г. Он интересует всех политиков, которые пытались продвигать гендерную повестку дня и всех женщин-кандидатов, когда-либо выдвигавшихся на выборах. В кругах женщин-политиков часто можно услышать недоумение: почему женщины не отдали им исключительное предпочтение

итем самым бы помогли пройти выборы полегче, а не той жестокой ценой, как это обычно бывает?

Граждане не голосует «только по признаку пола», даже если

иготовы голосовать и поддерживать женщину-кандидата. Как мы предложили выше, голосующие граждане обладают «гендерной картиной мира» и «политическими предпочтениями». Часть из этих предпочтений стабильна (та, которая связана с базовой идентичностью личности), а часть диффузна (та, которая связана с политическими предпочтениями). В момент выборов избирательницы в большей своей массе не отдают предпочтения кандидатам-женщинам, а отдают предпочтение мужчинамкандидатам. Это происходит по причине активизации «временных предпочтений» и неспособности сделать самостоятельный личный выбор. Если политик (мужчина или женщина) сам не увязал в пропаганде свою программу с преимуществами пола и не активизировал гендерную идентичность избирательницы(ля), то и избиратель не проявляет своей гендерной идентичности. Практика показывает, что российские избирательницы пока не голосуют за их пол (женский пол), за женскую солидарность и сестринство во всем мире, хотя это и известный паттерн поведения западной избирательницы с демократическими ориен-

тациями! Здесь мы обнаруживаем еще один «гендерный разрыв» – между потребностями избирательниц и отсутствием политически ярких предложений от кандидатов (и женщин, и муж-

чин). (Он обусловлен в большей степени, если не на 99%, неравномерностью позиций на ресурсном рынке. Политические «центры сил», связанные с конкретными экономическими интересами, не вкладываются в женщин-кандидатов. Число женщин

267

в «центре сил» представляет из себя настолько малую величину, которая стремится к нулю, что можно говорить, что женщин там нет.)

Пока же массовая гражданка голосует не за кандидата и, разумеется, не за его/ее пол (будь то биологический или гражданский). Массовая гражданка, если она дошла до избирательного участка, скорее всего, будет голосовать или будет думать, что она голосует за благополучие (видимое или желаемое

– это уже отдельный сюжет), но благополучие своей (!) семьи. А если она не сможет сделать рациональный выбор, то отметит в избирательном бюллетене того кандидата или партию, о ком сложилось приятное впечатление (на что собственно и направлены яркие рекламные кампании). И так как КПРФ уже утратила доверие, а ЛДПР ведет последовательно мизогинистскую (от лат. женоненавистничество) пропаганду, то галочка ставится либо против «партии власти», либо против «приятных лидеров из новых блоков».

Оба мотива голосования обусловлены состоянием политической среды, в которой избирательнице предлагается сделать выбор. Ситуация общественной трансформации (хаоса для одних, социальной аномии – для других) заставляет большую группу женщин, живущих в условиях режима «борьбы за выживание», смещать ценностную иерархию от общественных, в том числе политических, к индивидуальным и семейным ценностям. Психология здравого смысла просто игнорирует непонятную и ненужную информацию, «общественно-политическое пространство». Даже если оно и существовало в личностном воображаемом пространстве, то оно неизбежно аннигилируется в целях выживания. Многие исследования показывают, что чаще всего большая группа женщин ставит на первое место собственное здоровье и здоровье членов семьи. На вопрос «Чего больше всего вы боитесь?» 90% женщин указали на болезни детей и близких28. И это понятно каждой семейной женщине.

28 Мониторинг общественного мнения. 1999. № 6(44).

268

Гендерные психологи также знают, что эта структура личностных ценностей и является базовой для традиционной женской идентичности. Женщина склоняется к удовлетворению насущных потребностей семьи и детей, и постепенно для некоторых социальных групп женщин эта задача становится смыслом жизни. Здесь налицо факт адаптивной «аскетизации» женщин, когда они отказываются от того, чего не имеют возможности получить. И в этом проявилась гендерная гибкость постсоветской идентичности. В таких условиях ценность самоутверждения для многих женщин уходит на второй план (а не будем забывать, что у нас больше половины женщин имеют специальное и высшее профессиональное образование29), так как эта ценность из иного, нежели повседневность, режима – режима «развития». А «режим развития» как режим повседневности просто не по карману большинству граждан нашей страны. Таким образом, женская ориентация на обеспечение базовых ценностей семьи создает впечатление, что женщины не столь честолюбивы, как мужчины. Только ли это внешнее впечатление?

