Кризис механизма регулирования валютных курсов

Европейская валютная система (ЕВС) рассматривалась как прелюдия к валютному объединению. Ее тактическая цель – установление более высокого уровня валютной стабильности в сообществе. В стратегическом плане намечались достижение длительного и стабильного роста, возврат на новой основе к полной занятости, гармонизация жизненного уровня и смягчение региональных различий в рамках ЕС. Валютная система должна была способствовать конвергенции экономического развития и дать новый импульс европейскому объединению.

ЕВС пошла дальше «валютной змеи»: был создан Европейский фонд валютного сотрудничества и введена европейская валютная единица – экю, которая определялась по корзине валют стран ЕС, взвешенной с учетом параметров как внешней торговли, так и ВВП. Экю должен был служить в качестве счетных денег в механизме ЕВС; как база для выявления отклонений; как счетная единица в операциях центрального банка; как инструмент расчетов между кредитно-денежными органами стран сообщества. Фонд был призван стать источником экю для расчетов по операциям центрального банка под обеспечение 20%-ого золотого и 20%-ого валютного резерва.

Механизм валютных курсов (МВК) в рамках ЕВС теоретически был симметричным по отношению к членам сообщества, но на практике «инфляционным якорем» стала немецкая марка. Но при возникновении противоречивых ситуаций, например, повышенном курсе марки (или активном платежном сальдо) в сочетании с инфляционным давлением, Германия предпочитала политику «дорогих» денег для предотвращения инфляции, а не «дешевых» – для смягчения внешнего давления на себя и своих партнеров. Другие участники ЕВС, напротив, должны были уделять приоритетное внимание внешнему равновесию, регулируя кредитно-денежную политику в зависимости от положения своих валют по отношению к пределам колебаний валютного курса. Короче говоря, МВК имел все характерные признаки валютной зоны, привязанной к марке и кредитно-денежной политике Германии.

Аналогия с долларовым стандартом очевидна. Но ее не следует заводить слишком далеко. Долларовый стандарт был глобальной системой, стандарт марки – региональной. Как уже отмечалось, способность страны играть роль фактора равновесия в системе значительным образом зависит от масштабов ее экономики. Германия, имея одну треть масштабов экономики США, располагает и одной третью ее стабилизационного потенциала. Проблемы, связанные с объединением Германии, обусловили изменение ее текущего платежного баланса с активного сальдо в 46 млрд долл. в 1990г. до 20,7 млрд дефицита, т.е. на 66,7 млрд, что соответствует 4,4% ее ВВП. Та же абсолютная сумма для США составила бы всего 1,1% ВВП.

Огромные денежные трансферты в Германию (и из нее) оказали давление на уровень цен и заставили Бундесбанк реагировать с помощью повышения процентных ставок и увеличения разницы в ставках процента (по отношению к США). Предоставленная сама себе (т.е. в условиях нейтральной кредитно-денежной политики) марка испытала бы временный существенный рост курса на наличном рынке по отношению ко всем валютам. При этом она подверглась бы значительному дисконту на форвардном рынке, что отражает как разницу процентных ставок, так и будущую слабость.

Однако последствия большинства масштабных экономических явлений, как правило, выходят за рамки отдельной страны. Германские проблемы, вызванные объединением, были уникальными. В частности, нарушение равновесия было невиданным по размерам со времени роста цен на нефть в 70-х годах и сконцентрированным в одной стране. Одним из подходов к его преодолению со стороны Германии могло бы быть, как отмечалось выше, повышение курса ее валюты по отношению к доллару и другим валютам. Но это подорвало бы ее полезность как главной валюты сообщества и завысило бы стоимость немецкой рабочей силы (особенно в восточных землях) в долгосрочной перспективе. Да и Франция воспротивилась бы решительному изменению курса марки и настаивала бы на пропорциональном повышении курса франка. Подчеркну, что если бы Германия была более крупной страной, необходимый масштаб корректировок реальных валютных курсов был бы пропорционально меньшим.

Наилучшей политикой для Бундесбанка – в рамках МВК – могло бы стать следование нейтральной для Европы в целом кредитно-денежной политике. Здесь возможны два направления. Остановлюсь на одном из них – на сохранении в неизменном виде положения с денежной массой в Европе. В этих обстоятельствах рост государственных расходов Германии, финансируемых за счет увеличения задолженности, привел бы к некоторому повышению процентных ставок в Европе и курса экю. Цены на внутренние товары в Германии несколько поднялись бы и снизились в остальной Европе, а цены на международные товары остались бы неизменными. Кредитно-денежная политика на общеевропейском уровне смягчила бы влияние нарушения равновесия в экономике Германии, обусловленного объединением, на всех участников ЕВС. Это привело бы к более высокому по сравнению с желательным уровню инфляции для Бундесбанка и дефляции для его партнеров, но придало бы более сбалансированное равновесие механизму фиксированных валютных курсов. Это было бы равновесие, установленное независимым советом директоров Европейского центрального банка, в котором распределение власти среди участников пропорционально масштабам их экономик.

Кризис МВК (сентябрь 1992г.) иллюстрирует основной дефект системы. Привязка к марке действует до тех пор, пока нарушения равновесия не слишком велики и возникают вне Германии. Нарушения внутри Германии могут быть нейтрализованы, только если она будет проводить политику в интересах всей Европы, а не одной себя. Эгоистичное поведение со стороны лидера подрывает всю систему. Создаваемый вместо нее Европейский валютный союз как раз и направлен на устранение этого недостатка.