11 Заказ № 522

161

сдаваемую в аренду ферму. Постройки, как и скот, явля­ются капиталом, постоянно потребляемым и воспроизво­димым; и все платежи, вносимые в качестве возмеще­ния за использование этого капитала, являются, 'Собствен­но говоря, процентом.

Но что касается капитала, фактически вложенного в улучшения земли, капитала, который не требует перио­дического обновления, но раз и навсегда затрачен па то, чтобы навечно придать земле более высокую производи­тельность, то мне представляется, что доход на такой ка­питал полностью утрачивает характер прибыли и подчи­нен принципам ренты. Действительно, землевладелец не станет затрачивать свой капитал па улучшение поместья, если не рассчитывает получить благодаря этим улучшени­ям такое увеличение дохода, которое превосходило бы величину процента на израсходованный таким образом капитал. Это увеличение дохода в перспективе можно, по­жалуй, рассматривать как прибыль; но если расходы уже осуществлены, а улучшения сделаны рентой, получаемой с улучшенной земли, управляют те же правила, какие регулируют ренту, получаемую с земли, не подвергавшей­ся улучшениям. Одинаково плодородные земли приносят равные ренты, независимо от того, является ли плодоро­дие этих земель естественным или приобретенным; и я не могу согласиться, что доходы людей, владеющих землями па Бедфордской низменности или равнинах Линкольн­шира, следует называть прибылью, а не рентой, потому что эти земли почти ничего не стоили, пока на их улуч­шение не был затрачен капитал. Их собственники явля­ются не капиталистами, а землевладельцами; они расста­лись со своим капиталом; их капитал потреблен, уничто­жен и не возвращается к этим людям за счет производи­мого им цродукта, как возвращается к своему владельцу капитал фермера или промышленника, да и не должен возвращаться. Вместо капитала эти люди обладают теперь землей определенного плодородия, приносящей такую же ренту и под влиянием тех же причин, как если бы этой земле изначально была присуща та степень плодородия, какую ей придали искусственно.

Некоторые авторы, в частности Г. Ч. Кэри, отрицают— еще более решительно, чем это попытался сделать я, -различие между этими двумя источниками ренты, отвер­гая один из них вообще и считая всю ренту результатом

162

затрат капитала. В доказательство Кэри утверждает, что вся денежная стоимость всей земли в любой стране — на­пример, в Англии или Соединенных Штатах — не до­стигает величины, хоть сколько-нибудь приближающейся к сумме, которая затрачена или которую необходимо было бы затратить теперь для того, чтобы довести страну от состояния первобытного леса до ее нынешнего состояния. Это поразительное заявление подхвачено Бастиа⁴ и дру^л гими авторами как средство, дающее возможность привес­ти в защиту земельной собственности доводы более силь­ные, чем любые иные. В своем очевидном смысле утверж­дение Кэри равносильно заявлению о том, что если бы к имеющимся в Англии землям вдруг прибавилась какая-то площадь неосвоенных земель, равных по своему естествен­ному плодородию уже освоенным, то жителям Англии не стоило бы заниматься освоением этих земель, потому что прибыли с затраченного на такое освоение капитала не равнялись бы нормальному проценту на этот капитал. Если предположить, что на это утверждение требуется дать какой-то ответ, то было бы достаточно заметить, что в Англии постоянно осваивают для возделывания земли, по качеству не равные уже возделанным, но гораздо хуже их, и что впоследствии для полного возмещения затрат достаточно возрастающей ренты за небольшое число лет. Ко всему прочему изложенная выше доктрина полностью противоречит экономическим воззрениям самого Кэри. Нет человека, который энергичнее Кэри отстаивает ту бес­спорную истину, что в обществе по мере роста населения, богатства и прогресса в деле объединения труда стоимость земли и цена на нее постоянно возрастают. Это положе­ние не могло бы, однако, быть истинным, если бы нынеш­няя стоимость земли была меньше затрат, понесенных на то, чтобы расчистить эту землю и сделать ее пригодной для возделывания, ибо такова должна быть стоимость зем­ли немедленно после ее расчистки, а с тех пор, как при­знает Кэри, стоимость земли постоянно возрастает.

Однако, когда Кэри утверждает, что вся земля любой страны не стоит ныне того капитала, который израсходо­ван на нее, он не имеет в виду того, что каждое отдельное

[Упоминание о Бастиа внесено в 3-е издание (1852 г.). Ос­тальная часть этого абзаца и следующий абзац приобрели спой нынешний вид окончательно лишь в 6-м издании (1865 г.).]

