32. Кризис мышления второй половины 20 века. Квантовая механика как начало современной картины мира.

В описании религиоведа Дж. Фрэзера (19-20 век) магия, религия и наука являются не чем иным, как выражением трех различных парадигм мышления, каждая из которых по-своему определяет нормы жизни, стили творчества, особенности психики людей своего времени. «В конечном счете и магия, и религия, и наука — это всего лишь способы теоретического мышления, и, подобно тому как наука вытеснила своих предшественниц, в будущем на смену ей может прийти другая более совершенная гипотеза».

Это был на редкость точный прогноз. Когда началась эпоха научных революций, каждый новый взлет теоретической мысли — квантовая физика, космонавтика, кибернетика — не только на порядок поднимал производительные силы, но и стадиально пе­реформировывал массовое мировосприятие, менял парадигму мышления.

Это отрывок из начала Прониной, а теперь из конца.

Потрясающие технические достижения и ошеломляющие со­циальные пертурбации современности вызывают тектонические процессы в психике человека, но не получают необходимого ми­ровоззренческого осмысления на уровне социума. Философия утратила интерес к глубоким метафизическим и онтологическим проблемам, как будто «наука наук» к середине XX в. полностью исчерпала объяснительные возможности своей методологии и ей осталось только перерождаться в разного рода разновидности идеологии. И серьезные философы занялись локальными пробле­мами вроде структурной лингвистики, а их исследования практи­чески слились с конкретной наукой, к чему в свое время призы­вали основоположники прагматизма Пирс и Дьюи. Но свято мес­то пусто не бывает, и осмысление философических проблем человеческого существования перешло на уровень обыденного сознания и массовой культуры. В 60-х годах XX столетия как от­кровение воспринимались научно-фантастические романы Клар­ка и психосоциальные утопии Стругацких, абсолютным успехом пользовались фильмы «Космическая Одиссея 2001» Стэнли Куб­рика и «Девять дней одного года» Михаила Ромма, огромное чис­ло людей включалось в бурные дискуссии типа «Есть ли жизнь на Марсе?» и «Может ли машина мыслить?» Далее последовал бум научно-популярных изданий и триумфы научных обозревателей телевидения. Но у массовой культуры свои правила, и жанр «fan­tasy» растворился в «fiction», «мыльные оперы» поглотили высо­кие «morality», а кровавые «боевики» развеяли мечты о «братьях по разуму».

Общество не могло овладеть лавинообразно нарастающим потоком информации без строгой методологии научной теории познания. Без рефлексии принципов организации и функциони­рования самого мышления практически более невозможно стало «мыслить о мире». Мышление все чаще оказывалось неизоморф­ным (не подобным) мироустройству. Это означало, что человече­ская мысль столкнулась с онтологическими проблемами, проти­воречащими онтологическому статусу самого мышления, его ба­зовым установкам и убеждениям. Действительно, основные феномены и категории современной науки уже не могут быть ви­зуализированы и осмыслены в терминах трехмерного пространст­ва и необратимого времени. Как, к примеру, представить себе па­радокс квантовой механики: «Частица проходит одновременно через две щели»? Традиционные философские системы тут могут только затруднить процесс дальнейшего проникновения в новую научную реальность. Между тем не кто иной, как основатель квантовой теории Макс Планк (1958—1947), подчеркивал: «Есте­ственные науки не могут обойтись без философии».

И в прошлом случалось, что люди утрачивали веру в справед­ливость и гармонию мира на переломных поворотах истории, в стрессовых, травматических обстоятельствах. Но теперь под уда­рами научных открытий разрушалась сама физически очевидная картина мира, опровергались считавшиеся незыблемыми законы мироздания. Классическую науку это ввергло в глубокий кризис и обозначило полный крах ее мировоззренческих дисциплин. Но одновременно это был в полном смысле прорыв на новый уро­вень восприятия и понимания реальности. Прорыв настолько глубокий и стремительный, что экспериментальные методики и теоретические концепции новейшей физики сами по себе стано­вились фундаментальными мировоззренческими категориями, и даже математические формулы обретали философический смысл. Квантовая механика стала действительной философией XX в., а «теория поля» — подлинной картиной мира. И это больше, чем метафора. Чтобы убедиться, достаточно соотнести основные кате­гории и законы рационалистического мышления: «объектив­ность», «каузальность», «случайность», «детерминизм», «обрати­мость логических операций и соответствующих им практических действий», «однозначность и непротиворечивость логических вы­водов» и ряд других, — с показаниями приборов и результатами расчетов современных испытателей природы.

