Средневековая драма

Огромную роль в средневековой культуре играла драматургия, ибо она обращалась ко всем сословиям без исключения, выражала представления всего общества, не требовала “образовательного ценза” и, поскольку представления разыгрывались на площадях, была общедоступна. Особая популярность театра была связана также и с тем, что он представлял собой драматизацию различных повествовательных жанров, сюжеты которых обычно были хорошо известны публике; изображая эти сюжеты, он добивался эффекта особой наглядности и непосредственности воздействия на зрителя.

Первые образцы средневековой драмы зафиксированы еще в конце XII и в XIII вв. К ним относятся: миракль “Игра о святом Николае” Жана Боделя, “Миракль о Теофиле” Рютбёфа, анонимный “Фарс о мальчике и слепом”, а также две “комедии” Адама де Ла Аль - “Игра в беседке” и “Игра о Робене и Марион”. Расцвет средневекового театра приходится на XV в.

В жанровом отношении театр этот представляет значительное разнообразие. Миракль (“чудо”) был религиозно-дидактической драмой, а ее сюжет - драматизированным изложением легенды или жития святого, совершившего какой-либо тяжкий проступок и спасенного заступничеством Богоматери. Наибольшее распространение миракли получили в XIV в.

Мистерии (от лат. ministerium - служба), постановка которых находилась в ведении городских цехов и муниципалитетов, разыгрывали в основном библейские сюжеты - как ветхозаветные, так и новозаветные. Известны “Искупление” Эсташа Меркаде (конец XIV в.), “Мистерия Ветхого завета” (50-е годы XV в.), “Мистерия Страстей Господних” Арнуля Гребана (50-е годы XV в.) [84-85] и др. Эти произведения обычно достигали огромных размеров. Так, “Мистерия Ветхого завета”, излагавшая все основные события от сотворения мира до рождества Христова, включала в себя около 40 пьес, насчитывала 50 000 стихов и исполнялась 250 актерами. Такие представления разыгрывались в течение нескольких дней, а бывало, и недель, деловая жизнь повсюду замирала, и зачарованные горожане наблюдали, как прямо перед ними разворачивается вся “Священная история”. В мистериях с особым размахом проявилась одна из основных черт средневекового мировоззрения и поэтики - соединение иносказательного толкования изображаемого с его подчеркнуто чувственной остротой: мистерии как бы погружали патетический смысл “Священной истории” в стихию плотской натуральности. И это понятно, поскольку страдания библейских мучеников, и прежде всего самого Христа, воспринимались как самая настоящая реальность, имевшая искупительное значение. На подмостках праведников клали на горячие жаровни, бросали в яму к диким зверям, распинали на кресте, обезглавливали и т. п. Чем более кричащими красками рисовались подобные сцены, чем более жестокими они были, тем большей оказывалась сила чувственно-мистического внушения. С другой стороны, религиозная патетика тесно соседствовала с бытовым и комическим элементом, когда, например. Ной представал бывалым моряком, а его жена - сварливой бабенкой. В целом мистерии были пышными, красочными зрелищами, поставленными с большим размахом с применением всех возможных средств театральной машинерии: зрители видели море с плывущими по нему кораблями, адское пламя, вырывающееся из специальных устройств, кровь казненных, хлеставшую из бычьих пузырей, и т. п. Постановка мистерий, требовавшая большой организации, приводила к возникновению различных “братств”, в которые объединялись актеры- любители из горожан (“Братство Страстей Господних”, “Братство Двенадцати Апостолов” и др.).

