- •Глава 4
- •Российское самодержавие накануне
- •Революции. Внутриполитический курс
- •В. К. Плеве
- •Часть шестая
- •Глава 1
- •3 Крыжановский с. Е. Воспоминания. Берлин, [1929]. С. 192, 204—206; Га-нелин р. Ш. «Битва документов» в среде царской бюрократии // вид. Л., 1985.
- •Глава 2
- •Глава 1 третьеиюньская система
- •Глава 2 реформы п. А. Столыпина
- •Глава 3 крушение царизма
- •Глава 4
- •Часть восьмая
- •Глава 1 власть после октября 1917 г. Изменения
- •16 Десятый съезд ркп (б): Стенографический отчет. С. 575.
- •Глава 2 власть после октября 1917 г. Преемственность
- •710 3 Социалистический вестник. Берлин, 1921, № 19. С. 3.
- •5 Восьмой съезд ркп(б): Стенографический отчет. М., Пг., 1919. С. 162.
- •Глава 3
- •Глава 4
- •Поворот к нэпу: «военный коммунизм»,
- •Причины отступления и особенности
- •Большевистского реформаторства
- •Глава 3. От манифеста 17 октября 1905 г. К третьеиюньскому перевороту
- •Глава 1. Третьеиюньская система ................. 549
- •Глава 2. Реформы п. А. Столыпина ................ 587
- •Глава 3. Крушение царизма .................... 615
- •Глава 4. Гибель думской монархии. Временное правительство и его реформы ............................ 643
- •Глава 2. Власть после Октября 1917 г. Преемственность ....... 708
- •Глава 3. Национальная политика («Русская государственная идея в советской форме») ................-•••••• 730
- •Глава 4. Поворот к нэпу: «военный коммунизм», причины отступления и
Глава 2 реформы п. А. Столыпина
Аграрная реформа. — Проекты реформ, местного самоуправления. Сопротивление дворянской оппозиции. — Реорганизация местной администрации и проекты учреждения административной юстиции. — Реформа местного суда и вероисповедания. Итоги реформаторского курса П. А. Столыпина. — Преемники П. А. Столыпина. «Новый курс» в экономической политике.
Община во многих отношениях была выгодна крестьянам. Она была их хозяйственным объединением в пользовании общим лесом, выгоном и водопоем, союзом в отношениях с властями, своего рода социальной гарантией на случай стихийных бедствий и семейных несчастий. Но общинное землепользование задерживало естественный процесс расслоения крестьянства и придавало ему искаженные формы. Оно ставило преграду на пути образования класса мелких крестьянских собственников. Между тем противники общины в правящих кругах, оглядываясь на Запад, не без оснований видели в существовании такого класса «источник экономического процветания страны» и «опору гражданского порядка».1 Быстро нараставший к концу XIX в. упадок крестьянского хозяйства делал необходимым переход к его более современным формам. И здесь община оказывалась одной из преград, хотя, может быть, и не главной (главные преграды можно было убрать только вместе с существовавшим политическим строем). Неотчуждаемость надельных земель делала невозможным получение ссуд под их залог. Во многих районах страны чересполосица и периодические переделы земли препятствовали переходу к более продуктивным формам ее использования. Таким образом, предоставление крестьянам права свободно выходить из общины было давно назревшей экономической необходимостью. При этом, однако, сторонники отказа от консервации общины и в XIX, и в начале XX в. исходили из представления, что процесс перехода к личной кре-
1 Журнал Государственного совета в общем присутствии 30 мая 1889 г. (РГИА. ф. 592. Оп. 44. Д. 188. Л. 7).
587
стьянской собственности будет медленным и растянется на несколько поколений.
Главной же особенностью столыпинской земельной реформы было стремление быстро разрушить общину. Это было возможно осуществить только с помощью принуждения. Решающей причиной такого резкого поворота в отношении власти к общине были аграрные беспорядки 1905—1906 гг. «Дикая, полуголодная деревня, не привыкшая уважать ни свою, ни чужую собственность, не боящаяся, действуя миром, никакой ответственности, —делал Столыпин вывод из недавних событий, — всегда будет представлять собой горючий материал, готовый вспыхнуть по каждому поводу». Поэтому следовало не только ликвидировать общинное землевладение, но и расселить крестьян «хуторами или мелкими поселками».2
Выдвигая, таким образом, на первый план политические цели борьбы с общиной, власть с самого начала имела в виду и экономические цели. Авторы и главные исполнители реформы исходили в основном из опыта западных губерний, где уже существовала и доказала свою пригодность к местным условиям хуторская система хозяйства.3 Кроме того, российская бюрократия, привыкшая думать, что все в стране зависит от ее воли, искренне считала, что община существует только благодаря поддержке власти и рухнет, как только лишится этой поддержки/ Реформу начинали проводить в момент, когда финансы России были подорваны, сельское хозяйство прошло через очередной ряд неурожайных лет, а промышленность не оправилась после кризиса начала XX в. К тому же Столыпин, а особенно А. В. Кривошеий вообще считали, что поддержка промышленности была ошибкой С. Ю. Витте и потраченные на это деньги «не принесли ни малейшей пользы».5 «Первейшую задачу правительства и законодательства» Кривошеий видел в увеличении производства хлеба. За счет этого предстояло «кормиться, оплачивать всю нашу внутреннюю промышленность, закупать иноземные товары, платить наши долги». При этом прежде всего нужно было повысить производительность крестьянского хозяйства, что, как полагал Кривошеий, было достижимо «не сегодня-завтра», если только крестьянин станет собственником земли.6 Но для этого надо было и «не сегодня-завтра» нанести решающий удар по общине.
Указ 9 ноября 1906 г., которым была начата реформа, разрешал свободный выход из общины. Наделы, находившиеся в пользовании крестьян со времени последнего передела, укреплялись в
2 Пит. по: Сидельников С. М. Аграрная реформа Столыпина. М., 1973. С. 166—167.
3 Зырянов П. Н. Петр Столыпин: Политический портрет. М., 1992. С. 61.
4 См.: Зырянов П. Н. Крестьянская община Европейской России 1907— 1914 гг. М., 1992. С. 6, 99.
5 См. подробнее: Дякин В. С. Деньги для сельского хозяйства: (Выбор пути экономического развития России 1892—1914 гг.) //История СССР. 1991. № 3. С. 73—75.
6 Государственная Дума: Стенографические отчеты. Третий созыв. Сессия II. СПб., 1908. Ч. 1. Стб. 1028—1029.
588
собственность независимо от изменения числа душ в семье. Такой приманкой правительство надеялось вызвать уход из общины тех, кому грозило уменьшение надела при ближайшем переделе. Побудительным мотивом для укрепления земли в собственность становилась и появившаяся возможность продать ее. Уже только одно укрепление наделов в собственность части общинников должно было внести в нее раскол и чувство неуверенности. Но главным было другое — укрепивший в собственность свой чересполосный надел получал право потребовать выделить ему землю в одном месте. Чтобы желание «наиболее энергичных и развитых лиц» не оставалось при этом «в полной зависимости от соглашения с обществом», Министерство внутренних дел предписало проводить такие выделы не только во время очередных переделов, как говорилось в указе 9 ноября, но и в промежутках между ними. Это значило, что ради выдела даже одного домохозяина можно было ежегодно требовать передела всех земель в общине. Хозяйствование в таких условиях становилось невозможным. Такая перспектива, рассчитывало Министерство внутренних дел, сделает общины более «уступчивыми» и приведет к «добровольным соглашениям» о полном разверстании всех домохозяев.7
Указ 9 ноября был превращен затем в постоянно действующий закон 14 июня 1910 г., который предусматривал дополнительные меры для ускорения выхода крестьян из общины. И сразу же Столыпин очередным циркуляром предписал губернаторам «иметь неустанное наблюдение» за быстрым удовлетворением ходатайств об укреплении наделов в личную собственность.8 Наконец, закон 29 мая 1911 г. устанавливал, что в случае проведения землеустроительных работ для ликвидации чересполосицы внутри общины ее члены впредь считаются собственниками земли, даже если они об этом не просили. И правительство, и поддерживавшее его большинство Думы и Государственного совета не скрывали, что собираются именно заставить крестьян выйти из общины. Особенно откровенно это сформулировал М. В. Красовский, представлявший законопроект в Государственном совете. «Мы, — говорил он, — стоим за решение принудительное, насильственное, навязанное».9 Не удивительно, что понукаемые сверху власти на местах оказывали на крестьян такой нажим, который иногда и Столыпина заставлял беспокоиться о взятом «чрезмерно усиленном темпе».10
Но при всей важности политических мотивов столыпинской земельной реформы разрушение общины не было для власти самоцелью. С самого начала имелось в виду, что формирование широкого слоя мелких собственников-крестьян и улучшение их хозяйства создаст тем самым массовую социальную опору режи-
7 Циркуляр Министерства внутренних дел губернаторам 14 июня 1908 г. (РГИА. Ф. 1291. Оп. 119. 1906 г. Д. 67. Л. 26).
8 Циркуляр Министерства внутренних дел губернаторам 19 июня 1910 г.
(Там же. Д. 74. Л. 34).
9 Государственный совет: Стенографические отчеты. 1909—1910 годы. Сессия пятая. СПб., 1910. Стб. 1279.
10 П. А. Столыпин—Н. П. Муратову. 17 августа 1908 г. (РГИА. Ф. 408.
Оп. 1. Д. 153. Л. 112).
