9 Июня 1762 г. Парламент осудил «Эмиля» на сожжение рукой палача и постановил арестовать Руссо, так как книга Руссо все сводила к естественной религии и содержала нечестие и непристойные подробности.

Парламент осудил его, но допустил его бегство. Он осудил его за то, что он громил иезуитов и ханжей. Руссо бежал в Швейцарию, а не в Женеву, так как ненавидел Вольтера. Шутник и насмешник Вольтер не мог оценить скорбного гения Руссо, серьезного и задумчивого. Изящный, ясный, классический, он смотрит на этого женевца как на варвара. На его взгляд «Элоиза» была уродливая рапсодия; «Эмиль» – глупый и пошлый роман; «Общественный договор» – собрание грубых оскорблений против королей. Вольтер завидовал этому часовщику, который отбивает у него сердца; он пробует развенчать его во мнении публики и, чтобы превзойти его в смелости, пишет «Клятву пятидесяти».

Эмоциональность произведений Руссо делала людей фанатиками, язвительность Вольтера рождала скептицизм.

Д”Аламбер о Руссо: «Жан Жак – безумец, который очень ловок, но только тогда, когда он в лихорадке; поэтому самое лучшее не лечить его и не оскорблять».

Руссо и Дидро

Дидро был моложе, но иногда он чисто по-отечески заботился о Руссо. Он горячо нападал на Жан Жака за то, что он не воспользовался случаем получить от двора пенсию. Потом он журил философа и посмеивался над ним по поводу его превращения в отшельника. С еще большей серьезностью он упрекал его за то, что он остается в деревне зимой, что вредило здоровью престарелой матери Терезы. В этих письмах Дидро много дружеской теплоты, но Руссо с обидой воспринимал вмешательство в его дела: «Я питал к Дидро нежную привязанность, я искренне уважал его и с полной уверенностью рассчитывал на такие же чувства с его стороны. Но я был выведен из терпения неутомимым упорством, с которым он всегда противодействовал моим вкусам, моим наклонностям, моей манере жить и всему, что интересовало одного меня; я был возмущен тем, что человек, который моложе меня, во что бы то ни стало хочет руководить мною как ребенком; мне была противна легкость, с которой он давал обещания и небрежность, с которой он их исполнял; мне надоело, что он столько раз назначал свидания со мной и не являлся на них; сердце мое было наполнено горечью этих обид».

Были обиды и со стороны Дидро. Руссо безжалостно удерживал его за работой с субботы до понедельника, едва давая ему время поесть и напиться. Когда просмотр рукописи был закончен, Дидро заговорил с ним о плане, и попросил Руссо помочь ему в некоторых подробностях, которые он до сих пор не мог обделать по своему вкусу. «Это слишком трудно, – холодно отвечал наш отшельник, – уже поздно, а я не привык сидеть по ночам. Прощайте: я встаю в шесть часов утра, и мне пора спать».

Дидро потом говорил: «Меня огорчила неделикатность этого человека; он заставил меня работать как невольника, но я никогда бы этого не сказал, если бы он не отказался так резко от участия в моем деле только на четверть часа».

Дидро

Его поклонники утверждали, что у него была такая же идеальная голова как у Аристотеля или Платона. У него был широкий, открытый и красиво округлённый лоб; изгиб его бровей был очень изящен; его нос был красив мужской красотой, обычное выражение его глаз было доброе и симпатичное; когда он разгорячался в разговоре, они сверкали как огонь; очертания рта свидетельствовали о привлекательном сочетании изящества, грации и ума. Его телодвижения были небрежны, но в его манере держать голову, - в особенности, когда он говорил, жестикулируя, - было много достоинства, энергии и благородства. Казалось, как будто восторженность была единственной принадлежностью его голоса, его ума и всей его наружности. Он делался настоящим Дидро только тогда, когда его мысли переносили его за пределы его внутреннего мира. В его идеях было более силы, чем в нём самом; они увлекали его за собою так, что он не был в состоянии ни удержать их, ни управлять ими.

Дидро родился в 1713г. в небольшом городе Лангр. Отец его был зажиточным ремесленником-ножовщиком. В1732г. Дидро получил в Парижском университете учёную степень магистра искусств. Отец лишил сына материальной поддержки. Целое десятилетие 1733-1743 гг. Дидро влачил полуголодное существование. «Отец довёл жестокость до того, что распорядился запереть меня у монахов». Чтобы предотвратить бегство Дидро, монахи-тюремщики остригли ему полголовы. Дени всё же вырвался из их рук и вынужден был принять меры, чтобы не попасть к ним вновь.

У Дидро был пылкий, порывистый, не в меру живой темперамент, который не раз вовлекал его в порочные поступки. В то время на литераторов смотрели как на прощелыг и отверженцев, Дидро зарабатывал уроками. Нищета не угнетала его. Он смотрел на жизнь вскользь и снисходительно. Неистощимая жизненная сила и искренность уберегли его от нравственного падения. Он обращал внимание не на то, люди говорили и даже не на то, что они делали, а лишь на то, каковы они в сущности.

В течение всей своей жизни Дидро был озарён тем божественным даром сострадания к ближним, который едва ли кто-либо согласился поменять на ум Аристотеля. Никто другой так не спешил оказать помощь ближнему, и никто другой не был так беспечен относительно своего собственного комфорта.

Будучи одним из самых просвещённых людей своего века, он был одним из самых любезных. Он превозносил достоинства других. Вся душа его отражалась в его глазах, и на его устах; никогда ещё физиономия не изображала с такой верностью сердечную доброту. Такой характер подавал повод. Чтобы им злоупотребляли.

