- •1. Особенности литературы периода «позднего сталинизма»
- •2. Общая характеристика литературы «оттепели»
- •3. Феномен «шестидесятничества». Отражение идейных и нравственных установок эпохи
- •4. Развитие традиции «военной» прозы. Ее основные направления. Понятие «лейтенантской» прозы
- •5. 2 И 3 волны русской литературной эмиграции, представители, отличительные особенности
- •6. «Лагерная» проза и ее представители
- •7. Концепция мира и человека в системе нравственных ценностей в «деревенской» прозе. Рассказы в.Тендрякова
- •8. Литература эпохи «застоя». Политические процессы над писателями (Синявский-Даниэль, Бродский, Ратушинская). Повесть н.Аржака «Говорит Москва!».
- •9. Литературный процесс 2 пол 80-х – нач 90-х на пути к своей целостности(литература метрополии, «возвращенная литература», литература русского зарубежья, сам- и тамиздат)
- •10. Многоуровневость литературного процесса второй половины 80- 90х-, его жанровое и стилевое разнообразие
- •11. Развитие реалистической традиции в рус лит 80-х-90-х. Стилевые течения неоклассической прозы
- •12. Размежевание между писателями традиционной школы и его отражение в повестях Распутина и Астафьева
- •13. Особенности условно-метафорической прозы
- •14. Феномен «другой» прозы
- •16. Русский литературный постмодернизм: его философские основы и особенности
- •17. Русская поэзия на современном этапе: традиционное направление, его представители и поэтический поставангард
- •18. Современная драматургия: отличительные черты и направления
- •19. Человек на войне в эпосе Симонова и Гроссмана.
- •20. Нравственная проблематика в «лейтенантской» прозе: Бондарев, Воробьев
- •21. Личность Окуджавы — поэта и прозаика
- •22. Лагерная правда человеческого существования в рассказах Шаламова
- •23. Роман «в круге первом». Культурософская, социальная и нравственная проблематика. Проблема выбора
- •24. «Один день Ивана Денисовича» как этапное произведение лагерной прозы
- •25. Поэма Твардовского «Теркин на том сете» как пример сатиры на сов бюр систему
- •26. Идеалы «шестидесятников» в повестях Аксенова («Звездный билет», «Апельсины из Марокко», «Коллеги»)
- •27. Роман Нарокова «Мнимые величины»: взгляд на тоталитарную систему извне
- •28. Кризис духовных ценностей европейской цивилизации в романах Набокова («Лолита», «Камера обскура»).
- •29. Поэтический мир Иосифа Бродского
- •30. Иронико-исторический роман Дружникова «Ангелы на кончике иглы»
- •31. Проблема нравственного выбора и ответственности в повестях Васильева.
- •32. Драматургия Вампилова и ее особенности. Эволюция главного героя.
- •33. Нравственная проблематика «городской» прозы и ее осмысление в повести Трифонова «Обмен».
- •34. Человек в истории в повести Трифонова «Старик»
- •35. Поэзия Высоцкого, ее тематическое разнообразие и своеобразие поэтики
- •36. «Вечные» проблемы человеческого бытия, власти и свободы выбора в исторических пьесах Радзинского
- •37. Мир и человек в рассказах Шукшина
- •38. «До третьих петухов» Шукшина: сказочная условность, социально-нравственная проблематика, сатирическая направленность
- •39. «Верный Руслан» Владимова — новый взгляд на проблему несвободы в «лагерной» прозе
- •41. Театр Горина: проблематика, образы героев, приемы комического и актуальность во времени
- •42. Кризис современного общества и загадка русского характера в повести Астафьева «Печальный детектив»
- •44. «Жестокий реализм» в изображении ужасов современной жизни
- •43. Модель мира, дома и человека в повести Распутина «Пожар»
- •45. Мемуарно-художественное начало в поздних произведениях Нагибина
- •46. Толстовская традиция в современной литературе. «Диалектика души», постижение психологии человека тоталитарного общества в творчестве Маканина.
- •47. Сказочный тип условности в повести Искандера «Кролики и удавы».
