24. Основные направления современной политической философии (ю. Хабермас, с. Липсет, ж. Бодрияр, м. Фуко).

Основные направления современной политической философии: либерализм, коммунитаризм, феминизм, неомарксизм, неогегельянство, постмодернизм, республиканизм.

ХАБЕРМАС, ЮРГЕН (Habermas, Jürgen) (р. 1929), немецкий философ, крупнейший представитель Франкфуртской школы.

В центре философских размышлений Хабермаса – понятие коммуникативного разума. Первым шагом в развитии этого понятия была книга Познание и интерес (Erkenntnis und Interesse, 1968).

«Сознание», выступавшее в традиционной европейской онтологии в качестве верховного судьи, лишается теперь своих прерогатив, и его место занимает универсальное коммуникативное сообщество. При этом сама коммуникация не выступает в качестве высшей и последней инстанции, поскольку ее результаты находятся в зависимости от общественных условий и на них может сказываться влияние отношений господства и подчинения. Поэтому критике надлежит еще раз проанализировать общество, чтобы отличить свободную коммуникацию от коммуникации, находящейся под воздействием отношений господства – подчинения. В этом контексте образцами для Хабермаса выступают Маркс и Фрейд, сделавшие принципиально важный шаг на пути критического обновления понятия разума. Новое понятие разума критично (но связано с критикой общества, а не только с «критикой разума», как у Канта) и имеет всеобщий характер (будучи нормой процедур, выполняемых потенциально универсальным коммуникативным сообществом).

Своеобразие философской теории Хабермаса заключается в том, что он связал понятие разума с эмпирической теорией социальной эволюции, разработанной Марксом, Вебером и Парсонсом. Он отвергает философский априоризм и сосредоточивает усилия на разработке постметафизического «философского проекта». Это означает, что философское понятие разума не является независимым от эмпирических наблюдений и должно постоянно подтверждать себя в диалоге с конкретными научными дисциплинами, отражающими факт функциональной дифференциации общества.

Теория познания возможна лишь в качестве теории общества – мысль, проходящая через все творчество Хабермаса. В противовес Марксу Хабермас четко различает философию истории и теорию общественной эволюции (сближаясь в этом пункте с Ж.Пиаже, Т.Парсонсом и Н.Луманом).

Основной мотив критической теории своих учителей, Хоркхаймера и Адорно, Хабермас с самого начала стремился дополнить теорией демократии. Благодаря этому дополнению Франкфуртская школа была выведена из тупика негативизма и получила мощный импульс для дальнейшего развития. Хабермас выдвинул понятие – публичность, общественность. Другую важную тему хабермасовских исследований образует взаимосвязь права и демократии. Согласно Хабермасу, формирование национального суверенитета следует понимать как рациональный процесс, включающий в себя выработку общественной воли, которая вне этой рациональной процедуры носила бы анархический характер.

Формулировки и понятия Хабермаса оказали заметное влияние на современную мысль. Выдвинутые им в 1960-е годы понятия эмансипации, теоретико-познавательного интереса, коммуникации, дискурса в 1970-е годы были развиты в концепции «кризиса легитимности позднего капитализма», а в 1980-е годы дополнены терминами и афоризмами, получившими распространение в языке не только ученых, но и широкой публики («колонизация жизненного мира», «новая непрозрачность» и др.).

Полемика Хабермаса с «историческим ревизионизмом» консервативных немецких историков дала толчок дебатам, вышедшим далеко за пределы академического «спора историков». Продуктивное восприятие идей Хабермаса ощутимо во многих странах, особенно в США, где его влияние на молодых радикально настроенных интеллектуалов едва ли не сильнее, чем в ФРГ.

ЛИПСЕТ

Сеймур Мартин – амер. бурж. социолог. Наибольшее внимание Л. уделяет теоретич. проблемам социального расслоения в совр. капиталистич. обществе и политич. социологии, к-рые трактуются им в духе социологич. учения М. Вебера (например, Липсет пришел к выводу, что в Америке, как и в других странах, в период формирования руководящих институтов власть была узаконена посредством харизмы). Л. – ярый противник марксистского учения о классах и защитник реакц. теорий социальной стратификации и социальной мобильности; на 3-м Междунар. социологич. конгрессе совместно с Г. Зеттербергом предложил один из вариантов системы стратификации, согласно к-рой общество делится по след. признакам: профессия или занятия, потребление (уровень жизни), общность социальных интересов, степень власти. Соответственно этому выделяются: "профессиональные, потребительские, социальные классы" и "классы власти". Утверждая, что в США существуют наиболее высокие нормы т. н. вертикальной социальной мобильности, Л. считает США т.н. открытым обществом, т.е. обществом равных возможностей для всех. В работах по политич. социологии (напр., "Политический деятель. Социальные основы политики", 1960) отрицает классовый характер политики. Выводя осн. положения своей политич. социологии из учения о социальной мобильности, Л. пытается доказать, что "зап. демократия" в развитых капиталистич. странах якобы достигла "послеполитич. фазы", т.е. того уровня, когда классовые различия уже сгладились и на первый план выступают различия между людьми по социальному статусу.

