Киберцивилизация
Информационное общество
Нетократия
Кибершаманизм
Компьютерный рай
Иллюминаты и масонство
Технологии контроля сознания
Временные автономные зоны
Криптоанархия
Интернет-государство
Умная толпа
Сетевая организация
Этот текст представляет собой сборник ремиксов на следующие книги:
Александр Бард, Ян Зодерквист – Нетократия. Новая правящая элита и жизнь после капитализма.
Говард Рейнгольд – Умная толпа: новая социальная революция.
Конрад Беккер – Словарь тактической реальности. Культурная интеллигенция и социальный контроль.
Марк Дери – Скорость убегания: киберкультура на рубеже веков.
П. Ладлоу – Криптоанархия, кибергосударства и пиратские утопии.
Сергей Тетерин – Электроутопия.
Элвин Тоффлер – Шок будущего.
Элвин Тоффлер – Третья волна.
Элвин Тоффлер – Метаморфозы власти.
Я искренне благодарен авторам данных работ, и прошу прощения за то, что использовал написанные ими книги без их ведома и согласия.
Максим Грубельский.
Информационное общество
Человечество движется волнами.
На смену Первой волне (аграрной цивилизации) и Второй (индустриальной цивилизации) приходит новая, ведущая к созданию информационной цивилизации.
Намереваясь понять суть Третьей волны, сначала проанализируем основные признаки уходящей индустриальной цивилизации. Чтобы не утонуть в море информации попытаемся провести широкомасштабный синтез, для этого необходимо упрощать, обобщать и спрессовывать факты.
Вторая волна началась с индустриальной революции – введение конвейера, изобретение парового двигателя, другие научно-технические изобретения.
Индустриализм расколол феодальное общество на тысячи примыкающих друг к другу частей - заводы, церкви, школы, профсоюзы, тюрьмы, больницы и т. п. Он устранил отношения подчинения между церковью, государством и индивидом, расчленил науку на самостоятельные отрасли, разделил трудовой процесс на отдельные операции, разбил семьи на более мелкие ячейки. Совершая подобные действия, индустриализм подорвал общинную жизнь и культуру.
Кто-нибудь должен был заново собрать все части вместе, придав совокупности новую форму.
Данная потребность вызвала появление множества специалистов нового типа, главной задачей которых была интеграция. Называясь должностными лицами или администраторами, комиссарами, координаторами, президентами, или менеджерами, они возникли в каждой фирме, в каждом правлении и на любой ступени общества. И они оказались необходимыми. Они были интеграторами. Как в капиталистических, так и в социалистических странах именно интеграторы одержали верх.
И совсем не собственность на «средства производства» обеспечила им власть. Причина заключалась в контроле над «средствами интеграции». Без них части системы не могли взаимодействовать. «Машина» не работала.
Возник самый главный координатор всего, интеграционный двигатель системы - большое правительство.
Каждая отрасль промышленности и ветвь власти вскоре обросли собственным штатом служащих, превращавшихся в могущественных «Они».
Спорт... религия... образование... Каждая из этих сфер имела собственную пирамиду власти. Возникли ведомства науки, обороны, культуры. Власть в цивилизации Второй волны была распределена между десятками, сотнями, тысячами таких специализированных элит, или субэлит.
В свою очередь эти специализированные элиты были объединены в некие сводные элиты, членство в которых не зависело от специализации. Например, в Советском Союзе и странах Восточной Европы члены коммунистической партии участвовали в самых разных отраслях деятельности, от авиации до музыки и сталелитейного производства. Они служили основным передаточным звеном между субэлитами, что обеспечивало им доступ ко всей информации и предоставляло огромные возможности распоряжаться субэлитами.
В итоге на более высоком уровне интеграцию проводили «суперэлиты», занимавшиеся размещением капиталовложений. Как в финансах, так и в промышленности, как в Пентагоне, так и в советском Госплане те, кто вкладывал основные инвестиции в индустриальное общество, определяли границы, в которых сами интеграторы вынуждены были действовать.
Как следствие, в ХIX-XX веках расцвели всевозможные тайные общества, в которые вступали интеграторы. И если в Советском Союзе компартия не терпела никакой конкуренции, то в Западной Европе и Америке подавляющее число интеграторов были членами масонских лож.
