Предисловие первое миллионер как мотив в искусстве

Миллионеры вышли из моды. Даже кинокритики утверждают это. Есть над чем

задуматься.

Они пишут, что видеть больше не могут обшитых галунами слуг и помпезные

виллы с садами-парками. Надоели подлинные Тицианы на стенах и пакеты акций в

сейфах, ну а показывать приемы гостей -- никак не менее двух десятков

элегантных персон -- это уж неслыханная наглость.

Но вот недавно я прочел в газете, что миллионеры все еще есть.

У меня нет возможности проверить, так ли это. Среди моих знакомых, во

всяком случае, ни одного миллионера нет. Но это, может быть, случайно и еще

ничего не доказывает.

В Англии, писала газета, более двухсот официально зарегистрированных

жителей, из которых каждый располагает по крайней мере миллионом фунтов

стерлингов. И в других странах подобная картина.

Но по какой же тогда причине миллионеры вышли из моды? Почему критики

не хотят, чтобы миллионеров и их роскошный антураж изображали на киноэкране

и в романах?

Если бы речь шла об опасных субъектах и запретных вещах, было бы

понятно! Допустим, ехать на велосипеде по улице против движения опасно и

запрещено; и значит -- совершенно неуместно повторять нечто подобное в своем

произведении живописцу или писателю. Логично?!

Кражи и бандитские нападения также не годятся в качестве художественных

тем. Ибо в жизни, кроме самих воров и бандитов, они вряд ли кому нравятся.

Ну а миллионеры? Они что, запрещены? Или очень опасны? Ничего

подобного! Эти люди платят налоги, Создают рабочие места. Живут в роскоши.

Они важная составная часть общества и государства.

Правда, в той же статье говорилось, что число миллионеров убывает. А

может, в этом и заключается ответ на мой вопрос.., Все мы не раз наблюдали,

как солнце опускается за горизонт. Через несколько минут после заката облака

на западе начинают пылать алым цветом, Они краснеют и одиноко светятся в

покрывшей мир серой мгле.

Солнце закатилось, но облака еще розовеют. Может, миллионеры похожи на

эти облака? Может, они отблеск времени, которое уже ушло? Может, поэтому они

больше не в моде?

Короче говоря, я не знаю.

Предисловие второе указывает источники

Хотя миллионеры вышли из моды и я даже не знаю почему, тем не менее

главный герой этой книги -- миллионер. Причем не по моей вине. Получилось

это так.

Несколько месяцев тому назад я со своим приятелем Робертом поехал в

Бамберг, чтобы посмотреть на тамошнего всадника. Бамбергского всадника.

Эльфрида, молодая искусствоведша, заявила Роберту, что выйдет замуж

только за того, кто видел Бамбергского всадника.

Я дал своему приятелю отличный совет. Если бы он послушался меня, мы бы

дешево отделались. Но он был против. До свадьбы жену бить нельзя. Устарелый

взгляд, согласитесь. Но он уперся. Ах, в конце концов, это его невеста, не

моя.

И мы отправились в Бамберг.

(Забегая вперед, скажу, что искусствоведша Эльфрида во время нашего

отсутствия обручилась с каким-то зубным врачом. Бамбергского всадника он,

между прочим, тоже не видел. Вместо того чтобы съездить в Бамберг, дантист

съездил Эльфриде по скуле. Это называют, кажется, психической компенсацией.

И невеста тут же бросилась ему на шею. Таковы женщины. Но мы тогда этого еще

не знали.)

С нами в купе ехал пожилой господин. У него были желчные камни. По нему

это не было видно. Но он о них говорил. Он вообще говорил очень много. После

Лейпцига он собирался пойти в вагон-ресторан выпить кофейку, но перед этим

рассказал нам с мельчайшими подробностями подлинную историю, которая легла в

основу этой книги и главный герой которой -- тут уж ничего не поделаешь --

миллионер.

Когда пожилой господин вышел из купе, Роберт сказал:

-- Между прочим, великолепный материал.

-- Я сделаю из него роман, -- сказал я.

