Xtv века, изображение которой он обнаружил на напрестольной пелене (Maria

Zur Wiese in Soest ). Она украшена вульвой и двойным крестом. В этом случае

свастика, по-видимому, символизирует грозовое небо, а фасетка - плодородную

землю. Смигорский обнаружил индийский вариант свастики в виде молнии с

четырьмя ветвями, причем возле конца каждой ветви помещались три точки [28].

Лихтенберг нашел свастики с черепами вместо трех точек. Таким образом,

свастика изначально была сексуальным символом. Со временем она принимала

различные значения, в том числе и значение мельничного колеса, которое

символизировало труд. С эмоциональной точки зрения труд и сексуальность были

первоначально тождественны. Это позволяет нам понять надпись на свастике,

обнаруженной Билмансом и Пенгеротсом на митре святого Фомы Бекетского,

которая восходит к индо-германским временам: "Приветствую тебя, о Мать

людей. Расцветай в объятиях Бога. Изобилуй плодами на благо людей".

Здесь плодородие олицетворяется половым актом Матери-Земли и Бога-Отца.

Как утверждает Зеленин, древнеиндийские лексикографы называли самца и самку

свастиками. Другими словами, крючкообразный крест символизирует половой

инстинкт.

Если мы теперь обратимся к свастикам, изображенным на предыдущей

странице, то увидим схематическое, но легко узнаваемое изображение двух

соединенных человеческих фигур. Свастика, расположенная слева, изображает

половой акт в положении лежа, а свастика, расположенная справа - половой акт

в положении стоя. Отсюда видно, что свастика символизирует основную функцию

жизненного процесса.

Воздействие свастики на бессознательную эмоциональность личности не

объясняет успех массовой пропаганды фашизма, но, безусловно, способствует

ему. Произвольное тестирование мужчин и женщин, различающихся по возрасту и

социальному положению, показывает, что, посмотрев некоторое время на

свастику, большинство людей раньше или позже приходят к интуитивному

пониманию ее значения. Поэтому можно предположить, что свастика,

изображающая две соединенные фигуры, оказывает мощное воздействие на

глубинные слои психики, причем сила ее воздействия определяется степенью

неудовлетворенности и интенсивностью полового влечения личности. Восприятие

свастики существенно облегчается, когда ее представляют как эмблему

честности и верности. Таким образом, учитываются защитные стремления

моралистического эго. Однако не следует полагать, что, раскрывая сексуальное

значение свастики, мы стремимся преуменьшить степень его воздействия.

Во-первых, мы, безусловно, не собираемся уменьшать ценность полового акта, а

во-вторых, в своей деятельности мы можем столкнуться с сильным

противодействием со стороны моралистического лицемерия.

Сексуально-энергетическая психология имеет в виду нечто иное.

^TГлава V - СЕКСУАЛЬНО-ЭНЕРГЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ АВТОРИТАРНОЙ СЕМЬИ^U

Поскольку авторитарное общество воспроизводит себя в индивидуальных

структурах масс с помощью авторитарной семьи, отсюда следует, что

политическая реакция должна рассматривать и защищать авторитарную семью как

основу существования "государства, культуры и цивилизации". В своей

пропаганде реакционные политики могут рассчитывать на глубинные

иррациональные факторы психологии масс. При этом они опасаются открыто

заявлять о своих истинных намерениях, так как трудно предположить, что у

большинства немцев нашел бы отклик, скажем, лозунг, призывающий к

"завоеванию всего мира". Поскольку политическая пропаганда ставит своей

целью психологическое воздействие на массы, сфера ее деятельности охватывает

психологические структуры личности, а не экономические процессы. Это

соображение предписывает необходимость применения определенного подхода, и

поэтому неприменение такого подхода может привести к ошибкам в области

массовой психологии. Следовательно, революционная сексуальная политика не

может обходиться одной лишь констатацией существования объективной основы

авторитарной семьи. Для оказания определенного воздействия на психологию

масс она должна апеллировать к страстному желанию человека обрести счастье в

жизни и любви.

С точки зрения общественного развития семью следует рассматривать не

как основу авторитарного государства, а лишь в качестве одного из важнейших

институтов, на которые опирается государство. И тем не менее мы будем

рассматривать семью как клетку зародыша политической реакции, важнейший

центр производства реакционеров (мужчин и женщин). Благодаря возникновению и

развитию на основе определенных общественных процессов семья превращается в

важнейший институт для сохранения авторитарной системы, которая формирует

ее. В этом отношении до сих пор сохраняют силу результаты исследований

Моргана и Энгельса. Однако нас не интересуют исторические аспекты

возникновения и развития семьи. В настоящее время нам представляется важной

проблема создания методов эффективной борьбы сексуальной энергетики с

реакционной политикой в области сексуальности и культуры, в которой

авторитарная семья играет решающую роль. Подробный анализ основы

авторитарной семьи и результатов ее воздействия имеет огромное значение еще

и потому, что даже в революционных кругах отсутствует ясность по этому

вопросу.

