- •Петр (Гаврилов) и Иоанн (Можирин), преподобномученик Феодор (Никитин) и мученик Иоанн (Протопопов)
- •(Память 16 июля по старому стилю)
- •23 Сентября 1936 года власти арестовали священника, заключили в тюрьму города Бийска и сразу же приступили к допросам.
- •2 Октября 1936 года следователи произвели очную ставку между священником Иоанном Можириным и Степаном Кащеевым, которого следователь спросил:
- •12 Мая был вызван на допрос один из тех обвиняемых священников, Николай Пальмов, который отказался от показаний, данных на следствии. Следователь спросил его:
12 Мая был вызван на допрос один из тех обвиняемых священников, Николай Пальмов, который отказался от показаний, данных на следствии. Следователь спросил его:
— Что послужило причиной того, что вы на судебном следствии отказались от своих показаний, данных на предварительном следствии?
— Я чувствовал себя невиновным, поэтому на суде, когда спросили меня, признаю ли я себя виновным, я ответил, нет.
— Вам было предъявлено обвинение на предварительном следствии?
— Да, было.
— Во время допросов на предварительном следствии ваши показания зачитывались с ваших слов?
— Показания зачитывались с моих слов, но некоторые показания я дал неправдивые.
— Почему же вы давали неправдивые показания? Или вас вымогали давать такие показания?
— Это получилось в силу вот чего. Я после ареста был заключен в тюрьму и на второй, кажется, день был вызван на допрос. После допроса сидящие в этой же камере заключенные стали меня спрашивать, за что сижу, о чем допрашивали и так далее. Я им рассказал, что обвиняют по 58-й статье пункт 10 и 11 Уголовного Кодекса. После этого один из заключенных сказал, что во время допроса будет лупка, в каком смысле лупка, я не понял, а тот заключенный указал: чтобы избежать этого, нужно скорее признаться. Я, видя человеческое обращение со стороны следователей, не желая портить взаимоотношений, во время допроса на поставленные передо мной вопросы стал признавать себя виновным и принял на себя вину даже в том, в чем не был виноват. Каких-либо физических воздействий во время предварительного следствия не было.
— Какие же вы свои показания считаете неверными?
— Показания мои неверны в том, что я указал, что являлся участником организации. На самом деле ни в какой организации я не участвовал и в организацию, как таковую, никого не вербовал. В остальном свои показания подтверждаю полностью.
Но следователи не остановились на этом и стали допрашивать дальше.
— Вы обвиняетесь в том, что являлись активным участником контрреволюционной повстанческо-диверсионной организации, действовавшей в Смоленском районе. Признаете ли себя в этом виновным? — спросил следователь Костриков.
— Виновным себя в этом не признаю, так как ни в какой контрреволюционной организации я не состоял.
— Вы говорите неправду. В показаниях от 24 октября и в последующих показаниях вы признали себя в этом виновным и рассказали о вашей практической деятельности. Расскажите, по каким причинам вы отказались от показаний?
— Причиной моего отказа является то обстоятельство, что тогда я давал ложное показание, а сейчас решил говорить только правду.
— Что явилось причиной дачи ложных, как вы их называете, показаний?
— Будучи доставленным в Бийскую тюрьму, в первый же день заключенные, находившиеся со мной в одной камере, расспрашивая о сущности моего дела, стращали меня избиением в том случае, если я не буду сознаваться. Боясь избиения, я и дал ложные показания, наговорил то, о чем я совершенно не знал и не знаю.
— У вас показания вынуждали?
— Нет, не вынуждали, но настойчиво добивались признания.
— Кто из заключенных вас запугивал и рекомендовал признаваться?
— Почти вся камера, но фамилий их ни одного не знаю.
— Вы говорите неправду. Ваше признание последовало после восьмикратных ваших допросов и трех очных ставок с другими обвиняемыми и свидетелями. Чем объяснить, что вы, как об этом говорите, будучи «запуганным», продолжали длительное время не признавать себя виновным и признали только после очных ставок?
