«Золотое руно» и «аполлон»

 

Журнал «Золотое руно», вышедший в 1906 г., стал вторым московским журналом, посвященным проблемам символизма. К этому времени бунтари-одиночки, которых высмеивали и журналы и газеты, превратились в известных писателей, печатавшихся в солидных изданиях, издававших книги и сборники. Символизм вошел в моду.

В определенной степени эта мода на модерн в состоятельных кругах общества и вызвала к жизни «Золотое руно». Деньги на издание дал Н.П. Рябушинский, представитель известной семьи московских текстильных фабрикантов. Он пробовал себя в литературе и в музыке, но способностей не обнаружил. Люди, знавшие его, в том числе философ Л. Шестов, говорили о его «литературной необразованности»^[23].

Рябушинский и стал издателем самого дорогого и роскошного русского журнала. Он тратил на «Золотое руно» около 100 тыс. в год, это позволяло не считаться с расходами при оформлении журнальных книжек. Великолепно иллюстрированные, отпечатанные на прекрасной бумаге, они приходили к подписчикам в изящных футлярах, перевязанных золоченым шнуром.

Но Н.П. Рябушинский не ограничивался ведением материальных дел журнала, он претендовал на редакторские функции, брал на себя диктаторскую роль в журнале. Это стало причиной постоянных внутриредакционных столкновений и смены сотрудников, требовавших устранения Рябушинского. Вот как рассказывал о нем А. Бенуа в книге воспоминаний: «Был тот гость сам Николай Петрович Рябушинский, тогда еще никому за пределами своего московского кружка не известный, а уже через годгремящий по Москве благодаря тому, что он пожелал продолжать дело Дягилева и даже во много раз перещеголять его... Казалось, что он нарочно представляется до карикатуры типичным купчиком-голубчиком из пьес Островского... Тогдашний Рябушинский был фигурой весьма своеобразной и очень тревожной... Я ему понадобился как некий представитель отошедшего в вечность «Мира искусства», как тот элемент, который, как ему казалось, должен был ему облегчить задачу воссоздать столь необходимое для России культурно-художественное дело и который помог бы набрать нужные силы для затеваемого им – в первую очередь – журнала. Название последнего было им придумано – “Золотое руно”, а сотрудники должны были сплотиться подобно отважным аргонавтам»^[24]. Название журнала было заимствовано из символики кружка «Аргонавты», созданного Андреем Белым.

Оценивая выход первого номера нового журнала, В.Я. Брюсов писал, что декадентство как литературная школа кончается. «Давно, однако, отмечено, что именно тогда, когда идеи ветшают, они проникают, наконец, в сознание большой публики. К сожалению, широкие круги в литературе и искусстве всегда живут вчерашним днем». Брюсов назвал журнал «пышным саркофагом», «великолепной гробницей». «Весь этот “новый журнал” говорит мне о чем-то старом, прошлом, и “золотое руно”, которое он предлагает читателям, добыто не им, а другими, задолго до того, как он снарядился в путь»^[25]. Конечно, в Брюсове говорила и ревность создателя настоящего журнала-манифеста, но в основном он был прав: «Золотое руно» не только повторяло внешнюю форму «Мира искусства», его внутреннее наполнение тоже было достаточно вторичным и неоригинальным.

Литературной частью ведал в первое время С. Соколов (псевдоним С. Кречетов) – руководитель издательства «Гриф», второго после «Скорпиона» московского издательства символистов. В оформлении участвовали «мирискуссники» Л. Бакст, Е. Лансере, К. Сомов и др. Рисунки, виньетки, заставки, изящные, мастерски выполненные, напоминали старшего собрата. Так же как и «Мир искусства», «Золотое руно» печатало альбомы репродукций. Первый номер был посвящен работам Врубеля, в следующих читатель знакомился с творчеством самих оформителей – Бакста, Сомова и др.

В редакционном манифесте провозглашалось, что «искусство – вечно, едино, символично и свободно». Первый номер украшали имена Брюсова, Бальмонта, Мережковского.

Но уже в июле 1906 г. С. Соколов отправил Рябушинскому заявление об уходе, предварительно разослав его копии московским и петербургским литераторам. Конфликт наделал много шума, однако остальные сотрудники из журнала не ушли. В литературный отдел пришел А.А. Курсинский – поэт близкий В.Я. Брюсову, что позволило последнему на некоторое время сделать «Золотое руно» неким продолжением «Весов». Но и Курсинский долго работать с Рябушинским не смог и ушел, за ним последовал Андрей Белый.

