§ 3. Из выше изложенных соображений следует, что страна едва ли будет иметь производительное сельское хозяйство, если она не располагает значительным город-

* См. с. 179—193.

230

населением или единственным его доступным заме­нителем в виде крупной экспортной торговли сельскохо-одйственными продуктами для снабжения населения дру­гих стран. Я употребляю выражение «городское населе­ние» для краткости, подразумевая под ним несельскохо­зяйственное население, которое обычно сосредоточивается в городах или больших селах в целях комбинирования тру­да. Приложение Уэйкфилдом этой истины к теории коло­низации уже привлекло к себе большое внимание и, не­сомненно, привлечет еще большее. Это одно из тех вели­ких практических открытий, которые, после того как они совершены, представляются столь очевидными, что заслу­ги открывателей кажутся меньшими, чем они есть в дей­ствительности. Уэйкфилд первый указал на то, что обыч­но практиковавшийся в его время метод создания новых поселений, который состоял в том, что множество семей размещали бок о бок, каждую на своем участке земли, причем все они вели совершенно одинаковое хозяйство, хотя и мог при благоприятных условиях обеспечить этим семьям достаточное количество примитивных средств су­ществования, совершенно не подходит для создания круп­ного производства или поощрения его быстрого роста. Предложенная Уэйкфилдом система колонизации заклю­чается в обеспечении каждой колонии собственным город­ским населением в надлежащей пропорции к сельскохо­зяйственному и в таком размещении земледельцев, которое исключало бы их чрезмерную удаленность от городского населения, образующего рынок сбыта для их продукции. Принцип, на котором строится эта схема, не зависит ни от какой теории, приписывающей более высо­кую производительность большим земельным владениям, обрабатываемым наемными работниками. Если признать правильным, что земля действительно приносит больше продукции, когда она разделена на мелкие участки и обрабатывается крестьянами-собственниками, то и при этом, безусловно, необходимо городское население, чтобы побуждать указанных землевладельцев производить боль­ше продуктов. Но если бы эти участки земли были рас­положены слишком далеко от ближайшею центра несель­скохозяйственного производства, который их владельцы в Результате не могли бы использовать в качестве рынка Для сбыта излишков своей продуции, а тем самым и для приобретения других потребительских товаров, то, вообще

231

говоря, никакой излишек продукции или что-либо равно­значное ему не было бы произведено.

Именно малочисленность городского населения в пер­вую очередь ограничивает производительность труда в та­кой стране, как Индия [1848 г.]. Земледелие в Индии целиком строится на системе мелких участков. Там, одна­ко, существует довольно высокий уровень комбинирования труда. Сельские институты и обычаи, которые составляют основу общественного строя Индии, обеспечивают со­вместные работы в необходимых случаях, а когда они не достигают цели, на помощь приходит правительство (если оно удовлетворительно справляется со своим делом) и на средства от налоговых «поступлений организует общест­венные работы по строительству водохранилищ, плотин и ирригационных сооружений, без которых земледелие, там невозможно. Орудия труда и методы обработки земли, однако, там столь примитивны, что, несмотря на высокое естественное плодородие почвы и в высшей степени бла­гоприятные климатические условия, продуктивность зем­леделия чрезвычайно низка. Между тем земля здесь могла бы и без уничтожения системы мелких владений обеспечить изобилие продовольствия для гораздо больше­го, чем теперь, населения. Но для этого требуется стимул в виде многочисленного городского населения, связанного с сельскими районами удобными и дешевыми путями со­общения. В свою очередь и городское население не уве­личивается, так как земледельцы в силу низкого уровня потребностей и предприимчивости (в сочетании с отсутство­вавшей до последнего времени защитой собственности от тяжелых военных и налоговых поборов) не стремятся превратиться в покупателей продукции городов. В этих условиях наилучшие ближайшие возможности для разви­тия производительных сил Индии заключаются в быст­ром ^! расширении экспорта ее сельскохозяйственной про­дукции (хлопка, индиго, сахара, кофе и т. д.) на рынках Европы. Производители этих товаров являются потреби­телями продовольствия, производимого другими индийски­ми земледельцами. Возникающий таким образом рынок для сбыта излишков продовольствия может породить при условии надлежащего управления страной постепенное

¹ [Слово «теперь» перед «в быстром» опушено в 3-м издании (1852г.).]

