По внутренним делам

Между всеми сего году приключениями важнейшим почитается бывшее в Уфинской провинции от тептерей и бобылей замешательство. Под именем тептерей и бобылей в Уфинской провинции разумеются разные иноверцы, а именно татара, чуваши, мордва и вотяки<9>, которые из разных уездов, прежде и после подушной переписи, бежав в Башкирь, немалыми деревнями поселились на башкирских землях, платя за них и за всякия угодья башкирцам оброки, а в казну почти ничего с них не приходило, отчего так их в Башкирии умножилось, что башкирцы не только весь положенной на них ясашный оклад с тех, на их землях поселившихся людей, собирали, но и сверх того немалыя прибыли от них получали и почти за своих крестьян их почитали.

И понеже из находящихся в разных уездах таких же иноверцов для избежания податей и рекрутских наборов год от года побеги продолжались, отчего в тех уездах при ревизии сделалась немалая убыль, а те беглецы по большой части уходили в Башкирь, того ради принята резолюция, чтоб всех в Уфинской провинции находящихся иноверцов учрежденною ревизиею переписать, а между тем, по присланному из Правительствующаго Сената в 1745 году от 21 июня указу велено было в Оренбурге иметь разсуждение о положении их в подушной оклад, или в такой платеж, которой бы был не меньше подушнаго, чтобы тем иноверские побеги из других уездов в Башкирию вовсе пресечь. И потому представлено, дабы всех их обложить ясаком по осмидесят копеек с души, а вместо рекрутских поборов, которых с них чинить не разсуждено, наряжать бы из них в Оренбург и в протчия новыя крепости на работу к городовым строениям с двороваго их числа так, как тайнаго советника в прошлом году положено было – с 5 дворов по человеку, которое представление указом Ея Императорскаго Величества из Правительствующаго Сената и апробовано, и оной осмигривенной<10> ясак с начала сего году действительно собирать повелено. По переписи ж оных тептерей и бобылей явилось мужескаго полу 28637 душ и так против прежде бывшей им описи оказалось излишних 17343 души.

И хотя по публиковании об оном платеже указов с начала замешательства между ими не усматривалось, но как оной ясак стали от них требовать, то во многих местах начали от того отрицаться, признавая, якобы сей новой збор чинится без указу, по одним определениям здешних командиров, которых возмутители называли прибыльщиками, и потому возбуждали народ, чтоб послать ко Двору с прошением и с старинными своими указами выборных своих людей, а между тем бы онаго ясака никому не платить. Буде же станут усильно с них требовать, то б противиться и всем быть за одно. Сему делу главным зачинщиком и на всех бывших у них на Осинской дороге зборищах предводителем был черемисянин Нурка Борисов, которой и к челобитью у двора [Ея Императорскаго Величества] представил себя за всех старателем и ходатаем, чего ради и подможные<11> деньги со всего народу взял.

По получении о том их умысле в Оренбурге известия, для скорейшаго прекращения оных замешательств, а наипаче чтоб и башкирцов не допустить к тем бездельникам в сообщение, яко они и их разными внушениями в согласие свое привлекали, содержан был воинской совет. И потому для приведения и в послушание и для подкрепления пребывающих в крепости разсуждено генерал-маиору фон Штокману с командою следовать в Уфу, с которым отправлено регулярной команды из армейских драгунских полков 1514, да нерегулярных – 214 человек, а к тому нерегулярных в Уфинской провинции еще собрать велено, сколько нужда будет требовать, и определено было во первых тех противников увещевать, дабы они, оставя противные умыслы и зборищи, должность свою исполняли, а ежели чрез добрыя средства успеху не будет, то поступать с ними оружием по воинским регулам. А на Осинскую дорогу в те места, где оныя противническия зборища произходили, отправлен был наперед с нерегулярною командою секунд-маиор Кублицкой.

По отправлении помянутаго генерал-маиора в Уфу с означенною командою еще за особливую нужность признано и сие, чтоб при тогдашних строгих обстоятельствах в Уфинской провинциальной канцелярии иметь особливаго и такого человека, которой бы в таковых делах и случаях и в штатских делах экспериенцию<12> имел, и тамошнему воеводе полковнику Люткину во всех советах и диспозициях добрым помощником был. А на Осинскую дорогу послать из Оренбурга особливаго штаб-офицера, куда и отправлен был присутствовавший в губернской канцелярии маиор Исаков, а к полковнику Люткину при тех делах в товарищи послан асессор Рычков.