Общая цель реформы — создать массовый и устойчивый слой крестьян-собственников, решить этим и проблему подъема экономики сельского хозяйства, и проблему упрочения фундамента третьеиюньской монархии — оставалась неизменной. Методы достижения этой цели не всеми и не всегда понимались одинаково. Рассуждать о разрушении общины ежегодными переделами ради каждого выделяющегося было хорошо на бумаге. На практике к началу реформы в распоряжении Главного управления земледелия и землеустройства (ГУЗиЗ) было всего 200 межевых чинов. К 1914 г. число чиновников, способных справляться с простейшими землемерными работами, было доведено до 6 тыс. — на всю Россию. Поэтому уже Временные правила 15 октября 1908 г. о выделе надельной земли к одним местам рекомендовали приступить к межеванию, только если из общины выделялось не менее 1/5 ее членов, в крупных селах —не менее 50 хозяев. С 1909 г. землеустроительные органы стали предпочитать раз-верстание целых общин. Правила 19 июня 1910 г. уже прямо предписывали отдавать предпочтение разверстанию целой общины, а одиночными выделами заниматься в последнюю очередь. Из этой эволюции правил о выделе и из поправок Думы и Государственного совета к указу 9 ноября 1906 г., усиливших нажим на общину, П. Н. Зырянов сделал вывод: ГУЗиЗ и законодательные палаты изменили первоначальный замысел реформы. Правительство, считает П. Н. Зырянов (как бы вынося за его рамки ГУЗиЗ), «хотело опереться на слой устойчивых собственников», а законодатели «взяли курс на ускоренное и широкомасштабное насаждение массового собственника», который не мог быть устойчивым.12
Работа П. Н. Зырянова — самое обстоятельное и вдумчивое исследование столыпинской реформы. Все его наблюдения заслуживают внимания. Но все же различие позиций Столыпина и Кри-вошеина — вопрос тактики, а не целей. Столыпин действительно больше подчеркивал конечную цель реформы. Он призывал власти, непосредственно ее проводившие, «проникнуться убеждением, что укрепление участков лишь половина дела, даже лишь начало дела, и что не для укрепления чересполосицы был создан за-
11 Расписание пределов дробимости хуторских и отрубных участков (Там же. Ф. 1291. Оп. 120. 1912 г. Д. 34. Л. 150—156).
12 Зырянов П. Н. Крестьянская община... С. 81, 90.
590
15
кон 9 ноября».13 Но и законодатели рассматривали раздробление обшины на массу неустойчивых личных хозяйств лишь как «начальный шаг». Дальнейшие меры правительства, считали они, внесут «должный порядок» в крестьянское землеустройство.14 В свою очередь ГУЗиЗ ни в начале реформ, ни в дальнейшем не забывало, что «конечной преследуемой ею целью» является образование «класса мелких собственников — хуторян и отрубни-
ков»
а».
Возглавляемое Кривошеиным ГУЗиЗ просто более трезво оценивало свои возможности и понимало, что насаждение такого класса усилиями «сверху» неосуществимо. «Громадный исторический процесс нового собирания земли русской в ... отрубные хозяйства, — говорил Кривошеий уже в 1908 г., —...должен совершиться и непременно совершится преимущественно личными усилиями крестьян», причем «от земли могут уйти те, ...кто не призван быть на ней умелым хозяином».16 Устойчивые собственники, таким образом, должны были постепенно выкристаллизовываться из массовых собственников за счет неустоявших. Но ведь по сути дела то же самое говорил в том же 1908 г. и Столыпин, когда он называл будущего «разумного и сильного» хозяина «кузнецом своего счастья», которого, однако, ни закон, ни государство не могут гарантировать «от возможности утраты собственности».17 Готовность ГУЗиЗ сбавить темпы устройства единоличных хозяйств и соглашаться на групповое землеустройство (раздел земель между селениями, установление четких границ с частными владениями — их доля в землеустроительных работах выросла с 23,9 % в 1908 г. до 43 % в 1912 г.) 18 была связана еще и с катастрофической финансовой необеспеченностью реформы. С 1910 г. Кривошеий особенно настойчиво подчеркивает: без агрономической и экономической помощи переход на хутора не ведет к повышению производительности и доходности хозяйств, а в таких условиях спешить с разверстанием на хутора — значит лишь компрометировать идею.19
Столыпин надеялся провести земельную реформу за 20 лет. Из-за начала первой мировой войны она была свернута на восьмом году. Поэтому всякие суждения об итогах реформы должны учитывать, что мы имеем дело с незавершенным процессом. Но результаты этих первых лет достаточно показательны. За 1907— 1914 гг. из общин вышло 3084 тыс. дворов. К общему числу общинников в 1905 г., с которым обычно сравнивают итоги реформы, это составило бы 32,5 %. Но количество крестьянских хозяйств ежегодно увеличивалось, и сравнивать надо, разумеется, с
13 Кривошеий К. А. А. В. Кривошеий (1857—1921 гг.): Его значение в истории России начала XX века. Париж, 1973. С. 86.
14 Государственный совет: Сессия пятая. Стб. 1134—1135.
15 Докладная записка по канцелярии Комитета по землеустроительным делам 12 августа 1912 г. (РГИА. Ф. 1291. Оп. 120. 1912 г. Д. 34. Л. 4).
16 Государственная Дума: Третий созыв. Сессия II. Ч. 1. Стб. 1032, 1036.
17 Там же. Стб. 2280, 2282.
18 Зырянов П. Н. Крестьянская община... С. 135.
19 См., напр.: РГИА. Ф. 381. Оп. 47. Д. 551. Л. 160.
591
цифрами 1914 г. В таком случае число вышедших из общины равняется примерно 26%.20 Такой итог мог бы считаться вполне удовлетворительным, если бы из общины выходили те, на кого рассчитывали авторы реформы. В действительности, однако, дело обстояло иначе.
Первыми бросились укреплять землю практически уже порвавшие с деревней. Сначала это были прочно устроившиеся в городе ремесленники, торговцы и служащие. Действуя «напористо и бесцеремонно», они, по выражению П. Н. Зырянова, «взламывали круговую оборону, занятую общиной». В годы промышленного подъема к ним присоединились «рабочие с наделом».21 Целью таких новых собственников было как можно скорее продать надел, на котором они не работали. Определить их долю в общем числе выходящих из общины трудно, ибо подобной статистики не велось. За 1908—1912 гг. в 36 губерниях 28,2% вышедших из общины продали свои земли,22 но среди них могли быть и те, кто хотел, но не смог удержаться в деревне. В 1914 г., когда, надо думать, эта категория выходящих из общины уже пошла на спад, из 117,9 тыс. продавших (полностью или частично) свой надел 25% не занимались сельским хозяйством. Значительную часть выходящих составляли пролетаризованные элементы деревни (12,6% продавцов 1914 г.) и переселяющиеся в Сибирь (13,2%), тоже в основном бедняки.23 При этом пик переселения в Сибирь остался к этому времени позади.
Исследователи обычно считали, что большое место среди укрепляющих наделы в собственность занимали многоземельные, а значит, зажиточные крестьяне. П. Н. Зырянов впервые показал, что эти два понятия не совпадают. Хозяйства с относительно большим количеством наделов, но малым числом работников, попадавшие по статистике в многоземельные, были на деле бедными. П. Н. Зырянов отметил, что корреспонденты Вольного экономического общества отнесли к многоземельным 24,6% покидавших общину, но только 4,4% их посчитали богатыми.24 Иными словами, 20% крестьян укрепили землю, чтобы сохранить лишние наделы (по наблюдениям И. В. Мозжухина, еще больше), которые, однако, некому было обрабатывать. И в сведениях за 1914 г., приводимых М. С, Симоновой, 15,2% продавших землю сделали это «ввиду недостатка рабочих рук». О преобладании среди бегущих
20 Методику подсчетов см.: Дякин В. С. Столыпинская земельная реформа // Кризис самодержавия в России. 1895—1917. Л., 1984. С. 358—359. Сделанные по несколько иной методике подсчеты П. Н. Зырянова дают немного меньшие, но очень близкие результаты.
21 Зырянов П. Н. Крестьянская община... С. 110—112.
22 Мозжухин И. В. Землеустройство в Богородицком уезде Тульской губернии: Очерки реформы крестьянского землевладения. М., 1917. С. 37—38.
23 Подсчитано по изд.: Симонова М. С. Мобилизация крестьянской надельной земли в период столыпинской аграрной реформы // Материалы по истории сельского хозяйства и крестьянства в СССР. М., 1962. Сб. 5. С. 428—438, 452. При этом нами сосчитаны вместе продающие чересполосные и участковые земли, а доля различных их категорий взята по отношению не к числу занимавшихся сельским хозяйством, а ко всем продавцам.
24 Зырянов П. Н. Крестьянская община... С. 109.
592
И3 общины бедняков говорит сравнение и доли укрепивших наделы в общей массе общинников, и доли принадлежавшей им земли. Зажиточное крестьянство вообще составляло в деревне заведомое меньшинство, а у богатых были основания не торопиться уходить йз общины. Оставаясь внутри нее, было удобнее пользоваться общественными выгонами и лесами и арендовать наделы бедняков, а переселение на хутора требовало переноса домов, хозяйственных построек и усадеб.
Число выделивших землю к одному месту было, естественно, меньше, чем вышедших из общины. Не каждый собирался это делать, да и процедура эта, тем более при сопротивлении односельчан, требовала времени. Всего за 1907—1915 гг. было создано 1,2 млн. единоличных хозяйств на надельных землях (из них почти 3/4 в 1911 —1915 гг.). Еще 270 тыс. таких хозяйств было образовано с помощью Крестьянского банка и 13 тыс. на казенных землях. Всего на хутора и отруба вышло 1,5 млн. крестьян — 10% всех дворов к началу войны. Из них хуторянами стали примерно 200 тыс., да 100 тыс. хуторов существовали, в основном в западных губерниях, еще до реформы. Хутора явно не получались — на старых и новых хуторян приходилось лишь 2% крестьянских дворов, к тому же хозяева и этих хуторов часто оставались жить в деревне.25 Расселение крестьян безусловно провалилось, хотя 10% участковых хозяйств за 8 лет не так мало. В Пруссии на такую реформу понадобился целый век. После некоторой заминки в 1912 г. ГУЗиЗ нарезало по 200 тыс. единоличных хозяйств в год. Правда, с 1913 г. уменьшается число просьб о землеустройстве, но у ГУЗиЗ накопилось почти 4 млн. неудовлетворенных просьб.26 Землеустройство шло под неустанным нажимом властей. Как только в 1917 г. этот нажим исчез, община проглотила и вышедших, и выделившихся. Если сравнивать разные способы осуществления столыпинской реформы — выходу из общины поодиночке сопротивлялось 3/4 односельчан, при всеобщем разверстании против него были, но подчинились власти или воле большинства — 39,5%.27 Землеустройство целых селений было более перспективным путем, и если бы не война, оно продолжалось бы.
