Разные известия

Сибирские войска перешли в общее стремительное наступление на всех фронтах. Взяты города: Уфа, Бирск, Оса, Охапск. Большевистский фронт прорван, красноармейцы бегут. В руки наших войск достается много добычи и пленных. – На дальнем Востоке японцы ведут весьма энергичную и успешную войну с большевиками. - Через Омск на фронт проследовали французские войска. Во Франции на транспорт погружены артиллерия для русской армии. – Армия Юденича, на Западе и Деникина на Юге чрезвычайно успешно действуют против большевиков. Последней армией недавно разгромлена стотысячная армия большевиков на Северном Кавказе. Кольцо национальных русских армий крепко сжимается вокруг большевизии. Во Владивосток прибыли американские инженеры и рабочие  для устройства железной дороги в Сибири. – Всюду  быстро и решительно подавлены  красноармейские бунты, поднимавшиеся за последнее время кое-где в Сибири (Енисейск, Тюмень). – Премьер-министр Франции Клемансо, раненый лицом, близким к большевизму, поправился и приступил к занятиям. – Лидеры эс-эров  во главе с Черновым переехали в Москву и действуют совместно с большевиками. – В годовщину революции – 27 февраля – были занятия во всех правительственных заведениях, и производилась торговля. – В Германии царит полная разруха и развал. Прививши большевизм России, она сама заболела им. – Япония посылает в Россию своего представителя. - Англичане высылают от себя русских большевиков. – Верховный Правитель, посетил главные фронты, а так же города: Челябинск, Златоуст, Пермь, Екатеринбург, всюду восторженно встреченный войсками и населением (при чем при посещении городов он первым делом бывал в соборах), возвратился в Омск  на первой неделе говел и причащался СВ. Таип. – Из Америки сообщают, что за последнее время евреи усиленно выезжают из России. – В Омске солдаты английского батальона дали концерт в честь Верховного Правителя. – Религиозный гимн: "Коль славен наш Господь в Сионе" – употребляемый как национальный гимн России.

 

Редактор неофициального отдела священник И. Фокин

 «Тобольские епархиальные ведомости». Неофициальная часть, 1919, №6              

Из печати. К судьбе Николая II

Корреспондент "Нью-Йорк Таймс", г. Аккерман, сообщил в свою газету следующие сведения, написанные личным слугою отрекшегося царя Домниным, не оставлявшим семье Романовых до последней возможности    - до 15июля 1918г., когда в доме Ипатьева появилась красная гвардия и увела узника с намерением расстрелять. Было ли так в действительности, отзывается газета, сказать трудно. Есть показания, что он и его семья были убиты, но есть и обратные – что все они были взяты из мест заключения и спасены друзьями, только годы могут разоблачить эту трагическую тайну, но некоторый свет на эти события бросают показания Парфена Алексеевича Домнина,- материал, который получил в свое распоряжение упомянутый Карль Аккерман. Вот что написал Домнин для корреспондента.

"Начиная с первых дней июля, над городом появились аэропланы и летали довольно низко, и бросали иногда бомбы, в большинстве не приносившие вреда. В то же время появились слухи, что чехославаки готовятся занять город. В один из таких вечеров Николай вернулся со своей обычной прогулки по саду в необычном возбуждении; помолившись перед иконою Николая Чудотворца, он бросился на кровать не раздеваясь; никогда раньше он так не делал

– Позвольте мне Вас раздеть, – сказал я.

– Не беспокойся, старина, – ответил Николай: у меня тяжело на сердце и я чувствую, что уже долго не проживу. Может быть, сегодня…– и бывший царь не кончил фразы.

– Бог с Вами, что вы говорите, – возразил я.

И он рассказал мне, что во время прогулки в саду, он получил известие о заседании специального комитета совдепа казачьих и красноармейских депутатов Урала, которое должно вырешить его судьбу, в виду слухов, что он собирается бежать к чехословакам, в свою очередь обязавшимися вырвать его из рук советов. – Я не знаю, что может случиться, – сказал Николай в заключении. 

Царь содержался под строжайшим надзором; ему не позволялось ни покупать газет, ни даже выходить сверх краткого времени для прогулок; прислуга постоянно обыскивалась и меня один раз, например, заставили снять решительно все с себя, подозревая, что я проношу письма. Еду давали трудно, да и то она состояла главным образом из картофеля и селедок. Хлеба же выдавали по полуфунту в день на каждого члена семьи. Царевич все это время болел. Раз он вбежал в палату к отцу весь в слезах и, совершенно вне себя, бросился на руки к отцу и сквозь рыдания едва проговорил:

– Милый папа, они хотят тебя застрелить.

– Воля Божья во всем, – ответил царь, – но милый мальчик, будь спокоен, будь спокоен. Где мама?

– Поди попроси маму перестать плакать, Божия воля должна совершиться.

– Папа, папа, –  плакал царевич: ты и так много страдал, за что же они хотят тебя убить?

– Алексей, – сказал царь, – я прошу тебя об одном: пойди и успокой маму.