По прибытии их, Исакова и Рычкова, разсуждая о тех делах с полковником Люткиным и с подполковником Таптыковым, учинили они общее определение на таком основании, чтоб оныя дела вести сперва отнюдь не употребляя строгости и кровопролития. И потому по Уфинской провинциальной канцелярии ко всем тептерским и бобыльским старшинам посланы были от них указы со изтолкованием, для каких резонов и по какому указу тот ясак на них наложен, со увольнением их не только от всяких других податей, но и от рекрутских наборов, и сколь безразсудно и продерзостно некоторые из них в платеже того ясака возпротивиться отважились, и тем его превосходительство тайнаго советника, кавалера и Оренбургской губернии губернатора принудили для приведения их к надлежащей должности отправить из Оренбурга с немалою воинскою командою генерал-маиора фон Штокмана, по прибытии котораго в Уфу оныя команды еще приумножить велено, но совсем тем его превосходительство, разсуждая, что оныя между ими произшедшия противности и продерзости произошли более от невежества и глупости, сожалея о погибели сих людей, до вступления онаго генерал-маиора с командою в их жительства, отправил от себя наперед помянутых в Оренбургской губернской канцелярии присутствующих маиора и асессора, приказав им имянно, чтоб по прибытии своем в Уфу тех старшин, которые, исполня свою должность, новоположенной ясак безспорно заплатили, от своего лица похвалить и милостию Ея Императорскаго Величества обнадежить, а которые по невежеству своему дерзнули в том платеже воспротивиться, тем объявить, чтоб от публикования оных указов конечно в месяц весь тот ясак в Уфу прислали и действительно б в казну заплатили, а ежели из-за сего последняго им объявления того платежа сполна не учинят, то они погибели своей сами будут притчиною, и от наряженных противу их команд поступлено будет с ними, как со злодеями без всякаго их помилования.

Оные указы такое действо имели, что во всех волостях, которыя от платежа онаго ясака отговаривались, а между тем смотрели, какой успех будет у тех, кои действительно воспротивились тот ясак збирать, и в Уфу привозить начали, и к прибытию генерал-маиора с командою в Уфу уже оставалось с немногих волостей и небольшое уже число да и о том в Уфинскую провинциальную канцелярию получаемы были репорты, что збирают и вскоре ко отдаче привезут.

Но между тем отправленной на Осинскую дорогу при первом уведомлении о тех замешательствах секунд-маиор Кублицкой репортовал, якобы он с командою своею вступя на Осинскую дорогу, уведал в одной черемишской деревне вооруженных противников с 400 человек и посылал к ним трижды, дабы разошлись, но они, того не послушав, ответствовали, что не пойдут и готовы все умереть. И как он, Кублицкой, к тому их зборищу ближе приступил, то они побежали и будто б из ружей палить стали, но вреда более не сделали, как токмо одну лошадь убили. Что видя, Кублицкой приказал команде своей их ловить, и поимал из них человек со сто, протчие ж побежали в луга за реку Танып, при котором их побеге побито и затоплено из них в помянутой реке человек до семидесят. Того ради, наблюдая содержание означеннаго определения, еще до прибытия в Уфу реченнаго генерал-маиора послан был туда премиер-маиор Исаков, которому велено, будучи там, поступать на основании вышеозначеннаго общаго определения с наикрепчайшим подтверждением, чтоб без крайней нужды и без явных противностей никакой строгости не употреблять и кровопролития не чинить, а секунд-маиору Кублицкому велено поступать по его, Исакова, ордерам.

Что до помянутаго генерал-маиора принадлежит, то еще прежде прибытия его в Уфу от тайнаго советника присланным ордером велено ему было все прежде учиненныя в Уфе на те дела определения разсмотреть и разпоряжения учинить, какия по обстоятельствам за сходнее им признаются. Но он по разсмотрении их никакой в том отмены не учиня, остался на тех же прежде определенных основаниях. Да и в указе Ея Императорскаго Величества из Правительствующаго Сената от 14 дня августа к прекращению оных замешательств сходная тому ж резолюция последовала с подтверждением, чтоб изыскивать такия меры и средства, дабы сие дело без кровопролития окончено быть могло, и онаго генерал-маиора в Оренбург возвратить повелено. Посылка ж в Уфу помянутых губернской канцелярии членов оным указом хотя и апробована была, но еще до получения того указу асессор Рычков по ордеру тайнаго советника, за случившеюся ему, тайному советнику, болезнию, отозван был в Оренбург, а маиор Исаков, побыв несколько времени на Осинской дороге, командирован был к другим делам. Между тем уже тот новоположенной ясак на первую сего года половину во всех жительствах собрали и в казну действительно заплатили. О зачинщиках же и предводителях оных противностей по произведении надлежащих следствий тайный советник Правительствующему Сенату от 10 октября представление учинил со мнением, чтоб пущих, наказав кнутом, сослать в Рогервик в вечную работу, а других по таком же наказании употребить в работу на урочные годы, а протчих, высекши кнутом, отдать старшинам на руки, что по получении на то апробации и исполнено. Верным же старшинам, кои к прекращению оных противностей употреблялись, учинены награждения, а именно: мещеряцким – Янышу Абдулину, Салеху Муслюмову, Аиту Чилтину; башкирским – Ахмер Асанову, Якупу Чинлурзину, отставному Шарыпу Мрякову, Бакею Апачеву, Азягулу Авшееву даны сабли да двум – Заисану Юсупову, сотнику Ибрашу Кутуеву – по сукну на платье.

