Ключевский – преподаватель
В 1867 году по рекомендации С.М. Соловьева Василий Осипович был приглашен репетитором по истории в Александровское военное училище. Занятия житиями святых в синодальной и академической библиотеках дали возможность Ключевскому познакомиться с ректором московской духовной академии А.В. Горским и известным канонистом А.О. Лавровым. Эти ученые заметили и оценили талант и познания Ключевского и на заседании совета 28 мая 1871 года настойчиво рекомендовали его в качестве кандидата для замещения вакантной кафедры русской истории. 8 июня Василий Осипович защитил свой кандидатский труд «Сказания иностранцев о России»; пробную лекцию читал на тему «О житиях русских святых как источнике сведений для русской гражданской истории».
9 июня 1871 года он был избран приват-доцентом академии кафедры русской истории, а после того, как защитил в университете магистерскую диссертацию и удостоен был степени магистра, избран доцентом академии. Уже на магистерском диспуте Ключевский выступил в качестве восходящей научной звезды. «Несмотря на специальность предмета, - пишет очевидец, - диспут привлек в залу многочисленную публику. … Самый диспут был веден с таким серьезным тоном и таким живым увлечением, что он представляет редкое исключение из ряда подобных диспутов, отзывающихся обыкновенно официальною мертвенностью…».
К концу 70-х Василий Осипович уже снискал себе преподавательскую и научную славу. Поэтому, когда вследствие тяжкой болезни С.М. Соловьева возник вопрос о замещении должности второго преподавателя русской истории в московском университете, выбор вполне заслуженно остановился на В.О. Историко-филологический факультет на заседании 12 сентября 1879 г. единолично избрал В.О. доцентом кафедры русской истории. Совет в заседании 22 сентября избрал В.О. большинством 45 против 1.
5 декабря 1879 г. в большой словесной аудитории прочел В.О. свою первую лекцию в московском университете, где впоследствии проработает 36 лет. «На отдельных студентов лекция произвела превосходное впечатление. Ключевский сделал в ней общее вступление в русскую историю по смерти Петра Великого (ему пришлось продолжать курс Соловьева, прерванный по болезни), - вспоминает ученик Ключевского Матвей Любавский. - Студенческая же масса отнеслась довольно холодно к преподавателю, пришедшему в университет из духовной и военной школы. Но понадобилось только одно полугодие, чтобы разбить этот ледок. Когда в следующем 1880-1881 академическом году В.О. стал читать общий курс русской истории, его аудитория уже была полным полна студентами-филологами и юристами. Его слушали не только те, кому назначалось слушание по расписанию, но и те, которые в это время должны были слушать другие лекции».
В дверях большой словесной аудитории, где обычно читал Ключевский, даже стояли педеля – представители университетской полиции и старались проконтролировать огромный «наплыв» студентов. Некоторые курсистки даже переодевались в студентов и стригли волосы, чтобы услышать лекции Ключевского.
Александр Александрович Кизеветтер, историк: «В 1884 году я впервые увидел и услышал своего будущего учителя. Я живо представляю себе Ключевского, …, входящего на кафедру в несуществующей теперь уже «большой словесной» аудитории московского университета, чтобы начать нам, первокурсникам, свой общий курс русской истории. Пока Василий Осипович усаживался на кафедре – тогда он читал сидя, только впоследствии он стал читать не иначе, как стоя, - мы пристально всматривались в его лицо, обрамленное в то время небольшой, несколько заостренной черной бородкой и черными же волосами на голове, одна прядь которых характерно свешивалась поперек лба. Его лицо приковывало к себе внимание необыкновенной нервной подвижностью, за которой сразу чувствовалась утонченная психическая организация. … А затем зазвучала тихая речь Василия Осиповича, беспрерывно поражавшая неожиданно-своеобразными интонациями, ослепительно яркими образами, оригинальнейшими оборотами пытливой и острой, как сталь, мысли. И аудитория сидела покоренная, очарованная, вся отдавшаяся во власть могучего таланта».
Среди характерных приемов, которые использовал Ключевский в своих лекциях, можно выделить следующее:
1) почти все содержание курса составляло не повествование, а объяснение, анализ общих политических и социальных процессов народной жизни
2) обобщение фактов
3) использование аналогий и сравнений: «В целях наглядности исторического изучения, - пишет Кизеветтер, - он любил уподоблять явления древней жизни тому, что слушателям было знакомо из окружающей их действительности. С этим приемом нередко сталкиваешься в его лекциях. Начальника Челобитного приказа XVI столетия он называет, например, статс-секретарем у принятия прошений на Высочайшее имя; Боярскую думу XVI-XVII вв. он сравнивает с советом министров и т.п. … Но сближая подчас древнюю и новую терминологию, Ключевский был горячим противником смешения древних и новых понятий»
4) использование художественных оборотов, образности. Ключевский объясняет, например, источники кризиса политического самосознания русского общества в эпоху смуты конца XVI в. и дает при этом такой великолепный пояснительный образ: «как в бурю листья на деревьях повертываются изнанкой, так смутные времена народной жизни, ломая фасады, обнаруживают задворки, и при виде их люди, привыкшие замечать лицевую сторону жизни, невольно задумываются и начинают думать, что они доселе видели далеко не все».