Для создания эффективной системы сексуально-энергетической гигиены на

массовой основе необходимо подробно рассмотреть одно из противоречий,

заключенных в существовании авторитарной семьи.

Наряду с экономической зависимостью жены и детей от мужа и отца

институт авторитарной семьи нуждается в дополнительных факторах для своего

существования. Угнетенные сословия в состоянии выносить эту зависимость

только при условии максимального блокирования пробуждения у женщин и детей

сознания своей сексуальной природы. Жена должна играть роль не только

роженицы, но и сексуального существа. В принципе, идеализация и

обожествление материнства, которые находятся в вопиющем противоречии с тем

жестоким обращением, которому подвергаются матери в среде трудящихся,

позволяют блокировать у женщин проявление сексуального сознания, подавляя

сексуальные инстинкты и поддерживая существование сексуальной тревоги и

чувства сексуальной вины. Признание прав сексуально пробужденных женщин

неизбежно приведет к полному крушению авторитарной идеологии. Консервативные

реформаторы в области сексуальности неизменно допускают ошибку, выдвигая

лозунг, гласящий: "Каждая женщина имеет право распоряжаться своим телом".

Вместо этого им следовало бы выступить в защиту прав женщины как

сексуального существа по крайней мере с такой же энергией, с какой они

защищают ее материнские права. Более того, в своей сексуальной политике

консервативные реформаторы исходят из задач деторождения, тогда как им

следовало бы вести борьбу с реакционными убеждениями, отождествляющими

сексуальность и деторождение. По этой причине реформаторы оказались не в

состоянии вести эффективную борьбу с мистицизмом.

Идеология, превозносящая "достоинства больших семей", необходима для

сохранения авторитарной семьи и обеспечения реализации устремлений

воинственного империализма. Ее основная задача заключается в том, чтобы в

отличие от функции деторождения скрыть сексуальную функцию женщины.

Отчетливое различие между "матерью" и "проституткой", которое можно найти,

например, в работах философа Вейнингера, соответствует различию, проводимому

реакционером между вожделением и деторождением. С этой точки зрения занятие

сексом ради удовольствия принижает достоинство женщины и матери. Проститутка

- это женщина, которая одобряет удовольствие и живет ради него. Основной

особенностью реакционной сексуальной политики является представление о том,

что сексуальность моральна только тогда, когда служит задачам деторождения.

Все, что не соответствует задачам деторождения, аморально. Это представление

остается реакционным и в том случае, когда его отстаивают такие коммунисты,

как Залкинд и Столяров.

Агрессивные империалисты категорически требуют, чтобы роль женщины

ограничивалась только ролью машины для деторождения. Это означает, что

сексуальное наслаждение не должно препятствовать производству потомства. Тем

не менее женщина, сознающая свою сексуальность, никогда не будет обращать

внимание на реакционные лозунги, ставящие своей целью ее порабощение. Это

противоречие между сексуальным наслаждением и деторождением применимо только

к авторитарному обществу. На рабочую демократию оно не распространяется.

Вопрос заключается в социальных условиях, в каких женщина должна рождать

детей: гарантируют или не гарантируют социальные условия надежную защиту

прав матери и ребенка. Другими словами, если женщины должны рождать и

растить детей без социальной защиты и если они лишены права решать, сколько

иметь детей, и должны мириться с таким положением, тогда, в

противоположность сексуальной функции женщины, необходимо идеализировать

материнство.

Понять, почему во время выборов гитлеровская партия, подобно

центристским партиям, в основном возлагала надежды на голоса женщин, можно

только с учетом ее иррационализма. В данном случае действует иррациональный

механизм противопоставления двух функций женщины - рождение детей и

сексуальная жизнь. Эти соображения позволяют нам лучше понять взгляды

фашистов, типичный образчик которых можно найти, например, в статье,

опубликованной 14 октября 1931 года в "Фелькишер Беобахтер".

"Сохранение уже существующих больших семей определяется социальным

чувством; сохранение формы большой семьи определяется биологической

концепцией и национальным характером. Большую семью необходимо сохранять не

потому, что она голодает; большую семью необходимо сохранять потому, что она

является важной и необходимой частью немецкого народа. Большая семья важна и

необходима не только потому, что только она может обеспечить сохранение

населения в будущем, но еще и потому, что национальная мораль и национальная

культура находят в ней самую сильную поддержку. Сохранение существующих

больших семей и сохранение формы большой семьи суть две нераздельные

проблемы... Сохранение формы большой семьи диктуется национальной,

культурной и политической необходимостью.. С этой точки зрения необходимо

категорически возражать против отмены параграфа 218. Прекращение

беременности противоречит смыслу существования семьи, чья задача заключается

в воспитании будущего поколения. Кроме того, прекращение беременности

приведет к окончательному уничтожению большой семьи".