- •48. «Демоническая» фантастика как условный способ отражения социальной действительности в произведениях Орлова
- •49. Мифологический тип условности в антиутопии Анатолия Кима «Поселок кентавров»
- •50. Оборотничество — превращение человека в животного — как условный прием в повести Кима «Белка»
- •51. Экзистенциальная проблема свободы личности вокруг «вечных возвращений» в романе Кима «Отец-лес»
- •52. Эволюция жанра рассказа в творчестве Толстой и Довлатова. Углубление чеховской традиции
- •53. Ироничное переосмысление культа великого писателя на фоне абсурдной действительности («Заповедник» Довлатова)
- •54. Ассоциативное восприятие действительности и диалог героя с самим собой в «Школе для дураков» Соколова
- •55. «Зона» как квинтэссенция советского общества в интерпретации Довлатова
- •56. «Москва-петушки» Ерофеева как пратекст русского постмодернизма
- •57. Постмодернистская интерпретация»вечных» тем в романе Анатолия Королева «Быть Босхом»
- •58. Экспериментальный взгляд на общество и человека в повести Плевина «Омон Ра».
- •59. Жанровая трансформация и своеобразие романа Татьяны Толстой «Кысь»
- •60. Модернистская концепция мира и человека в рассказах Вик. Ерофеева
- •61. Особенности «женской» прозы: Палей, Полянская, Толстая, Щербакова, Петрушевская, Улицкая
- •62. Роман «Азазель» как явление масскультовой литературы. Проблема жанра, героя, автора.
- •63. «Роман с языком» Новикова и трансформация жанра современного романа
- •64. Альтернативная история в цикле романов Ван Зайчика «Плохих людей нет».
21. Личность Окуджавы — поэта и прозаика
Песни Булата Окуджавы появились в конце 50-х годов XX ввека. Если говорить о корнях его творчества, то они, несомненно, лежат в традициях городского романса, в песнях Александра Вертинского, в культуре русской интеллигенции. Но песенная лирика Булата Окуджавы — явление совершенно самобытное, созвучное душевному состоянию его современников.
Поэзия Окуджавы неразрывно связана с музыкой. На протяжении всей своей творческой деятельности Окуджава не раз обращается к теме войны. Еще мальчишкой он ушел на фронт, и, может быть, именно поэтому в песнях о войне он часто говорит о своих ровесниках, так рано познавших ужасы войны, боль, страх. Удивительно то, что некоторые песни Окуджавы, посвященные войне, воспринимаются теперь как песни военного времени, которые пели солдаты в землянках, в окопах во время затишья между боями. Например, «Песня о московских ополченцах...
Очень большую часть своего творчества Булат Окуджава посвятил своему любимому городу Москве. Интересно, что цикл стихов о Москве складывался как бы в противовес такому значительному поэтическому и музыкальному явлению времен «развитого социализма», как парадно-бравурное воспевание Москвы советской. Это были в основном помпезные, тяжеловесные песни, стихи сталинской эпохи. Стихи же Окуджавы о своем городе глубоко личные, негромкие, домашние.
Как грустно, что люди постепенно забывают такие чувства, как любовь, дружба. Булат Окуджава в своем творчестве неоднократно обретается к этим темам. Мы долго не писали, не пели о любви, не пели о женщине. Окуджава один из первых после долгих лет пуританского ханжества вновь воспел любовь, воспел женщину как святыню, пал перед ней на колени. Поэт в своих стихах нередко обращается и к нашей истории. В ней его прежде всего привлекают люди, а не исторические факты. Большая часть его стихов посвящена первой половине девятнадцатого века. Можно предполагать, что Окуджава чувствует связь между своим временем (оттепель 50—60-х годов) и радикальным временем правления Александра I. Его привлекают люди девятнадцатого столетия, их высокие нравственные поиски, болезненные искания общественной мысли. Кажется, что Окуджава пишет о себе, о своих друзьях, ставя их на место исторических героев.
