Ленинградская подпольная журналистика и самиздат.

После августа 1968 г. центр литературного самиздата перемещается в Ленинград, где к

этому времени складывается особая поэтическая школа, причудливым образом

совместившая интерес к деструктивным тенденциям авангарда с подчеркнутым

пассеизмом и мистико-спиритуальными мотивами. Ленинградский андеграунд 70-х

соединял в себе, казалось бы, несоединимые и даже взаимоисключающие тенденции. С

одной стороны, предельное, "прозападное" раскрепощение поэтической формы (поэзия

верлибристов Геннадия Алексеева и Аркадия Драгомощенко), установка на

постфутуристический взрыв традиционных литературных форм (Эрль, Алексей Хвостенко,

Анри Волохонский, а также связанные с Ленинградом свердловские трансфуристы Ры

Никонова и Сергей Сигей). С другой - ожесточенный традиционализм, тенденция к

архаизации поэтической речи, ориентация на отработанные акмеистические ходы и даже

на допушкинскую традицию (Юрий Колкер, в какой-то мере Олег Охапкин).

Внезапный взрыв самиздатской активности в Ленинграде был реакцией на процесс

Марамзина, "беляевский" разгон московских живописцев и первые выставки независимых

художников. В 1975 году предпринимается первая попытка силового прорыва цензурной

блокады. К этому времени становится очевидным, что огромный массив поэтических

текстов, циркулировавших в самиздате в течение 20 лет, нуждается хоть в какой-то

систематизации. Возникает опасность утраты, распыления, физического уничтожения того

пласта словесной культуры, который существовал в почти незафиксированном,

дописьменном состоянии. Умирают поэты, исчезают их рукописи, забываются их тексты и

имена.

Подвести итог андеграундного двадцатилетия - такова была задача составителей

объемистой антологии "Лепта", куда вошло более 500 стихотворений 32 самиздатских

авторов. Инициативная группа, состоявшая из пяти человек (Кузьминский, Кривулин,

прозаик и философ Борис Иванов, поэт и эссеист Евгений Пазухин, поэтесса Юлия

Вознесенская) в течение полутора месяцев ежедневно по 10-12 часов разыскивала и

сводила воедино самиздатские поэтические тексты, циркулировавшие в Ленинграде.

"Лепта" составлялась на основе предшествующих самиздатских антологий, в частности

"Живого зеркала-2" - сборника стихов 14 неофициальных ленинградских поэтов,

собранного Кузьминским в начале 70-х годов. Кроме того, в квартиру Вознесенской, где

шла работа над составлением "Лепты", стекались сотни самодеятельных поэтов, и было

просмотрено несколько тысяч текстов. В марте 1975 года рукопись "Лепты" легла на стол

главного редактора ленинградского отделения издательства "Советский писатель" и,

естественно, оказалась отвергнутой. Издательство заказало две внутренние рецензии.

Положительно оценила книгу поэтесса Майя Борисова (что можно расценивать как акт

подлинного гражданского мужества), но все решил другой отзыв, принадлежащий перу

известного специалиста по партийности-народности в советской литературе

П.С.Выходцева, фактически изготовившего политический донос. Составителей и авторов

"Лепты" в худшие времена после такого отзыва наверняка немедленно изолировали бы от

общества, а то и просто ликвидировали. Однако времена изменились. Скандал с

московской "бульдозерной выставкой" 1974 года и опасение, что нечто похожее может

повториться в Ленинграде, заставил власти как бы закрыть глаза на подпольное

копошение "внесоюзных" литераторов.

Неудача с публикацией "Лепты" завершила размежевание официальной и неофициальной

культур. Между ними больше не было точек соприкосновения, и с 1976 года в Ленинграде

начинают издаваться свои независимые толстые литературные журналы. В январе 1976

года выходит первый номер журнала "37" (редакторы Т.Горичева, В.Кривулин и

Л.Рудкевич), в марте появляется ежеквартальник "Часы" (редактор Б.Иванов). Название

журнала "37" происходит от номера квартиры, где регулярно проводились религиозно-

философские семинары, поэтические чтения, обсуждения новинок литературы и

искусства. Содержание журнала делилось на два блока - собственно литературный и

философско-религиозный. Чуть позже важную роль стал играть раздел переводов.

Поначалу журнал строился так, чтобы в него была включена целиком книга стихов одного

автора. Так, в 76-78 годах под обложкой "37" были опубликованы первые книги Елены

Шварц, Ольги Седаковой, Всеволода Некрасова. В "37" появилась и

самиздатская критика, например, материалы дискуссии о поэзии И.Бродского. Почти в

каждом номере публиковались статьи Бориса Гройса, в том числе его программная работа

"Московский романтический концептуализм". "37" публиковал также неизвестные тексты

Пастернака, Ахматовой, Гумилева. С 1980 года меняется состав редакции и направление

журнала. В редакцию вошли Борис Гройс, Леонид Жмудь и Сурен Тахтаджан,

религиозный отдел сводится до минимума, усиливается социально-критическая и

культурологическая линия. В 1981 году, после отъезда Гройса, серии обысков на квартирах

редакторов и выхода в свет 21 номера, журнал был закрыт.

Судьба "Часов" сложилась более благополучно. Этот ежеквартальник просуществовал до