В его работах доказывается, что стабильность любого государственного строя в большой степени зависит от его законности, основанной на способности системы формировать и поддерживать в широких слоях населения убеждение в том, что существующие политические инструменты функционируют наилучшим образом.

Липсет разрабатывал проблемы политической активности студентов, правого экстремизма, доверия (или недоверия) общества к институтам, а также написал, в соавторстве с Эрлом Раабом, работу о месте евреев в американской жизни "Евреи и новая ситуация в Америке" (1995).

Бодрийар

Философские взгляды Бодрийяра эволюционировали от позитивности ранних проектов, распространяющих парадигмы марксизма, психоанализа, структурного подхода, популярные у французских интеллектуалов второй половины 20 в., на новые области теоретизирования, – к своего рода апофатике (отрицанию, доказательству от противного) более поздних теорий.

В ранней работе Система вещей (Le systeme des objets, 1968) он предпринимает попытку создать структуралистскую теорию мира искусственных объектов, внутренняя логика развития которого не охватывается полностью категориями потребления, производства и стоимости (см. также СТРУКТУРАЛИЗМ). Дополненная субъективными факторами, описанными в психоаналитических терминах, она оказывается скорее логикой производства и потребления знаков. Вещи оказываются «бытовой мифологией», гасящей страх времени и смерти. Так, страсть к коллекционированию прочитывается как стратегия бегства от линейного времени в циклическое. Антимифологический и антибуржуазный пафос этой книги перекликается с Мифологиями Р.Барта.

Бодрийяр пытался модифицировать марксистскую теорию за счет разработки теории языка, полемизирующей с соссюровской концепцией знака.

Основные идеи

Ввёл понятие гиперреальность как развитие марксистского понятия надстройка. Основа гиперреальности — симуляция. Единицами гиперреальности являются симулякры — знаки или несамотождественные феномены, отсылающие к чему-то другому, а потому симулятивные.

Бодрийяр развил учение о трёх порядках симулякров: копии, функциональные аналоги и собственно симулякры. К третьему порядку симулякров он относил все современные феномены, включая деньги, общественное мнение и моду. Они функционируют по принципу символического обмена.

Современную эпоху Бодрийяр называет эрой гиперреальности — надстройка определяет базис, труд не производит, а социализирует, представительные органы власти никого не представляют. Современную эпоху характеризует чувство утраты реальности. Последним бастионом реальности становится смерть («смерть, пожалуй, единственное, что не имеет потребительной стоимости»). На смерти основана любая власть и экономика. Но в этом случае смерть выступает не сама по себе, а как фантазм (представление). В искусстве Бодрийяр видит критическую и терапевтическую функции по возвращению реальности.

Структурализм XX в., исходя из идеи Маркса о том, что сущность человека – это совокупность общественных отношений, обобщает идеи структурной лингвистики Ф. де Соссюра до философской теории культуры. Структурализм в философии противостоит тому подходу, который кладёт в основу “субъект”, “сознание”, индивида и его деятельность и т. д. Он обращается к исследованию анонимных, безличных, инвариантных структур, которые обнаруживаются и в сознании индивидов и коллективов, и в деятельности людей, и в общественной жизни, но прежде всего – в языке. Основополагающая мысль состоит в том, что язык – это система совершенно условных знаков, которые имеют значение исключительно в их взаимных отношениях друг к другу, и система этих взаимоотношений знаков неизмеримо важнее, чем отношение знаков к обозначаемым ими предметам. Значительное влияние на структурализм оказали также идеи Ницше и учение Фрейда о бессознательном, которое обнаруживает себя в речи. К. Леви-Стросс обратился к исследованию архаических культур, Р. Барт – к структурам литературного творчества, Ж. Лакан – к структурам бессознательного. М. Фуко стал знаменитым благодаря развитой им философии дискурсивных практик, названной Фуко археологией. Эта “археология” говорит не столько о человеке, обществе или истории, сколько о дискурсах и дискурсивных практиках, анонимных, фрагментарных и переменчивых структурах высказываний, в которых исчезает “субъект” классической философии. Дискурсивные практики, ансамбли дискурсивных событий соседствуют, пересекаются, соединяются, отсоединяются, прерываются, рассеиваются, теряются в лабиринтах, игнорируют друг друга и т. д. и т. п. Принципы связности не остаются неизменными – они возникают и исчезают, рассеиваясь игрой случая. В связи с концепцией Фуко говорят о децентрации субъекта и смерти человека. Философы подобного направления предпочитают говорить об играх и группах. Особое внимание Фуко привлекали маргинальные феномены, связанные со всякого рода “отклонениями”. Задачу интеллектуала он усматривает в сотрясении основ, “рассеивании” привычного и кажущегося известным, в ре-проблематизации.