Масоны стояли у истоков индустриальной революции и способствовали переходу власти из рук монархии в руки буржуазии, развивая систему товарно-денежных отношений.
Механический подход к миру в масонской философии нашел свое применение в новом общественном устройстве.
Революционер Лев Троцкий говорил о «колесиках и болтах буржуазного социального механизма» и работу коммунистической партии описывал в таких же механистических выражениях. Называя ее мощным «орудием», он указывал, что, «как всякий механизм, она по своей природе статична... движение масс должно... преодолеть инерцию... Так живая сила пара преодолевает инерцию машины, перед тем как она может привести в действие маховое колесо».
И нет ничего удивительного, что революционно настроенные основатели обществ Второй волны, будь те капиталистическими или социалистическими, усвоив подобный механистический подход, проникшись слепой верой в мощь и пользу машин, придумывали политические институты, которые обладали многими свойствами первых промышленных изобретений.
Структуры, которые они сколачивали и скрепляли болтами, создавались на основе элементарного понятия о представительстве. И в каждой стране они использовали определенные стандартные части. Эти компоненты составляли то, что несколько шутливо могло быть названо представительским набором.
Вот его содержимое:
1) люди, обладавшие правом голоса;
2) партии для сбора голосов;
3) кандидаты, которые, набрав голоса, тут же становились «представителями» избирателей;
4) законодательная власть (парламенты, конгрессы, бундестаги или ассамблеи), где путем голосования представители вырабатывали законы;
5) исполнительная власть (президенты, премьер-министры, партийные секретари), которая в форме проводимой политики поставляла сырье для законодательной машины, а потом проводила в жизнь изготовленные законы.
Голоса были «атомами» ньютонового механизма. Голоса собирались партиями, которые как бы являлись «коллекторами» системы. Они соединяли голоса из многих источников и снабжали ими избирательную счетную машину, которая делила их пропорционально численности партии или смешивала, представляя свою продукцию как «волю народа» - основное топливо, на котором предположительно работал силовой двигатель правительственной машины.
Введение принципа подчинения меньшинства большинству и правила «один человек - один голос» помогает бедным и слабым добиваться желаемого от технократов, управляющих интеграционной машиной общества. По этой причине распространение представительной формы правления было в целом гуманным нововведением в истории человечества.
Тем не менее с самого начала тут существовало значительное расхождение по сравнению с обещанным. Лишь с большой натяжкой можно было говорить о приходе народа к управлению государством. Ни в одной из промышленных стран фактически не произошло изменений глубинной структуры власти - структуры субэлит, элит и суперэлит. По существу это не привело к ослаблению власти менеджерских элит, официальный механизм представительства стал одним из, основных способов интеграции, который они использовали для сохранения за собой права и возможности распоряжаться.
Таким образом, выборы, независимо от того, кто на них одерживал победу, выполняли в интересах элит важную культурную функцию. Положение о том, что всякий человек имеет право голоса, создавало иллюзию равенства. Голосование представляло собой массовый ритуал внушения, когда народ убеждали, что выборы проводятся регулярно, с четкостью механизма, а следовательно, с надлежащей правильностью. Выборы символически убеждали граждан в их причастности ко всему происходящему, ведь они могли или отдать свой голос, или проголосовать против. Как в капиталистических, так и в социалистических странах подобный ритуал внушения часто оказывался более важным, чем сами результаты многих выборных кампаний.
Интеграционные элиты программировали политические машины в каждом месте по-разному, контролируя число партий или манипулируя избирательным правом. Выборы обеспечивали низам «выпуск пара».
Такое лицемерие не могло продолжаться бесконечно, к концу ХХ века цивилизация второй волны пришла к системному кризису.
Проблема в том, что основные принципы индустриального общества (стандартизация, специализация, синхронизация, концентрация, максимизация и централизация) искажают отношения с природой, отношения между людьми, и отношение человека к самому себе.
Стандартизация не терпит индивидуальности. Вместе со стандартными вещами к нам приходит стандартизованное искусство, стандартизованное поведение, стандартизованная личность и стандартизованная жизнь.
Специализация приводит к узости и фрагментарности мышления.