Царевич вышел, а Николай стал на колени перед иконою и долго молился. Он вообще проводил за молитвою много времени; и если пробуждался по ночам, то уже больше не засыпал, а все время молился.

Лишь иногда ему разрешалось видеть царицу, "Алису", как он звал ее. Раз и она пришла в слезах и сказала:

– Ты должен привести все свои письма и документы в порядок: дай свои последние распоряжения и завещание.

После этого Николай часто проводил ночи за письмами. Он написал много; среди писем были: к дочерям, к брату - Михаилу Александровичу,  к дяде – Николаю Николаевичу, генералу Догерту, князю Гендрикову, графу Олсуфьву,  принцу Ольденбургскому, графу Сумарокову-Эльстон и многим другим. Он не запечатывал писем, потому что их тщательно цензуровали  в советах, и случалось не редко, что письма возвращались с пометкой "не отправлять". Часто Николай целыми днями ничего не ел и все молился; было ясно, что он сильно беспокоился и болел сердцем.

Поздним вечером, 15 июля, в комнату царя  вошел комиссар охраны и объявил:

– Гражданин Николай Александрович  Романов, вы должны отправиться со мной на  заседание советов рабочих, казачьих и красноармейских депутатов Уральского округа

– Скажите откровенно, – возразил Николай, – вы желаете увести меня для расстрела.

– Нет, не опасайтесь, – ответил комиссар, улыбаясь, – вас требуют на заседание.

Николай поднялся с кровати, одел свою серую солдатскую рубаху, сапоги, опоясался и вышел с комиссаром. Два солдата стояли у двери, и три других окружили и стали обыскивать царя. После этого один из латышей пошел впереди, царя поставили за ним, потом стал комиссар, в хвосте - остальные солдаты. Николай Александрович не возвращался долго, почти два с половиной часа. Он был очень бледным и подбородок его нервно дрожал.

– Дай мне старина, воды, –  сказал он мне.

Я принес, и он залпом выпил большой стакан.

– Что случилось? – спросил я.

– Они мне объявили, что через три часа буду расстрелян, - ответил мне царь.

Вскоре после возвращения Николая II с заседания, к нему вошла Александра Федоровна с царевичем; оба плакали. Царица упала в обморок, и был призван доктор. Когда она оправилась, она упала на колени перед солдатами и молила о пощаде. Но солдаты отозвались, что это не в их власти.

– Ради Христа, Алиса, успокойся, – сказал Николай II несколько раз тихим голосом.

Он перекрестил жену и сына, подозвал меня и сказал, поцеловав:

– Старина, не покидай Александры Федоровны и Алексея; ты знаешь, у меня никого больше нет, и не останется никого помочь им, когда меня уведут.

В последствии выяснилось, что, кроме жены и сына, никого не допустили попрощаться с Николаем II. Царь, его жена и сын оставались вместе, пока не прибыл представитель совета с пятью другими солдатами и еще двумя рабочими, членами совета.

– Оденьте пальто, – сказал председатель царю.

Николай II не потерял самообладания и стал одеваться. Он еще раз затем поцеловал и перекрестил жену, сына и слугу и, оборотясь к прибывшим сказал:

– Теперь я в вашем распоряжении.

– Царица и царевич забились в истерике, и когда я бросился помочь им, председатель сказал мне:

– Это вы можете сделать потом, теперь же не должно быть никакого промедления.

– Позвольте мне идти за моим господином, – просил я.

– Никто не должен сопровождать его, – ответил председатель

Царя взяли и увели, никому неизвестно куда, и той же ночью он был расстрелян двадцатью красноармейцами.

Еще до рассвета той же ночью, 15 июля, председатель совета пришел опять. С ним было несколько красноармейцев, доктор и комиссар охраны. Они вошли в ту же комнату, где содержался царь, и доктор оказал помощь потерявшим чувства Александре Федоровне и царевичу. После того председатель совета спросил доктора:

– Можно ли взять их немедленно?

– Да, – ответил тот.

– Граждане, Александра Федоровна Романова и Алексей Романов, - объявил председатель, вы будете увезены отсюда; вам разрешается взять только самое необходимое, не свыше 30 или 40 фунтов.

Стараясь владеть собою, мать и сын бросались из стороны в сторону и были скоро готовы. Председатель не разрешил им попрощаться со своими близкими и все время торопил их

– И вы, старик, – сказал он мне, – уходите прочь отсюда. Теперь никого не останется, кому бы вы могли служить.

И обращаясь к комиссару, он приказал:

– Завтра же вы должны убрать его отсюда.

Царицу и ее сына взяли в автомобиль и куда увезли,- неизвестно. На утро комиссар велел мне уйти и позволил взять несколько вещей бывшего царя; все же документы и письма были взяты стражей. Мне было очень трудно раздобыть даже железнодорожный билет, потому что вокзал и все вагоны занимались красноармейцами, увозившими ценные вещи из города.

Вот все, что мы можем пока знать из показания человека, свыше двадцати лет и до конца бывшего ближайшим слугой несчастного царя.  

                                                                                                          ( "Р.А.")

   

«Тобольские епархиальные ведомости». Неофициальная часть, 1919, №6