Герцоги

Соединение нескольких графств образовало область, правитель которой назывался герцогом (dux): обязанности его состояли главным образом в заведывании войском. Таким образом герцог в королевстве франков был военный сановник, назначенный королем и не имевший самостоятельной власти. Но кажется, что в некоторых областях происходили собрания свободных франков, имевшие некоторую законодательную власть. Со времени Хлодвига король каждый год собирал всех свободных франков. Эти собрания народа, как войска, готового к походу; они происходили в марте; такое собрание называлось по латыни «мартовским полем» (campus Martius). Область, которою заведывал герцог, обыкновенно совпадала своими границами с этнографическим или топографическим отделом государства. Сан герцога сделался со временем наследственным, и короли признали право герцогского рода сохранять за собою эту должность; но с тем вместе народ имел некоторое влияние на переход её от одного лица к другому. Герцог был представителем всех прав короля в своей области. В Бургундии и Провансе должность герцога была соединена с прежним саном патриция. Герцог был главнокомандующий войска своей области; графы и центенарии были подчинены ему, он был подчинен только королю. Но впоследствии, когда майордом стал правителем государства, герцоги должны были повиноваться ему. В случаях важной надобности король отправлял уполномоченных («послов», missi) привести в норядок дела той или другой области. Когда королевская власть ослабела и вельможи приобрели преобладающую силу в государстве, мартовский стан, бывший первоначально смотром войска, получил характер политического народного собрания и стал решать законодательные дела.

Испорченность нравов

Время Меровингов было переходною эпохой, периодом слияния германцев и римского населения в одно национальное целое. Все переходные эпохи представляют много отвратительных явлений; при перерождении народов резко проявляются гнилые умирающие элементы. Мы уже говорили, что история франкского государства Григория Турского показывает нам владычество пороков и преступлений, под массою которых едва заметны зародыши лучшей жизни. Этот духовный сановник, с полной наивностью, без всяких умолчаний, рассказывает о том, как тогда люди всех сословий и в германской, и в романской части населения следовали только внушениям грубой чувственности, ревности, пошлой алчности, властолюбия и мстительности, нарушали все правила обычной нравственности, все божеские и человеческие законы, совершали всяческие злодейства; простодушно передавая эти гнусные и ужасные дела, Григорий не проявляет особенного негодования на злодеев; это равнодушие его служит ясньм свидетельством всеобщей испорченности. Слияние грубых германцев, волнуемых необузданными страстями, с изнеженным романским населением доджно было в начале давать дурные результаты.

Лёбель говорит об этом времени: «При занятии Галлии германцами они были люди грубые, пылкие, необузданные; романское население было цивилизовано и, по привычке жить под деспотическим управлением, боязливо коварно. Богатые и знатные туземцы Галлии при наступлении всеобщего бедствия вели блестящую, рпоскошную жизнь; в их наслаждениях еще не совершенно исчезло изящество древней цивилизации, но они были изнежены, вялы. Оба народа быстро учились друг у друга, но не столько хорошему, сколько дурному;потому что стали еще хуже прежнего. Туземцы выиграли от этого сближения все-таки больше, нежели германцы. Они стали буйны, но мужествены; избавились от своего прежнего вялого бессилия и рабского образа мыслей. А из германцев приобрели некоторую ооразованность сначала тольво немногие отдельные люди, масса оставалась почти так же груба, как прежде; но вообще, как мы видим, германцы сделались коварней, безжалостней, порочнее прежнего. Туземцу надобно было приобрести самостоятельность, чтобы сделаться способным к новой жизни, и германец возбудил его к самостоятельности, потому что иго, наложенное германцами на туземцев, было только материальное, а не умственное. В романском населении стало проявляться больше энергии. Материальная выгода была на стороне германцев, но они утратили свой национальный быт и стали переживать переходную эпоху, которая была гораздо хуже их старины. Здоровая натура германцев выдержала этот кризис; хорошие качества их были толькео затемнены, а не уничтожены им, я брожение переходного времени помогло развитию элементов, создавших новую цивилизацию; но германцы утратили существеннейшие черты своей национальности, и в конце процесса брожения мы видим их совершенно романизированными. Они хотя отчасти сохранили свой народный характер только в тех областях, где поселились большими массами. Но и там, где романский элемент получил совершенное преобладание, он изменился: в цветущую эпоху средних веков романский народ является уже не таким, каким был в первые столетия по завоевании; он изменился отчасти потому, что к прежней крови в его жилах примешалась германская, отчасти потому, что он заимствовал у германцев отвагу и любовь к независимости».