Механическая синхронизация выбивает многих людей из естественного биоритма. У каждого работника жесткий временной график, и под него нужно подстраиваться независимо от самочувствия.
Концентрация людей, материальных ресурсов и средств производства влечет за собой дисбаланс в природе и в обществе.
Максимизация и гигантизм вызывают ощущение собственной беспомощности индивида перед лицом цивилизационной машины. Погоня за количеством ухудшает качество жизни людей и истощает биосферу.
Централизация приводит к бюрократии и неадекватной работе руководства.
Приведенные принципы, усиливая друг друга, неумолимо привели к росту управленческого аппарата. Они создали самые крупные, жесткие и могущественные бюрократические организации, которые когда-либо существовали на Земле.
Это некая «программа», которая в той или иной степени действует во всех странах Второй волны. Она действует как в капиталистическом, так и в социалистическом крыле индустриального общества, поскольку эти принципы выросли из одного и того же базового разрыва между производителем и потребителем, а также благодаря всевозрастающей роли рынка.
Рынок стал диктовать условия жизни, формировать мировоззрение людей. Погоня за выгодой вызвала бездумное, эксплуататорское отношение ко всему живому на Земле.
«Борьба с природой» достигла критической точки. Биосфера просто не вынесет дальнейшего наступления промышленности. Мы не можем далее неограниченно расходовать невосстанавливаемые энергоресурсы, которые до сих пор представляли собой основную часть дотации индустриального развития.
Эти факты вовсе не означают закат технологического общества или конец энергетики. Они лишь предвещают то, что в будущем технический прогресс будет по-иному строить свои взаимоотношения с окружающей средой. Они также подразумевают, что до тех пор, пока не будут введены в действие новые источники энергии, индустриальным странам суждено периодически претерпевать энергетические кризисы, а сами усилия по переходу на новые виды энергии станут ускорять социальные и политические преобразования.
Потребуются не только новые технологии, но и новое отношение к жизни.
Сегодняшняя школа не отвечает ни социально-географическим, ни временным требованиям. Совершенно ясно, что с быстрым устареванием знания и увеличением продолжительности жизни навыки, полученные в молодости, вряд ли сохранят свою актуальность к моменту наступления старости. Поэтому-то информационное общество должно предусматривать непрерывное образование на протяжении всей жизни по принципу подключения-отключения.
Хотя лекции все еще нужны для выполнения небольшого круга задач, но такая форма занятий неизбежно отступит на второй план с введением новых обучающих методик, начиная от ролевых игр и кончая компьютерными конференциями и погружением учащихся в, так сказать, «воображаемые приключения».
Человек индустриальный подвергался обработке и подгонке на станке школы, чтобы занять сравнительно надолго свою щель в социально-экономическом устройстве.
Постиндустриальное образование должно готовить людей к работе во временных формированиях, специально создаваемых в каждом отдельном случае для решения конкретных задач организаций будущего.
Дети, сегодня переступающие порог школы, незамедлительно оказываются частью стандартной структуры: руководимого учителем класса. Один взрослый и определенное количество подчиненных ему молодых людей, сидящих обычно правильными рядами и смотрящих прямо перед собой, - вот основная стандартизированная единица школы индустриальной эры. Переходя из класса в класс, учащиеся постепенно достигают все более высоких уровней, но так и остаются в пределах одной и той же закрепленной организационной структуры. Они не приобретают опыта знакомства ни с иными формами организации, ни с проблемой перехода из одной организационной формы в другую. Не получают они и подготовки к ролевой маневренности.
Самое лучшее в данной ситуации, как подсказывает здравый смысл, - это обеспечить выбор в нашей системе образования. Точно так же, как генетическое разнообразие способствует сохранению видов, разнообразие систем образования повышает шансы общества на выживание.
Вместо стандартных учебных планов для начальной и средней школы, по которым все ученики подвергаются воздействию в основном одной и той же базы данных - т. е. обучаются той же самой истории, математике, биологии, литературе, грамматике, иностранным языкам и т. д., - ориентированное на будущее движение в системе образования должно постараться сформировать широкий спектр предлагаемой информации.
Новым мощным дополнительным аспектом образования может стать инструктаж школьников о том, как учиться, как разучиться и как переучиться.