Светский театр был представлен моралите - нравоучительно-аллегорическими представлениями, получившими особое распространение в середине XV в. Так, в моралите “О Разумном и Неразумном” один герой, одержимый Безумием, Распутством и т. п., в конце концов попадает в ад, тогда как другой, слушающийся Разума и Веры, завершает свою жизнь в раю. [85-86]

Чрезвычайной популярностью пользовались также комические представления. Соти были чрезвычайно близки к “вывороченной”, шутовской поэзии средневековья, на что указывает само их название (“дурачества”). Актеры, объединенные в два “братства” - “Базошь” и “Беззаботные ребята”, избирали из своей среды главу - Принца дураков и Дурацкую мать, носили “дурацкую” одежду (шутовские колпаки, погремушки и т. п.). Сети прибегали к аллегории и нередко представляли собой срамословие и глумление над наиболее высокими “персонажами” средневекового общества, не исключая королей, пап и кардиналов. Особенно процветал жанр на рубеже XV - XVI вв., в частности, в творчестве Пьера Гренгора (ок. 1475-1538), автора “Игры о Принце дураков и Дурацкой матери” (1512) и других соти.

Фарсы воплощали иную, сатирическую по преимуществу сторону средневекового комизма, были весьма близки к фаблио с их сословными образами-масками и народной мудростью. Наиболее известны фарсы об адвокате Патлене (70-е годы XV в.).

Получив широчайшее распространение в XV в., средневековый театр, общенародный и общедоступный продолжал жить и в XVI в., т. е. в эпоху, когда уже возникла новая для средних веков “ученая” ренессансная драматургия, ориентированная на узкий круг избранной публики и опиравшаяся на античную драму, совершенно неизвестную и непонятную массам. Поэтому хотя ренессансные драматурги-гуманисты и добились определенных успехов, они далеко не сразу потеснили традиционные средневековые представления. Напротив, мистерии повсеместно и с успехом ставились еще во второй половине XVI в., а фарсы не только выдержали конкуренцию с “ученой” гуманистической комедией, но и пережили ее, оплодотворив, в частности, уже в XVII в. комедию Мольера.

Итак, взятая в целом средневековая словесность продолжала жить в XIV - XV вв. разнообразной, полнокровной и напряженной жизнью. Ее традиционные жанры, формы, мотивы и поэтические приемы перешли и в XVI в. Однако можно лишь предполагать, как пошло бы их дальнейшее естественное развитие, потому что на рубеже XV - XVI вв. в культурной жизни Франции произошли важные сдвиги, повлиявшие и на литературу, где - прежде всего в творчестве поэтов Плеяды - осуществилась эпохальная смена самой системы топосов. [86-87]

ЛИТЕРАТУРА ЭПОХИ ВОЗРОЖДЕНИЯ

ВВЕДЕНИЕ

В XVI в. во Франции продолжал господствовать феодализм; соответственно общественная жизнь и культура в целом продолжали сохранять средневековый характер. Раннекапиталистические отношения, зародившиеся в тот период, имели спорадический и очаговый характер. Они не оказали сколько-нибудь заметного влияния ни на экономическое хозяйство как таковое, ни тем более на социальные структуры, религию, философию, искусство и литературу.

Вместе с тем в феодальном обществе происходили важные сдвиги и потрясения. Ф. Энгельс назвал эту эпоху “величайшим прогрессивным переворотом из всех пережитых до того времени человечеством”⁴.

Во Франции, прежде всего в результате целенаправленной деятельности нескольких поколений королей, была почти полностью преодолена феодальная раздробленность, и страна окончательно встала на путь консолидации под эгидой абсолютного монарха. Рыцарство же изменило свою внутреннюю природу и социальный статус, превратившись в дворянство на службе короля. Изменились также положение и идеология городской буржуазии, переходившей от заботы о местном самоуправлении и вольностях к осознанию своих общесословных интересов.

Важную роль сыграли, с одной стороны, религиозно- политическое движение Реформация, заметно изменившее общественное лицо западноевропейского мира, а с другой - культурное движение за возрождение античной древности, получившее название ренессансного гуманизма. Оба они оказали значительное влияние на литературу XVI века.