5) стремление не просто суммировать сказанное, а вывести студентов на новый уровень мышления, дать квинтэссенцию темы («обзор изученного», «формула», «значение темы», «выводы», «главные факты» и т.д.). Конкретный анализ поднимался до уровня философских обобщений. Причем Ключевский стремился выявить глубинные взаимосвязи в обществе, обеспечивающие его нормальное развитие, и причины нарушений в истории, так сказать, «единства противоположностей»
6) красноречие, юмор. «Бывали и в лекциях Ключевского патетические места, когда голос лектора спускался почти до шепота и слова выговаривались с особой многозначительной медленностью и аудитория замирала в жутком волнении. … Большею частью в этих случаях, доведя слушателей до напряженной взволнованности, Ключевский внезапно давал выход из этого напряжения неожиданной нотой комического сарказма, и аудитория, за минуту до того едва переводившая дух в глубоком молчании, вдруг разражалась продолжительным бурным смехом. Помните, например, как при характеристике царя Алексея Михайловича Ключевский, дав аудитории вдоволь умилиться над сердечностью писем этого царя, приступал затем к объяснению переходного характера занятой этим царем политической и жизненной позиции и быстро исчерпывал эту тему образным сравнением царя Алексея с человеком, который лишь поднял одну ногу, чтобы переступит заветную черту в новый для него мир, да так и остался на всю жизнь в столь неудобной позе».
Ведущую роль В.О. Ключевский играл и в приобщении студентов к историческому синтезу в активных формах занятий (семинары, практическая работа, курсовые (зачетные), конкурсные (на медаль) и выпускные сочинения). Для активизации занятий использовались разные методы: три группы семинаров в зависимости от уровня студентов – у В.И. Герье, «параллельные семинары» (обязательные и факультативные) – у П.Г. Виноградова. В.О. Ключевский прежде всего активизировал содержание занятий. Как отмечал Милюков, Ключевского отличало необыкновенное отношение к «мертвому материалу»: «Он его оживлял своим прожектом, и сам говорил, что материал надо спрашивать, чтобы он давал ответы, и эти ответы надо уметь предрешить, чтобы иметь возможность проверить их исследованием… Мы видели на его примере, что и русская история может быть предметом научного изучения».
Эти занятия оставляли, по словам его учеников, след на всю жизнь. К семинарам Ключевский начинал готовить еще на лекциях. Так, например, на заключительной лекции о реформах Петра I он знакомил студентов с историографией реформы и ставил перед ними вопросы для размышления: 1) происхождение и ход реформы; 2) ее подготовленность; 3) ее действие, затем – об отношении Петра I к старине и к Западной Европе и наконец – «совместимы ли деспотизм и свобода?».
На семинарах ставились, например, такие политически острые проблемы: «К вопросу о наделении крестьян землею», «Вопросы землевладения в «Русской правде», и т.д. Обсуждались рефераты выпускников, что приобщало младшекурсников к научной работе, помогало видеть перспективу. Завязывались дискуссии, в которых подчас участвовали многие студенты факультетов.
Не менее важной была работа Ключевского-преподавателя в качестве научного руководителя. Студент Василий Осиповича Готье писал, что он «не принадлежит к числу профессоров, широко растворявших двери своего научного святилища. … Пойти к В.О. за советом и справками, просить его указаний и содействия в студенческих работах было делом нелегким. … В.О. дорожил своим временем, он не любил докучливых, подчас наивных студенческих вопросов. … Он не стеснялся громко выражать свое негодование, когда видел и думал, что человек, заявивший о своем желании заниматься специально русской историей, ленился или хотел, не напрягая больших усилий, добиться результатов, недостижимых без упорной и продолжительной работы». Ключевский требовал от своих студентов основательного знакомства с первоисточниками и проверки их исторической литературой и чтобы студент «сам доходил», как пишет Готье. Однако если Ключевский чувствовал у студента искренний интерес к предмету, то всегда относился к нему с участием, много помогал.
В роли экзаменатора Ключевский запомнился студентам как справедливый преподаватель. «Редко кто так просто и обаятельно держал себя на магистерском экзамене, как Василий Осипович. Не генералом от науки выступал он здесь, но старшим товарищем, ободрявшим смущенного новобранца; не судья говорил здесь с подсудимым, а наставник с учеником, и робость, овладевавшая экзаменующимся перед громадным знанием и высоким авторитетом экзаменатора, под влиянием ободряющих кивков склоненной головы, сменялась уверенностью в своих силах и чувством доверия и благодарности к строго смотревшему и внимательно слушавшему учителю».
Можно отметить, что Ключевский, несмотря на достижение к 80-м гг. своей научной славы, от нее он «хмуро о досадливо отмахивался», вел скромный образ жизни. Знаменитый профессор, давно уже не стесненный нехваткой денег, ходил в поношенной шубе. «Что же шубы-то новой, Василий Осипович, себе не заведете? Вон потерлась вся», - замечали приятели. «По роже и шуба», - лаконично отвечал Ключевский.