^И* 163

земельное владение стоит меньше средств, вложенных в его улучшение, и что для собственников поместий улучше­ние земли в конечном итоге явилось просчетом. Он имеет в виду не то, что всю землю Англии нельзя было бы теперь продать по стоимости вложенных в нее средств, но то, что ее нельзя было бы продать за эту сумму плюс затраты на пракладку дорог, каналов и железных дорог. Вероятно, так оно и есть, но это утверждение не более относится к делу и не более важно для политической экономии, чем заявление о том, что земли Англии нельзя было бы про­дать по стоимости, слагающейся из сумм, которые вложе­ны в эти земли, п национального долга или издержек на ведение войн с революционной Францией или любых иных расходов, понесенных ради действительной или мнимой пользы общества. Каналы, шоссейные и железные дороги были сооружены не для того, чтобы придать земле цен­ность, — напротив, их естественным результатом стало снижение стоимости земли, ибо они сделали доступными другие, способные к конкуренции земли; и действитель­но, именно по этой цричине землевладельцы южных графств обращались в парламент с петициями, направлен­ными против строительства шоссейных дорог.

Улучшение путей сообщения имеет тенденцию снижать существующие ренты, подрывая монополию земель, лежа­щих на минимальном расстоянии от мест сосредоточения больших масс потребителей. Дороги и каналы предназна­чены не для того, чтобы увеличивать стоимость той земли, которая уже снабжает рынки, но для того, чтобы (наряду с другими целями) удешевить снабжение, открыв доступ на рынки продукции, получаемой на других, более удален­ных землях; и с чем большим эффектом достигнута эта цель, тем ниже будет рента. Если бы можно было вообра­зить, что железные дороги и каналы в Соединенных Шта­тах, вместо того чтобы только удешевлять сообщение, вы­полнили бы свою функцию настолько эффективно, что полностью уничтожили бы стоимость перевозки и позво­лили бы продукту, произведенному в Мичигане, достигать нью-йоркского рынка столь же быстро и дешево, как до­стигает этого рынка продукт, произведенный в Лонг-Ай­ленде, то стоимость всей земли Соединенных Штатов (за исключением такой земли, местоположение которой дела­ет ее удобной для строительства) была бы уничтожена, или, точнее, самая лучшая земля продавалась бы за сум-

164

му, равную затратам на ее расчистку и установленному правительством налогу в 1,25 долл. за а>кр, поскольку с такими расходами можно было бы завладеть в неограни­ченном количестве землей в Мичигане, которая по своим качествам равна лучшим землям в Соединенных Штатах. Но странно то, что Кэри счел этот факт несовместимым с теорией ренты, выдвинутой Рикардо. Если согласиться со всеми утверждениями Кэри, то все-таки остается справед­ливым, что, пока есть земля, не приносящая ренты, земля, которая приносит ренту, дает ее вследствие некоторого имеющегося у нее преимущества, в смысле плодородия или близости к рынкам, и что мера этого преимущества является также и мерой ренты. Причиной же того, что эта имеющая преимущества земля приносит ренту, является то, что земля эта обладает естественной монополией; коли­чества земли, находящейся в таких же благоприятных условиях, недостаточно для удовлетворения потребностей рынка. Эти положения составляют теорию ренты, изло­женную Рикардо, и если они справедливы, то я не могу понять, почему такое большое значение имеет обстоятель­ство: больше или меньше рента, приносимая землей в на­стоящее время, чем проценты с капитала, который был вложен в эту землю для увеличения ее стоимости, вместе с процентами на тот капитал, который был затрачен для понижения ее стоимости.

Впрочем, высказанное Кэри возражение несколько остроумнее обычно встречающихся доводов против теории ренты, теории, которую можно назвать pans astnorum («мост для ослов») политической экономии, ибо я склонен думать, что с пей должен согласиться всякий, хорошо по­нявший ее. Весьма примечательны неясность и неточность понимания теории ренты, обнаруживаемые людьми, стре­мящимися ее опровергнуть. Например, многие приписы­вают теории Рикардо нелепость, потому что нелепо утвер­ждать, будто бы возделывание худших земель служит причиной получения также ренты с земель лучшего каче­ства. Рикардо же утверждает, что причиной, вследствие которой хорошие земли приносят ренту, является не воз­делывание земель худшего качества, а необходимость в их возделывании, обусловленная недостатком хороших земель для обеспечения продовольствием возрастающего населе­ния; между тем, что Рикардо сказал в действительности, и тем, что ему приписывают, разница не меньше, чем меж-