Психолог Херберт Герджой из Организации по исследованию людских ресурсов дал этому простую формулировку: «Новое образование должно научить индивида, как классифицировать и переклассифицировать информацию, как оценивать ее достоверность, как при необходимости изменять категории, как переходить от конкретного к абстрактному и наоборот, как взглянуть на проблемы под новым углом зрения, как заниматься самообразованием. Неграмотным в будущем будет не тот человек, который не умеет читать, а тот, кто не научился учиться».
Вторая волна увеличила число каналов, из которых индивид черпал материал для формирования картины мира. Ребенок пополнял свой образный ряд не только из природы и от людей, но и из газет, популярных журналов, радио и, позднее, от телевидения. Во всем остальном церковь, государство, дом и школа продолжали вещать в унисон, дополняя друг друга. Со временем средства массовой информации сами превратились в гигантский громкоговоритель. Их энергия текла по региональным, этническим, племенным каналам, стандартизируя образы, бытующие в обществе.
Некоторые визуальные образы, например, были так распространены среди масс и так имплантированы в память миллионов людей, что превратились по сути дела в иконы. Ленин с выдвинутым вперед подбородком как символ триумфа под развивающимся красным знаменем, образ Чарли Чаплина в котелке и с тросточкой, Гитлера, неистовствующего в Нюрнберге, или Сталина с трубкой в руке; Гагарин, выглядывающий из иллюминатора космического корабля, Мерилин Монро в юбочке, поднятой ветром, Майкл Джексон, держащийся за пах, тысячи звезд масс-медиа и тысячи различных, повсеместно узнаваемых потребительских товаров – БМВ, Адидас, Макдоналдс – все это стандартные составляющие общего файла образов.
Эти централизованно разработанные образы, впрыснутые в массовое сознание средствами массовой информации, способствовали стандартизации нужного для индустриальной системы поведения.
Сейчас Третья волна радикально меняет все это. По мере ускорения перемен в обществе изменяемся и мы сами. Нас настигает все новая информация, и мы вынуждены постоянно пересматривать картотеку образов. Старые, относящиеся к прошлой жизни образы должны заменяться новыми, иначе наши действия не будут соответствовать новой реальности, мы станем более некомпетентными.
Это ускорение процесса становления образов внутри нас приобретает временный характер.
Быстро снятые комедии, снимки, сделанные «Полароидом», ксероксы, варианты изобразительного искусства, которые пришпиливают, а затем выбрасывают. Идеи, верования и отношения, как ракеты, врываются в наше сознание и внезапно исчезают в никуда. Повседневно опровергаются и ниспровергаются научные и психологические теории. Идеологии трещат по швам. Знаменитости порхают, делают пируэты, атакуя наше сознание противоречивыми политическими и моральными лозунгами.
В новых условиях понадобится новое мировоззрение.
Переход от одной системы взглядов к другой состоит не в том, чтобы добавить вновь открывшиеся факты к уже известным, а в том, что новые либо уже известные факты, высвеченные в новом свете, полностью изменяют нашу картину мира.
Как только мы осознаем, что прежний взгляд на мир устарел и больше не может объяснить то или иное непонятное явление, и его нельзя отрицать или игнорировать, нам необходимо избавиться от огромного количества ненужных знаний.
Проблема теперь уже не в отсутствии информации, а в ее переизбытке. То, что кажется свежей информацией и новыми идеями, может на поверку оказаться вчерашними новостями, или того хуже - полным бредом, восприятие переработка которого - пустая трата времени и сил, дорога в тупик.
Прежние рецепты успеха быстро устаревают. Человеку свойственно пользоваться стратегиями, доказавшими свою успешность в прошлом, и расставаться с ними тем труднее.
Социальная и экономическая стабильность, ранее бывшая нормой жизни, теперь станут редкостью и признаком застоя. Недостаточно просто думать по-другому. Теперь придется постоянно переосмысливать идеи и отбрасывать их.