Помимо научной и преподавательской деятельности Ключевский некоторое время занимался административной работой в университете. 27 сентября 1882 года В.О. был назначен деканом историко-филологического факультета. Он получил эту должность в трудный момент ломки университетской жизни, вызванной введением устава 1884 года. Он не сочувствовал в общем этому уставу, но при всем том не счел возможным уклониться от возложенного на него начальством поручения. Он всегда стоял на той точке зрения, что университету надо служить верой и правдой, по мере сил и возможности, даже при неблагоприятных условиях и обстоятельствах. Вскоре он получил также должность помощника ректора, однако долго пробыл в этой должности, т.к. она сосредотачивала в основном функции ведения хозяйственной части университета. В конце 1890 года В.О. подал прошение об освобождении его от обязанностей помощника ректора.
С 1891 года В.О. уже не занимал никаких административных должностей в университете и вновь сосредоточился на преподавании.
Облик Ключевского в 80-90-е годы рисуется энергичным, целенаправленным, полным активности, что немало удивляло студентов. Известно изречение Ключевского: «Кто неспособен работать по 16 часов в сутки, тот не имел права родиться и должен быть устранен из жизни как узурпатор бытия». Действительно, несмотря на частые болезни, Ключевский сохранял колоссальную работоспособность, обладал по-прежнему колоссальной памятью, продолжал читать лекции и писать научные труды. «Я так и умру, как моллюск, приросший к кафедре», - говорил он.
Из дневниковых записей Ключевского (1900-1901 гг.)
В заявлениях студентов встречаем горькие жалобы на неравномерное и несправедливое распределение стипендий и пособий, на то, что степень недостаточности при этом распределении отходит на задний план, что стипендия в руках инспекции превращается в награду за благонадежность, зачетную исправность и т.п. Здесь
Со студентами постом 1901 [г.]
Разрозненность. Против инсинуаций. средство заявления нужд. Инспекторские стеснения. Недостаток близости профессоров к студентам. Против обвинения в политической агитации.
Временные правила.
1. Недостаток нравственного возбуждения со стороны и поддержки
2. Кабанов. Способ рассеяния ложных слухов общения студентов.
3. Средство: курсовая организация с кассой (взаимная близость). По группам (по научным интересам). Ненужность инспекций. Читальня – совещательная комната.
4. Университетские формальности. Вольное посещение лекций. Совпадение обязательных часов с необязательными.
5. Незнакомство студентов друг с другом.
Март 1-2 (1902 г.)
Курсовые совещании о забастовке, разрешенные ректором, даже не спросившим, о чем будет речь. Беспорядочный их ход. У меня в субботу было около 10 слушателей.
7 апреля 1904 г.
После Крымской войны русское правительство поняло, что оно никуда не годится; после болгарской войны и русская интеллигенция поняла, что ее правительство никуда не годится; теперь в японскую войну русский народ начинает понимать, что и его правительство, и его интеллигенция равно никуда не годятся. Остается заключить такой мир с Японией, чтобы и правительство, и интеллигенция, и народ поняли, что все они одинаково никуда не годятся, и тогда прогрессивный паралич русского национального самосознания завершит последнюю фазу своей эволюции.
7 и 9 сентября 1905 г.
Сходки студентов. Из 1800 участников 1200 с чем-то за возобновление занятий или за отказ от противодействия их возобновлению без отказа от революционной деятельности или по крайней мере от оппозиционного воспитания (Академия). Сколько-то за революцию с обструкцией.
15 сентября
Открыт университет. Начаты занятия под условием, чтобы студенческие сходки, устрояемые явочным порядком, не мешали чтению лекций. Новгородцева освистали, Филиппова выжили из аудитории. В академии о возможности отставки.
17 сентября
Я начал курс. Встретили молча, провожали шумным одобрением. Дичились друг друга – я их, они меня.
17 октября 1906 г.
Лекции начались 15 сентября. 2-5 октября закрыт на сходку в лекционные часы и не в указанном месте. Объявление о возобновлении занятий с угрозой закрыть университет с увольнением всех студентов за повторение беспорядков. Это произвело впечатление. … 18 октября шумное сборище в юридическом корпусе и увещание ректора безуспешное. Сцены перед аудиторией Филиппова. … Ректор закрывает университет до 30 октября. … По сообщению ректора, под прикрытием общих сходок шли в аудиториях конспиративные совещания максималистов; их депутаты грозили ректору, что пойдут на все меры вплоть до бомб. Кадетская фракция подала ректору протест против гнета меньшинства. Университет с двух сторон сжат администрацией и максималистами и, если не сладит с положением, должен погибнуть.
«В истории Московского университета имя В.О. останется незабвенно. Он на своем примере показал, сколь плодотворно может работать ученый в высшей школе, в живом общении с учащимися, доказал, что университет есть то самое место, где преимущественно может быть разрабатываема истинная наука, проникнутая девизом scholae, sed vitae. Впрочем, В.О. понимал этот девиз не в том только смысле, что знать надо, чтобы жить, но и в том, что жить надо, чтобы знать». (Матвей Любавский)