ду спросом и предложением. Другие противники Рикардо безосновательно выдвигают в качестве возражения про­тив его теории утверждение о том, что, если бы вся земля была одинаково плодородна, она все равно -могла бы при­носить ренту. Но Рикардо и говорит именно то же самое. Он утверждает, что если бы все земли были одинаково плодородны, то те из них, которые расположены ближе к рынку сбыта своей продукции и потому в меньшей степени обремененные издержками перевозки продукции, прино­сили бы ренту, эквивалентную этому преимуществу; и что землей, не приносящей ренты, тогда была бы не наиме­нее плодородная, а наименее выгодно расположенная зем­ля, которая все-таки должна была бы обрабатываться для удовлетворения потребностей общества. Столь же очевид­но, что частью учения Рикардо является и положение о том, что если предположить одинаковую плодородность всей земли какой-либо страны, то, даже не касаясь разли­чий в расположении земель, все они будут приносить рен­ту при определенном условии, а именно в том случае, если спрос общества требует, чтобы всю землю возделывали до такой степени, по достижении которой дальнейшее приложение капитала начнет сопровождаться пропорцио­нально меньшими доходами. Невозможно доказать, что вся земля какой-либо страны может приносить ренту еще при каких-нибудь иных условиях, за исключением, конеч­но, случаев насильственного вымогательства⁵.

§ 6. После этого обзора свойств и причин ренты вновь вернемся к вопросу о прибыли и рассмотрим снова одно из положений, изложенных в предыдущей главе. Там мы говорили, что предварительные затраты капиталиста— или, другими словами, издержки производства — состоят единственно из заработной платы, что вся та часть этих затрат, которую не составляет заработная плата,, является прибылью, выплаченной вперед, а все, что не составляет выплаченной вперед прибыли, — есть заработная плата. Однако, поскольку рента представляет собой элемент, который невозможно свести ни к прибыли, ни к заработной плате, мы должны были предположить тогда, что капита-

'* [Так начиная с 5-го издания (1862 г.). В более ранних из­даниях этот абзац заканчивался предложением: «Трудно доказать, что вся земля какой-либо страны может приносить ренту еще при каких-нибудь иных условиях».]

166

листу не приходится платить ренту, т. е. отдавать экви­валент за пользование соответствующим естественным фактором. Я обещал доказать в соответствующем месте, что такое предположение допустимо и что рента действи­тельно не образует какой-либо части издержек производ­ства или предварительных затрат капиталиста. Теперь очевидны основания, на которых было сделано это утвер­ждение. Действительно, все фермеры-арендаторы и мно­гие другие категории производителей платят ренту. Но теперь нам понятно, что любой человек, обрабатывающий землю, платя за нее ренту, получает взамен этой ренты орудие, по силе своей превосходящее другие орудия того же рода, за которые рента не платится. Превосходство этого орудия находится в прямой и точной пропорции к размерам ренты, уплачиваемой за пользование им. Если бы у весьма немногих людей были паровые машины, мощ­ность которых превосходила бы мощность всех прочих существующих паровых машин, но количество их вслед­ствие физических законов было бы ограниченно и не удо­влетворяло бы имеющийся на эти машины спрос, то ренту, которую промышленник охотно платил бы за пользование одной из таких паровых машин, нельзя было бы рассмат­ривать как увеличение в его расходах на производство, Потому что, пользуясь этой машиной, промышлен­ник сэкономил бы на других издержках эквивалент той суммы, в которую обошлось ему пользование этой маши­ной, без нее он не смог бы выполнять такой объем работы иначе, как ценой дополнительных затрат, равных величине ренты. То же самое справедливо и в отношении земли. Действительными издержками производства являются те издержки, которые приходится нести при возделывании самых снверных земель или при использовании капитала в наименее благоприятных обстоятельствах. Такие земли или такой капитал, как мы видели, не приносят ренты; но издержки, с которыми связано ведение хозяйства в наи­менее благоприятных условиях, являются причиной, в си­лу которой все прочие земли или остальной используемый в сельском хозяйстве капитал подчинены эквивалентным расходам в форме ренты. Всякий, кто платит ренту, полу­чает за нее ее полную стоимость в виде дополнительных преимуществ, и уплачиваемая им рента не ставит его в положение худшее, чем положение тех его собратьев по производству, которые не платят ренту, но располагают

167

орудием меньшей эффективности; рента всего лишь урав­нивает их положение.