И все-таки столыпинская реформа не удалась. Отвлечемся от того, что война была неизбежна и история не отвела большего срока на проведение реформы. Чисто гипотетически — не за 20, конечно, но за 50—80 лет ее можно было провести. Но третьеиюнь-ская система не могла держаться так долго без широкой социальной базы. Экономика России не могла развиваться прочно без крепкого крестьянства. А чтобы создать крепкое крестьянство, его нужно было обеспечить усовершенствованными орудиями труда, лучшим рабочим и продуктивным скотом, семенами, денежными кредитами. «Нарезать отрубные и хуторские участки, посадить на
25 См.: Кризис самодержавия в России: 1895—1917. Л., 1984. С. 359, 361,
368
26 См.: Отчетные сведения о деятельности землеустроительных комиссий на 1 января 1916 г. Пг., 1916. С. 10—13 (вторая пагинация).
27 Мозжухин И. В. Землеустройство в Богородицком уезде. С. 158.
593
них приобретателей-крестьян и затем бросить их на произвол судьбы, — признавало специальное совещание при Министерстве внутренних дел еще весной 1908 г., — значило бы обречь реформу на верную неудачу». Поэтому вполне закономерно и министерство, и ГУЗиЗ с 1908 г. начинают искать — как привлечь средства на землеустроительные нужды. Какие бы формы при этом ни предлагались — особые ссуды Крестьянского банка, «вещный кредит» (продажа инвентаря в рассрочку), создание специального Сельскохозяйственного банка — речь шла о привлечении с денежного рынка очень значительных сумм. И по мнению Министерства финансов, это должно было вредно отразиться на курсе других российских займов и на устойчивости рубля.28
Финансовая система России в большой мере держалась на косвенном налогообложении. Основная тяжесть его приходилась на крестьянство. За 1907—1913 гг. в бюджет поступило 9556,4 млн. руб. косвенных налогов (из них 5403,1 млн. руб. от винной монополии). За эти же годы все расходы ГУЗиЗ составили 664,6 млн. руб.29 Косвенные налоги могли бы покрыть и все нужды землеустроительного кредита. Но на практике содержание государственного аппарата, гонка вооружений и железнодорожное строительство вели к тому, что Россия продолжала наращивать государственный долг. С 1908 по 1914 г. он вырос на 1,6 млрд. руб. и перевалил за 12 млрд. При этом наибольший прирост давало увеличение ипотечной задолженности. В общей массе ценных бумаг, выпущенных за эти годы в России, ипотечные обязательства составляли около 40 %. В особенно волновавшем Министерство финансов государственном долге 61 % его прироста за время земельной реформы пришелся на закладные листы Крестьянского и Дворянского банков.30 Страхи министерства перед новым всплеском сельскохозяйственных займов были, таким образом, не беспочвенны.
В результате затянувшейся межведомственной борьбы правительство не смогло наладить кредит для крестьянских хозяйств, а с учетом сказанного о состоянии денежного рынка — сомнительно, чтобы оно вообще могло его наладить. Всего за время реформы ГУЗиЗ смогло выдать в Европейской России 34,2 млн. руб. землеустроительных ссуд и пособий и 11,5 млн. руб. ссуд на земельные улучшения. Это были деньги, полученные из бюджета. Кредиты Крестьянского банка под залог укрепленных в собственность наделов дали всего 10,9 млн. руб. Только в последние предвоенные годы Государственный банк увеличил ссуды на покупку сельскохозяйственных машин — 46,6 млн. руб. за 1911 —1914 гг.31 Некоторую помощь оказывали земства. Но все это было каплей в море. Крестьянство было предоставлено самому себе и пользовалось в
28 См. подробнее: Кризис самодержавия в России. С. 351—355, 421—427; Дя-кин В. С. День™ для сельского хозяйства. С. 72—78.
29 Подсчитано по изд.: Объяснительная записка к отчету Государственного контроля по исполнению государственной росписи и финансовых смет за 1908 г. СПб., 1909. С. 7, 30; То же за 1913 г. Пг., 1914. С. 11, 36—37.
30 Шебалдин Ю. Н. Государственный бюджет царской России в начале XX в. (до первой мировой войны) // ИЗ. М., 1959. Т. 65. С. 178—179.
31 Дякин В. С. Деньги для сельского хозяйства. С. 79.
594
основном средствами собственной кредитной кооперации, подъем которой начался с ростом мировых цен на хлеб. Но и тут Управление мелкого кредита отмечало, что ссуды используются в боль-щей мере для поддержания хозяйства на прежнем уровне, чем для его улучшения.32 Выгнанная или вышедшая на хутора и отруба беднота оставалась беднотой и там. Обследовавшие их представители власти вынуждены были признать их «слабость» и «маломер-ность», следствием чего была неустойчивость владения. По нашим подсчетам, 155—179 тыс. хуторян и отрубников на надельных землях полностью или частично продали свои участки. А уж их-то владельцы явно собирались осесть надолго. В только что созданных участковых хозяйствах начались семейные разделы, восстанавливавшие чересполосицу.33 Отделившиеся от общины не стали «классом мелких и средних собственников» и не могли обеспечить устойчивого прогресса сельского хозяйства.
Сторонники мнения, будто столыпинская реформа успела привести к существенному подъему уровня сельскохозяйственного производства и общего благосостояния страны, ссылаются на значительно возросшие в 1909—1913 гг. урожаи хлебов и вывоз их за границу. Но и то и другое зависит в России от многих причин (прежде всего от погоды) и подвержено значительным колебаниям. Урожаи последних лет, специально подчеркивал в 1914 г. Совет съездов промышленности и торговли, «не могут быть еще поставлены на счет новому аграрному законодательству».34 После рекордного урожая 1909 г. нуждавшаяся в валюте Россия три года подряд выбрасывала на мировой рынок все свои запасы, действительно доведя вывоз до невиданного уровня. Но затем размеры экспорта сократились. В урожайнейшем 1913 г. было вывезено меньше хлеба, чем в 1903, 1904 и особенно в 1905 г., и лишь чуть больше, чем в 1894 г., когда ни о какой земельной реформе не было и речи. В 1914 г. бюджетная комиссия Думы с тревогой отмечала рост видимых запасов зерна на мировом рынке и отсутствие благоприятных перспектив для русского экспорта.35 Общая тенденция урожаев шла вверх за счет расширения площади посевов и отчасти улучшения хозяйства и прослеживается опять-таки задолго до реформы. Но показательно другое. Если сравнить урожайность крестьянских полей в 1901—1905 и 1913 гг., то по всем видам хлебов урожайность в губерниях Европейской России увеличилась меньше, чем в Царстве Польском, где реформа не проводилась.36 Польские губернии с давно существовавшими единоличным хозяйствами были примером того, что могла дать, но не дала столыпинская реформа. Что касается животноводства, то по-
32 Корелин А. П. Сельскохозяйственный кредит в России в конце XIX—начале XX в. М., 1988. С. 187.
33 Кризис самодержавия в России. С. 370—371.
311 Цит. по: Дякин. В. С. Буржуазия, дворянство и царизм в 1911 —1914 гг. Л.,
1988. С. 187.
35 Государственная Дума: Доклады бюджетной комиссии. Созыв четвертый.
Сессия И. СПб., 1914. № 50/1.
36 Подсчитано по изд.: Сборник статистико-экономических сведений по сельскому хозяйству России и иностранных государств: Год восьмой. Пг., 1915. С. 81.
595
головье лошадей и всех видов скота на 100 сельских жителей было в 1913 г. меньше, чем в 1905 г.37 Но и это было продолжением более долговременной тенденции.
Наиболее ощутимый результат принесла реформа в Сибири Для крестьянства Европейской России переселение, по замыслу властей, представляло лишь «известный психологический клапан» 38 и поглотило всего 18% естественного прироста населения.39 Для сотен тысяч крестьян переселение обернулось трагедией — не прижившись за Уралом, они вернулись на родину окончательно разоренными. Но примерно 2,5 млн. осевших в Сибири составили половину прироста ее населения за годы реформы. При общем росте площадей под хлебами в России с 1900—1905 по 1913 г. в 15% в Азиатской России он достиг 62%.40 В сибирской деревне быстрыми темпами начала развиваться крестьянская промысловая кооперация (в маслоделии). Однако все это еще не могло существенно отразиться на экономике страны в целом.
Сочетание серии высоких урожаев и повышения мировых цен на хлеб увеличило доходы страны. Министерство финансов подсчитало, что дополнительная выручка за хлеб, экспортированный в 1907—1911 гг., составила 627,5 млн. руб. по сравнению с той, которая была бы получена при ценах 1900 г.41 Рост хлебного экспорта, а в результате — внутреннего спроса на промышленную продукцию, а также развертывание программы перевооружения армии и флота вызвали промышленный подъем в стране. Но и здесь рано было говорить о прочном успехе. Промышленность, не уверенная в устойчивости внутреннего рынка, развивалась недостаточно быстрыми темпами. Все большая часть потребляемой в стране промышленной продукции ввозилась из-за границы. Результатом было уменьшение положительного сальдо торгового баланса с 581 млн. руб. в 1909 г. до 200 млн. в 1913 г.42 А это уже внушало опасения за всю финансовую систему страны. И лидеры промышленности, и руководители Министерства финансов отмечали зыбкость промышленного подъема, под которым не было прочной опоры в сельском хозяйстве. Обеспечить эту опору столыпинская реформа не смогла. Ни социально-политическая, ни экономическая цель реформы достигнута не была.