Сего ж году 23 числа сентября на поселенных на Сакмаре реке кундровских татар, о которых в 1745 году упомянуто, бежало в киргис-кайсацкую орду лутчих и пожиточных 25 семей, в них мужескаго и женскаго полу 138 душ, в том числе возрастных 50 человек, побрав с собою все свои пожитки и лошадей, один токмо скот оставили. И хотя в погоню за ними командирована была партия из нерегулярных людей под командою атамана Могутова, которая их и в виду уже имела, но за присталью лошадей догнать и никого из них поимать не могла.

Хотя на посланной в прошлом 1746 году в Правительствующий Сенат к разсмотрению таможенной устав и тариф апробации еще и не было получено, однако ж для лучшаго ж тех дел исправления, выписав то, что на прежних основаниях поставлено, в таможню к исполнению при указе сообщено, о чем в Правительствующий Сенат от 10 октября донесено, и тариф против прежняго с пополнением послан.

Знатнейшия произхождения 1748 году^*

По заграничным делам

Посыланной от господина тайнаго советника Неплюева и от бригадира Тевкелева к Абулхаир-хану сакмарской казак Мансур возвратился февраля 3 числа в Оренбург и привез от хана письмо, по которому он казался и ныне таков же, каков в прошедших годах был, и по своим видам требовал, чтоб торгу быть в Орской крепости, однакож для свидания с помянутым бригадиром в ту крепость приехать обещал. Между тем по объявлению онаго казака збирался хан с людьми своими иттить да и ходил для раззорения каракалпак.

В половине маия месяца бригадир Тевкелев отправился из Оренбурга в Орскую крепость, взяв с собою привезеннаго из Казани ханскаго сына Ходжу Ахмет-салтана с тем, чтоб тамо, увидевшись с ханом, онаго салтана другим сменить, и в протчем, по данной ему инструкции исполнение учинить.

Хан прибыл туда 27 июня с двумя своими сыновьями Нуралеем и Айчюваком<13>, из которых Нуралей между всеми ево детьми старшей. По условию с ним, бригадиром, на смену Ходже Ахмет-салтану оставил он Айчувак-салтана аманатом, которой между рожденными от настоящей ево жены Пупай-ханшы<14> по старшинству из живых тогда детей был четвертой. За тою сменою оным бригадиром поставлено было с ним, ханом, следующее: 1) Чтоб русских пленников, скот и пожитки забрав, привести в Оренбург немедленно. 2) Хан дал письменное обязательство, чтоб впредь киргисцам никаких продерзостей не чинить. 3) Знатным старшинам с Айчувак-салтаном в аманаты дать детей своих, которых он, бригадир, тогда ж по сведению своему и принял. 4) Что до отдачи пленных калмык принадлежит, то он, бригадир, смотря на ево ханское и народное состояние, склонился принять от него, хана, на имя Ея Императорскаго Величества челобитную, в которой он и тех калмык принес великия жалобы за причиненныя от них киргис-кайсакам многия грабительства и раззорения и просил разсмотрения, а бригадиру Тевкелеву обещал, ежели затем ево челобитьем об отдаче их последует высочайшее повеление, то он и народ потому исполнять должны, и тех пленников отдадут безпрекословно, почему он, бригадир, в той отдаче калмыцких пленников до воспоследования указу и отсрочил. Однако ж донесши о том в Государственную коллегию иностранных дел, представил свое мнение, чтоб об оной отдаче ему, хану, и всему киргис-кайсацкому народу наикрепчайшим образом подтвердить особою грамотою. А бежавших кундровских татар, о коих в прошлом 1747 году упомянуто, собрать и возвратить обязался Нуралей-салтан, старший ево ханской сын. Но вместо того, чтоб ему, хану, по оным обещаниям действительно исполнить, как скоро он возвратился из Орской крепости в улусы свои, то поехал паки для грабежа в каракалпаки, где уже и смерть ему случилась, ибо в том пути съехался он с Барак-салтаном Средней орды, с которым у него прежде ссора была и тут особой произошел спор о пришедших в киргис-кайсацкие улусы на житье каракалпаках, коих он, хан, желал себе присвоить, а Барак-салтан не хотел их от себя отпустить, и так на конец у обоих дошло до драки. Но понеже Барак-салтан был гораздо людняе, нежели он, хан, то при том случае один киргизец из Барак-салтановых людей копьем до смерти его, хана, заколол<15>, и так все его ханския хитрости и наглости кончились.

