Юм о Руссо

Он был очень чувствителен. Был более способен чувствовать боль, нежели радость. Он похож на человека, снявшего с себя не только одежду, но и кожу.

В господстве эмоций над рассудком заключается секрет самых замечательных его произведений. Но та же восторженность перешла границы здравого смысла и погубила его. Всюду ему мерещились враги и заговоры. В «Исповеди» он с неистощимой правдивостью проник в самые сокровенные глубины души своей, не скрывая ничего, что может сделать его смешным или отвратительным в общественном мнении, и, не выдумывая ничего, что могло бы возбудить сочувствие к нему или удивление.

О необыкновенной чувствительности, о силе воображения, о близости к природе свидетельствуют и собственные высказывания Руссо. «Удивительная вещь, что мое воображение разгорячается тогда, когда положение мое наименее приятно, и наоборот, оно не улыбается мне тогда, когда все окружающее улыбается мне. Моя дурная голова не подчиняется обстоятельствам. Она не в состоянии укрощать жизнь, она жаждет творчества. Если я хочу изобразить весну, нужно, чтобы кругом меня была зима; если я хочу описать прелестный пейзаж, мне нужно находиться в четырех стенах; я сто раз говорил, что если бы меня заключили в Бастилию, то я бы в ней создал картину свободы.

Мне нужна именно бродячая жизнь. Ходить пешком в хорошую погоду, по прекрасной местности, не торопиться и иметь целью пути нечто приятное – вот что мне больше всего нравится в жизни. Мне нужны потоки, скалы, чернолесье, горы, дороги крутые по подъему и спуску, а по бокам пропасти, которые бы меня пугали».

Непринужденная беседа, общение с природой занимали в образовании Руссо более значительное место, чем литература и учителя. Руссо вспоминает: «Мне всегда было трудно думать чужими мыслями и утомительно следить за ними». Во все годы его жизни в нем удивительно сочетались детскость и зрелость: «…хотя я родился взрослым в некоторых отношениях, я в остальном долго был и остаюсь ребенком».

Руссо был очень щепетилен в делах, связанных с деньгами. Он отказывается от пенсии, выхлопотанной ему друзьями; когда ему приносили подарки, негодованию его не было предела. Получив в подарок сверточек с кофе, он грубо протестовал против низости подношений, за которые нельзя отплатить, и требовал, чтобы даритель выбрал одно из двух – или взял подарок назад, или навсегда прекратил знакомство. Дело закончилось тем, что Сент-Пьер получил взамен своего кофе какие-то корни интересных растений и книгу о рыбах.

До старости Руссо занимался переписыванием нот, чтобы прокормить себя.

Летом 1749 г. Руссо шел повидать Дидро, сидевшего в Винсенской тюрьме. По дороге он просматривал газету и прочел там тему, которую предлагала Дижонская академия: «Способствовало ли возрождение наук и искусств улучшению нравов». Он принял участие в конкурсе.

Речь о том, способствовало ли возрождение наук и искусств очищению нравов

Вкус к приятным искусствам, к безделушкам и к роскоши приводит к низости души, чем больше потребностей, тем больше цепей. Дикари в Америке ходят голые, потому их никогда не могли покорить. Какое иго можно наложить на того, кто ни в чем не нуждается?

Естественность в отношениях лучше. Мы же пользуемся обычаями, никогда влечениями собственного сердца. Мы не смеем казаться такими, какие мы есть на самом деле. Нет искренней дружбы, нет истинного уважения, нет прочного доверия. Подозрение, предательство, ненависть скрываются под этим обманчивым лоском, под этой просветленной учтивостью.

Науки и искусства совершенствуются, а люди становятся все хуже. Это явление мы замечаем везде и во все времена.

Рим основан пастухом, прославили его земледельцы. Рим пал накануне того дня, когда одному из его граждан дали почетное звание тонкого ценителя изящного вкуса.

Что сказать об этой метрополии Восточной империи, которая самым своим положением, казалось, была предназначена быть столицей мира, об этом убежище наук и искусств, изгнанных из остальной Европы, под влиянием, может быть, скорее мудрого благоразумия, чем варварства. Все, что представляет самый постыдный разврат, самые мрачные предательства, убийства и отравления – вот чистый источник, из которого произошел свет, которым хвалится наш век.

