
1) Недостатки той, прошлой интеллигенции, важные для русской истории, но сегодня угасшие, слабо продолженные или диаметрально обернутые:
кружковая искусственная выделенность из общенациональной жизни (сегодня – значительная сращенность);
принципиальная напряженность, противопоставленность государству (сейчас – только в тайных чувствах и в узком кругу отделение своих интересов от государственных, радость от всякой государственной неудачи, пассивное сочувствие всякому сопротивлению);
моральная трусость отдельных лиц перед мнением ”общественности”, недерзновенность индивидуальной мысли (ныне - далеко оттеснена панической трусостью перед волей государства);
любовь к уравнительной справедливости, к общественному добру, к народному материальному благу парализовала в интеллигенции любовь и интерес к истине; “соблазн Великого Инквизитора”: да сгинет истина, если от этого станут счастливее (Теперь таких широких забот вовсе нет. Теперь да сгинет истина, если этой ценой сохранюсь я и моя семья);
гипноз общей интеллигентской веры, идейная нетерпимость ко всякой другой, ненависть как страстный этический импульс (ушла вся эта страстная наполненность);
фанатизм, глухой к голосу жизни (ныне – прислушивание и подлаживание к практической обстановке);
мечтательное прекраснодушие, недостаточное чувство действительности теперь – трезвое понимание ее);
нигилизм относительно труда (изжит);
негодность к практической работе (годность)
2) Достоинства предреволюционной интеллигенции:
всеобщий поиск целостного миросозерцания, жажда веры, стремление подчинить свою жизнь этой вере (сегодня усталый цинизм);
социальное покаяние, чувство виновности перед народом (ныне народ виновен перед интеллигенцией);
нравственные оценки: думать о себе – эгоизм; пуританизм; аскетизм; бескорыстие;
фанатическая готовность к самопожертвованию (это – не мы);
3) Тогдашние недостатки, по сегодняшней нашей переплюсовке чуть ли не достоинства:
всеобщее равенство как цель, для чего готовность принизить высшие потребности одиночек;
психология героического экстаза, укрепленная государственными преследованиями;
самочувствие мученичества и исповедничества; почти стремление к смерти (теперь - к сохранности);
героический интеллигент не довольствуется ролью скромного работника, его мечта – быть спасителем человечества или по крайней мере – русского народа;
экзальтированность, иррациональная приподнятость настроения, опьянение борьбой;
4) Недостатки, унаследованные сегодня;
нет сочувственного интереса к отечественной истории, чувства кровной связи с ней;
недостаток чувства исторической действительности, поэтому интеллигенция живет в ожидании чуда;
все зло – от внешнего неустройства, и потому требуются только внешние реформы;
преувеличенное чувство своих прав;
претензия, поза, ханжество, постоянная принципиальность прямолинейных отвлеченных суждений;
надменное противопоставление себя - “обывателям”;
духовное высокомерие;
религия самообожествления, интеллигенция видит в себе провидение для своей страны.
И хотя эти сравнения Солженицын проводил в 70-х годах, многие из них актуальны и теперь, в конце 90-х. Он отмечает, что “только слово общее “интеллигенция” осталось по привычке…” Не низка же была русская интеллигенция, если “Вехи” применили к ней критику, столь высокую по требованиям. “Так еще много бы оставалось в сегодняшней интеллигенции от прежней, если бы сама интеллигенция еще оставалась бы…”
Так никогда не получив четкого определения интеллигенции, мы как будто перестали нуждаться в нем. Солженицын пишет, что под этим словом определяется теперь в нашей стране весь образованный слой, кто получил образование выше семи классов школы. По словарю Даля, образовать в отличие от просвещать, означает: придать лишь наружный лоск. Хотя и этот лоск у нас довольно низкого качества, в духе русского языка будет: сей образованный слой, все, что самозвано или опрометчиво называет себя “интеллигенцией”, называть “образованщиной”.
Трудно с этим поспорить, ведь в советский период истории нашего государства, интеллигенция определялась как общественная прослойка, состоящая из людей умственного труда. К ней относили инженеров, техников и других представителей технического персонала, врачей, адвокатов, артистов, учителей и работников науки, большую часть служащих.