232

личение потребностей и спроса либо на европейские _{а ы} либо на предметы, производство которых в самой ' обусловит необходимость многочисленного про­мышленного населения.

5 4. До сих пор речь шла о разделении видов произво­дительной деятельности, о такой форме комбинирования труда, без которой не могли бы возникнуть зачатки инду­стриальной цивилизации. Но когда такое разделение уже прочно укоренилось, когда для каждого производителя стало обыкновением поставлять многим другим один то­вар и приобретать у других большую часть предметов сво­его потребления, тогда уже причины, не менее реальные, хотя и менее настоятельные, побуждают к дальнейше­му распространению этой практики. Обнаруживается, что производительная сила труда все более и более воз­растает по мере его дальнейшего разделения, по мере по­следовательного расщепления каждого производственного процесса на все более мелкие части, <в результате чего на каждого работника приходится все меньшее количество простых операций. Таким образом, постепенно возникают те примечательные формы явления, названного разделени­ем труда:, которые известны всем читателям трудов по по­литической экономии. Приведенный Адамом Смитом при­мер с производством булавок хотя и широко известен, но столь удачен, что я решаюсь еще раз его повторить.

«Процесс изготовления булавки разделяется примерно на 18 отдельных операций. Один рабочий растягивает проволоку, другой выпрямляет ее, третий разрезает, чет­вертый заостряет, пятый обтачивает ее конец, на который надлежит насадить головку; на изготовление головки тре­буются две или три особые операции; насадка головки — самостоятельная работа; другая работа — чистка булавок; Даже вкалывание их в бумагу — особая работа... Я видел маленькую фабрику, где работало лишь 10 рабочих и где, естественно, некоторые из них выполняли две или три от­дельные операции. Хотя они были очень бедны и поэтому плохо оснащены нужными инструментами, они тем не ме­нее, когда работали усердно, могли сообща изготовлять ^в День 12 фунтов булавок. На фунт приходится свыше 4 тыс. булавок среднего размера. Следовательно, эти 10 че­ловек могли в день выработать более 48 тыс. булавок, считать, что каждый из них, изготовляя Vio часть

233

48 тыс., производит в день 4,8 тыс. булавок. Но если бы все они работали порознь и самостоятельно и не были обучены этому специальному виду работы, ни один из них, без сомнения, не сумел бы изготовить в день и 20 була­вок, а может быть, и ни одной».

Сэй приводит еще более яркий пример эффекта разде­ления труда, правда, не из очень важной отрасли промыш­ленности — производства игральных карт. «Люди, заня­тые в этом производстве, утверждают, что каждая карта, т. е. кусок картона размером с ладонь, до поступления в продажу подвергается не менее, чем 70 операциям, каж­дая из которых образует специальность отдельной группы рабочих. И если не на каждой фабрике, изготовляющей игральные карты, имеется 70 групп рабочих, объясняется это тем, что разделение труда еще не доведено до мак­симально возможной степени и на одного и того же рабо­чего возлагается выполнение двух, трех или четырех особых операций. Результаты такого разделения труда огромны. Я видел фабрику игральных карт, на (которой 30 рабочих ежедневно изготовляли 15,5 тыс. карт, т. е. более чем по 500 карт на одного рабочего. Можно пред­положить, что если бы каждому из них пришлось самому выполнять все операции, то, даже обладая высоким мас­терством, он не смог бы, очевидно, изготовить и двух карт в день. В результате 30 рабочих вместо 15,5 тыс. изготовили бы лишь 60 карт» *.

Как отмечает Бэббейдж, относительно производства часов «Комиссия палаты общин получила показания, свидетельствующие о том, что здесь имеется 202 различ­ные специальности, по каждой из них можно отдавать мальчиков в ученики, которых обучают только данной узкой специальности; по истечении срока ученичества ученик не может без дополнительного обучения работать по другой специальности. Часовой мастер, занимающий­ся сборкой часов из отдельных деталей, — единственный из 202 человек, кто способен выполнять другую работу, кроме собственной» **.