В Азии – Китай, где книжничество окружено почетом и ведет к высшим государственным должностям. Если бы ученость так облагораживала людей и научала их проливать кровь за свою родину, если бы она пробуждала мужество, народы Китая должны бы быть мудрыми, свободными и непобедимыми. Но что же мы видим? У них царствуют все пороки, им известны все преступления: и ученые мандарины не спасли Китая от грубого татарского ига, не спасли, несмотря на громадную массу китайского народа и мнимую мудрость их законов. К чему все эти почести да книжные знания? Жалкий народ! Там рабство и злость

Спарта! Спарта! Ты будешь вечным укором для ученых и болтунов, ты изгоняла из своих стен искусства и артистов, науки и ученых! Время показало свое. Афины – это страна ораторов и философов. Там строили красивые здания и также красиво говорили. В Спарте не было такого блеска. Они оставили в наследство нам не пышные памятники, а славу своих дел.

Сократ – мудрейший из люде хвалит незнание. Этот справедливый человек презирал бы наше бесплодное знание, он не стал бы заваливать нас кучею книг, а как и прежде оставил бы в наследство своим ученикам только прамять о своей добродетели. Вот как надо учить людей.

Сократ начал в Афинах, старый Катон продолжил в Риме громить этих искусственных и изнеженных греков, убивавших нравственную доблесть и расслаблявших мужество своих граждан.

Но все-таки науки, искусства и диалектика взяли верх. Рим наполнился философами и ораторами, стали пренебрегать военной дисциплиной, презирать земледелие, разбились на секты и забыли о родной стороне. До того времени римляне старались быть доблестны и хороши на деле; все пропало, когда они стали рассуждать о добродетели.

Роскошь, распущенность и рабство всегда карали нас за наши горделивые усилия выйти из счастливого неведения, в которое поставила нас вечная мудрость. Народы, знайте раз навсегда, что природа хотела вас уберечь от науки, как мать вырывает из рук ребенка опасное оружие; знайте, что тайны, скрытые в недрах природы, способны причинить вам ряд мук, как толь они будут обнаружены, и надо благодарить природу за то, что она так затрудняет нам доступ к этой заразе.

Суеверие породило астрономию; честолюбие, ненависть, лесть и ложь – красноречие; скупость – геометрию; пустое любопытство – физику; все они и сама мораль – плод человеческой горделивости. Итак, науки и искусства порождены нашими пороками.

Роскошь – враг добродетели. Когда удобства жизни увеличиваются, а роскошь распространяется, истинное мужество ослабевает, доблесть исчезает, и это опять дело всех наук и искусств, которыми занимаются в тени кабинета. Князья и дворяне находят больше удовольствия в том, чтобы становиться остроумными и учеными, чем в том, чтобы становиться сильными и воинственными.

Римляне признали, что военная доблесть угасала у них по мере того, как они начали понимать толк в картинах, гравюрах хрустальных вазах и разрабатывать изящные искусства. Древние греческие республики запретили своим гражданам все эти ремесленные занятия, которые ослабляют бодрость души. И в самом деле, как будут встречать голод, жажду, опасность, смерть люди, которых подавляет маленький недостаток в чем бы то ни было и отталкивает от дела малейший труд? Откуда у них явится мужество для тяжелых работ, когда они совсем не привыкли к этому?

Занятия книжничеством ослабляют военные качества, но они еще более ослабляют нравственные качества. Спартанцам вместо школьных учителей давали только учителей отваги, благоразумья и справедливости.

Праздность опасна для детей. Пусть они учат то, что им нужно будет знать, когда они станут взрослыми, а не то, что они все равно позабудут. Ученье наше возвышает таланты и унижает добродетели. Человека не спрашивают честен ли он, а хотят узнать, есть ли у него таланты. Награды сыпятся за остроумие, а добродетелям не воздают честь. Предпочтение приятных талантов полезным привело к тому, что у нас есть ученые, художники, поэты, музыканты, но у нас нет теперь граждан, производящих что-то полезное. А если и есть в покинутых наших деревнях, они погибают в бедности и все презирают их. В таком положении находятся те, которые дают молоко и хлеб нашим детям.

По тому, как усердно пытаются всех заманить в ученые, можно подумать, что у нас слишком много земледельцев и опасаются – не хватит философов.

Что содержится в творениях самых знаменитых философов? Каковы уроки этих друзей мудрости?

Если их послушать, то подумаешь, что это толпа шарлатанов, из которых каждый кричит: иди ко мне, – остальные обманщики, только я скажу чистую правду. Один говорит, что нет тел и что все только представление, другой, что существует одна материя, и нет другого Бога, кроме вселенной. Этот объявляет, что нет ни пороков, ни добродетелей, и что нравственное добро и зло только химера; тот, что люди и волки могут вполне спокойно заедать друг друга, – совесть не должна мучить их. О, великие философы! Почему вы не бережете эти полезные уроки для ваших друзей и детей? «Боже Всемогущий, в твоей власти все души, освободи нас от наук и роковых искусств наших отцов, и верни нам незнание, невинность и бедность – единственные блага, дающие нам счастье и представляющие для Тебя ценность!»

Говорят, что Калиф Омар, когда его спросили, что нужно сделать с Александрийской библиотекой, ответил так: «Если в книгах этой библиотеки содержится что-то противоположное Корану, они дурны, их надо сжечь, а если в них только то, что в Коране, все-таки сожгите их – они лишние».

Следовало бы, чтобы всякий, кто не может подвинуться в области наук, потерял сразу охоту в самом начале и занялся каким-нибудь делом полезным для общества. Позволить предаваться изучению наук только тем. Кто почувствует в себе силу идти в одиночестве по следам учителей и шагнуть дальше их.

Пока власть будет с одной стороны, просвещение и мудрость с другой стороны, ученым будет редко приходить в голову великие мысли, государи еще реже будут делать великие дела, и народ будет везде по-прежнему жалким, испорченным и несчастным.

Мы же обыкновенные люди, которым небо не уделило таких больших талантов и которых оно не предназначает к такой славе, останемся в нашей темноте. Предоставим другим заботу об обучении народов их обязанностям и ограничимся хорошим исполнением своих собственных.

Работа эта имела небывалый успех. В своей статье Руссо пытался развить истину, что только то положение общества нормально, при котором любовь к добродетели не отодвигается на второй план любовью к знаниям, а деятельная любознательность ума не заглушается и не ослабляется спокойными и тяжелыми на подъем идеалами жизни, состоящей из одних нежных привязанностей. В пылу полемики Руссо мог утверждать, что, будь он вождем какого-нибудь африканского племени, он поставил бы на границе своих владений виселицу и безжалостно вешал на ней как всякого европейца, вздумавшего проникнуть на его территорию, так и всякого местного уроженца, вздумавшего уйти оттуда.

Основная мысль Руссо выражена в аллегорической виньетке, с которой вышла в свет его диссертация: Прометей приносит людям светоч знаний и предупреждает сатира, что он горит; сатир, который впервые видит огонь и хочет схватить его, есть символ обыкновенных людей, прельстившихся блеском литературы и пожелавших изучить ее.

Есть еще и такое толкование речи Руссо: «дикарь добродетельнее цивилизованного человека, и что порок получил свое происхождение в обществе».

В речи Руссо есть две стороны: одна декламаторская, напоказ, а другая – разумная. Он больше любит произвести сильное впечатление, чем сказать точную правду. Он все доводит до крайности. Восхваляет первобытные времена невинности и равенства, смело и во всеуслышание говорит, что науки вредны, что литература и искусства испортили людей, что состояние размышления противно природе, и счастье – в глупости. Это примеры декламаторской стороны, Но у Руссо есть в то же время рассуждения здравые. В своих письмах он поправляет, смягчает то, что преувеличивал в «Речи…». Он признает, что люди не могут идти назад. Покоряться социальному строю и различными способами приближаться к естественному состоянию – вот настоящая мысль Руссо. Он нападает на искусственность, на утонченную вежливость, на жеманство, на напыщенные комплименты, на коварную неискреннюю ласковость, на атеизм.

Он защищает и хочет восстановить человеческое достоинство, данное природой и унижаемое его современниками, прелесть простой жизни без честолюбия и роскоши. Он вступается за простоту, которую они называют грубостью; за откровенность, которую они называют невежливостью.

В предисловии к «Нарциссу» Руссо смягчает свою мысль: «Не должно, – пишет он, – сжигать библиотек и университетов, и без них люди остались бы порочными и сделались еще более невежественными. Наука же необходима, чтобы смягчить жестокость людей, которых она испортила; она сдерживает пороки, не давая им переходить в преступления; она разрушает добродетель, но она оставляет в людях желание ее, что тоже прекрасно».

Речь Руссо о неравенстве тоже имела огромные последствия. Это была революционная речь. В ней звучит злоба и угроза человека из простого народа. Это крик гнева, призыв к мести. Руссо проклинает собственность: «Плоды принадлежат всем, а земля – никому». Так Руссо открыл путь к коммунизму. Его «Речь…», сильная и мрачная, бросила в мир ненависть к собственности и продолжает и теперь разжигать негодование против неравенства богатств.

Сколько раз во имя его принципов поднимались между людьми распри, которые, по его собственным словам, не могут кончится иначе, чем битвами и убийствами.

О театре. Руссо не ограничивается требованием, чтобы искусство было свободнее, чтобы в нем было больше жизни и правды, чтобы оно расширило круг своих наблюдений, чтобы оно включило туда и мещанина, и ремесленника. Он старается найти причину упадка театра и находит ее в увлечении женщинами, во власти женщины: женщины царят всюду, на сцене они всему обучают своих мужей и подавляют их своими талантами; в свете уважают больше всего ту, которая всех самоувереннее говорит, задает тон, смело высказывает свое мнение, ничего не зная. Женщина должна заниматься хозяйством, быть хорошей матерью. «Добиваться внимания мужчин, это уже позволить себя соблазнить».

Произведение имело успех у женщин. Среди них у Руссо не было врагов. Его брань выдавала его любовь к ним. Чтобы их так отделать, нужно их любить.

И как высоко ставит Жан Жак идею любви, эту странную любовь, то красноречивую и пламенную, то немую и еще более сильную в своем молчании, смелую и робкую, обнаруживающую и желание, и страх своими необъяснимыми взглядами.

«Общественный договор». Господствующим направлением лучших умов XYIII была горячая вера в безграничные возможности человеческого прогресса. Им казалось, что скоро наступит век терпимости, просвещения и материального благосостояния. Для Руссо золотой век уже прошел много столетий тому назад. Локк был непосредственным вдохновителем Руссо. На философа оказывал влияние и Гоббс. Однако, взгляды их были крайне противоположны. Один считал людей добрыми, другой – злыми; один описывал натуральное состояние как мирное, другой – как состояние воинственное. Один полагал, что законы и учреждения развратили человека, а другой – что они сделали его лучше.

Государственные институты, по Руссо, обязаны своим существованием и развитием сознательным человеческим усилиям, действующим сообразно с условиями, которые определены от природы и для человеческого характера и для внешней сферы его деятельности. Из «Общественного договора» публикой выхватывались отдельные фразы о народном верховенстве, о свободе, для которой человек предназначен от природы, и касательно рабства, для которого народ доведен тиранами и угнетателями. Но более всего всех поражал патриотизм.

Во Франции влияние Руссо проникло в сферу политики. В Германии оно вызвало оживление литературы. Теория Руссо была воплощена в жизнь Робеспьером. Она явилась прообразом коммунистической доктрины. Она порождала фанатизм и нетерпимость к инакомыслящим.

«Эмиль». Идеи Локка легли в основу этой работы. Эмоциональность Руссо оживила идеи Локка, сделала их более привлекательными. Руссо смотрит на ребенка как на человечество в миниатюре; он расшевеливает все наши симпатии, возбуждает в нас желание узнать сложность человеческой натуры, и делает из ребенка настоящее сосредоточие нравственных и социальных влечений. Воспитание ребенка – это раскрытие всех добрых качеств, заложенных в нем от природы. Он превозносит домашнее, семейное воспитание и отвергает общественное. Матери должны сами кормить своих детей. Страстные убеждения Руссо разбудили материнскую совесть, но его презрительные нападки на парижские удовольствия не заглушили любви к развлечениям.

По мнению Руссо не тот человек долго жил, который насчитывает большее число лет, а тот, кто более всего чувствовал, что живет. Счастье заключается в уменьшении излишка желаний по сравнению со способностями и в приведение силы и воли в совершенное равновесие. За исключением здоровья, силы и уважения к самим себе, все блага этой жизни зависят от мнений; за исключением физических страданий и угрызений совести, все наши беды – в нашем воображении. Смерть не есть зло.

Человек хорош, если у него мало потребностей, и если он воздерживается от сравнения себя с другими; он делается дурным, если у него много нужд и если он слишком дорожит чужим мнением.

Произведения Руссо полны пафоса, вызывают сочувствие, волнуют. В этом смысле его речи напоминали религиозные проповеди. Влияние книги Руссо было так велико, что, по выражению Мишле, в то время все матери были беременны Эмилем.

То было поколение пылких революционеров (Дантон, Верньо, Демулен), а следующее поколение было не менее отважно на поприще науки (Ампер, Лаплас, Кювье).

В Германии «Эмиль» имел большое влияние. Там его появление совпало с движением умов к натурализму и свободе (Песталоцци, Гете, Шиллер, Гердер). Руссо восхищались люди, независимо от своей принадлежности к тому или иному классу. В целом «Эмиль» был первым выражением демократической тенденции в воспитании, которая сделалась всеобщей и в Англии, и во Франции, и в Германии.

Взаимоотношения Руссо с Вольтером помогают лучше понять особенности его творчества.