Характерно в этом отношении явление так называемого квантового индетерминизма. Суть в том, что движение микрочас­тицы не предопределяется ни явными, ни скрытыми причинами, не подчиняется никаким закономерностям и потому не может быть предсказано. Каждая микрочастица как бы обладает абсо­лютной свободой, и ее траектория ничем не детерминирована. Однако, хотя и нельзя определить причину и предсказать после­дующие этапы развития отдельной частицы, удается достаточно точно описать закономерности движения большого количества микрочастиц, которые в соответствии со стохастическими зако­нами образуют некоим образом упорядоченное пространствен­но-временное целое. Получается, что классические уравнения И. Ньютона (1643—1727) и вероятностный детерминизм П. Лап­ласа (1749—1827) не позволяют определить движение одной час­тицы, хотя их вполне достаточно, чтобы предсказать будущее и проследить прошлое системы частиц.

На смену представлениям о бесконечной причинно-следст­венной цепи, которой однозначно связаны единичные явления, приходит осознание стохастического характера (ох уж эти ученые занудные, не могут по-русски говорить – т. е. случайного) всех физических законов и явлений. В таком случае общая тенденция предстает как вектор сложения множества разнонаправленных движений, причин и следствий, и, к примеру, фиксируемая прибором траек­тория движения оказывается «пучком» траекторий, проложенных множеством единичных частиц. Отсюда следовало, что обрати­мость, то есть возврат в исходную точку посредством обратного порядка действий, недостижима. Сам принцип причинности трансформировался в сложную систему. Стохастические явления, манифестируемые на уровне «квантового хаоса», приобретают фундаментальный характер как основа миропорядка и любой цель­ности. С этой точки зрения любой единичный объект или явле­ние также рассматривается как некоторая самодостаточная цело­стность. А потому даже минимальная частичка целого — квант — сама выступает как элементарная целостность, что находит отра­жение в теории «квантового холизма» (от греч. holos — весь, це­лый, целостный).

Одним из проявлений квантового холизма считается способ­ность двух частиц составлять единый объект, даже разлетевшись на астрономические расстояния, что выражается в необъяснимой корреляции их свойств, хотя непосредственная взаимосвязь уже невозможна. Так называемая эйнштейновская нелокальность в том и состоит, что свойства системы не могут быть локализованы (представлены, соединены) в отдельной частице, ибо носителем их является система в целом. И в свете этих физико-математиче­ских абстракций явлениями одного порядка оказываются уди­вительная согласованность, когерентность (соответствие), синергичность (координированность) и синхронность процессов, протекающих в разных частях сложной самоорганизующейся сис­темы, будь то космос, квантовый ансамбль, муравьиная семья, центральная нервная система организма или даже человеческое общество. И дело тут не в прямых аналогиях и не в подборе при­меров (они вполне очевидны и всегда наготове). Открылся новый класс феноменов и закономерностей реальности, которые необ­ходимо было осмыслить мировоззренчески. И поскольку заидеологизированная философия не внушала доверия, потребовалась практически ориентированная теория самоорганизации в слож­ных системах. Для обозначения новой науки Герман Хакен пред­ложил термин «синергетика» (от греч. synergos — вместе действу­ющий).

И здесь переход уже на вопрос о синергетике.

Нильс Бор, сформулировавший принцип дополнительности в рамках квантовой механики, сам позднее писал о его всеобъемлющем характере: «Цельность жи­вых организмов и характеристики людей, обладающих сознани­ем, а также и человеческих культур, представляют черты цельно­сти, отображение которых требует типично дополнительного спо­соба описания». Для физиков это стало лишним основанием дополнить свою терминологию понятиями из сферы психическо­го. Они стали говорить не о траекториях, а о «поведении» элект­ронов, определять вновь открытые микрочастицы как «странные» или даже «очарованные». И это только помогало глубже проник­нуть в закономерности микромира.

Иное дело философы. Им было от чего прийти в замешатель­ство. Новые феномены и концепции непрерывно трансформиро­вались, оборачивались и выворачивались, являя полную несовме­стимость с неколебимыми устоями традиционных теорий.

В настоящее время именно хаотиче­ские состояния привлекают наибольшее внимание науки. Для их изучения разработан даже особый категориальный аппарат: гео­метрия фракталов, описывающая «структуры хаоса».

Синхронность процессов развития мышления, социальной реальности и научной практики потрясает. Сегодня стохастиче­ские процессы волнуют исследователей уже не только в связи с закономерностями микромира, но и в связи с закономерностями социума. Феномен, привлекающий всеобщее внимание, отлича­ется глобальностью, самопроизвольностью и стихийностью астро­номического явления, подобного рождению новой звезды. И хотя все разворачивается на наших глазах, люди могут только зачаро­ванно следить за происходящим, ощущая невозможность повли­ять на ход событий. Это явление — мировая сеть Интернет.

Переход на нет-мышление (вопрос 36) и конец, наконец, вопроса.