* J. В. S а у. Cours d'Economie Politique Pratique, vol. 1, p. 340. Примечательным доказательством экономии труда, достигаемой таким дроблением операций, служит тот факт, что товар, на про­изводство которого понадобилось такое множество ручных опе­раций, может продаваться по ничтожной цене.

** "Economy of Machinery and Manufactures", 3rd edition, p. 201

234

s 5 Некоторые причины возрастания эффективности тру-результате его разделения достаточно хорошо извест-^ы и не нуждаются в подробном рассмотрении, но все же _ледует допытаться сделать их полный перечень. Адам Смит различает три вида. Это, «во-первых, увеличение ловкости каждого отдельного рабочего; во-вторых, эконо­мия времени, обычно теряемого при переходе от одного вида труда к другому; и, наконец, в-третьих, изобретение большого числа машин, облегчающих и сокращающих труд и позволяющих одному рабочему выполнять работу не­скольких».

Среди этих причин наиболее очевидной и всеобщей является повышение ловкости каждого отдельного рабо­чего. Из того, что какая-либо работа выполняется чаще, вовсе не следует, что она выполняется лучше. Это зави­сит от понятливости рабочего и от того, в какой мере ра­бота его рук сочетается с работой его ума. Но производ­ство вещи будет легче. Сами органы человека приобрета­ют большую силу: участвующие в работе мышцы укрепляются частыми упражнениями, мускулатура ста­новится более гибкой, эффективность умственных способ­ностей возрастает, они оказываются менее подвержены усталости. То, что может быть исполнено легче, по меньшей мере имеет шансы быть исполненным лучше и уж наверняка быстрее. То, что прежде делалось медлен­но, теперь делается быстро; то, что раньше делалось тщательно, но медленно, теперь уже делается быстро, но столь же тщательно. Это относится как к умственным, так и к физическим трудовым операциям. Даже ребенок после долгих упражнений складывает колонку чисел с такой быстротой, будто действует интуитивно. Говорить на каком-нибудь языке, бегло читать, исполнять музы­кальные произведения с нотного листа — вот примеры, столь же примечательные, сколь и обычные. Примерами приобретаемой частым повторением быстроты и легкости исполнения физических действий могут служить танцы, гимнастические упражнения, свободная и блестящая игра на музыкальном инструменте.

При выполнении более простых физических операций эффект достигается, конечно, скорее. Адам Смит отмечает, что «быстрота, с какой выполняются некоторые производ­ственные операции, представляется тем людям, кто ни­когда прежде это не наблюдал, превышающей человече-

'235

ские возможности» *. Такое мастерство, естественно, до­стигается тем скорее, чем более дробным становится разделение труда; напротив, им вообще нельзя в такой I степени овладеть, если рабочему приходится выполнять i слишком большое число операций, исключающее возмож- ! ность достаточно частого повторения каждой из них. Пре­имущества овладения мастерством не ограничиваются лишь достигаемой в конечном счете более высокой произ­водительностью, но включают также сокращение потерь времени и излишнего расхода материалов. «Некоторое ко­личество материалов, — пишет Бэббейдж, — при всех об­стоятельствах будет израсходовано непроизводительно или испорчено всяким рабочим, обучающимся своей специаль­ности; каждый раз, когда он обучается новой операции, он портит какое-то количество сырья или полуфабриката. Но такие потери гораздо больше, когда каждый рабочий по­следовательно обучается всем операциям, чем тогда, когда он сосредоточивает все свое внимание на одной опера­ции» **. И вообще всякий работник гораздо скорее овладе­вает умением выполнять свой рабочий процесс, если его не отвлекают в ходе обучения, вынуждая осваивать другие процессы.

Что (касается второго из перечисленных Адамом Сми­том преимуществ, вытекающих из разделения труда, то я пришел к убеждению, что Адам Смит и другие придают ему больше 'значения, чем оно заслуживает. Но справед­ливости ради я приведу его собственное объяснение: «Вы­годы от экономии времени, обычно теряемого при пере­ходе от одного вида работы к другому, гораздо больше, чем

* «При астрономических наблюдениях органы чувств астро­нома настолько обостряются от привычных упражнений, что он в состоянии измерить разницу во времени до десятой доли секунды и настроить свой прибор на деления, которых только в одном дюй­ме умещается 5 тыс. То же самое происходит и в самых обыкно­венных производственных процессах. Ребенок, который насажи­вает головки булавок, в состоянии повторять операцию, требую­щую лишь ряда определенных движений мышц, 100 раз в минуту на протяжении нескольких часов подряд. Недавно в одной манче­стерской газете сообщалось о каком-то особом сорте пряжи или гипюра, для изготовления которого первоначально расходовалось 3 шилл. на фунт, теперь же затрачивается лишь 1 пенс, причем не в результате, как обычно, изобретения новой машины, а исклю­чительно вследствие повышения ловкости рабочих».

** В а Ъ b a g e. Economy of Machinery and Manufactures, p. 171.

236

.доставляется с первого взгляда. Невозможно очень быстро переключиться с одного вида работы на другой, когда последний выполняется в другом месте и с помощью совершенно других орудий труда. Деревенскому ткачу, обрабатывающему маленький участок земли, приходится терять много времени на передвижения от ткацкого стан­ка к своему полю и с поля к ткацкому станку. Когда два рабочих процесса можно осуществлять в одной мастер­ской, потеря времени, разумеется, намного меньше. Но и в данном -случае она тем не менее очень значительна. При переходе от одной работы к другой человек обычно делает небольшую передышку. Начиная новую работу, он редко проявляет сразу усердие и энергию, его душа, как выражаются, еще не лежит к ней, и какое-то время он не работает как следует, а занимается пустячками. Привычка тянуть волын(ку и работать небрежно, кое-как, естественно или, вернее, неизбежно приобретаемая всяким деревен­ским работником, который вынужден каждые полчаса ме­нять свою работу и орудия труда и на протяжении всей своей жизни каждый день приниматься за двадцать раз­личных дел, почти всегда делает его ленивым, вялым, не­способным к напряженному труду даже в случаях настоя­тельной необходимости».

Это, конечно, сильно преувеличенное изображение неэффективности деревенского труда; между тем послед­ний, когда для него существуют надлежащие стимулы, становится достаточно напряженным. Вряд ли кто из ра­ботников чаще меняет виды работ и орудия труда, нежели садовник, но можно ли утверждать, что он вообще неспо­собен проявлять усердие ib работе? Многим самым квали­фицированным ремесленникам приходится выполнять множество операций разнообразными инструментами. Они. конечно, не выполняют каждую из этих операций с такой же быстротой, как фабричный рабочий выполняет свою единственную операцию, но все они, если не считать чисто физической ловкости, более искусные и то всех от­ношениях более усердные работники, чем фабричные ра­бочие.

Вслед за Адамом Смитом Бэббейдж утверждает: «Когда Рука или голова человека заняты в течение какого-то вре­мени выполнением одного вида работы, они не в состоянии мгновенно в полной 'мере переключиться на другой вид Работы. Участвующие в трудовом процессе мускулы цри-

237

обретают гибкость, а бездействующие теряют в период покоя эластичность, что делает всякую смену трудовых процессов медленной и поначалу неэффективной. Кроме того, длительные упражнения работающих мышц прида­ют им способность переносить усталость в гораздо боль­шей мере, чем могут переносить неработающие. Такой же результат наблюдается и при смене умственных занятий. Вначале внимание, уделяемое новому предмету, труднее сосредоточить, чем после некоторого упражнения в данном предмете. Применение различных орудий труда на раз­ных операциях служит еще одним источником потери времени при переходе от одной операции к другой. Когда эти орудия простые и их меняют не очень часто, потеря времени незначительна, но во многих производственных процессах применяются весьма чувствительные приборы, требующие каждый раз точной наладки; при этом в ряде случаев время, затрачиваемое на их наладку, составляет значительную часть общего времени использования при~ бора. К ним относятся суппорт, делительная машина, свер^ лильный станок. Поэтому на достаточно крупных фабри­ках считается экономичным постоянно применять одну машину для выполнения одной операции. Например, на одном токарном станке с винтовым ходом его суппорта на всю длину рамы постоянно изготовляются цилиндры; на другом, имеющем механизм корректировки скорости дви­жения детали, производится обточка ее поверхности; тре­тий постоянно используется для обточки колес».

Я далек от того, чтобы отвергать значение этих различ­ных аргументов, но мне представляется, что здесь не учтены соображения противоположного характера. Если один вид физического или умственного труда отличается ^от другого, то именно поэтому второй является до извест­ной степени отдыхом от первого; и если при втором сразу же не реализуется максимальная энергия работника, то и первый вид т|руда он не в состоянии неопределенно долго осуществлять без некоторого ослабления применяемой энергии. Житейский опыт свидетельствует, что перемена труда часто доставляет облегчение, тогда как без такой перемены потребовался бы полный отдых, и что человек может работать гораздо дольше, не чувствуя усталости, при последовательной смене операций, чем выполняя в течение всего рабочего дня одну и ту же операцию. В вы­полнении различных операций участвуют различные мыш-

238

из

'ОСПО-

•и используются разные виды умственной энергии, «_Оторых одни отдыхают или восстанавливают работе* собность, пока работают другие. Физический труд сам по себе представляет собой отдых от умственного, и наоборот. Сама перемена труда оказывает стимулирующее воздей­ствие на то состояние человека, которое мы, не найдя более подходящего определения, назвали бы бодростью духа, которая столь важна для всякой немеханичеокой работы и не лишена значения даже для механической. Эти соображения в разной степени распространяются на раз­ных людей. Одни больше других приспособлены к посто­янному повторению одной трудовой операции и менее приспособлены к перемене труда. Им требуется больше времени, чтобы «развести пары» (употребляя принятую теперь метафору), раскачка в начале работы у них длится дольше, больше времени уходит на то, чтобы полностью привести в действие свои силы, а поэтому, когда они до­стигают рабочего состояния, они предпочитают не преры­вать работу и продолжают ее выполнять безостановочно, иногда даже в ущерб своему здоровью. Такие индивиду­альные различия в какой-то мере связаны с темперамен­том. Есть люди, силы которых, казалось бы от природы, мобилизуются медленно и труд которых приносит резуль­тат лишь после длительного его применения. Другие при­нимаются за дело быстро, но не могут работать долго без устали. Здесь, как и во многом другом, врожденные раз­личия играют известную роль, но гораздо большую роль играет привычка. Привычку к переходу от одного вида работы к другому, как и другие привычки, можно вырабо­тать смолоду, а когда она уже приобретена, то нет и шата­ния без дела при каждой смене трудовой операции, о кото­ром говорит Адам Смит. У рабочего появляются энергия и интерес, он приступает к каждой стадии своей работы с ощущением свежести и бодрости, которое он не сохра­нил бы (исключая 'случаи необычного возбуждения), если бы продолжал выполнять одну и ту же операцию сверх привычного отрезка времени. Женщины (по крайней ме­ре при их нынешнем социальном положении) обычно отличаются большей способностью к перемене труда. В данном случае перед нами один из множества примеров, показывающих, насколько мало учитываются взгляды и опыт женщин при формировании общественного мнения в мире. Очень немногие женщины согласятся с утвержде-

239

нием, что (работа выполняется тем энергичнее, чем дольше она длится, и что после перехода от одного вида работы к другому она становится на некоторое время неэффек­тивной. Но даже и в этом случае, как я полагаю, причина различия кроется не столько в природных особенностях, сколько в привычке. Из десяти мужчин девять заняты каким-либо одним специальным делом, тогда как из деся­ти женщин девять занимаются множеством мелких дел, каждое из которых требует очень мало времени. Женщи­нам постоянно приходится быстро переходить от одного вида физического труда к другому, а еще чаще от одного вида умственного труда к другому. Поэтому такой переход редко связан у них с дополнительными усилиями или потерей времени. Между тем занятие мужчин обычно за­ключается в неизменной и длительной работе над одной вещью или над очень небольшим количеством вещей. Но иногда складывается противоположная ситуация, а с ней меняются и отмеченные особенности. Женщины оказыва­ются не менее способными, чем мужчины, к однообразной фабричной работе, иначе не стали бы так широко приме­нять их труд в промышленности. В свою очередь мужчи­на, развивший в себе привычку выполнять много опера­ций, не только не является таким ленивым и вялым работником, каким его изобразил Адам Смит, но обычно обнаруживает замечательную активность и энергию. Вме­сте с тем следует признать, что смена трудовых операций может оказаться слишком частой и для самых приспособ­ленных к ней. Непрерывные перемены более утомительны, чем постоянное однообразие.