Он мало читал, но много размышлял, а это самый лучший способ развития. Особенно сильное впечатление произвели на него идеи Бэкона. Он не знал такого горя, которого нельзя разогнать в полчаса чтением. Но он никогда не ставил литературу выше жизни. Его внимание сосредотачивали на себе характеры людей, их страсти, их взаимоотношения. В этом он ближе к Руссо. Ему была свойственна пылкость и восторженность и вместе с тем внимательная наблюдательность.

В свои голодные годы он влюбился в соседку-швею. И своими речами вскружил голову ей, а потом завоевал уважение её матери. Требовалось согласие отца. Отец был разгневан. Но брак всё-таки состоялся. Жена бала заботлива, но невежественна. Брак распался.

Дидро был из тех людей, у кого дарования были блестящие, но он не умел благоразумно применить их к делу. Этим объясняется, что от него осталось много прекрасных страниц. Но ни одного замечательного сочинения.

Он много помогал другим писателям. В течение двадцати лет он занимался энциклопедией. «Мне пришлось, - пишет Дидро, - заглушить свои влечения, делая то, что полезно для вас, вместо того, чтобы делать то, что было приятно для самого меня».

Гнёт семейных забот заставлял его искать заработок повсюду. Его ум был обширен и оригинален, но слишком разбрасывался, слишком легко отвлекался от данного предмета и был слишком недисциплинирован для тех продолжительных умственных усилий, которые необходимы для всякого великого произведения в сфере философии и в сфере искусств.

После освобождения он посвятил себя «Энциклопедии».

В сочинениях: «Мысли об объяснении природы», «Разговор Д”Аламбера с Дидро», «Сон Д”Аламбера», «Философские принципы материи и движения» и других Дидро отстаивал идею о материальности мира, причину её существования видел в ней самой.

По убеждению Дидро мир познаваем. Он отвергал дуализм, критиковал идеалистов. Задолго до Ламарка и Дарвина он пытался уловить принцип закономерного развития видов: «Всё изменяется, всё исчезает, только целое остаётся. Мир зарождается и умирает беспрерывно, каждый момент он находится в состоянии зарождения и смерти…»

Чувствительность он считал всеобщим свойством материи. Инертная скрытая чувствительность присуща неорганической материи, органическая же обладает деятельной открытой чувствительностью.

Учение Дидро о единстве материи и сознания послужило философской основой отрицания им души и загробного мира.

Враждебное отношение Дидро к религии было вызвано несовместимостью религии с научным мировоззрением и тем, что она освящает деспотизм: «…вера есть химера, не существующая в природе».

«Человек от природы не зол, - утверждал он, - дурное воспитание, дурное законодательство – вот что развратило нас. Спасение нужно искать не в религиозной нравственности, а в устроении жизни на новых началах. Законы должны быть такими, чтобы человек не мог вредить обществу, не вредя себе; человеку должно быть выгодно творить общее благо. Нужно, чтобы законы карали зло и награждали добродетель». Критерием добродетели Дидро считал общественное благо, не противоречащее справедливым интересам личности.

Из «Философских мыслей» Дидро: «Одни только страсти и сильные страсти способны возвышать нашу душу до великих подвигов. Скромные наклонности порождают лишь пошлость. Подавленные страсти лишают человека его выдающихся способностей».

В письме госпоже Волан: «Я всегда горячо выступал за сильные страсти; только они способны возбудить меня к деятельности. Всё равно внушают ли мне они восторг или негодование, благодаря им чувства мои пылки. Коли от них происходят отвратительные деяния, позорящие человеческую натуру, то от них же происходят и удивительные подвиги, возвышающие её. Человек со скромными влечениями живёт и умирает как животное».

В 1765г. Дидро был так беден, что хотел продать свою библиотеку. Узнав об этом, Екатерина купила её за 50000 франков с условием, что он будет ею пользоваться до смерти и будет библиотекарем на жаловании.

Весной 1773г. Дидро выехал в Петербург. Почти год прожил он в столице России. Умер Дидро в 1784г., сидя за столом, точно им овладел сон. Пять лет он не дожил до революции, в идейной подготовке которой сыграл выдающуюся роль.

Шарль Луи Монтескьё (18.01.1689 — 10.02.1755) — французский философ эпохи Просвещения. Наряду с Руссо и Локком считается основоположником современных форм представительной демократии - известен трудами в области правоведения, в которых отстаивал принцип разделения властей: законодательной, исполнительной и судебной. В работах Монтескьё усматриваются истоки либерализма, считается например что в области экономической теории заложил идею количественной теории денег, которую впоследствии развивали от Дэвида Юма до Милтона Фридмена.

Цитаты

• ¹⁵⁴⁴ Мы умираем не потому, что болеем, а потому, что живём.

• ¹⁶⁶⁹ Если бы желать только быть счастливым, то этого скоро можно достигнуть. Но люди желают обыкновенно быть счастливее других, а это почти невозможно, потому что мы считаем других всегда более счастливыми, чем они есть на самом деле

• ¹⁷⁹⁷ Я сказал, что страх побуждает людей бежать друг от друга; но как только они увидят, что страх их является взаимным, у них появится желание подойти друг к другу. Кроме того, их влечет к сближению и чувство удовольствия, испытываемое каждым животным при встрече с животным той же породы, причем то очарование, которое связано с различием двух полов, еще более увеличит это удовольствие.