3. Система органов внутренних дел к началу и середине 30-х годов.

В настоящее время возрос интерес ученых, широких слоев населения к истории государства в целом и в особенности к тем ее страницам, которые длительное время тщательно за­малчивались. Одна из этих страниц — массовые репрессии в годы культа личности Сталина.

Когда речь идет о массовых репрессиях, то обычно гово­рят о 1937 годе. В действительности волна репрессий нача­лась еще в конце 20-х и завершилась в начале 50-х годов со смертью вождя «всех времен и народов». А в 1937—1938 го­ды был апогей политических репрессий. Потому эти годы и запечатлились в памяти народа как страшные годы «ежовщины» (по имени Н. И. Ежова, бывшего наркома внутрен­них дел СССР),

Выяснить предпосылки, движущие силы, механизмы того, что происходило в 30—40-е годы, невозможно без глубокого изучения истории создания и деятельности НКВД СССР, а также республиканских наркоматов внутренних дел. Дело в том, что именно НКВД СССР в рассматриваемый период объединял под своей эгидой огромнейший аппарат принужде­ния: от милиции до исправительно-трудовых учреждений, от ОГПУ до внутренних и пограничных войск.

К сожалению, несмотря на определенные достижения на­уки в разработке ряда важных проблем истории советского общества 30-х годов, изучение истории НКВД не являлось предметом специального исследования.

Конечно, в рассматриваемый период милиция, как состав­ная часть органов внутренних дел, активно занималась охра­ной общественного порядка, боролась с уголовной преступ­ностью. Расширялись ее функции. В марте 1936 года в цент­ре и на местах в ведение Главного управления рабоче-крес­тьянской милиции была передана госавтоинспекция (ГАИ), а ровно через год в составе этого управления появился отдел борьбы с хищениями, социалистической собственности (ОБХСС).

Однако прежде всего следует осветить процесс создания НКВД СССР как главнейшего инструмента по установлению режима личной власти Сталина, дать историко-правовую оценку работы Особого совещания и т. д.

10 июля 1934 года был образован НКВД СССР, компетенция которого охватывала государственную безопасность, об­щественный порядок, пограничную и внутреннюю охрану. Об­разование на базе ОГПУ наркомата внутренних дел СССР явилось составной частью процесса формирования админист­ративно-командной системы, централизации государственного руководства страной. В итоге создание НКВД стало одним из важнейших звеньев стратегической линии Сталина на уста­новление режима личной власти, ибо этот орган был приз­ван сыграть главную роль в реализации планов устранения с политической сцены тех, ,кто по различным причинам стано­вился неугодным «вождю» и его ближайшему окружению.

В последующие годы изменения в структуре НКВД СССР происходили в связи с возрастанием удельного веса подраз­делений, ведавших местами лишения свободы. Так, к концу 30-х — началу 40-х годов в НКВД СССР, помимо Главного управления исправительно-трудовых лагерей и поселений (ГУЛАГ), были учреждены десятки главков и управлений — Главное управление лагерей железнодорожного строительст­ва, Главное управление лагерей Дальстроя, Управление лаге­рей лесной промышленности и др.

Не оставалась неизменной структура пограничной и внут­ренней охраны. В марте 1939 года Главное управление погра­ничных и внутренних войск НКВД разделилось на шесть са­мостоятельных главков: Главное управление пограничных войск, Главное управление войск НКВД по охране железно­дорожных сооружений, Главное управление войск НКВД по охране важных предприятий промышленности, Главное уп­равление конвойных войск НКВД, Главное управление военного снабжения и Главное военно-строительное управление войск НКВД.

В результате НКВД СССР становился крупномасштабным хозяйственным ведомством, которое использовало дешевую рабочую силу огромной армии репрессированных граждан, заключенных в спецлагеря, трудколонии и другие места ли­шения свободы.

В соответствии с Конституцией СССР 1936 года Народ­ный комиссариат внутренних дел был отнесен к категории союзно-республиканских наркоматов. Как следствие, анало­гичные наркоматы были созданы во всех союзных республи­ках, в том числе и в Белоруссии. Что касается РСФСР, то здесь вначале был введен институт Уполномоченного НКВД СССР, а затем действовал аппарат союзного наркомата. В областных, городских и некоторых районных центрах стра­ны были сформированы управления НКВД, в которых созда­вались отделы и отделения, в том числе и особые, следившие за самими чекистами.

Формально НКВД СССР являлся одним из центральных органов отраслевого управления, таким же, как и другие об­щесоюзные и союзно-республиканские наркоматы. Однако практически его положение существенно отличалось от ос­тальных. Так, в аппарате НКВД СССР функционировал от­дел ВКП(б), осуществлявший надзор за партийными органа­ми, вплоть до ЦК. Отличие состояло также и в том, что НКВД оказался вне контроля вышестоящих государственных органов, а также вне партийного контроля, превратившись в руках Сталина в инструмент необоснованных репрессий и беззастенчивых нарушений законности.