В этом лингвистическом потрясении основ особенно преуспели представители постструктурализма и постмодернизма, которые, следуя призыву Ницше “философствовать молотом” и намерению Хайдеггера подвергнуть деструкции историю онтологии, подвергают особого рода критическому анализу, деконструкции, всю традицию европейской “рациональности” (Ж.-Ф. Лиотар, Ж. Делёз, Ж. Деррида, Ж. Бодрийяр и др). По убеждению философов этого направления, всякое “конструирование” в сфере мысли, всякое построение систем устарели. Их объединяет опора на текст и язык, нелюбовь и ироническое отношение ко всякой определённости, последовательности, порядку, однозначности, точности, логичности, “большим рассказам” (например, любым философским системам и научным теориям) и страсть к интеллектуальной игре, умственной свободе, противоречиям, “дисконсенсусу”, “агонистике”, парадоксам, фрагментарности, нестабильности, разрушению, рассеиванию и размыванию, эксцентричности и эпатажу, симуляции и двусмысленности.

Фуко впервые изложил свои идеи в книге История безумия в классическую эпоху (L'Histoire de la folie à l'age classique, 1961), где утверждал, что в «эпоху разума» (конец 17–18 вв.), когда разум пытается определить себя, исключая любые элементы неразумия, возникает совершенно новое понимание безумия. Общий урок: человеческая мысль характеризуется радикальной дискретностью, понятия внезапно возникают и так же внезапно исчезают.

Ряд подходов объединяет Фуко со структурализмом: 1) холизм, т.е. видение системы знания как связного целого, а не совокупности отдельных единиц; 2) внимание к слову, т.е. видение системы знания прежде всего как изощренной сети связей между высказываниями; 3) презрение к «смыслу». Дискурс должен анализироваться не с точки зрения того, что он означает или подразумевает; он представляет собой более или менее бессознательное отражение прочно укоренившихся предпосылок и установок; 4) стремление к выявлению «глубинных структур» дискурса, лежащего в его основе набора принципов, определяющих то, что высказывается. Поиски такого архе, или руководящего принципа дискурса, Фуко полушутя-полусерьезно называет «археологией»; 5) предпочтение анонимных высказываний высказываниям известных авторов.

Все эти темы разрабатываются в его главном труде – Слова и вещи (1966), исследовании гуманитарных наук и тех структур мышления, которые им предшествовали. Публичный дискурс о труде, жизни и языке – экономика, биология и филология – имеет свое особое происхождение, это мутация классического (картезианского) анализа богатства, естественной истории и общей грамматики. «Человек», существо, являющееся одновременно и объектом изучения и его субъектом, есть побочный продукт нового дискурса о жизни, труде и языке. Фуко утверждает, что гуманитарные науки должны иметь другой предмет, и книга завершается драматическим, но не вполне ясным рассуждением, по которому выходит, что псевдопредмет «человек» скоро исчезнет и будет заменен анонимным и автонимным дискурсом, в котором полярное противопоставление субъективного и объективного, присущее понятию «человек», будет преодолено. К главному труду примыкает попытка описать новую методологию, предпринятая в книге Археология знания (L'Archéologie du savoir, 1969).

№ 25 Проблема сарофлексии и субъектов политики.

По материалам :

• Обзор материалов «круглого стола» журналов «Вопросы философии» и «Полис», 2001

Политическая философия / политическая наука.