По получении ведомости о убивстве хановом принято в разсуждение, дабы возстановить на место его новаго хана, хотя б и по выбору киргис-кайсацкаго народа, но чтоб они, яко подданной народ, на тот свой выбор просили от Ея Императорскаго Величества высочайшей апробации. Сего ради от тайнаго советника по согласию с бригадиром Тевкелевым отправлен был в орду нарочно переводчик Гуляев, которому велено, будучи тамо, стараться, дабы оной выбор учинен был от народа по порядку старшинства на большаго его, ханскаго сына, и чтоб с тем выбором и с прошением о возведении его на ханство от всех старшин и народа отправлены были ко двору Ея Императорскаго Величества нарочные, что без всякаго затруднения учинено, и прислали они ханскаго зятя Джанбек-салтана с несколькими людьми, желая, дабы он для испрошения на тот их выбор высочайшей апробации ко двору Ея Императорскаго Величества отпущен был, почему он, Джанбек-салтан, 23 числа октября за провожанием однаго офицера и отправлен, токмо по объявлению переводчика из старшин Средней орды, кроме однаго Джанбек-тархана при том выборе никого не было.

Между тем бригадир Тевкелев сочинил и в Государственную коллегию иностранных дел отправил от себя разныя представления, с разсуждениями и определениями тайнаго советника во многом несходственныя, из коих главнейшие пункты были следующие.

О Средней орде представил он за необходимую нужность: 1) Чтоб в Орской крепости учредить торг и построить бы там меновой двор каменной. 2) Прибавить бы туда военных людей половину или и весь Казанской драгунской полк. 3) По учреждении торгу жить бы там Оренбургской губернии первому члену каждогодно с начала весны до осени для свидания той орды со владельцами и старшинами, а иногда бы и главному Оренбургской губернии командиру туда ездить, которыя потребности так много от него были уважены, якобы без того ту Среднюю орду от подвержения зюнгорскому владельцу и удержать невозможно.

Что ж до Меньшой орды принадлежит, то представлено от него было: 4) Дабы сея орды владельцам и старшинам с российскими командирами повсягодою видеться в Оренбурге и получать бы от них потребныя наставления. 5) Чтоб в Гурьеве городке учредить для нее торг. 6) Барайту или захват<16>, о котором бывшей Абулхаир-хан толь усильно домогался, а тайный советник всячески от нее удерживался, почел он за такое средство, без котораго киргисцов от продерзостей удерживать и в послушание скоро привести невозможно, и для того б оную чинить в Оренбурге и в других местах. 7) Чтоб обеим ордам, то есть Меньшой и Средней, быть на одном основании, и определить бы над ними однаго главнаго хана не мирским приговором, но указом, с жалованьем, за которым бы он повсягодно в Оренбург или в Орскую крепость сам приежжал.

И понеже он, бригадир, те свои представления отправя, сообщил с них тайному советнику 22 сентября копию, того ради тайный советник в оную ж коллегию от 18 октября послал на все то пространное изъяснение, что и почему признавает он с интересом Ея Императорскаго Величества несходственным, особливо же о том, что он, бригадир, между протчаго написал, якобы киргисцы по старанию его несколько красноярских жителей и лошадей привезши в Оренбург, отдали да и остальных отдавать обещали, и в том присягу дали, на что учинил в сильнейших терминах возражение.

Сего ж лета из Бухар и из Ташкента от тамошных управителей получены были письма, в которых они изъявляли удовольствие свое и благодарность за оренбургской торг, а ташкентской наместной хан брегадира Тевкелева просил, чтоб брата его отправить ко двору Ея Императорскаго Величества, но сие за потребно признано.