37 Объяснительная записка к отчету Государственного контроля... за 1913 г. С. 245.
38 Всеподданнейшая записка Столыпина и Кривошеина о поездке в Сибирь в 1910 . (РГИА. Ф. 1276. Оп. 6. Д. 702. Л. 48).
39 Подсчитано по изд.: Анфимов А. М. Прусский путь развития капитализма в сельском хозяйстве и его особенности в России // ВИ. 1965. № 7. С. 69.
40 Карнаухова Е. С. Размещение сельского хозяйства в России в период капитализма (1860—1914 гг.). М., 1951. С. 79.
41 Объяснительная записка министра финансов к проекту государственной росписи доходов и расходов на 1913 г. СПб., 1913. Ч. 2. С. 19.
42 Объяснительная записка к отчету Государственного контроля... за 1913 г. С. 98.
596
* * *
Значительное место в программе, объявленной Столыпиным вскоре после прихода к власти, занимали проблемы местного управления и самоуправления. Важным элементом всех намеченных реформ, кроме губернской, вообще стоявшей в этом ряду особняком, был отход от сословного принципа, на котором веками держалась российская монархия. «Сословная группировка населения России, — констатировало теперь Министерство внутренних дел, — представляет из себя нечто определенное лишь в тех своих частях, где ее деления совпадают с реальными различиями отдельных классовых элементов, оставаясь за этими пределами чисто фиктивной величиной».43 Соответственно проект местной реформы, представленный министерством в конце 1906 г., включал в себя замену сословной крестьянской волости всесословной в качестве мелкой земской единицы, переход от сословных к имущественным куриям на выборах уездного земства и отказ от сословного принципа замещения ряда административных должностей в уездном управлении.
Создание всесословной волости закономерно вытекало из общего развития местной жизни, особенно начала проведения земельной реформы. Старая крестьянская волость была по сути низшим звеном административно-полицейской машины государства. Эту ее функцию власть собиралась сохранить и впредь. «Министерство, — говорил Столыпин в 1908 г., —настаивает на необходимости иметь крепкую, упорядоченную мелкую административную единицу, хотя бы и основанную на выборном начале», а не чисто земское учреждение.44 Но одновременно ощущалась потребность в более мелкой, чем уезд, территориальной организации, на которую уездное земство могло бы переложить часть своих дел. Такая организация не могла быть чисто крестьянской. Наконец, и это было, может быть, главным, — крестьянская волость потеряла после 1905—1906 гг. политическое доверие власти. Ради успешного выполнения волостью ее административных и хозяйственных функций, особенно в ходе земельной реформы, надо было, чтобы помещики вошли в состав волостных гласных и в волостные правления, получив таким путем «возможность ... ведать эти учреждения».45 Рассчитывая, впрочем, достаточно безосновательно, на воздействие «культурных» помещичьих элементов на волостные управления изнутри, Министерство внутренних дел одновременно сохраняло за ними контроль сверху. Для этого планировалось создать особого участкового начальника — вроде земского, но без судебных функций и без «сословного ценза».46
43 Представление Министерства внутренних дел в Совет министров 11 декабря 1906 г. (РГИА. Ф. 1276. Оп. 2. Д. 63. Л. 9).
44 Речь П. А. Столыпина при открытии общего присутствия Совета по делам местного хозяйства 11 марта 1908 г. (Там же. Ф. 1288. Оп. 1. 1908 г. Д. 29.
Л. 3—4).
45 Государственный совет: 1913—1914 годы. Сессия IX. Пг., 1914. Стб. 2199.
46 Представление Министерства внутренних дел в Совет министров 11 декабря 1906 г. (РГИА. Ф. 1276. Оп. 2. Д. 63. Л. 6).
597
Точно так же центральное место в реформе уездного управления должна была занять замена уездного предводителя дворянства как главы всех уездных административных коллегий назначаемым правительственным чиновником. В этом не было ничего специфически антидворянского. Предводитель дворянства (занимавший эту должность «из чести», без жалованья) числился председателем любого уездного коллегиального органа. Число таких коллегий росло, а ряды местного дворянства редели. «Во многих уездах, — сетовал Совет министров, — оскудение дворянского землевладения уже делает приискание подходящих кандидатов для замещения должностей предводителей затруднительным».47 В 1908 г. Министерство внутренних дел в обоснование своего проекта представило справку: примерно 1/4 предводителей в своих уездах не живет, а остальные физически не успевают выполнять большую часть своих обязанностей.48 От их имени действуют второстепенные чиновники.
Конечно, имело значение и то, что выбранный местным дворянством предводитель мог проявить строптивость, а назначенный уездный начальник был бы послушным исполнителем воли министерства. Но главная причина заключалась в необходимости разгрузить предводителя от неподъемного объема работ, сохраняя его как опору власти в уезде. «Теперешние несколько сот даровых работников-предводителей, — писал Столыпин, сам прошедший через эту должность, —должны быть освобождены от черной работы, так как требовать ее от даровых, часто отсутствующих предводителей невозможно, и я по службе своей в провинции знаю, как это пагубно влияет на дело. Предположенный новый порядок сохранит за предводителями влияние там, где они способны его сохранить».49 С самого начала за предводителями сохранялись попечительство над начальными училищами, председательство в уездном земском собрании и землеустроительной комиссии. Совет министров решил еще сильнее подчеркнуть, что речь идет не об «умалении значения» предводителя, и рекомендовал совмещать его должность с должностью уездного начальника там, где это окажется возможным.
Столь же вынужденным был отказ от сословных курий в уездном земстве. На местах просто-напросто не хватало дворян, сохранивших избирательный ценз. На выборах 1906—1907 гг. участвовало больше помещиков, чем обычно, — правые стремились удалить либералов из земских управ. И тем не менее по всем 34 губерниям в дворянской курии явились голосовать 7189 человек. В целом по Европейской России 7 из 10 избирателей становились гласными, в Нечерноземье и Поволжье —
47 Особый журнал Совета министров 19 и 22 декабря 1906 г. и 3 и 6 января 1907 г. // Особые журналы Совета министров царской России. 1907 год. М., 1984. Ч. 1. Вып. 1. С. 94.
48 Справка Земского отдела Министерства внутренних дел (РГИА. Ф. 1288. Оп. 1. 1908г. Д. 3. Л. 20).
49 Замечания по записке гр. Палена. (1907 г.) (Там же. Ф. 1284. Оп. 185. 1907 г. Д. 5а. Ч. III. Л. 150).
598
g—9 из 10, 410 вакансий вообще не удалось заполнить.50 На следующих выборах положение ухудшилось. Над земствами нависла угроза потерять возможность работать. Между тем на них лежало немало обязанностей, выполнение которых было нужно государству. После 1907 г. власть, чувствуя, что у нее самой руки до всего не дойдут, стала с большей готовностью передавать земствам часть функций в начальном образовании, здравоохранении, агрономической помощи крестьянам (хотя и обставляла это мелочным контролем). Чтобы сохранить работоспособность земств, надо было расширить круг избирателей. Проще всего это было сделать, соединив в одну курию всех землевладельцев независимо от их происхождения. Это было тем более логично, что уже было предусмотрено Положением о выборах в Государственную Думу. Как показали выборы в III Думу, слияние пошло только на пользу дворянству — его представительство увеличилось за счет голосов недворян.
Проект 1907 г. был рассчитан также на приход в будущем в уездное земство «крепкого крестьянства». Ради этого избирательный ценз понижался вдвое.51 В центральных губерниях это составляло 5—6 десятин, т. е. именно тот хутор или отруб, который правительство считало наиболее желательным. Допуская такую возможность в будущем, власти тут же делали оговорку, что «элемент землевладельческий» не должен быть «отодвинут на задний план». С этой целью уже в 1907 г. было предусмотрено сохранение за землевладельческой курией минимум 1/4 гласных.52 В 1908 г. была предложена другая схема — гласные от волостных собраний (только через них шли бы крестьяне-собственники, отделяемые таким образом от помещиков) и от владельцев недвижимости (земельной и неземельной), поделенные на две курии: имеющих полный старый ценз и не менее половины его. Внутри этих курий 1/3 мест гарантировалась землевладельцам. Представителям от волостных собраний выделялась половина тех мест гласных, которые причитались бы им в соответствии с их долей в земском бюджете. «Только путем таких искусственных поправок, — признавал товарищ министра внутренних дел С. Е. Крыжановский, — можно обеспечить надлежащий состав уездных гласных ... и без крупных потрясений постепенно допустить новые элементы к участию в земском самоуправлении».53
Хотя правительство делало все возможное, чтобы сохранить максимум позиций поместного дворянства в деревне, столыпинские проекты вызвали резкое недовольство дворянской реакции. Она признавала, что дворянское землевладение сокращается, находить среди дворян достаточное число гласных, а тем более кандидатов в уездные предводители становится все труднее. Но имен-
50 Дякин В. С. Земство в третьеиюньской монархии (структура избирателей и гласных) // ИЗ. Т. 115. М., 1987. С. 111.
51 Особые журналы Совета министров царской России: 1907 год. Ч. 1. Вып. 1.
С. 96.
52 Там же. С. 100.
53 Журнал комиссии по земской избирательной реформе 12 марта 1908 г. (РГИА. Ф. 1288. Оп. 1. 1908 г. Д. 2. Л. 2).