Весной 1907 г. произошла реорганизация журнала. Во главе редакционных дел встал секретарь журнала Г.Э. Тастевен – филолог, автор статей по философско-эстетическим проблемам. Он попытался изменить идейно-эстетические позиции «Золотого руна». Тастевен сблизился с Г. Чулковым, который после закрытия «Вопросов жизни» издавал альманах «Факелы», но стремился работать в журнале. Вместе с Чулковым в «Руно» пришли литераторы-петербуржцы – А. Блок, Вяч. Иванов, С. Городецкий. В объявлении «От редакции» летом 1907 г. говорилось: «Редакция “Золотого руна” уделит главное внимание вопросам критики, имея в виду двоякого рода задачи: с одной стороны, пересмотр теоретических и практических вопросов эстетического мировоззрения, с другой возможно более объективный анализ искусства последних лет и новых явлений в живописи и литературе с целью выяснить перспективы будущего. Особенное значение редакция придает рассмотрению вопросов о национальном элементе в искусстве и о “новом реализме”»^[26]. Эта программа намечала какие-то конкретные и относительно новые вопросы, рассматриваемые журналом, то, о чем не писали предшественники. Возможно изменение программы объясняет тот факт, что в «Золотое руно» пришел А. Блок. Это была первая попытка поэта участвовать в редакционной работе журнала и использовать его страницы для выражения своих мыслей о литературе и современности. В 1907–1908 гг. Блок опубликовал ряд статей-обзоров о современном искусстве, в том числе нашумевшую статью «О реалистах». Она вызвала бурную реакцию со стороны А. Белого. В начале августа он послал Блоку оскорбительное письмо, на которое Блок ответил вызовом на дуэль. К счастью, в последующей переписке конфликт был разрешен^[27].

История «Золотого руна» изобилует скандалами, накал которых отражался в письмах его сотрудников. А. Белый, Вяч. Иванов постоянно писали своим корреспондентам о разногласиях с редакцией, предлагали различные «договоры» и «конституции», главным требованием которых было удаление Рябушинского, но этого сделать не удалось. Кроме того, началась изнурительная и некорректная полемика о символизме с «Весами», в которой участвовали, с одной стороны, 3. Гиппиус и В. Брюсов, с другой – С. Городецкий, который за грубый выпад против Брюсова был даже изгнан из «Руна». Старые сотрудники уходили из журнала. Брюсов писал: «...“скорпионы”, “золоторунцы”, перевальщики и “оры” в ссоре друг с другом и в своих органах поносят один другого. Слишком много нас расплодилось, и приходится поедать друг друга, иначе не проживешь»^[28].

В 1908 г. Н.П. Рябушинский утратил интерес к журналу, его материальные дела пошатнулись. В 1909 г. оба московских издания символистов, «Весы» и «Золотое руно», прекратились. Если «Весы» много сделали для разработки основ символизма как искусства, это был журнал-манифест в самой большей степени соответствовавший своему типу, то «Золотое руно», внесло вклад в распространение образцов нового искусства в более широкой и русской, и европейской публике. Текст в журнале печатался параллельно на двух языках – русском и французском, и хотя переводы не всегда удовлетворяли авторов, знакомство Запада с русским модернизмом – одна из основных заслуг «Золотого руна».

В 1910 г. сами символисты заявили о кризисе течения как литературной школы. Закончилась эпоха самого мощного и представительного течения русского литературного модерна, закончилось время символистских журналов-манифестов. На смену символизму шли новые школы, и это нашло свое отражение в истории последнего модернистского журнала «Аполлон».

«АПОЛЛОН», как и «Золотое руно», ориентировался на «Мир искусства». Это доказывает своеобразный факт в истории русских модернистских изданий: примером для подражания и тиражирования стал не чисто литературный журнал, а художественно-литературный, в котором мирно или немирно, но сосуществовали два вида искусства – литература и живопись. Такой интерес к изобразительному искусству «отражал процесс движения от литературоцентризма XIX в. к установлению новой иерархии искусств. Словесный образ оттеснялся зрительным, более соответствовавшим быстрому ритму городской жизни»^[29].

«Золотое руно» и «Аполлон» находились на переломе от литературоцентризма к пониманию значения образа зрительного, и тот и другой журналы много внимания уделяли живописи. «Золотое руно», подобно «Миру искусства», устраивал выставки (одна из них называлась «Голубая роза»), на его страницах печаталась художественная хроника, но все же литературная часть преобладала. Она играла основную роль и в «Аполлоне», особенно в первые годы его истории.

Первый номер «Аполлона» вышел в ноябре 1909 г. в Петербурге. Организатором издания стал художественный критик С. Маковский, в создании «Аполлона» активно участвовал поэт И. Анненский. Среди сотрудников были как литераторы (К. Бальмонт, А. Блок, А. Белый, В. Брюсов), так и художники и театральные деятели (Л. Бакст, М.Добужинский, В. Мейерхольд, Ф. Комиссаржевский). Но по свидетельству С. Маковского, родоначальниками журнала были поэты-новаторы.