Гуманизм был общеевропейским явлением и возник как закономерный результат развития средневековой цивилизации. На протяжении всего зрелого средневековья последовательно набирала силу светская культура. Эта культура, конечно, не противоречила принципам религии я основывалась на христианских ценностях. Вместе с тем она не подчинялась непосредственно ни интересам церкви как института, ни запросам богословия, но была занята [87-88] вполне земными делами и заботами человека, что в области литературы уже в XII в. привело к появлению таких феноменов, как поэзия голиардов, куртуазная лирика, рыцарский роман и др. Достигнув зрелости и относительной самостоятельности, светская культура средневековья и явилась той почвой, на которой вырос ренессансный гуманизм, впервые возникший в XIV в. в Италии.

Во Францию, как и в другие западноевропейские страны, гуманистические идеи стали проникать уже на рубеже XIV - XV столетий. В XV в. пропагандистами гуманизма в той или иной мере были Филипп де Витри, Пьер Брезюир, Никола де Кламанж, братья Коль и Жан де Монтрей, а в особенности Гийом Фише и Ребер Гаген. В целом, однако, гуманистические идеи оказывали влияние на отдельных наиболее просвещенных представителей французского общества, но не на культурную атмосферу как таковую.

Положение изменилось на рубеже XV- XVI вв., когда, в связи с итальянскими походами французских королей, образованные слои общества получили возможность широкого знакомства с гуманистическими концепциями. Найдя благоприятную почву в светской культуре самой Франции, гуманизм стал ее важнейшей составной частью.

В первой трети XVI в., когда французские гуманисты пользовались покровительством самого короля, Франциска I, их признанным главой был Гийом Бюде (1468-1540), занимавший высокую должность королевского библиотекаря и подготовивший план создания первого во Франции светского университета (Коллеж де Франс), основанного Франциском I в 1530 г. В основу преподавания здесь были положены не богословские, а филологические дисциплины. Другим выдающимся гуманистом той поры был философ, эллинист и математик, предшественник реформ анионного движения во Франции Жак Лефевр д'Этапль (1455-1537). Из гуманистов второй половины столетия выделяются Этьен Пакье (1529-1615), юрист и историк, а также грамматик и типограф Анри Этьен (1531-1598).

Эпоха Возрождения (Ренессанса) называется так потому, что гуманисты вели борьбу за возрождение античного культурного наследия; само же выражение “гуманизм” имело не современный смысл (“человеколюбие”, “милосердие”, “уважение к достоинству личности”), а происходило от латинского слова humanitas, обозначавшего те черты человека, которые отличают его от [88-89] животных (разумность, духовная культура, образованность). В эпоху Возрождения гуманистами называли ученых, занимавшихся “гуманитарными штудиями” (stadia humanitatis), т. е. перенесших внимание с сугубо религиозных и схоластических проблем в область дисциплин, связанных по преимуществу с филологической и этической проблематикой (грамматика, риторика, поэтика, моральная философия, история), которая как раз и досталась гуманистам в наследство от античного мира.

Правда, с античностью западноевропейская цивилизация была связана исконно, во многом вышла из нее и никогда с ней не порывала, однако раннее и даже зрелое средневековье относилось к языческой греко-римской культуре избирательно, стремясь усвоить из нее лишь то, что не находилось в открытом противоречии с ценностями христианского общества. Гуманисты же, не порывая с христианской концепцией бытия, сосредоточили свое внимание не столько на вопросах правоверия, сколько на том позитивном содержании, которое несли в себе античные философия, этика, историография, риторико-поэтическое учение и т. п. Воспринимая греко-римскую древность как идеальный горизонт человеческой культуры, они поставили своей задачей не выборочно приспособить отдельные ее элементы к запросам современности, но возродить ее всю целиком, создать грандиозный синтез античной мудрости и христианской веры.

Весь тысячелетний период, отделявший их от греко-римского мира, гуманисты рассматривали как период промежуточный именно потому, что он, по их мнению, был не вполне или даже плохо просвещен античной мудростью. Гуманисты-то и назвали этот период “средним веком” (medium aevum), что было для них синонимом “темного”, “варварского” времени; культурных достижений этого времени, они, как правило, не замечали, вследствие чего и предали их почти полному забвению.