599
но это было для нее основанием возражать против местной реф0п мы. «Государственной власти, — писал один из идеологов дворян ской оппозиции Столыпину Ф. Д. Самарин, — нет причины приветствовать совершившийся социальный переворот, .. .она должна сознавать свой долг бороться против него».54
В выступлениях противников местной реформы подвергались критике все три ее основных устоя — образование бессословной волости, устранение предводителя дворянства от руководящей роли в уезде и расширение земского избирательного права. Возражая против бессословной волости, поместное дворянство откровенно говорило о боязни, как бы волостное управление с крестьянским большинством не переложило на помещиков тяжесть местных налогов. При этом «забывалось», что волостное право обложения контролировалось уездным земством. Предложение создать должность уездного начальника объявлялось оскорбительным для дворянства. Предводитель дворянства, «краса и гордость» сословия, говорили противники реформы, это наиболее подходящий глава уездной власти. Выбираемый только дворянством, он тем самым независим и от вышестоящей администрации, и от населения. Соглашаясь на некоторое понижение избирательного ценза, дворянство требовало сохранить сословные курии, признавая, что боится иначе не быть избранным в земство.
На срочно созванных летом 1907 г. съездах «земских деятелей», на ежегодных съездах объединенного дворянства, на заседаниях Совета по делам местного хозяйства, рассматривавшего проекты преобразований 1908—1909 гг., и особенно за кулисами, имея связь с Николаем II через его ближайшее окружение, противники реформы объявляли ее не только «нежелательной и нецелесообразной», но и «вредной», а сокращение привилегий дворянства — несовместимым с «правильно понимаемой заботой о сохранении и развитии монархического начала».55 Споря с окружающей его действительностью, объединенное дворянство настаивало на сохранении сословного принципа во всем строе жизни. Признание бессословного начала, утверждало оно, «сознательно или бессознательно» ведет Россию к республиканскому строю, ибо сословность является опорой монархии.56
Сопротивление дворянства вынудило Столыпина пойти на уступки. В представленном II Думе проекте реформы для участия в выборах в волостное земство достаточно было платить местный сбор 2 руб. в год. В III Думу был представлен уже другой проект, который устанавливал имущественный ценз (1/40 полного) и этим отсекал от выборов интеллигенцию. Коллегиальное правление заменялось единоличным — старшиной, самого слова «земство» не было в названии проекта. Крупные собственники могли проводить своих кандидатов в гласные отдельно от остальной мас-
54 Цит. по: Кризис самодержавия в России. С. 458.
55 Свод постановлений I—X съездов уполномоченных объединенных дворянских обществ. Пг., 1915. С. 48—52.
56 Труды IV съезда уполномоченных дворянских обществ 32 губерний. СПб., 1909. С. 112.
600
сы избирателей.57 Думская комиссия попыталась вернуть проекту его первоначальный земский характер. Но реакционное дворянство резко выступило против права самообложения, называя его «замаскированным принудительным отчуждением».58 Усиление земских, самоуправленческих черт в волости они считали недопусти-М0й слабостью власти. Столыпин вынужден был публично признать свою капитуляцию перед правыми. Он заявил об отказе правительства поддержать думский проект как слишком либеральный, хотя тот в основном повторял министерский вариант 1907 г.59 Весной 1914 г., уже без Столыпина, Государственный совет окончательно похоронил волостную реформу. В выступлениях ее противников по-прежнему главным был страх перед обложением помещичьих земель. «Остальное, — говорил защищавший проект Д. А. Олсуфьев, — по-моему мнению, фиоритуры».60 Впрочем, один аргумент против волостной реформы, приведенный А. С. Стишинским, имел под собой основание и был, кстати, тесно связан с оценкой итогов земельной политики Столыпина. Волостное земство планировалось для сотрудничества помещиков с крепкими хуторянами и отрубниками. Но «аграрная реформа, — напоминал Стишинский, — ...не могла еще дать сколько-нибудь ощутительных в этом отношении результатов».61
Медленное прохождение волостной реформы через Думу и Государственный совет стало удобным предлогом, чтобы положить под сукно проекты уездного земства. Но еще в 1908 г. правое большинство в Совете по делам местного хозяйства потребовало создать в уезде отдельные курии для владельцев земельного и неземельного имущества и отдать половину мест гласных крупным землевладельцам. Фактически эти требования были приняты Столыпиным, заявившим, что проекты Министерства внутренних дел «потерпят значительные изменения». С 1909 г. Столыпин стал быстро отступать и в вопросе о роли предводителя дворянства в уезде. Весной 1911 г. в министерстве было разработано новое Положение об уездном управлении, сохранявшее за предводителем главенство в уездном совете. Положение не было внесено в Думу, но при обсуждении там волостной реформы представитель Министерства внутренних дел уже называл «весьма полезным и ценным» председательство предводителя «в разных уездных коллегиях».62 Таким образом, идея отхода от сословного принципа в управлении была отвергнута.
* * *
При П. А. Столыпине была разработана программа усовершенствования системы уездной и губернской администрации. Она пре-
57 Проект Положения о волостном управлении. 18 декабря 1908 г. (РГИА. Ф. 1278. Оп. 6. Д. 35. Л. 18—48).
58 Государственная дума: Третий созыв. Сессия IV. Ч. 2. Стб. 2133.
59 Дякпн В. С. Самодержавие, буржуазия и дворянство в 1907 —1911 гг. Л., 1978. С. 230—231.
60 Государственный совет: Сессия IX. Стб. 2294.
61 Там же. Стб. 2204.
62 Государственная Дума: Третий созыв. Сессия IV. Ч. 3. Стбл. 2458.
601
дусматривала объединение всех гражданских властей, сотрудни_ чество правительства с органами самоуправления и «самое главное», как подчеркивал Столыпин, организацию административной юстиции.63 Проблему ликвидации многочисленных присутствий — уездных и губернских инстанций военного, финансового и друщх ведомств, исполнявших, помимо прочих, функции административной юстиции, предшественники Столыпина пытались решить за счет создания единого учреждения, заведовавшего всеми отраслями управления, возглавляемого губернатором и состоящего в ведомстве Министерства внутренних дел. Однако в отличие от консервативных тенденций, ярко выраженных в политике В. К. Плеве, в частности его проекте губернской реформы,64 местные реформы Столыпина должны были обеспечить не только усиление правительственной власти в лице губернатора, но и повышение ее эффективности и авторитета в обществе за счет укрепления законности и создания системы учреждений для разрешения конфликтов между частными лицами, земствами и администрацией — административных судов.
Существование правовых норм, обеспечивавших защиту прав и интересов граждан и общественных учреждений от незаконных действий и распоряжений органов власти, и создание органов административной юстиции составляли один из постулатов популярной в России концепции правового государства 6S и, кроме того, вошли в программу либеральных реформ. О необходимости проведения соответствующих преобразований шла речь еще в 1905 г. при обсуждении в Комитете министров пункта 1 указа 12 декабря 1904 г. Образованному в 1905 г. под председательством А. А. Сабурова Особому совещанию была поручена разработка проектов реформы I департамента Правительствующего Сената и организация местных административных судов. Однако выработанный совещанием в 1905—1906 гг. проект преобразования Сената не получил дальнейшего движения. Также не были рассмотрены правительством материалы Комиссии по разработке проекта преобразования местного управления под председательством С. Д. Урусова, действовавшей в 1905—1906 гг. и предлагавшей образование единого уездного совета, состоящего из ряда присутствий, в том числе административно-судебного — низшей инстанции административной юстиции. Либеральные политические силы, ратовавшие за увеличение самостоятельности органов самоуправления,
63 Речь Столыпина в Совете по делам местного хозяйства (РГИА. Ф. 1288. Оп. 1. 1908. Д. 8); см. также: Столыпин П. А. «Нам нужна великая Россия»: Полное собрание речей в Государственной Думе и Государственном совете. М., 1991. С. 56.
64 Вчисло Ф. Отношения между правительством и местной властью: Столыпин и третьеиюньская монархия // Реформы или революция? Россия 1861 —1917: Материалы международного коллоквиума историков. СПб., 1992. С. 48.
65 См.: Гессен В. М. О правовом государстве. СПб., 1907. С. 20, 44—46; Куп-леваский Н. О. Административная юстиция во Франции. Харьков, 1879. С. 1; Па-лиенко Н. И. Сущность административной юстиции и основные черты ее организации в европейских государствах // Киевские университетские известия. 1898. Декабрь. С. 1—2.
602
включили в свою программу требование уничтожения правительственной опеки и передачи разрешения споров между частными лицами, земствами, городскими общественными учреждениями и правительственными властями судебным органам, в частности административным присутствиям окружного суда.66 Вопрос о включении в избирательную программу пункта о необходимости учреждения института административной юстиции и реформы Сената обсуждался на заседании ЦК кадетской партии в 1906 г. В условиях провала «парламентского штурма» I Государственной Думы и ориентировки на позитивную законодательную деятельность эта реформа могла бы иметь, по мнению Ф. Ф. Кокошкина, большое тактическое значение. П. Н. Милюков же рассчитывал, что на судебно-административные преобразования может пойти и само правительство.67
Однако представление о сущности института административной юстиции у правящей бюрократии и общественности было различным.68 Основа либеральной системы ценностей состояла в защите индивидуальных прав и интересов личности и общественных организаций от нарушений со стороны власти. При этом административная юстиция «должна была отправляться учреждениями судебными, т. е. независимыми от администрации и действующими в порядке состязательного процесса»69 общими или специальными судами. Правительство тоже нуждалось в существовании данного института, охраняющего законность, необходимую для поддержания авторитета власти. Кроме того, организация административного суда в I департаменте Сената должна была способствовать уничтожению «запросомании» Думы, превращающей вопрос о нарушении законов правительственными органами в политическую проблему. Правительственная власть решила взять на себя функцию контроля за законностью, поручив ее осуществление административным органам (а не судебным, как предполагали кадеты). Так, в основе проекта комиссии Урусова лежало представление об административной юстиции как об особом порядке управления.70 Подобное истолкование сущности института было далеко от сложившейся в Европе концепции правового государства. Столыпин при подготовке местной реформы заимствовал из материалов комиссии Урусова идеи организации уездной администрации. Предполагалось учредить уездный совет под председательством уездного начальника, имеющий «смешанный» состав: в
66 См. Программу конституционно-демократической партии, раздел III; Проекты земской и городской реформ, представленные кадетской партией в I Гос. Думу // Законодательные проекты и предположения партии Народной свободы 1905—1907 гг. СПб., 1907. С. 169—175, 222—232.