— До признания меня допрашивал следователь Буйницкий. Он обращался со мною корректно. 24 октября меня допрашивал Костриков. Последний от меня настойчиво требовал признаний и грубо обращался. В силу настойчивости и грубости я дал ложные показания.
— Вы продолжаете говорить неправду. На допросе вы показали, что дали такое показание в силу того, что со стороны следствия видели человеческое обращение и не желали портить взаимоотношений со следователями. Находите ли вы, что противоречите себе?
— Да, противоречие есть, но это объясняется неправильной записью в протоколе допроса. Тогда я говорил о человеческом обращении только со стороны следователя Буйницкого, а он записал о человеческом обращении со стороны следователей.
— Вы вновь противоречите себе. Признание о том, что вы являетесь участником контрреволюционной организации, вами дано следователю Кострикову, а не Буйницкому. Следовательно, в протоколе допроса речь могла идти только о Кострикове. Чем объяснить противоречивость ваших показаний?
— Не желая дальше запутывать следствие, вынужден признать, что я являлся активным участником контрреволюционной повстанческо-диверсионной организации в Смоленском районе, а также в смежных с ним Алтайском и Грязнухинском районах, во главе которых стоял благочинный Даниил Матвеевич Носков.
— К какому времени относится начало возникновения контрреволюционной организации?
— О точном времени возникновения контрреволюционной организации я сказать не могу. Я лично был завербован в нее благочинным Носковым в сентябре 1934 года.
— Какие задачи ставила перед собой ваша контрреволюционная повстанческо-диверсионная организация?
— Контрреволюционная повстанческая организация, участником которой я являлся, ставила своей задачей помощь Японской армии в момент возникновения войны путем организации вооруженного восстания, с одной стороны, а до возникновения войны — организацию актов диверсий в колхозах в виде срыва сезонных работ, как-то: уборки урожая, сеноуборки, выполнения гособязательств и тому подобного, путем создания антиколхозных настроений, организации невыходов на работу и выходов из колхозов. В то же время перед участниками контрреволюционной организации ставилась задача тщательно и повседневно изучать настроение населения и регулярно информировать руководителя организации благочинного Носкова.
1 июля 1937 года священник Николай Пальмов написал заявление начальнику местного НКВД, что отказался от показаний на суде под давлением одного из заключенных, который угрожал ему расправой. После этого он вновь был вызван на допрос и подписал все показания, под которыми требовал от него подписей следователь.
22 июля следователь передопросил инока Феодора.
— Признаете ли себя виновным в том, что являлись активным участником контрреволюционной повстанческой организации?
— Нет, не признаю и на предварительном следствии я говорил об этом.
— Но ведь вас Носков использовал как связного, посылая в села к участникам организации, а также выявлять антисоветские настроения среди населения?
— Верно, меня Носков посылал по селам с указом архиерея по сбору добровольных пожертвований. Когда приходил из района, тогда заходил к Носкову и говорил ему, кто как принял указ. В разговорах Носков меня спрашивал, как живет народ, какие есть настроения. Я видел, что некоторые жалуются на свою жизнь в колхозе, об этом говорил Носкову, для чего ему это надо было, я не знаю. Участником организации я себя не признаю и не признаю себя виновным. 12 июня 1937 года следователи снова допросили архиепископа Иакова.
— Следствию известно, что вы имели тесные связи с архиепископом из Новосибирска Асташевским и его преемником Васильковым. Расскажите о характере этих связей.
— Архиепископа из Новосибирска Асташевского и его преемника архиепископа Василькова я знаю. Моя связь с ними была исключительно по делам духовной службы.
— Расскажите, как часто вам приходилось бывать в городе Новосибирске в квартирах Асташевского и Василькова.