Отличие политической философии от политической науки состоит в предмете исследования: если п/наука отвечает на вопрос «как», то п/философия пытается найти ответ на вопрос «почему» и «зачем».

В частности, в отличие от науки политическая философия несет в себе ценностное суждение (о свободе, справедливости и равенстве), которого так не хватает современной политической реальности.

Политическая философия по отношению к политической науке выступает в качестве критического анализа ее результатов или попытки ее саморефлексии.

По мнению участвовавших в круглом столе философов и исследователей, современность XXI века не только не сняла классические вопросы политической философии о свободе, равенстве и демократии, но скорее, обострила их, выявив новые стороны.

Кравченко И.И.:

• Политическая философия - это квинтэссенция политической мысли, выявляющая сущность, наиболее глубокий смысл политических явлений (причины и следствия).

• Целью политической философии является выяснение сути и смысла политики, раскрытие ее истин.

Капустин Б.Г. :

• Политическая философия является саморефлексией в политике, внутренним знанием, попыткой политической действительности отрефлексировать самою себя.

Классическая новая/политическая философия.

Распространено деление политической философии на классический и новый периоды. Классический охватывает античное, христианское и даже просвещенческое знание и заканчивается с работами Ницше, которыми завершается традиция ссылаться на некие изначальные принципы существования.

Работы Ницше лишили мыслителей возможности ссылаться на высшие принципы и нравственные законы. В поисках новой морали и принципов мы пребываем в новом периоде политической философии. По мнению исследователей, на данный момент поиск новых основ ни к чему не привел. Более того, старые проблемы обострились в условиях новых технологических возможностей.

Проблема политической субъектности.

Политическая философия актуальна сегодня еще и потому, что в России и на Западе в условиях современного общества традиционные субъекты политики теряют свою «субъектность».

В технологизированном мире на первый план выходит частный человек, а он не может быть субъектом политики. Как только частный человек попадает в политическую сферу, он превращается в объект манипуляции.

Что касается сетевой субъектности и сетевых органзаций, то по мнению исследователей, они не являются субъектами волеизъявления и целеполагания, значит и субъектами политики они считаться не могут.

С этим не согласен один из участников, заявляя, что субъектность не надо понимать точечно, что в соременно мире она скорее «многослойная».

Проблема сочетания справедливости и равенства.

Справедливость всегда являлась ведущей темой политической философии. Без этго понятия в политике проходила бы лишь игра частных интересов; невозможно было бы предотвратить кофликт – следовательно общежитие не могло бы быть возможным.

Проблема в том, что в условиях информационного общества выделилась социальная группа, которая сама создает свой продукт (высокотехнологический и прибыльный), не нуждаясь более ни в ком другом. Этот новый класс – технократическая элита. Благодаря исключительно своим способностям и усилиям она получает огромное доходы, приобретая право претендовать на большую часть общественных благ. Это приводит к углублению неравенства.

Но это неравенство не может быть осуждено с точки зрения традиционной теории справедливости, поскольку оно пораждается различиями не столько в статусе и имущественном состоянии, сколько в способностях и усилиях отдельных людей.

То есть в новых технологических условиях неравенство становится более справедливым, чем равенство.

Политическая философия в России

Участники круглого стола согласились, что на сегодняшний день у политической философии в России крайне слабые позиции. По мнению Капустина Б.Г., она в современной России либо отсутствует вовсе, либо наличенствует в каком-то эмбриональном или невероятно деформированном состоянии.

По мнению Алексеевой, это частности связано с тем, даже политичекая теория во всем богатстве своих школ и традиций нами пока еще не освоена. Что уж говорит о полит философии. Более того, сам способ преподавния ее не прибавляет понимания, затрагиваемых в ней проблем.

Но это весьма трагично, так как именно незнание политической теории и философии приводит к тому, что политическое руководство страны идет в сторону одного идеала, а приходит к чему-то совершенно иному.

Здесь уместна фраза одной из известнейших фигур современной политики, которого уже больше нет с нами Виктора Николаевича Черномырдина : «Мы хотели как лучше, а получилось как всегда».

М.А. Бакунин (один из известнейших представителей российского анархизма) в 1867 – «В политике не может быть честной и полезной практической деятельности без теории и ясно определенной цели. В противном случае, сколь мы не воодушевлены самыми широкими и свободолюбивыми чувствами, мы могли бы прийти к совершенно противоположным практическим результатам: мы могли бы начать с республиканскими, демократическими и социалистическими убеждениями, а кончить как бисмаркианцы бонапартисты».