67 Протоколы Центрального Комитета конституционно-демократической партии 1905—1907 гг. М., 1994. С. 148, 151, 550.
68 См.: Weissman N. В. Reform in tsarist Russia: The State bureaucracy and local government. 1900—1914. New Bruswiek, 1981. P. 135.
69 Петрункевич Мих. Проект реформы земского самоуправления, выработанный в парламентской фракции партии Народной свободы // Первая Государственная Дума. СПб., 1907. Вып. 2. С. 63.
7° Журнал Комиссии по разработке проекта преобразования местного управления (РГИА. Ф. 1288. Оп. 1. 1906. Д. 3. Л. 27—28).
603
него должны были войти представители администрации, фиска органов самоуправления и суда. Функциями разбора жалоб частных лиц и общественных установлений на действия участковых сельских и земельных учреждений предполагалось наделить административно-судное присутствие уездного совета. В декларации о реформах, провозглашенной Столыпиным в первой думской речи указывалось, что «все жалобы на постановления административных и выборных должностных лиц и учреждений будут ... рас. сматриваться смешанной административно-судной коллегией с соблюдением форм состязательного процесса».71 Однако первоначально в проекте реформы губернского управления Столыпина сохранялись принципы губернской реформы В. К. Плеве 1903 г. Усиление губернаторской власти не сопровождалось ожидаемыми мерами по объединению разрозненных ведомственных присутствий, лишь внешне связанных губернским советом. В проекте говорилось, что «несмотря на то что, казалось бы, более стройным явился бы такой распорядок, при котором все дела административно-судные были бы, во-первых, отделены от управления в собственном смысле и надзора, т. е. активной администрации, а, во-вторых, составили бы предмет ведения особых административных судов, министр внутренних дел тем не менее не решается предложить такую меру».72 Однако при обсуждении столыпинского проекта Совет министров настоял на образовании специального смешанного коллегиального учреждения — судебно-административ-ного присутствия губернского совета, порядок решения дел которого должен был «приближаться к судебному разбирательству и быть построен при непременном соблюдении состязательности и гласности».73
Профессору Демидовского юридического лицея И. Я. Гурлян-ду, участвовавшему ранее в работе комиссии Урусова, было заказано составление «проекта устройства административно-судной части в губерниях, управляемых на общем основании». Большинство предложений Гурлянда были учтены при составлении нового варианта правительственного проекта, внесенного во II Думу.
Гурлянд, чья концепция организации административной юстиции отражена в проекте урусовской комиссии, подчеркивал мысль о принадлежности административной юстиции к области самой администрации, а не суда и предполагал использовать ее в целях контроля правительства за деятельностью органов самоуправления.74 С его точки зрения, данный институт должен был функционировать в интересах государства, а не частных лиц и общества.
Цель намеченного преобразования состояла в усилении правительственной власти губернатора — «хозяина губернии», привлечении общественных установлений к возможно большему участию в управлении, учреждении органов административной юстиции.
71 Столыпин П. А. «Нам нужна великая Россия»... С. 56.
72 РГИА. Ф. 1405. Оп. 543. Д. 910. Л. 11 об.
73 Там же. Л. 50—50 об.
74 См.: Там же. Ф. 1629. Оп. 1. Д. 25.
604
Создаваемые аналогично уездным губернские советы, возглавляемые губернатором, должны были состоять из распорядительного, дисциплинарного и административно-судного присутствий. Образование административно-судных присутствий в уезде и губернии рассматривалось Столыпиным как «первый, решительный шаг» к «установлению ... условий обеспечения законности местного управления, которые признаются... необходимыми гарантиями публичных прав населения».75 В то же время «всякое иное устройство, как такое, которое вело бы к передаче административно-судных дел ведению общих судов, а равно и такое, которое выразилось бы в учреждении особых административных судов ... становилось бы в противоречие со всем ходом русского законодательства об управлении и с самим духом его»,76 подчеркивал министр внутренних дел, и его не смущало то, что статусу административного суда не соответствовала не только принадлежность его к администрации, но и огромное влияние, оказываемое на решение дел губернатором.
Проекты губернской и уездной реформ, внесенные во II Государственную думу, были направлены в 1908 г. в Совет по делам местного хозяйства. Мнения, высказанные в ходе обсуждения в Совете, свидетельствуют о большом политическом значении проблемы устройства административной юстиции в России, Предводители дворянства, губернаторы и правые члены выступили категорически против предложенной проектом системы административно-судного производства. По словам И. Я. Гурлянда, проанализировавшего прения в Совете, им была «не ясна, а потому и весьма подозрительна та настойчивость, с которой проекты ... говорят о закономерности управления».77 Еще более непонятной оказалась для них сущность самого института административной юстиции: ввиду «неопределенности» термина, который «противоречит принципу отделения администрации от суда», некоторые члены Совета настаивали на наименовании присутствия «особым», а не административно-судным.78 Представители Министерства внутренних дел вынуждены были объяснить необразованным губернаторам значение юридического термина. Впоследствии, при разработке проекта губернской реформы в 1914 г., с тем, чтобы избежать использования непонятного для обывателей названия, М. Пуришкевич предложил образовать на местах взамен административных судов Губернскую жалобную палату.79 Однако создание в соответствии с западноевропейскими образцами института, от правильного построения которого «зависит и организация
75 Государственная Дума: II созыв. Законопроекты, внесенные Министерством внутренних дел. СПб., 1909. С. 355.
76 Там же. С. 77 об.
77 Справка И. Я. Гурлянда «По вопросу о губернской реформе» (РГИА.
Ф. 1284. Оп. 185. 1906. Д. 73. Ч. 7. Л. 179).
78 Совет по делам местного хозяйства. Журнал комиссии по проекту положения об уездном управлении. № 8 (Там же. Ф. 1288. On. 1. 1908. Д. 15. Л. 128).
79 О возможных началах переработки проекта губернской реформы. (Записка М. Пуришкевича. 1914 г.—Там же. Ф. 1284. Оп. 185. 1906. Д. 73, ч. 15. Л. 15, 22 об.).
605
правового строя в стране»,80 имело для министерства Столыпин существенное и принципиальное значение. а
В то же время устройство проектируемых административны» судов было далеко от признанных европейской наукой норм и от существовавших в то время в Германии и во Франции учреждений. «Вверяя ... органам активного управления» административно-судебные функции, правительство нарушило «основной принцип» организации суда.81 Ряд членов Совета потребовал введения состязательности процесса и усовершенствования устройства присутствия. Однако Министерство внутренних дел отстаивало в Совете по делам местного хозяйства свою позицию, заключавшуюся в стремлении сохранить преобладание правительственного элемента. Представитель министерства И. М. Страховский подчеркнул неосновательность предположения о подчинении дел административной юстиции состязательному порядку производства.82 По мнению И. Я. Гурлянда, административная юстиция являлась таким институтом, «где высшее по положению коллегиальное учреждение имеет наблюдение за низшими установлениями с точки зрения правильности применения ими закона».83 Сравнение определения, данного Гурляндом (более подходящего к понятию надзора), с формулировкой В. М. Гессена (административная юстиция есть «своеобразная и обособленная организация судебной власти, призванной к защите субъективных публичных прав путем отмены незаконных распоряжений административной власти» S4) еще раз доказывает разницу в правовом мировоззрении чиновника и либерального юриста.
Тем не менее Министерство внутренних дел не пошло на уничтожение принципа обособления судебно-административных дел в отдельное присутствие, предложенное правыми членами Совета. Напротив, Гурлянд подчеркнул существенное и принципиальное значение, которое имеет образование коллегии административной юстиции.85 Таким образом, Министерство внутренних дел стремилось усовершенствовать систему административного управления в уезде и губернии. Оно уступило требованиям либеральной оппозиции, настаивавшей на учреждении института административной юстиции, но в то же время сохранило преобладание правительственного начала.
Характер компромисса имел и другой проект, относящийся к преобразованию административной юстиции, — проект реформы I департамента Сената. После того как результаты работы Особого совещания А. А. Сабурова были оставлены без внимания, весной 1907 г. Группа Центра Государственного совета внесла на рассмотрение верхней палаты законодательное предположение, представляющее собой конспект проекта совещания. В нем предпола-
80 Корф С. А. Административная юстиция в России. СПб., 1910. Т. 1. С. 507.
81 Совет по делам местного хозяйства: Журнал общего присутствия № 6 (Там же. Ф. 1288. Оп. 1. 1909. Д. 8. Л. 13).
82 Корф С. А. Административная юстиция в России. Т. 1. С. 521.
83 Там же. С. 504.
84 Гессен В. М. О правовом государстве. СПб., 1907. С. 45.
85 Корф С. А. Административная юстиция в России. С. 507.
606
алось наделить Сенат, поставленный в независимое положение г отношению к администрации и министру юстиции, функциями административного суда и контроля за действиями министров, а также провести соответствующие изменения в порядке производства дел, распространив на I департамент некоторые положения Судебных уставов. Проект был провален силами правых, поддержавших министра юстиции И. Г. Щегловитова. В декабре 1907 г. Министерство юстиции представило в Государственную Думу Ц1 созыва свой вариант проекта, в котором декларировалось стремление правительства создать в рамках Сената высший административный суд империи, однако соответствующие статусу административного суда гарантии его независимости не предусматривались.