Будь здоров, школяр - Повесть (1961)
Моздокская степь. Идет война с фашистской Германией. Я — боец, минометчик. Я москвич, мне восемнадцать лет, второй день на передовой, месяц в армии, и я несу командиру полка «очень ответственный пакет». Тот читает донесение и просит передать моему командиру, чтобы таких донесений больше не посылал. Я мечтаю о том, как приду обратно, доложу, напьюсь горячего чая, посплю — теперь я имею право. В нашей батарее Сашка Золотарев, Коля Гринченко, Шонгин, Гургенидзе, командир взвода — младший лейтенант Карпов. Коля Гринченко, что бы он ни говорил, всегда «очаровательно улыбается». Шонгин — «старый солдат». Он служил во всех армиях во время всех войн, но ни разу не выстрелил, ни разу не был ранен. Гургенидзе — маленький грузин, на носу у него всегда висит капелька.
Вчера приходила Нина, «красивая связистка», она замужем. «А ты совсем еще малявка, да?» — спросила она. Придет Нина сегодня или нет? Вот она идет, рядом с ней незнакомая связистка. Вдруг вдалеке разрыв. Кто-то кричит: «Ложись!» Я вижу, как Нина медленно поднимается с грязного снега, а та, другая, лежит неподвижно.
Я потерял ложку. Есть нечем. Ем кашу щепочкой. Мы идем в наступление. «Что у тебя с ладонями?» — спрашивает старшина. Ладони мои в крови. «Это от минных ящиков», — говорит Шонгин. Сашка Золотарев делает на палочке зарубки в память о погибших. На палочке уже не осталось места.
Я прихожу в штаб полка. «А у тебя глаза хорошие», — говорит Нина. От этих слов у меня за спиной вырастают крылья. Мы меняем позиции. Едем на машине. Идет снег пополам с дождем. Ночь. Мы останавливаемся и стучимся в какую-то хату. Хозяйка впускает нас. Сашка Золотарев узнает, что неподалеку стоят машины с крупой, а водители спят. «Неплохо бы нам по котелку отсыпать», — говорит Сашка и уходит к машинам. На другой день комбат ругает Сашку за воровство.
Мы — Карпов, старшина, Сашка Золотарев и я — отправляемся на базу армии за минометами. По дороге нам встречается девушка в погонах старшины. Ее зовут Маша. Она просит подвезти ее в тыл. Мы останавливаемся на ночлег в деревне. Хозяйка нашего дома очень похожа на мою маму. Мы возвращаемся в штаб дивизии. Я встречаю Нину. «В гости приехал?» — спрашивает она. «Тебя искал», — отвечаю я. «Ах ты мой дорогой... Вот дружок настоящий. Не забыл, значит?» — говорит она. Мы обедаем с Ниной в штабной столовой. Говорим о том, что было до войны, что вот посреди войны у нас свидание, что я буду ждать ее писем. Мы выходим из столовой. Я касаюсь ее плеча. Она ласково отводит мою руку. «Не надо, — говорит она, — так лучше».
Мы получаем американский бронетранспортер. Мы едем на нем и везем бочку вина — на всю батарею. Мы решаем попробовать вина. Навстречу нам бежит фигура. Это солдат. Он говорит, что «ребят пулями побило», семерых. В живых осталось двое. Мы помогаем им хоронить убитых. Идет бой. Внезапно меня ударяет в бок, но я жив, только во рту земля. Это не меня убили, убили Шонгина. Сашка приносит связку немецких алюминиевых ложек, но я почему-то не могу ими есть.
«Рама» балуется», — говорит Коля. Я чувствую боль в ноге, левое бедро в крови. Меня ранило! Как же так — не боя, ничего. Меня увозят в медсанбат. Сестра просит у меня документы. Я достаю их из кармана. Вслед за ними выпадает ложка. На ней выцарапано «Шонгин». И когда я успел ее подобрать? Вот и память о Шонгине. В барак вносят новых раненых. Один из них злой, из минометной. Он говорит, что все наши убиты: и Коля, и Сашка, и комбат. Он остался один. «Врешь ты все», — кричу я. «Врет он», — говорит кто-то. «Ты не слушай, — говорит сестра. — Он ведь не в себе». — «Наши вперед идут», — говорю я. Мне хочется плакать и не от горя. Плачь. У тебя неопасная рана, школяр. Ты еще поживешь.