Глава 6. Победа контрреволюции. Официальное провозглашение ревизионизма

Контрреволюция, свершившаяся в СССР под руководством ревизионистов Коммунистической партии Советского Союза, сопровождалась скрытым искажением принципиальных положений ленинизма и открытой атакой на дело Иосифа Виссарионовича Сталина, верного ученика Владимира Ильича Ленина и последовательного продолжателя его дела, и очернением его имени.

Международный капитал во главе с империализмом США, оценив контрреволюционные тенденции в руководстве КПСС, усилил давление на Хрущева и хрущевцев, подталкивая их к открытому и решительному повороту в сторону капитализма. Уступки империалистам и предательские поползновения хрущевцев набирали оборот. Колоссальные расходы империалистов в борьбе с первым в мире социалистическим государством окупались с лихвой.

Прибрав к рукам армию и органы государственной безопасности, фактически захватив Центральный Комитет, хрущевцы подготовили и провели в феврале 1956 года ХХ съезд КПСС. Этот съезд вошел в историю как съезд, официально утвердивший насквозь антимарксистскую и антисоциалистическую линию Никиты Хрущева и его сообщников, прикрытую словоблудием о «творческом развитии марксизма-ленинизма и дальнейшем продвижении к коммунизму». Этот съезд стал также точкой отсчета для наступления ревизионизма в ряде коммунистических и рабочих партий в странах народной демократии и в капиталистических странах. Контрреволюция свершилась. С этого события контрреволюция в Советском Союзе перешла в активное наступление.

Хрущевцами были подвергнуты ревизии и искажению такие принципиальные положения марксизма-ленинизма, как характер нашей эпохи — эпохи империализма и пролетарских революций, отношение к империализму и современному ревизионизму, отношение к вопросам войны и мира и мирному сосуществованию стран с различным социальным устройством, закономерности и особенности перехода к социализму и построения социализма в разных странах и тому подобное.

После смерти Сталина хрущевцы маскировались и маневрировали, используя в своих корыстных целях возможности «бюрократической легальности», отгораживая с ее помощью руководящие партийные круги от широких партийных и беспартийных масс глухой стеной бюрократического аппарата, который был полностью подконтролен этим руководящим кругам и выполнял их волю. Таким образом руководящие партийные круги обезопасили себя от контроля и критики снизу, попирая нормы партийной демократии и подменяя фактически авангардную политическую роль партии в обществе диктатурой ее руководящих кругов. Как показала практика хрущевских махинаций, особую опасность для партии и дела социализма представляет «бюрократическая легальность», которая приводит к потере живой связи с массами и утрате контроля снизу. Этого не поняли и не заметили многие партийцы и даже закаленные революционеры. Почему?

Спекулируя на заслуженном доверии народных масс к партии большевиков, прикрывая свое предательство революционной фразой, используя в своих контрреволюционных целях серьезные проблемы и трудности объективного и субъективного характера, возникшие в послевоенный период как внутри партии, так и во всем обществе, хрущевцы подменили руководящую роль партии диктатом через посредство стоящих над массами привилегированных руководящих кругов. Ленинско-сталинские принципы руководящей роли партии были извращены в сторону примитивной и антибольшевистской, якобы объективно необходимой, «диктатуры партии», а фактически в сторону диктатуры нарождающейся и прорывающейся к власти новой советской буржуазии. Лженаучный тезис о «диктатуре партии» и ранее настойчиво пропагандировался антибольшевистскими силами, но был отвергнут партией большевиков. Подобная «руководящая роль» партии навязывалась беспартийным массам в виде: «не смейте рассуждать, ибо партия все может сама», а партийным кадрам давалась установка: «нажимайте, командуйте, а прислушиваться к голосу масс не обязательно». В результате связь между партией и классом разрушалась.

Мы стали свидетелями того, как хрущевцы под вывеской восстановления «демократических принципов и ленинских норм партийной жизни» опустились до самой низкопробной клеветы на Сталина, на партию большевиков и социалистический строй периода диктатуры пролетариата. В этой клевете хрущевцы превзошли даже самую реакционную буржуазную пропаганду.