Таким образом, семейная политика реакционеров позволяет лучше понять

проблему прекращения беременности, чем ранее выдвинутые на первый план

факторы - промышленная резервная армия и пушечное мясо для

империалистических войн. Довод в пользу промышленной резервной армии почти

полностью утратил силу в годы экономического кризиса, когда в Германии

насчитывалось несколько миллионов безработных. В 1932 году во всем мире

насчитывалось около 40 миллионов безработных. Когда политические реакционеры

непрерывно твердят нам о необходимости сохранения закона, запрещающего

искусственное прерывание беременности, в интересах семьи и "морального

порядка" и когда социолог Гротьян, который сам был социал-демократом,

выдвигает в этой связи такие же доводы, как и национал-социалисты, тогда мы

должны согласиться с ними в том, что "авторитарная семья" и "моралистическая

этика" являются существенно важными реакционными силами. Мы не должны

отметать их как нечто несущественное, ибо здесь затрагиваются такие важные

моменты, как прикрепление женщин к авторитарной семье путем подавления их

сексуальных потребностей; реакционное влияние таких женщин на своих мужей;

защита результатов воздействия реакционной сексуальной пропаганды на

миллионы угнетенных женщин, которые терпеливо переносят свое угнетение. С

революционной точки зрения необходимо внимательно следить за действиями

политических реакционеров, повсюду разоблачая их попытки защитить свою

систему. Таким образом, интерес к авторитарной семье как институту, который

ставит своей целью "сохранение государства", занимает центральное место

среди всех вопросов реакционной сексуальной политики. Он соответствует

аналогичным интересам всех представителей среднего сословия, владеющих

небольшими предприятиями, для которых семья является - или по крайней мере

являлась - хозяйственной единицей. Именно с этой точки зрения фашистские

идеологи рассматривают государство, общество, экономику и политику. Более

того, подход, определяемый старым, мелкобуржуазным характером производства,

побуждает реакционных сексологов называть государство "органическим целым".

Для современного рабочего больше не существует прямой зависимости между

семьей и социальным образом жизни. Семья не имеет экономической

укорененности. Поэтому современный рабочий может рассматривать государство

как некий общественный институт принуждения. Для его сексологии и

сексуальной энергетики неприемлем "биологический" подход, согласно которому

государство рассматривается как "органическое целое". В тех случаях, когда

рабочий попадает под влияние таких реакционных убеждений, это объясняется

воспитанием, которое он получил в авторитарной семье. Мелкие фермеры и

мелкие буржуа смогли бы лучше осознать свою социальную ответственность, если

бы их семейная ситуация не была органически связана с их экономической

ситуацией.

В период мирового экономического кризиса выяснилось, что в результате

разорения мелких предприятий произошло ослабление связи между семьей и

экономикой. Тем не менее основные особенности вышеупомянутой традиции мелкой

буржуазии, а именно узы авторитарной семьи, по-прежнему сохраняли свое

влияние. Поэтому мелкая буржуазия оказалась более восприимчивой к

воздействию фашистской идеологии "большой семьи", чем к революционной

идеологии регулирования рождаемости. Объясняется это еще и тем, что в

революционном движении этот вопрос не получил приоритетного значения и

остался без надлежащего разъяснения.

Сколь бы ясной ни представлялась необходимость регулирования

рождаемости, мы допустим ошибку, оставив без анализа эту проблему в ее

взаимосвязях с противоречащими ей факторами. Наш анализ неизбежно будет

неверным, если не будут учтены противоречия, существующие в жизни сексуально

заторможенной личности. Прежде всего необходимо отметить решающее значение

противоречия между сексуально-моралистическим мышлением и чувством, с одной

стороны, и конкретным образом сексуальной жизни, с другой.

Поясним это на следующем примере. В западной Германии существовало

множество преимущественно "социалистически" настроенных групп, выступавших в

защиту регулирования рождаемости. В 1931 году во время кампании Вольфа Кинле

был поставлен на голосование закон об абортах. При этом оказалось, что

женщины, отдавшие свои голоса за центристские партии и НСДАП, высказались за

отмену этого закона, тогда как их партии энергично возражали против отмены.

Эти женщины проголосовали за сексуально-энергетическое регулирование

рождаемости, стремясь добиться права на сексуальное наслаждение. В то же

время они проголосовали за НСДАП и партии центра, но не потому, что не знали

о реакционных намерениях этих партий, а потому, что их сознание все еще было

пропитано реакционной идеологией "чистого материнства", для которой

характерно противооставление между материнством и сексуальностью. Кроме

того, в большинстве своем они находились под влиянием авторитарной

идеологии. Ничего не зная о социологическом значении авторитарной семьи в

условиях диктатуры, эти женщины испытывали на себе воздействие сексуальной

политики политических реакционеров. Они одобряли регулирование рождаемости и

в то же время опасались ответственности перед революционным обществом.

Сексуальная реакция не церемонилась в выборе средств для использования

сексуальной тревоги в своих целях. В связи с отсутствием соответствующей

сексуально-энергетической контрпропаганды со стороны революционеров

нижеприведенный образчик пропаганды неизменно производил определенное

впечатление на жен обычных рабочих и мелких буржуа, которые придерживались

христианских или националистических убеждений.

В 1918 году Союз борьбы с большевизмом отпечатал плакаты следующего

содержания: