В. МАУ,

доктор экономических наук,

ректор Академии народного хозяйства

при Правительстве РФ

МОДЕРНИЗАЦИЯ В УСЛОВИЯХ ПОЛИТИЧЕСКОЙ СТАБИЛЬНОСТИ

(Реформы второй половины XIX в.: логика и этапы комплексной модернизации)

Формирование модернизационной парадигмы

К середине XIX в. масштабность предстоящей модернизационной задачи только предстояло осмыслить. В то время модернизацию не воспринимали однозначно как догоняющий феномен, то есть как необ­ходимость заимствовать экономические или политические институты у наиболее развитых стран, хотя частичные заимствования, разумеется, имели место еще с петровских времен.

В первой половине XIX в. сам феномен догоняющей модернизации для политической элиты был не вполне понятен. Действительно, что должно стать объектом модернизации? С практической точки зрения речь могла идти прежде всего о модернизации армии и военной промыш­ленности. На протяжении длительного времени (примерно до середины XIX в.) именно к этому и сводилось понимание «преодоления отста­вания». Вопрос о модернизации экономической структуры, не говоря уже о модернизации политических институтов, не обсуждался.

Это вполне объяснимо. Вплоть до середины XIX в. на основе имевшегося опыта нельзя было сделать однозначный вывод о том, что модернизация страны требует изменения ее экономической структуры, а разные секторы экономики вносят неодинаковый вклад в укрепление экономической (следовательно, политической и военной) мощи данной страны. Иными словами, не стоял вопрос о необходимости форми­рования новых секторов экономики, более передовых по сравнению с традиционными. Сегодня мы привычно отождествляем модерниза­цию и так называемые «прогрессивные структурные сдвиги». Но для современника Адама Смита преимущества тех или иных отраслей не были очевидны. Напротив, наиболее мощными в политическом и воен­ном отношениях представлялись аграрные монархии, а не малень­кие промышленно-торговые республики. Поэтому для экономистов и политиков вплоть до первой половины XIX в., когда произошла дифференциация отраслей, отставание страны воспринималось как проблема преимущественно количественная, а не структурная.

В непонимании комплексного, структурного характера отстава­ния и соответственно способов его преодоления состоит трагическая ошибка Николая I, который пытался обеспечить доминирование консервативной аграрной монархии в Европе. Эта попытка модерни­зации исходила из ложных предпосылок о тенденциях общественного прогресса. Действительно, если в основание социально-экономической

32

Модернизация в условиях политической стабильности

модели положить тезис о нейтральности экономической структуры по отношению к модернизации, то дальнейшие решения выглядят логично и последовательно.

Приведем важнейшие характеристики «охранительной модернизации».

Во-первых, консервация экономической структуры, отказ от стимулирования развития промышленности и крайне настороженное отношение к элементам новой хозяйственной структуры. Особенно это заметно применительно к развитию желез­ных дорог, которые стали строить в России значительно позднее, чем в других европей­ских странах. Столь же негативно власти относились к частным банкам и акционер­ным обществам, видя в них исключительно инструменты махинаций и спекуляций. Своеобразная роль в этой конструкции отводилась и протекционизму: в отличие от традиционных представлений (от Ф. Листа до С. Ю. Витте и Д. И. Менделеева) как об инструменте поддержки молодой национальной промышленности в нем видели способ обеспечить автаркическое развитие, защищающее от экономических кризисов.

Во-вторых, наличие политических ограничений, консерватизм социально-политической структуры, включая сохранение и упрочение существующих форм социальной стратификации. Это проявлялось и в системе госуправления, и в функцио­нировании общественных структур, и во вмешательстве государства в хозяйственные процессы. Так, многолетний министр финансов Николая I и активнейший борец с новыми веяниями Е. Ф. Канкрин писал: «Иногда говорят, что собственник лучше всех знает, как использовать свое имущество. Разумеется, в своих интересах, но не в интере­сах целого, которому, однако, должна быть подчинена всякая собственность, поскольку лишь при этом основном условии может вообще состояться собственность»'.

В-третьих, формирование определенного типа образования, чуждого поиску и творчеству, что было необходимо в условиях ускорения темпов общественных (в том числе экономических) изменений. Суть образовательной доктрины четко выразил министр народного просвещения К. А. Ливен: «Для государства и чело­вечества было бы лучше, если бы люди менее стремились учить и управлять, чем повиноваться и точно исполнять установленные правила».

Наконец, в-четвертых, ограничение контактов с Западом. Паспорта для выезда за рубеж выдавались с большими бюрократическими проволочками и стоили очень дорого.

Подобное общественное устройство обеспечивало стабильность и порядок на протяжении длительного времени, не допуская развертывания модернизационных процессов. К тому же охранительно-консервативная модель модернизации восприни­малась как способ не допустить революционные эксцессы. Однако на практике это привело к катастрофическим результатам с точки зрения как внутренних вызовов, так и международного позиционирования России. Результатом торможения модернизации оказалось «ужасное зрелище страны... где... нет не только никаких гарантий для личности, чести и собственности, но нет даже и полицейского порядка, а есть только огромные корпорации разных служебных воров и грабителей»². Тот же комплекс при­чин обусловил и поражение России в Крымской войне. Впрочем, это не стало уроком для российских властей. Новые попытки торможения модернизации (в начале XX в. и в 1970-е годы) обернулись системным кризисом и последующим распадом страны.

При разработке реформ 1860-х годов проявилось понимание взаимосвязи экономических и политических преобразований, что фактически означало признание необходимости комплексного подхода

¹ Цит. по: Цвайнерт Й. История экономической мысли в России. 1805-1905. М.: Изд. дом ГУ—ВШЭ, 2007. С. 165 — 166. Впрочем, консервативные взгляды не помешали Канкрину обеспечить стабильность денежной системы. В следующий раз это удастся только полвека спустя С. Ю. Витте.

² Белинский В. Г. Письмо к Н.В. Гоголю /'/ Русская литературная критика XIX века. М,: ЭКСМО, 2007. С. 104-105.

3. «Вопросы экономики» № 9 33

В. May

к модернизации. Пожалуй, наиболее четко это выразил И. К. Бабст, который писал в 1856 г.: «Трудно себе представить, до какой степе­ни дурная администрация, отсутствие безопасности, произвольные поборы, грабительство, дурные учреждения действуют губительно на бережливость, накопление, а вместе с тем и на умножение народ­ного капитала. Междоусобные войны, борьба политических партий, нашествия, мор, голод не могут иметь того гибельного влияния на народное богатство, как деспотическое и произвольное управление»³. Вторая фраза -- несомненно, преувеличение, однако ее цель вполне понятна — подчеркнуть особую опасность дурного управления. Но главное: из этого тезиса следует приоритетность политико-правовых преобразований по отношению к экономическим.

Эта идея не была принципиально новой для экономической мысли. На необходимость обеспечить политические предпосылки для экономи­ческого роста ясно указал А. Смит в своей известной формуле о хоро­шем государстве, низких налогах и отсутствии войн как условии роста благосостояния нации. Ответственная экономическая политика должна основываться на ответственной политике, обеспечивающей стабильность и предсказуемость «правил игры». Впрочем, курс на модернизацию второй половины XIX в., требуя существенной политической либерали­зации, вовсе не предполагал торжества экономического либерализма.

Исключительно важная роль государства в индустриальной модер­низации России была предопределена не традициями отечественного этатизма (при всей его значимости), а прежде всего реальными вызо­вами, с которыми столкнулась страна после поражения в Крымской войне. Можно выделить несколько причин такой роли государства в осуществлении модернизации: а) необходимость проведения ряда крупных институциональных реформ; б) детерминированность поли­тики военно-политическими задачами; в) отсутствие значимых капи­тальных накоплений; г) крайне низкий уровень доверия в обществе, особенно в хозяйственной (предпринимательской) элите; д) специфика нарождавшейся индустриальной эпохи, что на рубеже XIX—XX вв. привело к концентрации производства и созданию крупных хозяйст­венных форм, монополизировавших производство и распределение и нуждавшихся в централизованном регулировании.

Институциональная отсталость России требовала принятия решительных мер как негативного, так и позитивного характера⁴. С одной стороны, надо было освободить крестьянство от крепостной зависимости, без чего модернизация в принципе была невозможна. С другой стороны, важно было реализовать программу мер, направ­ленных на стимулирование экономического роста.

³ Бабст И. К. О некоторых условиях, способствующих умножению народного капитала // Избранные труды / Под ред. М.Г. Покидченко, Е.Н. Калмычковой. М.: Наука, 1999. С. 26.

⁴ Разграничение негативной и позитивной ролей государства в модернизации было введено в середине XX в. А. Гершенкроном. Под первой он понимал отмену устаревших форм, под вто­ рой — построение новых институтов. Если первая группа факторов создает общую основу для структурной трансформации и ускоренного экономического роста, то вторая представляет собой набор социально-экономических обстоятельств, трансформирующих рост из принципиально возможного, потенциального в реальный (Gerschenkron A. Economic Backwardness in Historical Perspective. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1962. P. 19).

34

Модернизация в условиях политической стабильности