Когда появляется большое число аномалий, есть два варианта возможных действий. Первый – попытаться втиснуть новый феномен в старую систему понятий. Именно так люди всегда поступали с научными аномалиями: латали и штопали старые теории. Некоторое время такой подход выручает, пока постепенно не становится ясно, что все предположения прежней теории больше не подтверждаются. И тогда мы неизбежно сталкиваемся с необходимостью другого подхода: признать, что старая система изжила себя, даже если в данный момент ее еще нечем заменить. Это ввергает нас в кризис, важность которого в том, что он сигнализирует о необходимости нового мышления. Именно в этой точке мы находимся сейчас - в самом разгаре кризиса, зародившегося в недрах старой капиталистической системы взглядов и показавшего ее бесполезность, и будем здесь до тех пор, пока новая система не завоюет достаточное число сторонников, чтобы функционировать как общепринятая модель.
Человек Второй волны должен уйти в прошлое, чтобы освободить место для Человека Третьей волны.
Люди Третьей волны становятся заядлыми потребителями одноразового искусства. Они чувствуют себя неплохо под бомбардировкой блицев: полутораминутный клип с новостями, полуминутный рекламный ролик, фрагмент песни или стихотворения, заголовок, мультик, коллаж, кусочек новостей, компьютерная графика. Будучи ненасытными читателями дешевых книг и специальных журналов, они залпом глотают огромное количество информации. Но они также внимательно следят за тем, как в новых концепциях или метафорах собираются и организуются в некое целое эти кусочки информации.
Вместо попытки втиснуть новые модульные данные в стандартные структуры или категории Второй волны, они учатся создавать свои собственные «полосы» идей из того разорванного материала, который обрушивают на них новые средства информации.
Сейчас мы не получаем готовую ментальную модель реальности, мы вынуждены постоянно формировать ее и переформировывать. Это ложится на нас тяжелым грузом, но это же ведет к большей индивидуальности, демассификации как личности, так и культуры. Некоторые из нас ломаются под таким давлением, отступают, испытывая апатию или гнев. Другие постоянно растут, формируют себя и становятся компетентными, грамотными людьми, способными работать на высшем уровне. В обоих случаях, является ли напряжение слишком большим или не очень, результат один - далекий плач униформированных, стандартизированных, легко управляемых роботов, приход которых предсказывали многие социологи и фантасты времен Второй волны.
Чем более разнообразна цивилизация, чем дифференцированней ее технология, ее энергетические формы, тем больше информации должно проходить между составляющими ее частями, чтобы иметь возможность соединить их воедино, особенно перед лицом глобальных перемен. Какая-либо организация, например, должна уметь предвидеть (более или менее точно), как на эти перемены отреагируют другие организации, если она хочет соответствовать этим переменам. То же касается и индивидов. Чем более мы униформированы, тем меньше нам нужно знать друг о друге, чтобы предвидеть поведение каждого. Но по мере того, как люди вокруг нас становятся все более индивидуализированными и демассифицированными, мы все больше нуждаемся в информации - сигналах и ключах, - чтобы предвидеть, хотя бы в общих чертах, как они собираются поступать по отношению к нам. И если мы не сможем делать эти прогнозы, мы не сумеем работать или даже жить вместе.
Некоторые футурсоциологи предрекают, что наша планета превратится в Глобальную Электронную Деревню, где в каждом «дворе» будут свои правила и традиции.
Как же формируются «соседские сообщества» в Глобальной Электронной Деревне? Как мы выбираем, с кем нам «электронно жить», и по каким законам мы так живем?
Это больше всего напоминает принцип существования племен. Ваша телефонная книжка – это ваше электронное племя. Ваши любимые телепрограммы тоже характеризуют ваш «племенной выбор». Музыка, которую вы любите, ваши кумиры и теле-авторитеты – это и есть «вожди», которые влияют на вашу жизнь через электронные медиа.
Возможно, это наилучший принцип объединения – согласно духовному родству и общности вкусов и предпочтений.
Подумайте об этом. Ваше «электронное племя» проявляет себя:
в списках телефонов;
в подчеркнутых телепрограммах в газете;
в коллекции фильмов;
в настройках мобильного телефона;
в выбранных телеконференциях Интернета;
в личной фонотеке;
в постере со «звездой» на стене;
в установках радиоприемника;
в любимых компьютерных играх;
...
И совершенно отсутствует:
на автобусных остановках;
на пляже;
в лифте;
в автомобильной пробке;
в очереди в магазине;
в настоящей деревне (без электричества);
в общественной библиотеке;
в выключенном компьютере.