-- Ошибаешься, -- спокойно возразил он. -- Роман напишу я.

Мы смерили друг друга взглядом. Затем я властно сказал:

-- Я сделаю из этого роман, а ты -- пьесу. Материал годится для того и

другого. К тому же комедия по объему вдвое меньше романа. Как видишь, я

желаю тебе добра.

-- Нет, пьесу пиши, пожалуйста, сам.

-- Да нет. Я ничего не понимаю в комедиях.

-- Согласен, но это не препятствие.

Мы помолчали. Потом мой друг сказал:

-- Давай бросим монетку. Орел -- мой. Роберт кинул медяк. Он упал на

скамейку.

-- Ура! -- крикнул я. -- Решка!

Мы забыли, однако, условиться, на что будем спо-

рить.

Кто выиграет,

-- Давай еще раз, -- предложил я. пишет роман.

-- Теперь моя -- решка, -- сказал Роберт. (У него были свои слабые

стороны.)

Я подбросил монету. Она упала на пол.

-- Ура! -- крикнул я. -- Орел!

Роберт с глубокой грустью посмотрел в окно.

-- Значит, мне писать комедию, -- пробормотал он. Мне стало его жаль.

Тут в купе вернулся наш сосед с

желчными камнями.

-- Один вопрос, если позволите, -- обратился я к нему. -- Вы не

собираетесь оформить историю о миллионере художественно? Кто вы по

профессии?

Он ответил, что торгует домашней птицей. И что вовсе не думает о том,

чтобы сочинять книги или другую писанину. Да и не способен, наверное, на

такое дело.

Тогда мы сделаем это за него, заявили мы.

Он поблагодарил и спросил нас, разрешаем ли мы ему рассказывать, как и

прежде, эту историю попутчикам в вагоне.

-- Разрешаем, -- сказал я.

Он поблагодарил еще раз. На следующей станции он вышел. И помахал нам

рукой вслед.

Тщательно осмотрев Бамбергского всадника, мы возвратились в Берлин. На

Ангальтском вокзале стояла ис-кусствоведша Эльфрида. Она представила нам

своего нового жениха. Роберт был потрясен. Зубной врач сказал, что чувствует

себя в долгу перед ним, и пригласил нас выпить. Невесте он велел идти домой.

Место бабы у очага, сказал он строго. Эльфрида пустилась было в рассуждения

о перемене стиля в браке и о цикличной полярности, но потом все-таки влезла

в автобус. 'И это было главное. Если женщина повинуется, ей даже дозволено

быть образованной.

Мы втроем спустились в винный погребок и часа через четыре изрядно

захмелели. Помню лишь, что мы обещали зубному врачу усыпать его цветами на

свадьбе. А он разрыдался.

Вслед за ним заплакал Роберт.

-- Мне придется писать какую-то комедию, -- всхлипывал он, -- а дантист

даже ни разу не видел Бамбергского всадника и женится на Эльфриде.

-- Ты счастливчик, -- находчиво утешил его зубной врач.

Мы отвезли Роберта домой. На его столе я приготовил бумагу и карандаш,

чтобы он с утра немедленно взялся за пьесу. Приложил записку: "Сублимируй

боль, о Роберт, и твори!" И ни слова больше. Мы, художники, натуры холодные,

жестокосердные.

Миновали годы. Зубной врач женился на Эльфриде. Роберт написал пьесу. А

я -- роман.

Мы с удовольствием посвятили бы наши произведения господину с желчными

камнями. Ведь мы ему обязаны материалом. Но тогда, в вагоне, мы забыли

спросить его фамилию. А посему:

Многоуважаемый господин! Если Вы увидите пьесу Роберта или прочтете эту

книгу, вспомните, пожалуйста, о нас не без благоволения. А если у Вас в

запасе появится еще одна хорошенькая история, черкните нам запросто

открытку. Ладно?

NВ. Увы, собственные идеи приходят в голову так редко. Мы тогда приедем

к Вам.

Почтовые расходы мы Вам, естественно, возместим.