Оформление нового журнала во многом повторяло «Мир искусства», тем более что им занимались все те же «мирискуссники» – Л. Бакст, А. Бенуа, М. Добужинский. Обложку рисовал Добужинский. Журнал выходил на 80–100 страницах с черно-белыми и цветными репродукциями. Новое издание было скромнее и строже, чем именитые предшественники, а главное дешевле: цена номера около рубля.

Главная цель журнала заключалась в утверждении самоценности искусства и внимании к вопросам мастерства. «У этого Аполлона нет жрецов и не будет святилища», — писал в первом номере И. Анненский, явно намекая на богоискателей от искусства. Поэт предлагал создавать «мастерские, куда пусть свободно входит всякий, кто желает и умеет работать на Аполлона»^[30].

Отдел беллетристики занимал около трети объема, еще одна треть отдавалась «Хронике», с 1911 г. она стала называться «Художественная хроника». В отделе «Хроника» печатались и литературные рецензии под рубриками «Письма о русской поэзии», «Заметки о русской беллетристике», «Новые книги», «Журналы». Существовал раздел «Театр», публиковавший рецензии на спектакли. Оставшаяся треть отводилась статьям по эстетике, истории живописи и театра, художественной критике. Полемика с прессой шла под рубрикой «Пчелы и осы “Аполлона”».

Полемики было много. Журнал вызвал вопросы, недоумения и нарекания. Остроумный фельетон-отклик на появление первого номера написал А. Аверченко.

«Однажды в витрине книжного магазина я увидел книгу... По наружному виду она походила на солидный, серьезный каталог технической конторы... А когда мне ее показали поближе, я увидел, что это не каталог, а литературный ежемесячный журнал.

– Как же он... называется? – растерянно спросил я.

– Да ведь заглавие-то на обложке!

– Здесь нет секрета, – сказал приказчик. – Журнал называется “Аполлон”, а если буквы греческие, то это ничего... Следующий номер вам дастся гораздо легче, третий еще легче, а дальше все пойдет, как по маслу». Далее Аверченко обыгрывал знаменитых «мэнад» из открывавшей журнал статьи Анненского. «Первая статья, которую я начал читать, – Иннокентия Анненского – называлась “О современном лиризме”.

Первая фраза была такая: “Жасминовые тирсы наших первых мэнад примахались быстро...”» Дальнейшее изложение Аверченко строил на рассказах о встречах с разными людьми, которым фельетонист читал фразы из журнала, после чего его быстро принимали за сумасшедшего^[31].

Надо заметить, что в этом, может быть слишком резком, отклике Аверченко была отмечена усложненность первых номеров журнала. Дальше, почти по Аверченко, дело пошло легче. В апрельском номере 1910 г. М. Кузьмин опубликовал знаменитую статью «О прекрасной ясности», где предложил писать ясно, логично, образно, соблюдая чистоту слога. После объявленного мэтрами символизма заката этого течения на смену поэтам-символистам в «Аполлон» пришли другие поэты с новыми эстетическими идеями. Плеяда молодых – Н. Гумилев, А. Ахматова, О. Мандельштам, С. Городецкий на заседаниях «Цеха поэтов» провозглашают новое направление в искусстве – акмеизм. Новому течению нужен был свой журнал. Издаваемые «Цехом» сборники «Гиперборей» не могли завоевать широкой аудитории, и акмеисты берут в свои руки «Аполлон».

В конце 1912 г. С. Маковский пригласил лидера акмеизма Н. Гумилева заведовать литературным отделом. В первом номере за 1913 г. был опубликован его манифест «Наследие символизма и акмеизм» и лекция С. Городецкого «Некоторые течения в современной русской поэзии». «Аполлон» превратился в журнал-манифест акмеизма. Акмеизм был явлением менее масштабным, чем символизм. Эстетическое обоснование нового течения и показ образцов творчества заняли меньше времени, чем у предшественников. Споры о новом искусстве тоже утихли гораздо быстрее и не только потому, что в 1914 г. началась война, но и потому, что спорить практически было не о чем.

В 1914–1917 гг. литературные интересы отошли на второй план, «журнал все больше устремлялся к искусствознанию и его специальным проблемам (современная художественная жизнь, эстетическое образование, охрана памятников, музейные дела, коллекции и аукционы, техника живописи и графики и т.д.)»^[32]. Это был уже другой журнал под тем же названием.

«Аполлон» просуществовал дольше всех модернистских изданий (ноябрь 1909 – лето 1918 г.). Журнал не сложился как четкий тип, сначала он ориентировался на «Мир искусства», затем, подобно «Весам», стал журналом-манифестом акмеизма, а потом превратился в издание художественное.

В истории каждого модернистского журнала были свои взлеты и падения, своеобразные находки, но все вместе эти издания вписали яркую страницу в развитие культуры России и в русскую журналистику начала XX в.