Многие приняли лживую демагогию этих предателей за чистую монету. Албанская партия Труда принципиально проанализировала линию хрущевцев и встала на защиту марксизма-ленинизма против нападок советских ревизионистов.

Я, Мехмет Шеху и Гого Нуши были делегированы нашей партией на ХХ съезд КПСС. Зловещий дух ревизионизма уже господствовал в Советском Союзе. Вся мощь пропаганды была сконцентрирована в руках хрущевцев и служила их подлому делу. Эта атмосфера царила и на ХХ съезде. Во время перерывов хрущевцы вели себя развязно. На каждом шагу стояли столы с едой и выпивкой для участников съезда. Всем этим Хрущев и его сообщники пытались подчеркнуть, что наступило их время, и что время сталинской «деловой партийной дисциплины» ушло в прошлое.

Отчетный доклад Хрущева на съезде представлял собою что-то вроде манифеста современного ревизионизма, хотя рекламировался он как «творческое развитие» марксизма-ленинизма. Международная буржуазия сразу заметила и оценила «новшества» Хрущева, изменения в политической и идеологической линиях Коммунистической партии Советского Союза.

Однако мировая буржуазия, приветствуя открытый выход на арену советского ревизионизма, одновременно считала его «новую линию» более опасной для своих интересов, чем линию времен Сталина. Почему? В лице Хрущева империалисты видели не только своего брата по классу паразитов, союзника, но и серьезного конкурента, опасного соперника в борьбе за сферы влияния, за дополнительные источники прибыли и в ограблении других стран и народов. Хрущевцы хитро использовали эту неприязнь империалистов для маскировки своего предательского лица. Видите, мол, империалисты не любят нас — значит наша «новая линия» является правильной, марксистской.

Последний день съезда проходил при закрытых дверях, так как он был посвящен выборам руководящих органов. Поэтому наша делегация в этот день на съезде не присутствовала. После выборов Хрущев выступил со вторым докладом. Этот доклад имел гриф «Секретно». В основном он представлял собою набор нападок на Сталина, клеветы и подтасовок. Однако секретность этого доклада была мнимой, так как еще до его оглашения на съезде с его содержанием были дословно ознакомлены титовцы. Через несколько дней этот «секретный доклад» был уже знаком буржуазии всего мира. Мы же были ознакомлены с этим докладом под грифом «Секретно» в последнюю очередь. Он был представлен для ознакомления лишь первым секретарям братских партий.

Я ночью читал и обдумывал хрущевский доклад, а затем ознакомил с этой гнусностью членов нашей делегации. Мы уже знали, что хрущевцы — изменники и ревизионисты, презренные троцкисты. Однако мы и подумать не могли, что они осмелятся заявить об этом официально. Только после смерти Сталина хрущевские ничтожества посмели осквернить имя этого великого Человека. Подонки и жалкие трусы! Мы понимали всю пагубность последствий этого предательства для Советского Союза, для советского народа, для всех народов мира. Одновременно мы осознавали, что наш долг сейчас — твердо и неуклонно отстаивать марксизм-ленинизм, дело Великого Сталина.

Нам не нужна была эта писанина с грубой клеветой, и поэтому мы вернули доклад сразу после его прочтения автору. Однако многие «коммунисты» взяли хрущевскую грязь с собою и пустили в продажу через киоски, чтобы сделать бизнес на этой подлости. Мы вернулись в Албанию с тяжелым сердцем.

Сразу же хрущевский ревизионизм нашел поддержку в ряде стран мира.

Пальмиро Тольятти одним из первых поддержал хрущевцев. Более того, он потребовал, чтобы его, Тольятти, возвели в ранг «старого борца» за эти «новые» идеи. «Что касается нашей партии, — заявил Тольятти в 1956 г., — то мне кажется, что мы поступили смело. Мы все время искали наш, итальянский путь к социализму».

Особенно ликовали титовские ревизионисты. От них не отставали ревизионисты других стран народной демократии. Накануне они только шепотом изрыгали яд, а теперь их злоба распространялась открыто и во всю ширь. Началась кампания по реабилитации предателей и осужденных врагов. Прямо из тюрем многие из них усаживались в руководящие партийные кресла.