Поспешен и вывод, что нет интеллигенции. Каждый из нас лично знает хотя бы несколько людей, твердо поднявшихся и над этой ложью и над этой хлопотливой суетой образованщины. И Солженицын вполне согласен с теми, кто хочет видеть, верить, что уже видит некое интеллигентное ядро – нашу надежду на духовное обновление. Только по другим бы признакам он узнавал это ядро: не по достигнутым научным званиям, не по числу выпущенных книг, не по высоте ”привыкших и любящих думать, а не пахать землю”, не по научности методологии легко создающей отраслевые подкультуры, не по отчужденности от государства и от народа, не по принужденности к духовной диаспоре (”всюду не совсем свои”). Но – по чистоте устремлений, по душевной самоотверженности – во имя правды и, прежде всего – для этой страны, где живешь. Ядро, воспитанное не столько в библиотеках, сколько в душевных испытаниях. Не то ядро, которое желает считаться ядром, не поступясь удобствами жизни центровой образованщины. И образованщина закончила свое развитие в теплом болоте и уже не может стать воздухоплавательной. Но это и в прежние времена интеллигенции было неверно: зачислять в интеллигенцию целыми семьями, родами, кружками, слоями. В частности могли быть и сплошь интеллигентная семья, и род, и кружок, и слой, а все же по смыслу слова интеллигентом становится человек становиться индивидуально. Если это и был слой, то – психический, а не социальный, и значит вход и выход всегда оставались в пределах индивидуального поведения, а не рода работы и социального положения. Интеллигентный слой, и народ, и масса, и образованщина – состоят из людей, а для людей никак не может быть закрыто будущее: люди определяют свое будущее сами, и на любой точке искривленного и ниспадшего пути не бывает поздно повернуть к доброму и лучшему.
В сочинениях Померанца ”Нынешняя масса – это аморфное состояние между двумя кристаллическими структурами…Она может оструктуриться, если появится стержень, веточка, пусть хрупкая, вокруг которой начнут нарастать кристаллы”. Однако упорно шедший к идеалам Померанц отводит эту роль стержня-веточки – только интеллигенции, которую он выделяет и отграничивает по умственному развитию, лишь желает ей – иметь и нравственные качества.
”Да не в том ли заложена наша старая потеря, погубившая всех нас, что интеллигенция отвергла религиозную нравственность, избрав себе атеистический гуманизм…”, - пишет Солженицын. ”Потери в образовании – не главная потеря в жизни. Потери в душе, порча души, на которую мы беззаботно соглашаемся с юных лет, - неисправимее”. Бердяев ищет ”церковную интеллигенцию, которая соединила бы подлинное христианство с просвещением и ясным пониманием культурных и исторических задач страны”. Булгаков определяет интеллигенцию как образованный класс с русскою душой, просвещенным разумом, твердой волею.
Я считаю, что понятие “интеллигенции” формировалось под влиянием событий истории России при эволюции самого общества, его социальной и идеологической оболочки, моральной и духовной структуры. Менялась политика, режимы, отношение к религии, мнения и убеждения. Менялись и взгляды на оценку феномена “интеллигенции”. Выше мною изложены мнения многих исследователей данной проблемы. Есть в их содержании схожие позиции, но существуют и разногласия. Мне очень трудно отдавать предпочтение какой-либо из концепций.
В силу социальных и экономических причин в настоящее время наблюдается снижение планки нравственных устоев нашего общества. С другой же стороны формируется новое поколение, более демократичное и свободное в своих суждениях. Поэтому проблема определения понятия “интеллигенции” сегодня особенно актуальна.
Я не отношу в ряд обязательных признаков современной “интеллигенции” противопоставленность обществу, аскетизм, отщепенчество. Эти черты характерны для интеллигенции конца XVIII – начала XIX века. На мой взгляд, сложно вообще говорить сегодня об “интеллигенции” как о некотором общественном слое, правильнее будет отнести к этому понятию лишь отдельных людей. При этом совсем необязательно, чтобы такой человек был нововведенцем, “генератором” великих идей, имел какое-либо специальное образования или социальное, должностное положение. По моему мнению, особенностью таких “интеллигентных людей” является духовная чистота и способность самостоятельно, свободно мыслить, независимо от мнения общества.
Очень хочется верить, что когда-нибудь наступит возрождение явления “великой российской интеллигенции”. Человечество немыслимо без нравственных исканий и сомнений, без духовной жизни и борьбы. Носителем этого предназначения станет интеллигенция нового поколения.