Ведущая роль в осуществлении репрес­сий принадлежала таким подразделени­ям наркомата, как Главное управление государственной безопасности, Главное управление исправительно-трудовых ла­герей и поселений, другим главкам, ведавшим местами зак­лючения, а также органу внесудебной расправы — Особому совещанию при НКВД и подчиненным ему «тройкам» на мес­тах.

Положение «Об особом совещании при Народном комис­сариате внутренних дел СССР» специальным постановлением ЦИК и СНК СССР было утверждено 5 ноября 1934 года. В соответствии с документом органы внутренних дел получили право применять к лицам, признанным общественно опасны­ми, ссылку и высылку до 5 лет, заключать в исправительно-трудовые лагеря до 5 лет, высылать за пределы Союза ССР иностранных подданных. В его состав входили: заместитель народного комиссара внутренних дел СССР, уполномочен­ный НКВД Союза ССР по РСФСР, начальник Главного уп­равления рабоче-крестьянской милиции, комиссар внутренних дел союзной республики, на территории которой возникло де­ло. В положении декларировалась необходимость участия в заседаниях Особого совещания прокурора Союза или его заместителя.

В республиках, краях, областях, городах создавалась раз­ветвленная система «троек», подведомственных Особому со­вещанию при НКВД СССР. В их состав входили соответст­венно начальники управлений НКВД, секретари комитетов BKП(б) и прокуроры. «Тройка», как правило, утверждалась на бюро партийного органа.

Уже со второй половины 30-х годов густая сеть «троек» опутала практически всю страну. Во многих публикациях можно встретить мнение, что через систему «троек» проходи­ли дела людей, обвиняемых лишь в политических преступле­ниях. Это не совсем так. К 1938 году нарушения законности достигли таких масштабов, что репрессивная машина через систему внесудебных органов перемалывала и материалы по уголовным делам. Срок рассмотрения дел устанавливался не более 15 дней. Если не поступало возражений от прокурора, то решение «тройки» приводилось в исполнение немедленно. При разногласиях решение «тройки» приостанавливалось, и дело передавалось на рассмотрение Особого совещания.

Как видно из документов, вышеназванные внесудебные ор­ганы, существование которых находилось в противоречии с Конституцией СССР, самостоятельно рассматривали полити­ческие и уголовные дела и выносили приговоры, совершенно не считаясь с нормами судопроизводства. Санкции прокурора носили чисто формальный характер. Контрольные функции партии, Советов, суда и прокуратуры были надолго утрачены.

В публицистических изданиях, в историко-правовой лите­ратуре нередко можно встретить мнение о том, что именно с реорганизацией ОГПУ в НКВД СССР в 1934 году был впер­вые создан орган, занимающийся применением репрессий во внесудебном порядке. Между тем, внесудебные репрессии ши­роко применялись уже в годы гражданской войны, и осуще­ствляла их Всероссийская чрезвычайная комиссия.

После окончания гражданской войны, в условиях перехо­да к мирному строительству внесудебные функции ВЧК (с февраля 1922 года — ГПУ) сократились, хотя и не отменя­лись полностью. Так, в целях, борьбы с контрреволюцией Президиум ЦИК СССР в ноябре 1923 года образовал Кол­легию ОГПУ, при которой в марте следующего года было создано «Особое совещание» для рассмотрения дел в отно­шении лиц, занимавшихся контрреволюционной деятель­ностью, шпионажем, контрабандой, спекуляцией валютой и золотом.

Как известно, многие законодательные акты, касающиеся организации и деятельности ОГПУ, принимались под влияни­ем его председателя Ф. Э. Дзержинского. История свидетель­ствует о том, что этот государственный деятель способство­вал расширению внесудебных функций ОГПУ, что не всегда было оправданным.

Например, в 1924 году Ф. Э. Дзержинский пишет записку в Политбюро, в которой предлагает для борьбы с бандитиз­мом подчинить в оперативном отношении милицию и уголов­ный розыск, а также разрешить ОГПУ внесудебное рассмот­рение дел всех участников бандитских формирований. Приме­чательно, что предложения Ф. Э. Дзержинского встретили в то время решительное несогласие. «Дальнейшее расширение прав ОГПУ на внесудебное рассмотрение дел коллегия НКВД считала бы опасным»,— писал нарком иностранных дел Г. В. Чичерин. От наркомата юстиции подобную точку зрения изложил Н. В. Крыленко: «Считаю необходимым ка­тегорически высказываться против предложения т. Дзержин­ского... За последнее время ОГПУ усвоило себе практику расширять свою подсудность путем обращения в Президиум ЦИК за разрешением рассмотреть то или иное дело в несудебном порядке, причем сначала рассматривает дело и выно­сит приговор, а потом просит ЦИК утвердить этот приговор». Тем не менее Политбюро и Президиум ЦИК согласились с предложением председателя ОГПУ.