В отношении реабилитации врагов лавры первенства все-таки достались хрущевцам. Уже на ХХ съезде Хрущев хвастливо заявил, что в Советском Союзе освобождено из тюрем и реабилитировано свыше 7000 человек, «невинно осужденных при Сталине». Этот процесс набирал обороты.

Хрущев и Микоян принялись за чистку Президиума ЦК. С этой целью ими было сфабриковано дело об «антипартийной группе». А пока хрущевцы столкнули с поста Маленкова, заменив его Булганиным, затем взялись за Молотова. 2 июня 1956 г. газета «Правда» вышла с большим портретом Тито на первой полосе и со словами «Добро пожаловать!», а на последней полосе в разделе «Хроника» сообщалось, что, «по собственному желанию», Молотов освобожден от должности Министра иностранных дел Советского Союза. На самом деле хрущевцы просто выполнили требование Тито перед его визитом (2-23 июня 1956 г.) в Советский Союз. Этим Тито мстил Молотову и посмертно Сталину за их последовательное разоблачение ревизионистской сути титовцев в 1948-1949 годах.

На одном из заседаний Президиума ЦК партии в Кремле летом 1957 года Хрущев остался в меньшинстве (информация получена мною непосредственно от Полянского) и был снят с поста Первого секретаря. Тут же он был назначен Министром сельского хозяйства, так как слыл великим «знатоком по кукурузе». Однако такая ситуация длилась всего несколько часов. По команде хрущевцев Кремль был окружен танками и войсками. Во все концы Советского Союза были направлены самолеты за угодными хрущевцам членами Пленума ЦК КПСС.

«Затем, — рассказывал хрущевец Полянский, — мы ворвались под защитой штыков в Кремль, но вход в зал заседаний нам перекрыли вооруженные люди, расставленные для охраны зала противниками Хрущева. К нам вышел Ворошилов и осведомился о причинах нашего приезда и шума. Мы предупредили его, что применим силу и арестуем конкретно его и всех противников Хрущева. Ворошилов отступил. Мы ворвались в зал и изменили ситуацию».

Хрущев вновь взял власть в свои руки. Так появилось дело об «антипартийной группе».

Мы не ощущали каких-либо чувств сострадания к этим «повстанцам». Ведь эти бывшие соратники Сталина струсили и фактически предали его и партию большевиков на ХХ съезде, позволив Хрущеву безнаказанно поливать грязью Великого Сталина и его дело. Теперь они сами получили по зубам от хрущевцев. Они утратили революционный дух, стали беззубыми и слепыми, опустились и перестали быть марксистами-ленинцами. Политические трупы! Правда, позднее они попытались хоть как-то отмыть свою измену, но действовали они методами нереволюционными и непартийными, так как они тоже утратили связь с партийными массами

Хрущевцы безжалостно расправлялись со всеми, кто становился им ненужным. Следующей их жертвой стал Жуков. Сначала Жукова превозносили на всех углах за его заслуги во время Великой Отечественной войны, потом терпимо относились к нему, так как под прикрытием штыков Министра обороны Жукова хрущевцы поливали грязью Сталина и его танками был подавлен «путч антипартийной группы». Через некоторое время Жуков был снят со всех постов и выброшен хрущевцами на свалку, несмотря на все его реальные и мнимые заслуги перед этими изменниками и ничтожествами. Однако история с Жуковым имеет много интересных моментов.

С 17 по 26 октября 1957 г. Жуков находился с визитом в Албании. Мне запомнился его отзыв об Югославии, где он был с визитом перед приездом к нам.

— Судя по тому, что я видел в Югославии, не понимаю, как ее можно называть социалистической страной.

Из этого разговора мы поняли, что его взгляды не во всем совпадают с позицией Хрущева. По возвращении в Советский Союз Жуков был снят с поста Министра обороны СССР «за ошибки, за тяжкие проступки в проведении линии партии, за нарушение законности в армии» и так далее.

Неудобность и несговорчивость Жукова не нравились хрущевцам и ранее. Они всячески пытались поставить его на место, вплоть до личных унижений. Но это не помогало. Жуков набирал силу и авторитет. Видимо, по этой причине хрущевцы поспешили расправиться с ним.