— В квартире Асташевского за время моей службы в городе Барнауле пришлось быть два раза: первый раз в июне 1934 года, а второй раз 12 сентября 1936 года; в квартире Василькова — один раз, 12 сентября 1936 года.
— Расскажите о цели посещения вами Асташевского и Василькова.
— Первое мое посещение квартиры Асташевского было вызвано тем, что Священный Синод в июне 1934 года предложил, или вернее поручил, произвести дознание по поводу жалобы протоиерея Сырнева на неправильные административные действия Асташевского. Я произвел это дознание и письменно доложил Синоду о неосновательности жалобы. Второй случай моего посещения, имевший место 12 сентября 1936 года, произошел так: я возвращался из Одессы после лечения. Доехав до Новосибирска, я не смог закомпостировать билет. В силу этого я остановился ночевать у Асташевского. Пробыл у него с 9 часов вечера до 11 часов следующего дня, а затем выехал в город Барнаул. 12 сентября я навестил архиепископа Василькова с целью представиться ему, так как в то время я его еще не знал, кроме того во время моего пребывания на лечении Васильков был назначен временно управляющим Барнаульской епархией. Мне нужно было получить от него текущие дела епархии. Дел в это время я не получил, их перед моим отъездом в квартиру Асташевского принес протоиерей Аристов, исполнявший обязанности секретаря Василькова, он и вручил мне дела епархии.
— Следствию известно, что, посещая квартиры Асташевского и Василькова, вы с ними имели беседы об организации борьбы с советской властью. Расскажите о характере этих разговоров.
— Мои разговоры как с Асташевским, так и с Васильковым носили исключительно деловой характер по духовным делам. Никаких разговоров на политические темы между нами не было.
— Вы говорите неправду. Следствие располагает бесспорными данными, изобличающими вас в том, что вы от Асташевского и его преемника Василькова получили установку о создании в районах Алтая повстанческих организаций для вооруженной борьбы с советской властью в момент возникновения войны с Японией, приняли эту установку и проводили практическую контрреволюционную деятельность. Дайте об этом показания.
— Я утверждаю, что таких разговоров между нами не было и никакой установки я не получал.
— Вы говорите неправду. Следствию известно, что такое предложение вам Асташевским и Васильковым дано, вы его приняли и проводили в жизнь через священников вашей епархии. Признаете ли вы это?
— Я уже говорил об этом, что таких разговоров между нами не было, никаких предложений я не получал и поэтому признать себя виновным в этом не могу.
— Следствию известно, что вами через священников Романовского и Носкова созданы контрреволюционные повстанческие организации в Алтайском и Смоленском районах. Признаете ли вы это?
— Нет. Виновным себя в этом не признаю.
— Вам зачитываются показания священника Андрея Максимовича Романовского.
И следователь зачитал показания священника Андрея Романовского, в которых тот оговаривал себя и других, а затем написал, что и архиепископ Иаков вместе с другими архиереями вел контрреволюционную работу и предлагал священнику Романовскому вести такую работу в Алтайском крае. И далее следователь написал, что архиепископ подтверждает показания Романовского и свою контрреволюционную деятельность, и потребовал, чтобы владыка поставил свою подпись под этими показаниями, но архиепископ Иаков категорически отказался ставить свою подпись под протоколом допроса.
3 июля 1937 года Сталин подписал распоряжение о массовых расстрелах и о проведении дел приговариваемых к расстрелу административным порядком через Тройки. 25 июля 1937 года Тройка НКВД приговорила архиепископа Иакова (Маскаева), протоиерея Петра (Гаврилова), священника Иоанна (Можирина), инока Феодора (Никитина), Ивана Протопопова и других к расстрелу.
Архиепископ Иаков, священники Петр и Иоанн и инок Феодор были расстреляны 29 июля 1937 года и погребены в безвестной общей могиле. Мирянин Иван Протопопов был расстрелян 4 августа 1937 года.
Причислены к лику святых Новомучеников и Исповедников Российских на Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в августе 2000 года для общецерковного почитания.