К сожалению, данные свидетельствуют о растрате женского потенциала как человеческого потенциала нации. Так, в представлениях большинства женщин в годы перестройки произошло снижение их социального статуса. Многие заявляют об отсутствии уверенности в собственных силах, отсутствии определенного статуса в обществе. Свое место в социальном окружении женщины видят как периферийное. В связи с этим появляется комплекс неполноценности, неуверенность в себе.

Таким образом, в период трансформации российского общества наблюдается диверсификация электорального поведения женщин на выборах. Понять основания этой диверсификации можно. Мы не должны объективировать и делать женщин объектами нашего анализа настолько, что утрачиваем связь с их мотивациями и реальными интересами, мы должны понять их

29 Расчеты Е. Кочкиной по официальным данным справочника: Мужчины и женщины России. 2004. М.: Госкомстат, 2004. С. 18, 73.

269

внутреннюю логику поведения. Женщины воспринимают политическую и социально-экономическую жизнь с их личностных, идентификационных позиций. Тогда и наши объяснения их поведения должны строиться исходя из факта структуры и приоритетов их идентичностей.

Одна часть женщин в период избирательных кампаний принимает активное участие в политической игре, выдвигает свои кандидатуры, ведет избирательные кампании. Другая часть женщин активно старается разобраться в происходящем и гарантированно обеспечивает явку на выборах, голосует «по собственному, продуманному выбору» (и, конечно, в соответствии с ожиданиями своего окружения в офисе и семье) и, в целом, остается вполне довольной ростом ВВП. Такое поведение характерно для экономически благополучных слоев, тех гражданок, которые находятся в данный момент в выигрышном положении по сравнению с остальным населением. Третья группа активных женщин – это четко определившиеся и оппозиционно настроенные. Четвертая группа – это женщины, которые живут в довольно отчаянном положении, но пытаются найти и использовать все возможные способы влияния на власть, но после каждых выборов они разочаровываются и ищут «новую перспективную партию». Эта мотивация проявляется в резком изменении (смене) предпочтений к партийным и индивидуальным претендентам на выборные посты. Пятую группу (сегмент «женского электората») можно условно назвать нигилистками – их способ политического участия выражается в виде протестного голосования либо намеренного неучастия в реальном голосовании на выборах.

Шестая группа женщин уже не голосует в силу групповой эгоцентричности и сложившегося не так давно гедонистического образа жизни. Этот образ жизни просто не имеет связи с «политическим пространством». Их голосование, если и возможно, то маловероятно. Собственно две последние группы и составляют группу абсентизма.

Большая часть женщин, находящихся в бедственном поло-

270

жении, ведет себя пассивно, безразлично, не уверены в способности изменить жизненную ситуацию. Подобные жизненные обстоятельства вынуждают этих женщин замыкаться в «круге семейной жизни» (патриархальном образе жизни). Часть из них, тем не менее, дисциплинированно также приходят на выборы.

Эту предварительную типологию следовало бы дополнить «принудительно голосующей» женщиной, чей выбор обусловлен разными манипулятивными приемами – прямым административным давлением властей, акциями оплаты ее голоса (покупка голосов в денежной или натуральной форме).

Таким образом, нам представляется, что можно выделить десяток паттернов женского электорального поведения, исходя как из логики социально-стратификационной трансформации,

так и «гендерных картин мира». Разумеется, следовало бы обрисовать и типологию специфичности мужских паттернов электорального поведения, но эта тема настолько не разработана, что требует дополнительных исследований.

Значит, не следует рассматривать женский электорат как монолитный или как аморфный. По имеющимся социологическим данным, вероятно, уже скоро можно будет определить не только сегментацию «женского электората» и линии, по которым проходят ценностные разрывы между сегментами, но и пропорции.

Мы полагаем, что именно последние три из обсуждаемых групп избирательниц и сформировавшаяся у них ценностная ориентация объясняют так называемый «консерватизм женского электората».

Позволим высказать предварительную гипотезу, что значительная часть «женского электората» почти всегда будет голосовать за «бывшую партию власти» (уточнение рабочей гипотезы требует дополнительно вторичного анализа имеющихся данных в исследовании Айвазовой С. и Кертмана Г.), например 30%, и «новую партию власти» (например, также 30%), для остальной

271

части «женского электората» свойственна идеологическая динамика. Но перетекание происходит и между «бывшей партией власти» и «новой партией власти» по причине постоянного разочарования, рискнем от себя добавить – «гендерного разочарования». Формулируя данные гипотезы, мы исходим из предположения, что подобная динамика связана с гибкостью гендерной идентичности постсоветской женщины и отсутствием в российском политическом ландшафте достойного политического гендерного партнера.