Новая социальная, культурная и экономическая система приобретает реальные очертания. Главной движущей силой этого процесса является продолжающаяся революция в области информационного менеджмента и удивительно быстрое развитие электронных сетей.
Появятся не просто новые социальные нормы, само представление о норме станет иным.
В информационном обществе виртуальные субкультуры заменяют собой и феодальные деревенские общины, и капиталистические национальные общности в качестве способа социальной самоидентификации. В таком обществе вряд ли кому-то придет в голову умереть за свою страну. Государственные границы, а вместе с ними и их физические защитники – военные организации – исчезают. В виртуальном мире устанавливаются новые границы между социальными группами, не менее серьезные, чем прежде.
Строго дисциплинированные и организованные субкультуры продвигают свои интересы с помощью стратегических альянсов в Сети с себе подобными.
Полиция и судебная система оказываются все более беспомощными перед лицом растущего числа электронных преступлений, глобальной сетевой мафии, мотивацией для которой скорее является создание самости и повышение статуса в своей группе, чем экономическая выгода.
Прорыв информационного общества означает, что идея эпохи Просвещения о совершенном человеке как замене Бога уйдет на покой. Взамен появляется идея освобождения тела от предопределенности – возможность смены идентичностей, похожей на смену одежды в зависимости от ситуации и контекста. Человек окажется в состоянии постоянного становления, исключительной восприимчивости к новым веяниям и постоянной переоценки ценностей без четко определенной цели. Смысл не в том, чтобы достичь какого-то конечного результата благодаря упорству и дисциплине, а в том, чтобы сохранять как можно больше возможностей.
Индивидуум, человек цельный, уходит прочь, прикованный к своему единообразию, как к тяжелому рюкзаку, на его место приходит дивидуум, человек многоликий. На первой стадии человек многоликий перестанет стараться быть человеком, на второй для него станет невозможным стать человеком снова, как бы он этого не хотел. Эта перспектива и привлекает, и пугает одновременно, но она неизбежна, если мы не сохраним лучшие достижения предыдущих волн цивилизации.
Аграрная культура хороша тем, что люди имеют личностные отношения, они близки друг к другу и находятся в гармонии с природой. Они любят Землю. Человек имеет ясную картину мира и нормальное здоровье. Натуральные сельскохозяйственные продукты гораздо лучше пластмассовых. Вера в Бога и четкая социальная иерархия дают ему смысл жизни стабильное место в обществе.
Индустриальная цивилизация воздвигла разветвленную широкомасштабную научно-техническую и социальную инфраструктуру, без которой люди в ближайшее время не смогут жить. Нам необходимы дороги, больницы, электростанции, сахарные заводы и швейные фабрики. Глобальные проекты научили людей сотрудничать, сообща решать большие задачи, целыми нациями объединяться для достижения поставленных целей. Вторая волна принесла веру в Человечество.
Вторая волна длилась очень недолго, по сравнению с первой, по причине выше описанных недостатков индустриальной системы.
Человечество не может жить, уничтожая биосферу, бесконечно потребляя ресурсы.
Индустриальное общество не является самодостаточным. Земля не успевает восстанавливаться, заживляя раны, нанесенные техническим прогрессом. И, что еще важнее, культура Второй волны, экспансивная по своей сути не несет в себе мира, гармонии.
Больше! Больше! Больше! Больше! В результате – безработица, инфляция, рост цен, война.
Нужно честно признать, что информационное общество само по себе является еще более недолговечным, чем индустриальное.
Пророки будущей культуры отрицают не только ценность природы, но и ценность человеческого тела. Мы пока что не в духовном мире, и нам нужны руки, ноги и туловище, для того чтобы просто выжить. Нам необходимо живое человеческое участие, искренние, непосредственные отношения, для того чтобы быть счастливыми. Нам нужны родные и близкие, для того, чтобы их любить.
Интернет – это величайшее научно-техническое достижение человечества, потрясающее своими возможностями, и социальными последствиями, которые не заставят себя долго ждать. Это уникальная возможность совершить скачок в развитии цивилизации. Но для того, чтобы войти в этот прекрасный новый мир, мы должны взять с собой веру в людей, природу и Бога.