Пути украинской идентичности

 

Именно инаковость выступает толчком для формулирования идентичности.«Культурные идентичности всегда есть гетерогеннишимы и сложными, чем это предусматривает их инструментализация. Любое напоминание о любойпринадлежности или о любой наследство исключительного характера оборачивается против того, кто это делает. Есть идентичности, которая определяла бы себя иначе, чем как через свою связь с многочисленными инакости, которые она наследует, и к которым она, учитывая это, принадлежит »[5, c. 96]. Подобная диалектики появилась еще от И. Фихте: какое Я предстает в своем «Я-йности», когда оно определяет себя, дифференцирует, отделяет, выделяет, ограничивает относительно Другого , не-Я. Итак, любая идентичность предстает ввиду того, от кого и к кому она идентифицируется, выделяется, отрекается. Идентичность не является эманацией сущности в субстантивным положительном смысле, как ипостасью извечной сущности этого народа. Идентичность, идентификация всегда встает инструментализованою - и эта инструментальность может быть любой, ввиду того, с какой стороны на нее смотреть. Можно определять «от Запада», а можно «от Азии», можно «от» а «до» России, или Европы, ориентировано относительно христианства или славянства. Именно этот момент ракурса, точки зрения открывает многообразие идентификаций, которые могут не противоречить в себе верности тому, что они идентифицируют. Станислав Ореховский, gente Ruthenus, natione Polonus, или П. Кулиш и Н. Гоголь, gente Ucrainianus, natione Russus, которые спокойно себя определяли русинами / Украинская в составе Польши / России и при этом послужили украинской культуре и истории.

Идентичность - это суперпозиция видмежувань, точка, в которой совпадают все толчковые стремление. Но можно найти эту точку наложения всех этих «от»-движений, которыми переполнена украинская церковная и светская история?

 

Идентификация Украины осуществлялась - по крайней мере с XVI в. - Между Россией и Польшей, во всех пластах - языковом, культурно-этническом, политическом и церковном. Не отрицая самостоятельности формирования украинского языка, можно, с упрощением, утверждать, что она вставала между польской и российской. Подробное рассмотрение языковой истории не является предметом статьи, однако выбранный аспект подчеркивается лишь для того, чтобы обозначить мере две украинские идентификации, которые появились в XVII в. - С Польшей и с Россией, греко-католическая и православная. С того времени множественность является неотъемлемой чертой украинской тожсамости, а разрыв Украины является устоявшимся фактом истории.

 

Рассматривая историю Украины как моногенезу украинства, исследователи часто говорят об «украинской идентичности» как нечто присущее всей эпохе и территории. Но даже принимая то же XVII век, мы можем констатировать на территории Украины польский, русско-украинскую идентификацию, постоянно присущую нашим территориях еврейское, для которой здешняя земля является н менее родной украинской. XIX в. ставит нас перед неизбывный парадокс - Украина-Малороссия является родным отечеством для людей, мыслящих себя «русскими», и для тех, кто осознает себя «украинским». Отмежеваться, как это делает классическая парадигма идентичности, от первых, мол, «они оккупировали эту территорию», значит пытаться превратить проблему на досадную случайность исторической произвола и отбросить тот очевидный факт, что для всякого россиянина крайней мере до Независимости, Киев не был чужим, даже не своим той степени, Ташкент или Ереван. Киев был «матерью городов русских», так что неотъемлемым элементом российской тожсамости, что и затрудняет, наконец, современное, по сути современную, разграничения национальных идентичностей в Украине - усложняет двойная, а то и тройная (во Львове) «риднисть» «родной земли», множественное право собственности относительно украинской территории, которое невозможно отвергнуть простым отрицанием права другого как чужого и захватнического.

 

Так мы подходим к современной ситуации с национальным самоопределением в Украине. Украина facta Est , это конкретное государство, и такая конкретность приглушает проблему идентичности мнимой самозрозумилистю, упрощенно говоря, если это Украина, то и все должно быть украинским.Государственность создает определенное пространство стабильности сущности, в пределах которого может безопасно продолжаться колебания рефлексии над идентичностью, и именно опыта такой беспечности, спокийности, уверенности не хватало европейским модерным нациям и не хватало украинским, вечно мыслящему о себе in articulo mortis. Но именно поэтому привилегированный (на все смены власти) теперь украинский дискурс (или дискурс об Украине) должна отойти от парадигмы суток собственной колониальной подчиненности и задуматься о себе с позиции существующего и данного Я, которое заботится только о собственно осуществление, так и об обнаружении в себе не только себя, но и собственных инакости и различий.