Понимая возрождение античности как возвращение на землю золотого века разума и просвещенности, гуманисты, во-первых, ставили своей целью сравняться с античными авторами в мудрости, красноречии и поэзии, а затем, возможно, и превзойти их; отсюда - идея “соревнования” с древними как важнейший мотив ренессансной мысли. Во-вторых, культ мудрости, познавательно-этического совершенства, носителем которых способен стать человек, перерастал у ренессансных мыслителей в культ самого человека со всеми его родовыми [89-90] возможностями. Согласно гуманистам, имени человека достоин далеко не всякий, рожденный на свет, но лишь тот, кто приобщен к знаниям и образованности. Они, таким образом, ценили и возвышали человека не в его естественной данности и “тварности”, а в его культурной ипостаси. Культура же возникает в результате преодоления природной “дикости” индивида, путем его обучения в процессе упорного труда. Отсюда - третий лейтмотив ренессансной мысли: противопоставление “природы” как чего-то первозданного и хаотичного “культуре” как продукту сознательной обработки этой исходной данности, а также идея “культивации”, постоянного “возделывания” человеком собственной души. Развив свои познавательные и этические способности до предела, индивид, по мнению гуманистов, способен с наибольшей полнотой реализовать свое божественное содержание, стать почти равным самому богу и тем приобрести свойства “достоинства” и “универсальности”, которые культура Возрождения рассматривала как идеальный предел человеческого бытия.

Гуманистическое учение о человеке отличалось заметной новизной по сравнению с традиционно-богословской концепцией и потому не только существенно обогатило средневековую цивилизацию, но и сыграло важную роль в деле перехода Западной Европы к цивилизации нового времени. Хотя деятели культуры эпохи Возрождения не стремились к разрыву с христианством как таковым, они тем не менее существенно ослабили власть теологии и схоластической философии; противостоя церковно-догматическим тенденциям, они сумели отвоевать относительно автономную интеллектуальную область, где укрепилась свободная, терпимая и - в пределе - рационально-критическая мысль, составлявшая основу ренессансной светской культуры и объективно расшатывавшая социальную структуру классического феодализма. Впитав в себя совокупную античную мудрость, ренессансный гуманизм поставил акцент на многогранности и богатстве человеческой природы, не укладывающейся в какую-либо предустановленную доктрину, способствовал десакрализации мышления и в этом отношении готовил почву для последующих революционных изменений в европейской культуре.

Вместе с тем деятели Возрождения образовывали хотя и интернациональный, но все же сравнительно ограниченный круг высокообразованных людей, интеллектуальный [90-91] цвет общества - “республику ученых”. Их концепциями не исчерпывается культурное содержание рассматриваемой эпохи.

С точки зрения прямого воздействия на общественную жизнь, на социальные институты, массовые движения, моральные нормы существенную роль сыграла Реформация, называющаяся так потому, что имела целью преобразование христианской религии, а результатом - возникновение протестантизма как новой разновидности христианства. Протестантизм зародился в Германии, где его основателем был Мартин Лютер (1483-1546). Во Франции выдающимся деятелем протестантизма стал Жан Кальвин (1509-1564).

Главную атаку реформаторы повели против самого института католической церкви, которая, узурпировав право интерпретации священного писания (так, папский престол не допускал перевода Библии с непонятной для масс латыни на народные языки), поставила в привилегированное положение определенные круги верующих (священники, монахи) и т. п. и тем самым возвела барьер между рядовыми христианами и богом. Стремясь разрушить этот барьер, протестантизм в собственно религиозном плане понизил роль церковной организации и ее служителей (пасторов); упростил культ, заменив помпезный католический обряд скромным богослужением; уменьшил число христианских таинств, отказался от идеи так называемых “добрых дел”, которые якобы подлежат “оплате” со стороны бога, подчеркнув, что “добрые дела” должны совершаться по внутреннему побуждению, а не из показного “послушания”; сделал Библию (в переводе на национальные языки) настольной книгой каждого верующего.