На отсутствие данных положений указывала Комиссия III Государственной Думы, выработавшая собственный проект, а также представители либеральной оппозиции.86 Преобразование Сената стало одним из основных пунктов концепции реформ: требование о его проведении включили в свою программу в 1907 г. октябристы, разработавшие впоследствии, в 1909 г., собственный план преобразования, а в Государственной Думе IV созыва оно объединило политические платформы националистов, прогрессистов и октябристов, поддержанных кадетами. Кадеты и прогрессисты внесли в IV Думу проекты реформ местного самоуправления, предусматривавшие организацию низших органов административной юстиции. Однако ни столыпинское правительство, ни сменившие его министерства так и не смогли решить проблему создания административной юстиции.87
* * *
Несколько большего формально добилось правительство в реформе местного суда. Центральное место в ней занимала ликвидация крестьянского волостного суда и судебных функций земских начальников. Министерство юстиции при этом отмечало «правовую и экономическую приниженность волостных судей», их зависимость от каждого власть имущего, и особенно от земских начальников, стремящихся восстановить «особое поместное значение дворян-землевладельцев».88 Проект восстанавливал институт мировых судей, избираемых земством. Говоря о необходимости уничтожить сословные правоограничения крестьян и распространить на них действие писаного права, правительство имело в виду и
86 Доклад 4-й подкомиссии Комиссии по судебным реформам Государственной Думы «Основные начала реформы Сената» (РГИА. Библиотека. Кол. печ. зап. № 69. С. 14); Кокошкин Ф. Ф. К вопросу о реформе Сената. М., 1908.
7 Принятый 26 декабря 1916 г. закон о пересмотре Учреждения Правительствующего Сената не мог быть реализован в условиях развала монархической государственности .
8 Краткая объяснительная записка к проекту о преобразовании местного суда.
1906 г. (РГИА. Ф. 1276. Оп. 2. Д. 77. Л. 15, 19).
607
сугубо конкретную цель. Крестьянский волостной суд решал бы конфликты выделяющихся на отруба и общинников по нормам обычного права, т. е. в пользу последних. Переход к писаному праву обеспечивал интересы собственника. Эту сторону реформы подчеркивал в Думе Щегловитов. «Крестьянин наш, — говорил он, —из общинного владельца переходит в личного собственника- ему сугубо понадобится судебная защита».89 '
Соглашаясь с необходимостью защитить собственника, правые тем не менее резко выступили против судебной реформы Прежде всего она была для них «частью целой серии законопроектов, берущих начало от печальной памяти 1905 г.»,90 и отвергалась уже за одно это. Кроме того, эта реформа тоже воспринималась как покушение на сословные устои и на одну из дворянских опор в деревне — земского начальника.91 Но самое главное — правых пугала перспектива избрания мировых судей будущим обновленным земством, ибо оно, по их мнению, окажется «в пленении у партии народной свободы».92 С другой стороны, многие крестьяне были недовольны выборами судей существующим земством, в которое «крестьянин допущен только для запаха».93 Государственный совет тоже усомнился в своевременности ликвидации волостного суда. Чтобы спасти два других принципа реформы — лишение земских начальников судебных функций и выборность мировых судей — Столыпин и Щегловитов согласились сохранить волостной суд.94 При этом оговаривалось, что споры о землях, выделенных из общины, не должны рассматриваться волостными судами, поскольку это «в корне подрывало бы все значение последних аграрных мероприятий».95 В таком виде закон был 15 июня 1912 г. утвержден Николаем II. Правительство вывело конфликты хуторян с общинниками из ведения волостного суда, но ценой сохранения этого одного из важнейших сословных институтов в стране. И даже в таком виде судебная реформа только в 1914 г. начала вводиться в жизнь в 10 губерниях.
Важное место в первоначальном пакете столыпинских реформ занимали вероисповедные проекты, вытекавшие из указа 17 апреля 1905 г. Летом 1906 г. Министерство внутренних дел готово было идти очень далеко и признать право на бесконфессиональное состояние и гражданский брак. К зиме 1907 г. «радикализм» ведомства Столыпина в вопросах веры сильно уменьшился. Министерство вернулось к мнению, что подданный без религии — «нежелательный элемент» в государстве. Оно выступало также за сохранение православной церковью ее «господствующего и пер-
89 Государственная Дума: Третий созыв. Сессия III. Ч. 1. Стб. 1318.
90 Там же. Стб. 1151.
91 Труды IV съезда дворянских обществ. С. 313, 321.
92 Государственная Дума: Третий созыв. Сессия III. Ч. 1. Стб. 1285.
93 Там же. Стб. 1062.
94 Доклад комиссии Государственного совета по законопроекту о преобразовании местного суда. 1912 г. (РГИА. Ф. 1405. Оп. 543. Д. 946. Л. 118—121).
95 Записка министра юстиции о пределах подведомственности волостным судам гражданских дел (1911 г.) (Там же. Оп. 539. Д. 640. Л. 5).
608
венствующего» положения. Но еще оно считало нужным расширить права других существовавших в России церквей, предоставить свободу проповеди «всем признанным в империи вероисповеданиям, а в том числе и старообрядчеству». Правда, при этом оговаривалось, что такая проповедь не может быть направлена против православия. Законопроект о старообрядческих и сектантских общинах давал право создавать такие общины, строить храмы и избирать из своей среды духовных лиц (с наименованиями, совпадавшими с православными). Предполагалось снять ряд ограничений, связанных со смешанными браками, отменить часть пра-воограничений для неправославных. Эта отмена, однако, не должна была коснуться евреев и поляков-католиков. Все эти меры имели целью смягчить остроту религиозной борьбы в западных губерниях, а главное — помочь привлечь на сторону власти старообрядческую буржуазию и крестьянство.96
Эти проекты сразу же вызвали протест обер-прокурора Синода П. П. Извольского. Министерство внутренних дел, утверждал он, «лишает православную церковь прав, придающих ей значение господствующей, и совершенно приравнивает к ней инославие и иноверие». Особое недовольство вызвало то, что проекты не были согласованы с Синодом. Извольский даже поставил столыпинскому ведомству в пример I Думу, которая запросила отзыв Синода на свой законопроект о свободе веры.97 Когда министерство все же внесло свои проекты в Думу, Синод в декабре 1907 г. принял специальное определение. Он протестовал против предоставления другим исповеданиям «права свободного распространения своего учения» и требовал сохранить ограничения неправославных конфессий, затруднения при переходе из православия, а также административные кары за «нападки» на церковь в печати и в театре.98
Весной 1909 г. после поражений, нанесенных ему в борьбе за местную реформу, и едва не уйдя в отставку под натиском правых, Столыпин начал отступление и в вероисповедных вопросах. К этому времени первые из проектов только дошли до общих заседаний Думы. И сразу же Крыжановский стал подчеркивать, что Министерство внутренних дел действует «в тесном единении со Святейшим Синодом» и выступает против права старообрядцев не только проповедовать, но и исповедовать свои взгляды. В противном случае, говорил он, возникло бы сомнение в самом праве официальной церкви именоваться православной.99 Вслед за тем по законопроекту о переходе из одного исповедания в другое с большой речью выступил сам премьер. Столыпин защищал принципиальное право государства на церковно-гражданское законодательство, но одновременно заявил, что правительство готово взять назад лю-
96 См. подробнее: Дякин В. С. Самодержавие, буржуазия и дворянство. С. 44—47.
97 Особый журнал Совета министров 3 и 17 февраля 1907 г. // Особые журналы Совета министров царской России: 1907 год. Ч. 1. Вып. 2. С. 450, 452.
98 Определение Святейшего Синода 15—21 декабря 1907 г. (РГИА. Ф. 797. Оп. 96. Д. 188. Л. 110—113).
99 Государственная Дума: Третий созыв. Сессия И. Ч. 4. Стб. 1026, 1029.
20 Власть и реформы 609
бой вероисповедный закон, если в него «вследствие спешности п боты и ее новизны» вкралось ущемление прав господствующе" церкви,100 после чего министерство действительно вернуло из Ду. мы самый принципиальный законопроект «Об отношении госудап-ства к отдельным исповедям», а также об отмене некоторых ограничений в смешанных браках.101
Собственно, на этом попытки правительства проводить вероисповедные реформы кончились. Отбиваясь от стремления клерикальных кругов вообще изъять церковные вопросы из ведения светской власти и подталкивая Синод к преобразованию прихода Столыпин одновременно начинает бороться против, собственных вероисповедных законов в их думском варианте.
Октябристско-кадетским большинством Дума приняла законы о старообрядцах и о переходе из одного исповедания в другое. В основу были положены министерские проекты с некоторыми либеральными поправками. Кроме того, из правительственного проекта об отмене политических и гражданских ограничений по религиозному признаку Дума выделила в отдельный проект раздел, отменявший ограничения, связанные со снятием духовного сана.102 Столыпинский официоз «Россия» немедленно усмотрел в этих проектах «нежелание считаться с тем, что законы предположены к осуществлению в русском православном государстве».103 Почувствовав нетвердость позиции правительства, обер-прокурор Синода С. М. Лукьянов обвинил его в проведении политики «полной веротерпимости» и потребовал поставить на страже православия закон. Сама церковь, как признавал он, справиться со своими врагами была не в состоянии.104 Как бы в ответ на это Государственный совет стал затягивать и без того неспешное обсуждение проекта о переходе из одного исповедания в другое, а «Россия» пообещала, что правительство предоставит возражения против думского варианта этого закона.105 Пропущенный Государственным советом в совершенно выхолощенном виде закон о правах лиц, снявших духовный сан, не был утвержден Николаем П.106
В ноябре 1912 г. Макаров предложил взять из Думы еще 4 вероисповедных законопроекта, в том числе об отмене политических и гражданских ограничений по религиозному признаку. «Неотложный пересмотр вышеупомянутых ограничительных узаконений, — писал при этом Макаров, —не вызывается потребностями жизни».107 В итоге из всего пакета законов о свободе совести
100 Там же. Стб. 1757, 1759.