Третье преимущество, приписываемое Адамом Смитом разделению труда, до известной степени реально. Изобре­тения, приводящие к экономии труда на определенных производственных операциях, скорее всего могут быть сделаны людьми, которые сосредоточивают свои мысли именно на этих операциях и которые постоянно их выпол­няют. Маловероятно, чтобы человек внес практические усовершенствования в какую-нибудь одну область произ­водства, если его внимание сильно отвлекается на другие области. Однако здесь гораздо большую роль играет общее умственное развитие и привычка к умственной деятель­ности, чем сосредоточенность на одном занятии. Если же подобная сосредоточенность достигает такой степени, ког­да она уже не благоприятствует развитию умственных

240

пособностей, то дело изобретательства от этого больше проигрывает, нежели выигрывает. Добавим, что, каковы бы ни были причины, порождающие изобретения, как только изобретение сделано, повышение производительно­сти труда вызывается самим изобретением, а не разделе­нием труда.

Величайшее (вслед за увеличением ловкости рабочих) преимущество, получаемое от дробного разделения труда в современном фабричном производстве, не упомянуто Адамом Смитом, но на него обратил внимание Бэббейдж. Речь идет о более экономичном распределении труда путем классификации работников в соответствии с их профессио­нальными способностями. Различные участки одного ряда операций требуют разной степени мастерства и физиче­ской силы рабочих. Тех вз них, кто владеет достаточным мастерством для выполнения наиболее сложных или до­статочной силой для выполнения наиболее тяжелых тру­довых операций, целесообразнее использовать исключи­тельно на этих операциях, тогда как всем остальным по­ручаются операции, с которыми может справиться любой работник. Производство наиболее эффективно тогда, когда на каждой стадии рабочего процесса употребляется ровно столько мастерства и силы, сколько необходимо, а не боль­ше того. Производство булавок на различных его участках требует столь разной степени мастерства, что дневная заработная плата занятых в нем рабочих колеблется от 4,5 пенса до 6 шилл. Если бы рабочему, оплачиваемому по высшему тарифу, пришлось выполнять все операции 'производственного процесса, он часть рабочего дня затра­чивал бы на операции, на которых его потери составили бы разницу между 6 шилл. и 4,5 пенса. Не считая потерь в объеме выполненной работы и допуская даже, что этот рабочий может изготовить фунт булавок за то же время, за какое 10 рабочих, соединяя свой труд, в состоянии изго­товить 10 фунтов. Бэббейдж рассчитал, что производство булавок обошлось бы таким образом в 3,75 раза дороже, чем на основе разделения труда. Он добавляет, что в про­изводстве иголок разница оказалась бы еще большей, ибо ^Там дневная заработная плата на различных операциях Рабочего процесса колеблется от 6 пенсов до 20 шилл.

К преимуществу, заключающемуся в извлечении ма!к-^симально возможной пользы из мастерства рабочих, сле-Добавить аналогичное, а именно извлечение макси-