Итак, мы завершили изложение законов, регулирую­щих распределение продукта земли, труда и капитала, в той мере, в какой возможно рассматривать эти законы независимо от способа, посредством которого осуществля­ется распределение в цивилизованном обществе, т. е. от механизма обмена и цен. Более полному разъяснению и окончательному подтверждению сформулированных нами законов и выводу из них наиболее важных заключений должно предшествовать объяснение природы и действия этого механизма. Это — предмет столь обширный и слож­ный, что для рассмотрения его требуется отдельная книга⁰.

КНИГА III ОБМЕН

⁶ [См. Приложение R. «Рента».]

fлаёа1 о стоимости

§ 1. Предмет, к рассмотрению которого мы теперь соби­раемся приступить, занимает столь важное и заметное мес­то в политической экономии, что в представлении некото­рых ученых его границы сливаются с границами самой науки. Один известный автор предложил называть поли­тическую экономию «каталлактикой» или наукой об обме­не, другие называли ее наукой о стоимостях. Если бы эти наименования казались мне логически правильными, я бы должен был поместить рассмотрение основных законов стоимости в начало нашего исследования, не откладывая его до третьей части; и уже одна возможность столь дол­гой отсрочки — достаточное доказательство того, что по­добный взгляд на характер политической экономии явля­ется чересчур ограниченным. Правда, в предшествующих книгах у нас возникала необходимость преждевременно коснуться отдельных вопросов теории стоимости, особенно стоимости труда и земли. Тем не менее очевидно, что из двух больших разделов политической экономии: производ­ство богатства и его распределение — рассмотрение стои­мости связано только с последним, и то лишь в той мере, в какой средством распределения является конкуренция, а не установившаяся практика или обычай. Условия и зако­ны производства остались бы теми же, если бы устройство общества не зависело от обмена или не допускало его. Даже при нынешней системе производственной жизни, при которой занятия подразделяются очень дробно и воз­награждение каждого занятого в производстве зависит от цены особенного товара, обмен не является основным законом распределения продукции, так же как дороги и кареты вовсе не важные законы движения, а просто часть оборудования, посредством которого совершает­ся движение. Смешивать эти представления — значит, по моему мнению, совершать не только логическую, но и практическую ошибку. В данном случае мы имеем дело с ошибкой, слишком распространенной в политической эко­номии и состоящей в том, что не различают необходимо-

171

сти, проистекающей из природы вещей, и необходимости созданной общественным устройством. Эта ошибка, как мне кажется, всегда порождает два противоположных за­блуждения: с одной стороны, заставляя политэкономов за­числять чисто преходящие истины их предмета в состав его постоянных и универсальных законов, а с другой сто роны, приводя к тому, что многие по ошибке принимают постоянные законы производства (такие, как законы, н.л которых основана необходимость сдерживания роста насе­ления) за временные случайные свойства существующего общественного устройства, — свойства, которыми те, кто будет создавать новую систему общественного устройства, вольны пренебречь.

Однако при таком состоянии общества, когда произ­водственная система полностью основана на купле и про­даже и каждый индивидуум поддерживает существование по большей части не с помощью вещей, в производстве ко­торых он сам приним-ает участие, а с помощью вещей, до­бытых посредством двойного обмена — продажи, за кото­рой следует купля, — вопрос стоимости оказывается основ­ным. Почти любая гипотеза относительно экономических интересов таким образом устроенного общества предпола­гает некую теорию стоимости, и малейшая ошибка в дан^ ном предмете привносит соответствующую ошибку во все наши другие выводы, и что-либо смутное или туманное в нашем понимании стоимости создает путаницу и неопре­деленность во всем остальном. К счастью, в законах стои­мости нет ничего, что осталось бы [1848 г.] выяснить современному или любому будущему автору; теория этого предмета является завершенной. Единственная трудность, которую нужно преодолеть, состоит в том, чтобы, форму­лируя теорию, заранее разрешить главные затруднения, возникающие при ее применении; и добиться этого можно только при известной скрупулезности изложения и изряд­ной терпеливости читателя. Однако (если он новичок в этих изысканиях) он будет щедро вознагражден легкостью и быстротой, с которой глубокое понимание этого предме­та позволит ему постичь большинство остальных вопро­сов политической экономии.