Сразу по итогам выборов 2003 г. мы30 предполагали, что их гендерные результаты были «знаковыми», и не ошиблись. Феномен победы «Единой России» на базе женского электората в 1999 и 2003 гг. проявился как результат последовательной партийной работы с «женским электоратом». На выборах 2003 г. это уже выглядело как достигнутый status qua. По анализу данных опросов общественного мнения в день выборов (exit polls), выполненному С. Айвазовой, Г. Кертманом на выборах 2003 г., «Единство» повторило свой электоральный успех, как и в 1999 г., именно за счет женского электората. Расчеты С. Айвазовой и Г. Кермана показали, что гендерная композиция электората31 «Единства»: 63% – женский и 37% – мужской электораты32. Гендерный разрыв в композиции электората «Единой России» соответственно получается 26%. До этого сравнимого гендерного разрыва в 26% голосов добивались только «гендерно маркированные» партии «Женщины России» (у которой было 20% мужских голосов в 1993 г.) и блок Жириновского (34% в 1999 г.). Причем «Единство» не отобрало голоса у кого-то, а выиграло за

30Кириченко М.М., Кочкина Е.В. Выборы в Государственную Думу 2003 года: гендерные итоги. 20 марта 2005 г. / Материалы выступления на конференции «Женское лидерство, единство и партнерство». М.:

РОПЦ, 2005.

31Гендерная композиция электората – это деление по полу в процентах всех отданных за партию голосов.

32Айвазова С.Г., Кертман Г.Л. Мы выбираем, нас выбирают. М.: Олита, 2004. С. 53.

272

счет политически ранее неангажированных женщин (скорее забор бывшего электората ДЖР 4–8% в 1995 и 1993 гг.)33. Можно ли было это предвидеть до выборов? Разумеется, так как этот феномен был описан Айвазовой С. и Кертманом Г., и на выборах в 1999 г. разрыв в гендерной композиции электората «Единой России» был 22%34, т.е. чуть меньше. Более того, метод дифференцированной работы с электоратом использует и блок Жириновского на протяжении всего его длинного послужного списка выборов, гендерный разрыв в композиции электората ЛДПР, где доминируют мужчины, был феноменальным – 34% (1999 г.) и только 22%35 – на парламентских выборах в 2003 г.

Как мы писали выше, в 1993–2000 гг. гендерный разрыв фиксировался по целому списку вопросов, устойчиво держался от выборов к выборам, но в среднем не превышал 7% по фактическим показателям поддержки. Если учесть, что «партия власти» уже с 1999 г. всегда имела контрольный пакет голосов электората (как мужчин, так и женщин избирателей), то внешний перевес в виде «женских голосов» в 10% как раз и меняет радикально гендерную композицию электоральной базы (оборачивается внутренним перераспределением примерно в 30%). Фактически эта политическая разница от гендерного разрыва тем самым выполняет функцию гаранта победы.

Об особенностях поведения женского электората социологи довольно долго не подозревали, а политтехнологи активно использовали и старались не распространяться. Социологическими неангажированными исследователями еще в 1993 г. были зафиксированы и различия между привлекательностью партий для женщин и мужчин. Но начиная с комментариев в газете «Известия» в ноябре 1995 г. социолога Л. Седова (ВЦИОМ) подтверждается тезис о том, что какая-то часть женщин определяется в своих политических предпочтениях только за неделю до

33Там же. С. 52–53.

34Там же.

35Там же.

273

выборов и их голосование непредсказуемо, но может решить исход электоральной битвы. Прогнозы Л. Седова в 1995 г. не подтвердились, и об этой особенности женского электората забыли. Но, очевидно, что феномен позднего самоопределения некоторой части избирательниц не изменился за 10 лет. Данный феномен и его роль в социологических прогнозах описали Айвазова С. и Кертман Г.36 – на выборах 1999 и 2003 гг. консерватизм женского поведения определился полностью. Можно ли было и это прогнозировать? Да, разумеется, если следить за качественными гендерными исследованиями.

