Курбский а.М. Послания // Памятники литературы Древней Руси: Вторая половина XVI века.— м., 1986. С. 17—21, 95-107.

Курбский Андрей Михайлович (ок. 1528—1583)—князь, политический и военный деятель, публицист. С 1549г. на военной службе; в 1556—1557 гг. участвовал в проведении политики Избранной рады (конец 40-х — 50-е тт. XVI в.) — неофициального правительства в период малолетства Ивана IV. Предчувствуя немилость царя, бе.жал в 1564 г. в Литву, где также выполнял воинскую повинность и, в частности, участвовал на стороне польского короля Стефана Батория в войне с Иваном Грозным. Как политический деятель Курбский — одна из наиболее спорных фигур отечественной истории. В советской историографии, пока в ней господствовал культ Сталина и культ строго централизованного государства (что проявлялось также в идеализации политики Ивана Грозного), Курбский квалифицировался как «идеолог реакционного боярства» и даже как «изменник». Постепенно историки реабилитировали незаслуженно приниженного деятеля, многие стали усматривать в нем выразителя интересов наиболее дальновидных кругов русского боярства XVI в., прогрессивного политика. Центральная политическая идея Курбского — представленная в модернизированном виде и время от времени выступавшая в средневековой русской мысли идея необходимости для государя иметь при себе мудрых советников, противостоящая «сатанинскому совету» монаха Вассиана Топоркова не держать царю при себе советников мудрее себя. Эту идею Курбский довел до предложения искать совета не только у «думцев», но и у «всенародных человек», т. е. у более широкого по составу представительного органа. За думу при государе выступали, как правило, бояре — русский аналог западноевропейской аристократии, носителя средневековых свобод, представлявшего своего рода противовес абсолютизму, который тяготел к неограниченной власти, деспотизму. Политическая концепция Курбского, совпадая с интересами боярства, не была направлена против монархии и самодержавия. Его невозможно отнести к идеологам неограниченной монархии, а тем более к представителям средневековой русской демократии. Но, ратуя за сословное представительство при царе, за своего рода «просвещенную», упорядоченную законами монархию, которая управляется справедливо и милостиво, при которой подданные могут сохранить свое «свободное естество человеческое» и свободную волю, противопоставляемую даже государю, осуждая тираническое правление Ивана Грозного, его опричнину как «гонение великое и пожар лютости» по всей Русской земле, Курбский способствовал прогрессу русской политической мысли, накоплению в ней идей разумного, рационального государственного устройства.

Грамота курбского царю государю из литвы1

Царю, богом препрославленному и более того — среди православных пресветлым явившемуся, ныне же — за грехи наши — ставшему супротивным (пусть разумеет разумеющий), совесть имеющему прокаженную, какой не встретишь и у народов безбожных. И более сказанного говорить обо всем по порядку запретил я языку моему, но из-за притеснений тягчайших от власти твоей и от великого горя сердечного дерзну сказать тебе, царь, хотя бы немногое.

Зачем, царь, сильных во Израиле истребил, и воевод, дарованных тебе богом для борьбы с врагами, различным казням предал, и святую кровь их победоносную в церквах божьих пролил, и кровью мученическою обагрил церковные пороги, и на доброхотов твоих, душу свою за тебя положивших, неслыханные от начала мира муки, и смерти, и притеснения измыслил, оболгав православных в изменах и чародействе и в ином непотребстве и с усердием тщась свет во тьму обратить и сладкое назвать горьким? В чем же провинились перед тобой и чем прогневали тебя христиане — соратники твои? Не они ли разгромили прегордые царства и обратили их в покорные тебе во всем, а у них же прежде в рабстве были предки наши? Не отданы ли тебе богом крепости немецкие благодаря мудрости их? За это ли нам, несчастным, воздал, истребляя нас и со всеми близкими нашими? Или ты, царь, мнишь, что бессмертен, и впал в невиданную ересь, словно не боишься предстать пред неподкупным судией — надеждой христианской, богоначальным Иисусом, который придет вершить справедливый суд над вселенной и уж тем более не помилует гордых притеснителей и взыщет за все и мельчайшие прегрешения их, как вещают слова: «Он есть Христос мой, восседающий на престоле херувимском одесную величайшего из высших, — судия между тобой и мной».

