Глава 12. Средневековая эстетика формы.

Форма изливает свое сияние на соразмерные части материи, это сияние - строго объективное свойство, некое онтологическое сияние, которое существует даже тогда, когда его никто не постигает. Смысл красоты заключается в этом сиянии упорядочивающего начала, озаряющем упорядочиваемое многообразие. Признавая, что прекрасное относится к трансцендентным свойствам, Аквинат в то же время разрабатывает такое определение красоты, которое своей новизной превосходит определение его учителя. Фома: благо есть то, чего все желают. Поэтому оно связано с понятием цели, поскольку желание есть своего рода движение к предмету. Красота же имеет отношение к познавательной способности, ибо красивыми называются предметы, которые нравятся своим видом. Вот почему красота заключается в должной пропорции: ведь ощущение наслаждается вещами, обладающими должной пропорцией, как ему подобными, поскольку и ощущение есть некое разумение, как и всякая познавательная способность вообще. И поскольку познание происходит путем уподобления, а подобие имеет в виду форму, собственно красота связана с понятием формальной причины». В этом принципиально важном пассаже проясняется целый ряд основополагающих моментов: красота и благо в одном и том же объекте представляют собой одну и ту же реальность, поскольку и то, и другое основывается на форме (эту позицию, как мы видели, разделяли и другие мыслители); однако когда речь идет о благе, форма становится предметом вожделения, субъект стремится полноценно реализовать эту форму или же завладеть ею как чем-то положительным; красота же, напротив, связывает форму с чистым познанием. Прекрасны те вещи, которые нравятся своим видом.

Глава 13. Эстетика Аврелия Августина.

Творчество Аврелия Августина - конечно же венец античной эстетики, но оно же - и прочный фундамент эстетики средневековой, ее основополагающие начала. Ибо сам венец собирался из античных ценностей, но уже по новой мерке. Из античных эстетических теорий Августин воспринял и развил прежде всего то, что было созвучно новым духовным исканиям эпохи. И библейский угол зрения играл здесь далеко не последнюю и не второстепенную роль. В его сочинениях сталкиваются две эпохи, две философии, две эстетики: он воспринял эстетические принципы древних, но преобразил их и в преображенном виде передал Средним векам. Он был узловым пунктом истории эстетики: к нему сходятся все линии древней эстетики, от него идут пути средневековой». Августин конечно же сознательно не ставил перед собой задачи обобщить достижения античности и создать на их основе новую эстетическую теорию. Он, как и вся античность в целом, вообще не знал, что такая теория возможна. Более того, он и не стремился к сознательному созданию какой-либо философской системы. Активно участвуя сначала в мирской, а затем в религиозной жизни своего времени, он просто пытался осмыслить основные проблемы человеческого бытия и помочь людям найти правильный путь в жизни. Ясно, что, как человек своего времени, он и мыслил и действовал в духе этого времени. За исключением небольшого ряда ранних философских сочинений (386-391 гг.), почти все его многочисленные работы (а писал он практически ежедневно в течение сорока лет) написаны Августином на злобу дня - по поводу конкретных событий церковной или культурно-исторической жизни тех лет - или как подробные ответы на вопросы знакомых и незнакомых людей, постоянно обращавшихся к нему, как к видному церковному авторитету. В его работах исследователи обнаруживают массу противоречий и тем не менее приходят к выводу о системности его мышления в целом и даже об определенной философской системе, хотя и не упорядоченной самим Августином, но достаточно ясно, при некоторых частных вариациях, вычитываемой из его работ409. Эстетические идеи занимают большое место в общей мировоззренческой системе Августина, хотя разбросаны они по его работам еще более хаотично, чем философские суждения. Однако и они, при внимательном изучении, складываются в некоторую достаточно целостную систему, в которой, пожалуй, ни одна из главных эстетических проблем не оказалась забытой. С сожалением следует отметить, что именно эта сторона августиновского наследия до сих пор остается наименее изученной. В поистине бескрайнем море «августинианы», насчитывающей многие тысячи работ410 по самым различным аспектам мировоззрения крупнейшего представителя латинской патристики, исследования, посвященные его эстетике, в буквальном смысле слова можно пересчитать по пальцам.