16 г

аказ № 363

241

малъно возможной пользы из орудий труда. «Если какой-нибудь человек, — пишет один талантливый автор, — об­ладал бы всеми орудиями труда, необходимыми для мно­гих различных производственных операций, по крайней мере три четверти из них оставались бы без употребления и не приносили бы никакой пользы. Совершенно очевид­но, что, если бы существовало общество, в котором каж­дый человек владел бы всеми этими орудиями труда и поочередно применял их на соответствующих производ­ственных операциях, такому обществу было бы выгоднее, чтобы его члены по возможности поделили эти орудия между собой и каждый из них посвятил себя какому-ни­будь специальному делу. Преимущества такого дележа как для общества в целом, так и для каждого составляю­щего его человека очень велики. Прежде всего различные орудия оказались бы в постоянном употреблении и прино­сили бы больший доход на ту сумму, какая была израсхо­дована на их приобретение. Вследствие этого их владельцы получили бы возможность приобретать взамен их ору­дия более высокого качества и более совершенной конст­рукции. А в результате действия указанных двух факто­ров было бы произведено больше продукции для удовле­творения будущих потребностей всего общества» *.

§ 6. Разделение труда, как отмечали все писавшие о нем, ограничивается размерами рынка. Если посредством расчленения процесса изготовления булавок на 10 само­стоятельных операций можно в день производить 48 тыс. булавок, такое расчленение стоило бы осуществить лишь при том условии, что налицо оказалось бы достаточно покупателей, предъявляющих ежедневно спрос примерно на 48 тыс. булавок. Но если спрос имеется лишь на 24 тыс., разделение труда можно с выгодой осуществить лишь в пределах, обеспечивающих дневное производство в указанном половинном размере. Здесь, следовательно, перед нами еще одна форма, в которой расширение спроса на товар ведет к повышению производительности труда, занятого в производстве данного товара. Размеры рынка

* JohnRae Statement of some New Principles on the subject of Political Economy. (Boston, U. S.), p. 164. ["Sociological Theory of Capital" (1905), p. 102. See infra, p. 165 п.]

242

могут ограничиваться рядом причин: малочисленностью населения; слишком большой разбросанностью и удален­ностью его, что затрудняет доступ товаров; несовершен­ством сухопутных и водных путей сообщения; наконец, большой бедностью населения, т. е. тем обстоятельством, при котором слишком низкая производительность сово­купного труда не позволяет жителям данной страны пре­вратиться в крупных потребителей. Поэтому леность, не­достаток мастерства и низкий уровень комбинирования труда среди тех, кто при других обстоятельствах оказался бы покупателем товара, ограничивают практические воз­можности разделения труда между производителями этих товаров. На ранней стадии цивилизации, когда спрос со стороны жителей любой отдельной местности неизбежно оставался весьма небольшим, производство процветало лишь у тех народов, которые располагали морским побе­режьем или судоходной рекой и тем самым могли пользо­ваться всем миром или той его частью, какая находилась на морских побережьях или судоходных реках, в качестве рынка сбыта для своей продукции. Возрастание общего богатства на земном шаре, когда оно сопровождается сво­бодой торговых сношений, совершенствованием морепла­вания и внутренних путей сообщения — грунтовых и шос­сейных дорог, каналов, железнодорожного транспорта, — ведет к повышению производительности труда каждого народа, открывая для населения любой местности возмож­ность снабжать своими особыми продуктами настолько большой рынок, что обычным следствием этого является резкое углубление разделения труда в производстве ука­занных продуктов.

Во многих случаях разделение труда ограничивается также самим характером производства. Сельское хозяй­ство, например, не поддается столь дробному разделе­нию специальностей, как многие отрасли промышленно­сти, поскольку различные сельскохозяйственные работы невозможно осуществлять одновременно. Нельзя одному человеку всегда пахать, другому — сеять, третьему — 'Кать. Работник, выполняющий только одну сельскохозяй­ственную трудовую операцию, оставался бы праздным в течение 11 месяцев в году. Один и тот же человек может ^еыполнять последовательно все сельскохозяйственные Ра'ооты, причем в большинстве климатических районов у ^Вего еще останется свободное время. Осуществление круп-

16*

243

ных землеустроительных работ часто требует совместно-* го труда многих работников, но, 'как правило, если исклю­чить тех, на кого возложен надзор, все они выполняют одинаковую работу. Канал или железнодорожную насыпь нельзя построить без соединения большого числа рабочих, но все они, кроме инженеров и нескольких конторских служащих, землекопы².

[См. Приложение G. «Разделение и комбинирование труда».]