Какого только зла д каких гонений от тебя не претерпел! И каких бед и напастей на меня не обрушил! И каких грехов и измен не возвел на меня! А всех причиненных тобой различных бед по порядку не могу и исчислить, ибо множество их и горем еще объята душа моя. Но обо всем вместе скажу: всего лишен был и из земли божьей тобою без вины изгнан. И воздал ты мне злом за добро мое и за любовь мою непримиримой ненавистью. И кровь моя, которую я, словно воду, проливал за тебя, обличает тебя перед богом моим. Бог читает в сердцах: я же в уме своем постоянно размышлял, и совесть свою брал в свидетели, и искал, и в мыслях своих оглядывался на себя самого, и не понял, и не нашел — в чем же я перед тобой согрешил. Полки твои водил и выступал с ними и никакого тебе бесчестия не принес, одни лишь победы пресветлые с помощью ангела господня одерживал для твоей же славы и никогда полков твоих не обратил спиной к врагам, а, напротив, преславно одолевал на похвалу тебе. И все это не один год и не два, а в течение многих лет неустанно трудился в поте лица своего, так что мало мог видеть родителей своих, и с женой своей не бывал, и вдали от отечества своего находился, в самых дальних крепостях твоих против врагов твоих сражался и страдал от телесных мук, которым господь мой Иисус Христос свидетель; особенно много ран получил от варваров в различных битвах, и все тело мое покрыто ранами. Но тебе, царь, до всего этого и дела нет.

Хотел перечислить по порядку все ратные подвиги мои, которые совершил я во славу твою, но потому не называю их, что бог их еще лучше ведает. Он ведь за все это воздаст, и не только за это, но и за чашу воды студеной. И еще, царь, говорю тебе при этом: уже не увидишь, думаю, лица моего до дня Страшного суда. И не надейся, что буду я молчать обо всем: до последнего дня жизни моей буду беспрестанно со слезами обличать тебя перед безначальной Троицей, в которую я верую, и призываю на помощь херувимского владыки мать — надежду мою и заступницу, владычицу богородицу, и всех святых, избранников божьих, и государя моего, князя Федора Ростиславича².

Не думай, царь, и не помышляй в заблуждении своем, что мы уже погибли и истреблены тобою без вины и заточены и изгнаны несправедливо, и не радуйся этому, словно легкой победой похваляясь: казненные тобой, у престола господня стоя, взывают об отомщении тебе, заточенные же и несправедливо изгнанные тобой из страны, взываем день и ночь к богу, обличая тебя. Хотя и похваляешься ты постоянно в гордыне своей, в этой временной и скоропреходящей жизни, измышляя на людей христианских мучительнейшие казни, к тому же надругаясь над ангельским образом и попирая его, вместе со вторящими тебе льстецами и товарищами твоих пиров бесовских, единомышленниками твоими боярами, губящими душу твою и тело, которые детьми своими жертвуют, превзойдя в этом жрецов Крона.³ И обо всем этом здесь кончаю.

А письмецо это, слезами омоченное, во гроб с собою прикажу положить, перед тем как идти с тобой на суд бога моего Иисуса. Аминь.

Писано в городе Волмере, владении государя моего короля Сигизмунда Августа, от которого надеюсь быть пожалован и утешен во всех печалях моих милостью его государевой, а особенно помощью божьей.

Знаю я из священного Писания, что дьяволом послан на род христианский губитель, в прелюбодеянии зачатый богоборец Антихрист, и ныне вижу советника твоего⁴, всем известного, от прелюбодеяния рожденного, который и сегодня шепчет в уши царские ложь и проливает кровь христианскую, словно воду, и погубил уже стольких сильных в Израиле, что по делам своим он и есть Антихрист: не пристало тебе, царь, иметь таких советчиков. В законе божьем в первом написано: «Моавитянин и аммонитянин и незаконнорожденный до десятого колена в церковь божью не входят» и прочая.