С историко-культурной точки зрения все это привело к тому, что, сделав отношение человека к богу интимным, повседневным и непосредственным, протестантизм тем самым акцентировал самоощущение этого человека в качестве неповторимой личности, в чем и заключается отличие учения реформаторов как от католицизма, так и от ренессансного гуманизма.

Католицизм мыслил каждого отдельного человека лишь в качестве звена в цепи сверхличной религиозной общности, так что бог оказывался связан с индивидом как с одной из многих, в принципе приравненных друг к другу перед его лицом единиц. Гуманизм, со своей стороны, также интересовался не степенью оригинальности личности, но, как мы видели, степенью ее “культивированности”, [91-92] приобщенности к сверхличному идеалу духовной “универсальности”. Для протестантизма же, который не делил людей на культурную элиту и непросвещенную “чернь”, на “умных” и “глупых” и т. п., все люди были равны в своей уникальности, во всей неповторимости своей жизненной ситуации и внутреннего мира.

Протестантизм находился в сложных отношениях с другими духовными движениями XVI века. Так, с одной стороны, на ранних этапах своего становления он был созвучен гуманизму в той мере, в какой гуманисты и реформаторы одинаково были недовольны авторитарными притязаниями католической церкви. Первые французские протестанты часто были гуманистически образованными людьми, а гуманисты, со своей стороны, сочувственно относились к реформаторам. Однако это был временный и непрочный союз, поскольку в целом протестантизму претила сама гуманистическая попытка создать духовный синтез античного язычества и христианства: реформаторы в принципе отрицали возможность какой-либо глубокой связи между религиозными и нерелигиозными формами сознания. Кроме того, протестанты, отстаивая свою веру в жестокой, неравной и зачастую вооруженной борьбе с папской церковью, придали реформационному движению доктринерский дух, который перерастал, как правило, в экзальтированный фанатизм и нетерпимость к инакомыслящим, что также было чуждо “либеральному” гуманизму.

В целом и гуманизм, и протестантизм каждый по- своему резко возмутили относительную устойчивость духовной атмосферы позднего средневековья, создали в разных слоях общества сильное умственное напряжение, оказавшееся чреватым неведомыми ранее возможностями для развития культуры.

Во Франции в течение первых 30-40 лет XVI в. культурный процесс протекал в основном в обстановке оптимистических умонастроений. Ничто, казалось, не предвещало грядущих грозных конфликтов, принявших во второй половине столетия форму затяжных и безжалостных религиозных войн, поставивших страну на грань раскола. Напротив, внутри- и внешнеполитические успехи, открытие завораживающего мира античной культуры, знакомство с ренессансными шедеврами Италии, свежий ветер Реформации, восшествие на престол молодого Франциска I, заслужившего, благодаря покровительству гуманистам, славу “восстановителя наук и отца изящных искусств” [92-93] и собиравшегося одно время официально ввести в стране протестантизм, - все это вселяло радужные надежды и создавало благоприятную атмосферу для развития словесности, хотя литература XVI в. отнюдь не сразу и не полностью перестроилась на началах гуманизма или, тем более, Реформации.

Что касается Реформации, то она затронула по преимуществу одну только идейную сторону литературы, попытавшись поставить ее на службу своим пропагандистским целям. Что же до гуманизма, то его воздействие оказалось гораздо более радикальным, приведя к возникновению новой, жизнеспособной эстетики, которая не только существенно изменила облик литературы XVI в., но и расцвела позднее такими эпохальными явлениями, как классицизм и барокко. Однако в первой половине столетия влияние гуманизма на словесность было еще очаговым и нерегулярным, а сам гуманизм нередко становился объектом критической рефлексии (как, например, в романе Рабле). В определяющий фактор историко-литературного процесса ренессансная концепция превратилась лишь в 50-е годы, что было связано с творчеством поэтов Плеяды и их последователей.