101 П. А. Столыпин—С. М. Лукьянову. 10 октября 1909 г. (РГИА. Ф. 821. Оп. 10. Д. 40. Л. 91—98).
10а Дякин В. С. Самодержавие, буржуазия и дворянство. С. 142—146.
103 Россия. 1909. 28 мая.
Ю4 русские ведомости. 1910. 9 окт.
105 Россия. 1911. 18 мая.
106 Всеподданнейший отчет председателя Государственного совета за сессию 1910—1911 гг. СПб., 1911. С. 46—48.
107 Представление Министерства внутренних дел в Совет министров 3 ноября 1912 г. (РГИА. Ф. 1276. Оп. 2. Д. 12. Л. 372—374).
610
осталось только Положение о старообрядцах, проведенное в
1906 г. по ст. 87.
Два обстоятельства бросаются в глаза при оценке столыпинских политических реформ. Прежде всего — их ограниченность.
Местная реформа в своей ближайшей перспективе затрагивала •щшь узкий слой цензовых элементов. Понижение ценза вдвое увеличивало число полноцензовых избирателей (с 35 до 72— 75 тыс. человек), по-прежнему отстраняя основную массу населения от участия в выборах в органы самоуправления. С каждым очередным вариантом уездной реформы урезалось представительство городов. Не удовлетворялось желание городов, на которые приходилась значительная часть земских доходов, выделиться из земства. Вообще не планировалась городская реформа — городская буржуазия не получала ничего. Создание волостного земства и привлечение крестьян-собственников в уездное в принципе могло привести к изменению социальной структуры местного самоуправления. Но в предвидении этого заранее планировалось такое распределение гласных между куриями, при котором крестьяне в уездных собраниях оставались бы в меньшинстве. Среди волостных гласных добиться этого было бы невозможно, но зато ограничивались права волостного управления. И здесь, таким образом, речь шла о минимальных уступках, откупиться которыми дворянство не смогло бы, даже если бы и захотело. Проекты местных реформ не создавали основы для альтернативного хода развития деревни, а следовательно и страны.
То же самое можно сказать и о вероисповедных проектах. Они отчасти удовлетворяли инославное и иноверное меньшинство населения страны, не уравнивая его, однако, с православным. Православное население затрагивалось ими лишь в пограничных ситуациях (смешанные браки, права снявших сан). Не легализовалось фактическое внеконфессиональное состояние растущей прослойки городского населения, отошедшего от церкви. Сама православная церковь осталась вне преобразований. У таких реформ было мало шансов снять острую для режима проблему кризиса веры.
Второе обстоятельство, характерное для столыпинских политических реформ, —быстрота, с которой правительство прекратило борьбу за их осуществление. Первые варианты реформ были составлены накануне II Думы. Они, очевидно, содержали максимум возможных уступок правительства предвидимому думскому большинству. Л. А. Тихомиров заметил это, говоря о вероисповедных проектах.108 То же самое относится и к местной реформе. Поэтому быстрый отход от этих вариантов к внесенным в III Думу связан с тем, что отпала необходимость считаться с либералами. Но правительство по сути дела не настаивало и на новых, начисто лишенных либерализма проектах. С весны 1909 г. оно свертывает
ins JI А Тихомиров- П. А. Столыпину. Б/д (Там же. Ф. 821. Оп. 10. Д. 46. Л. 3).
611
п °~
свою реформаторскую деятельность во всем, кроме земельной литики.
Быстрое отступление Столыпина легко объяснимо. Пппа»,
£ f £ „ ••^ИВЛЯО
твердость и личную храбрость в борьбе с революцией, он не бь бойцом, когда встречал противодействие «своих». В аграрном в'Л просе он пользовался поддержкой значительной части поместно дворянства. В политических реформах он встретил сопротивлени и мог действовать, только рассчитывая на одобрение царя и сочув ствие части императорской семьи и придворных кругов. Весна 1909 г. как раз показала, что Николай II не одобряет общую политическую линию премьера. Друзья Столыпина в царском окружении — Н. Д. Оболенский, А. Ф. Гейден — сами утратили свои позиции. Императрица Мария Федоровна, скорее всего, поддерживала лично Столыпина, не вдаваясь в политические подробности, и тоже пользовалась все меньшим влиянием на сына. Оставшись в одиночестве, Столыпин в последние два года жизни больше разыгрывает националистическую, чем реформаторскую карту.
Поражение Столыпина не было случайностью. Систематическое запаздывание с реформами уже подвело Россию к черте, когда здание старого режима держалось чудом, до первого потрясения. Как ни ограниченны были жертвы, которых ждал Столыпин от поместного дворянства в земском самоуправлении, оно имело основания опасаться последствий этих жертв. «Частное землевладение неуклонно продолжает идти к уничтожению», — с оттенком фатального спокойствия констатировало Главное управление земледелия в 1914 г.109 Поместное дворянство, естественно, не было способно на такой фатализм. Оно боролось за свои политические позиции в деревне тем ожесточеннее, чем быстрее теряло экономические. В свою очередь церковные иерархи, не получив ни Собора, ни патриарха, со страхом смотрели на ослабление преследований старообрядцев. В этой ситуации логика тех, кто призывал не менять ничего, что еще как-то держится, оказывалась убедительнее логики тех, кто хотел начать двигать мебель в накренившемся доме.
У преемника П. А. Столыпина — В. Н. Коковцова — законодательная программа отсутствовала. К открытию IV Думы министерства представили в качестве материалов для правительственной декларации проекты дальнейшего наступления на права «инородческого» населения и усиления карательного аппарата царизма. В Совете министров усилилось крайне реакционное крыло. С декабря 1912 г. Министерство внутренних дел возглавил Н. А. Маклаков, сторонник неограниченного самодержавия, сознательно провоцировавший конфликты с Думой с целью заменить ее законосовещательным учреждением. Планы Маклакова основывались на реставрационных настроениях Николая II и его
109 Главное управление землеустройства и земледелия: Итоги работ за последнее пятилетие (1909—1913 гг.). СПб., 1914. С. 41.
612
ближайшего окружения. Но открытая реставрация самодержавия Т0?ке была бы опасной попыткой тронуть то, что еще кое-как де-пжалось, — третьеиюньскую систему. Поэтому бюрократические круги и менее воинствующая часть правых предпочитали сохранить систему, но окончательно отказаться от политических реформ. Идеология этого курса была сформулирована в записке д. Б. Нейдгарта, которую летом 1913г. Кривошеий передал царю. В записке утверждалось, что принятый после 1905 г. курс на политические реформы был ошибочен и реформы эти не интересуют основную массу населения. «Единение власти с народом» возможно на основе «активных консервативно-народных и национально-русских реформ», поднимающих уровень жизни обедневших масс. Подразумевалось, что ради таких реформ можно рискнуть устойчивостью денежной системы.110
Во имя проведения в жизнь этого «нового курса» в январе 1914 г. был отправлен в отставку Коковцов. Его заменили И. Л. Горемыкин на посту премьера и П. Л. Барк в Министерстве финансов. В рескрипте на имя Барка говорилось о необходимости «коренных преобразований» в «заведовании государственными финансами и экономическими задачами страны».111 В области экономики «новый курс» предполагал усиление государственного вмешательства в частнопредпринимательскую деятельность, в том числе антимонопольное законодательство. Он также делал приоритетными проблемы развития сельского хозяйства, увеличение бюджетных расходов на эти цели и поиск средств на денежном рынке. Обе эти идеи могли получить поддержку в Думе, слабо прислушивавшейся к голосу промышленной буржуазии. Однако усиление государственного вмешательства в экономику в условиях дворянской реакции предвоенных лет сулило лишь новые конфликты буржуазии и поместного дворянства, новые трещины в третьеиюньском здании. Сельскохозяйственная линия «нового курса» продолжала поиск источников финансирования земельной реформы, но состояние мирового денежного рынка не обещало успеха в решении этой задачи.
«Новый курс» провозглашался в надежде наладить отношения с Думой, но Дума не могла удовлетвориться только экономической программой Барка—Кривошеина. В условиях революционного подъема о необходимости дать политические реформы, «для того, чтобы они не были взяты», заговорили и националисты.112 Они по-прежнему заботились главным образом о правах земств и городских самоуправлений, соглашаясь на меньшее, чем было в столыпинских проектах. О тех же реформах, только более широко проведенных, говорили и либералы. Такими реформами было не остановить революцию — не земство интересовало бастующих рабочих, но правительство, прижатое к стене правыми, не могло дать и этого. Оно хотело преодолеть раскол между «мы» и «они»,
110 Русское слово. 1913. 10 и 19 сент.
111 Кризис самодержавия в России. С. 428.
112 Государственная Дума: Четвертый созыв. Сессия 1. СПб., 1913. Ч. 1. Стб. 358.
613
между собой и обществом,113 практически на основе односторонних уступок общества, платя пустыми векселями «благожелательности» к Думе. А благожелательность по-горемыкински оборачивалась мелочным ущемлением прав Думы, благо законы предоставляли для того множество возможностей. Попытки Кри-вошеина продолжить, хотя бы в суженном варианте, столыпинское маневрирование, подрывались правым блоком внутри кабинета и неспособностью Горемыкина вложить конкретное содержание в свой же совет «ладить с Думой». «Новый курс» успел на практике показать свою несостоятельность еще до того, как началась мировая война.
113 Новое время. 1913. 14 июля