Со второй половины 20-х годов чрезвычайные внесудебные права органов ОГПУ расширяются. С 1927 года ОГПУ предоставлялось право рассматривать во внесудебном порядке, вплоть до применения высшей меры наказания, Дела по диверсиям, поджогам, порче машинных установок, как со злым умыслом, так и без оного.

Особенно широко внесудебные репрессии стали распрост­раняться с конца 1929 — начала 1930 годов. Как известно, коллективизация сельского хозяйства сопровождалась ликви­дацией так называемого кулака как класса. Это означало изъятие у него имущества, прежде всего средств производст­ва, и выселение с места жительства. Этим и занимались вне­судебные органы, прежде всего в лице «троек».

В начале 30-х годов «тройки» рассматривали дела и в от­ношении нэпманских элементов, бывших офицеров царской армии, лиц, служивших в белой армии, членов бывших анти­советских партий, значительной части старой интеллигенции. В числе репрессированных оказалось много людей, давно отошедших от какой-либо враждебной деятельности против Советской власти или вовсе в ней не участвовавших.

В качестве примера можно привести осуждение в 1930 го­ду крупных ученых-экономистов Н. Кондратьева, А. Чаянова и др., которым было предъявлено ложное обвинение в созда­нии якобы подпольной «крестьянской трудовой партии».

В феврале-сентябре 1930 года полномочным представи­телем ОГПУ ,по Белоруссии были арестованы бывший «ар­кам земледелия БССР Д. Прищепов, бывший нарком просве­щения республики А. Балицкий, бывший заместитель нарко­ма земледелия А. Адамович, бывший заместитель председа­теля «Белпайторга» П. Илыоченок и другие. По этому делу незаконно было привлечено к уголовной ответственности свы­ше 80 человек, главным Образом работников науки, культу­ры, искусства и руководящих кадров ряда наркоматов Бело­руссии. Обвинялись они в принадлежности к так называемой контрреволюционной организации белорусских национал-де­мократов, именовавшихся «Саюз адраджэння Беларусі».

Еще в 1928 году тогдашний нарком РКИ РСФСР Н. Янсон в письме к Сталину высказал предложение об использо­вании труда осужденных в освоении отдаленных местностей, на земляных работах крупных строек, а главным образом на 14 июня 1988 года Судебная коллегия по уголовным делам Верхов­ного суда БССР постановление ОГПУ от 18 марта 1931 года в отноше­ний вышеназванных. лиц отменила из-за отсутствия в их действиях соста­ва преступления.

На заготовках леса, так как экспорт леса давал стране необхо­димую валюту. Эти предложения были полностью реализо­ваны в 30-е годы.

7 aвrycта 1932 года принимается Закон об охране социалистической собственности, написанный собственноручно Сталиным. Он вводил в качестве меры судебной реп­рессии, за хищение (воровство) колхозного и кооперативного имущества высшую меру социальной защиты — расстрел с конфискацией всего имущества — и с заменой этой меры при смягчающих обстоятельствах лишением свободы на срок не ниже 10 лет с конфискацией всего имущества. Амнистия по этим делам была запрещена.

«Закон о пяти колосках»— так называли его в деревне. По закону от 7 августа 1932 года только в Глусском районе Белорусской ССР в конце 1932 года было расследовано 136 уголовные дел, что составило 64,5 процента от всех преступлений. В Мозырском районе возбужденные органами мили­ции уголовные дела по фактам хищений социалистической собственности составили более 50 процентов. О подобном положении говорят материалы народных судов Сенненского, Мстиславского, Слуцкого и других районов Беларуси.

К началу 1933 года за неполные пять месяцев, по закону «Об охране социалистической собственности...» в СССР было осуждено 54.645 человек, из них 2.110 — к высшей мере на­казания.

Существует мнение, что главный пик репрессий пришелся на 1937—1939 годы. В реальности же самая большая траге­дия произошла в 1929—1933 годах. Именно в этот промежу­ток времени погибло в 3 раза больше людей, но гибла не ин­теллигенция, не партийные и советские работники, не воен­ные. Гибли безымянные крестьяне, и по размаху эта траге­дия имело далеко идущие последствия. Можно смело утвер­ждать, что ее влияние сказывается и сегодня.

В конце 20-х годов, и особенно с того момента, когда про­звучал призыв партии «объявить войну не на жизнь, а на смерть кулаку и в конце концов смести его с лица земли», чрезвычайные меры были превращены в систему. Не только против кулачества, но и против середняков допускались прие­мы времен гражданской войны и военного коммунизма.

Проникновение как в народные массы, так и в партию на­строений, характерных для гражданской войны, связано с применением в массовом масштабе внесудебных репрессий.

Такие настроения нашли отражение в конце 20-х — на­чале 30-х годов даже в такой, казалось бы, на первый взгляд далекой от практики отрасли, как теория права. Дело дошло до того, что были высказаны предложения об «упрощении» уголовного процесса. На щит поднималась теория «опасного состояния» личности, в соответствии с которой основанием уголовной ответственности должна быть не конкретная вина, а «опасное состояние» личности, определяемое, напри­мер, ее социальным происхождением, и т. д.