Осознание роли женского электората как стратегического ресурса выборов партией власти – это то самое важное, что произошло за 10 лет между 1993 и 2003 гг. И лидеры партий не скрывают своего понимания гендерной значимости их победы. «Фактически именно женщины привели в парламент самую многочисленную мужскую фракцию», – так выразилась Е.Ф. Лахова на прессконференции в апреле 2006 г.37 Конечно, все предыдущие четыре года в рамках партии шла большая работа под руководством самой опытной женщины-политика российского парламентаризма – Е.Ф. Лаховой (ее парламентский опыт 16 лет). И «Единая Россия» заслуженно получила поддержку у женского электората. Никакая другая российская партия не сделала так много усилий для продвижения гендерного равенства, даже если и политические результаты этих усилий скромные на фоне общих крайне негативных тенденций в сфере гендерного равенства.

В заключение обсуждения итогов выборов 2003 г. хотелось бы привести один общеполитический экспертный вывод Айвазовой С.Г.: «Получается, что игнорирование блоком демократов жен-

36Айвазова С.Г., Кертман Г.Л. Мы выбираем, нас выбирают. С. 64.

37Земскова Е. Представительство женщин в парламенте пока не дотягивает до советских времен. (http://www.strana.ru/stories/05/03/15/3596/278609.html)

274

ского движения и гендерной повестки последние 10 лет и так и не состоявшийся блок женского движения (части «третьего сектора») с демократами, слабость женской электоральной базы либералов и демократов определили исход парламентских выборов 2003 г. и тем самым легитимизировали выборы и парламента, и президента, и новый курс путинских реформ»38. «Ста-

рые демократы» (Яблоко, СПС и пр.) потеряли доверие у женщин, и женщины, которые были демократически ориентированными, стали голосовать за стабильность. Сейчас очень важно, чтобы поддержка, которой пользуется правящая партия, не остановила логическое развитие гендерной политики. Как известно, социал-демократическим политикам предшествовали борьба партий за женский электорат, смена консервативных идеологических ориентаций женщин на более оппозиционные ценности и, как следствие, появление протосоциалдемократического электората. Нынешнюю ситуацию фактической монополизации (скорее всего временной) правящей партией женского электората можно менять только за счет массированной работы посредством женских групп с другими партиями и группами интересов.

Факт, что женский электорат многочисленней и активнее, известен всем партиям. Они знают, что привлечение голосов женщин на свою сторону может стать решающим для достижения предвыборной цели их партий. Тому подтверждение – активная работа в течение последних двух лет Межпартийной ассоциации «Женщины в политике», объединяющей «женские секции» десятка оппозиционных партий (СПС, «Яблоко», «Наш выбор», Республиканская партия, «Российская партия жизни», СДПР,

38 Выступление Айвазовой С.Г. на семинаре «Перспективы развития женского движения». Организаторы: Консорциум женских инициатив; Гендерная секция РАПН; Институт социальной и гендерной политики. 2 марта 2006 г.

275

«Союз людей за образование и науку (СЛОН)» и др.)39. Но втягивание в гендерную игру с женским электоратом потребует от этих партий и внутренней трансформации.

Российская ситуация с «консервативным» женским электоратом временная, если исходить из перспектив даже авторитарного развития в России (вопрос проявления гендерных интересов из «спирали молчания»40 – вопрос времени). Феномен «женского консерватизма» был известен и американскому, и британскому электоральным процессам41. И позволим себе высказать предположение: как только в России появится достойная социалдемократическая оппозиция с последовательной программой гендерного равенства, в партийной структуре которой женщины будут играть активные роли, то часть «женского электората» непременно «полевеет» опять.

В заключение заметим, что подобные изменения российского электорального поведения не специфичны. Аналогичные процессы свойственны были для всех европейских стран. Насколько эти тенденции неизбежны для России, покажет следующий цикл избирательных кампаний 2007 и 2008 гг. Позволим себе заметить также, что гендерные индикаторы являются некими политическими маркерами оценки России как «страны переходного периода», «страны полупериферии» или «странычлена Г8».

39Материалы десяти заседаний Координационного совета и пяти межрегиональных семинаров МАЖП с марта 2004 по май 2006 гг.

40Ноэль-Нойман Э. Общественное мнение. Открытие спирали молчания. М.: Прогресс-Академия, 1996.

41Степанова Н.М. Культура гендерных отношений в политических партиях и в парламенте Великобритании // Гендерная реконструкция политических систем / Под ред. Е.В. Кочкиной, Н.М. Степановой. М.: Институт гендерной политики; Алетейя, 2004. С. 225–250; Шведова Н.А. Законодательные реформы в США в 1970-х – начале 2000 гг. // Гендерная реконструкция политических систем / Под ред. Е.В. Кочкиной, Н.М. Степановой. М.: Институт гендерной политики; Алетейя, 2004. С. 144–

276