После ХХ съезда одной из главных фигур в окружении Хрущева стал Кириченко. Я познакомился с ним много лет назад в Киеве в бытность его первым секретарем Украины. Он произвел на меня положительное впечатление. Кириченко сопровождал меня во время моего знакомства с городом и историческими местами. Он показал мне главную улицу Киева, которая была полностью отстроена заново. Мы побывали в местечке Бабий Яр, где гитлеровцы производили массовое уничтожение евреев. Мы побывали в оперном театре, где слушали оперу «Богдан Хмельницкий». Богдана Хмельницкого Кириченко сравнил с нашим Скандербегом. Он согласился с моей высокой оценкой личности и деятельности Сталина. Одновременно он не упускал случая отметить «мудрость и энергию» Хрущева. В этом тогда я не заметил какого-либо лицемерия.

После смерти Сталина советское руководство часто устраивало разного рода банкеты. Некоторых из руководителей можно было встретить гарантированно только на банкете. В этой обстановке мне довелось еще несколько раз встречаться с Кириченко. Столы буквально занимали все пространство и ломились от блюд и напитков. В связи с этим мне невольно вспомнился Гаргантюа Рабле. Это кремлевское мелкобуржуазное изобилие как бы иллюстрировало хрущевский «коммунизм». Подобной распущенности мне не доводилось видеть при Сталине.

На одном из таких приемов я пригласил Хрущева посетить Албанию. Хрущев легкомысленно согласился, не имея понятия о дальности и трудности дороги. В разговор вмешался Кириченко и порекомендовал Хрущеву пока не планировать эту поездку. Я попросил уточнить причины его вмешательства.

Кириченко сказал, что Хрущеву нездоровится и надо беречь здоровье его драгоценной персоны. Хотя в действительности в это время Хрущев был здоров как боров, и мучился в основном от обжорства и перепития.

В июле 1957 г. нам вновь довелось встретиться с Кириченко на банкете. Со мной была моя жена, Неджмие. В это время между Хрущевым и Тито шла борьба за господство в странах народной демократии. В подобные моменты Хрущев допускал «критику» в адрес Тито со своей стороны, и его отношения с нами смягчались. На банкете присутствовали Живков, Ранкович и Кардель с супругами. В такой ситуации Хрущев разбавлял свои лесть или угрозы шутками над Анастасом Микояном. Микоян терпеливо сносил роль «королевского шута».

Хрущев, подняв рюмку, пожелал более тесной дружбы четырехугольнику Советский Союз-Югославия-Болгария-Албания.

— Отношения Советского Союза с Югославией были не совсем гладкими, — сказал он. — Они были дружественными в самом начале, потом охладели и, наконец, испортились всерьез. После моей поездки в Белград они вновь наладились. Затем события в Венгрии вновь отрицательно сказались на наших взаимоотношениях, но сейчас сложились все субъективные и объективные условия для их улучшения. Тревогу вызывают лишь отношения с Югославией Албании и Болгарии. В целях смягчения ситуации я уже заявил югославам, что они должны прекратить агентурную деятельность против этих стран.

— Вы бы лучше одернули албанцев, — вмешался Ранкович.

Я дал решительный и аргументированный отпор враждебным выпадам Ранковича.

Следует отметить, что критика Хрущева в адрес Югославии была формальной и беззубой. Это сразу обращало на себя внимание.

— Я не понимаю названия вашей партии «Союз коммунистов Югославии», — разглагольствовал Хрущев, обращаясь к присутствующим югославам. — Мне непонятны также ваши возражения против названия «социалистический лагерь». Все мы — социалистические страны. А Югославия?

— Югославия тоже социалистическая страна, — вставил Кардель.

— Тогда становитесь в наши ряды. Ведь нас больше, — подытожил Хрущев.

Далее Хрущев стал убеждать югославов, что именно Советский Союз должен стоять во главе социалистического лагеря. Это он явно адресовал в сторону Тито, поскольку только Тито всерьез претендовал на подобное лидерство. Кардель и Ранкович холодно реагировали на его речь, хотя, как было видно, внутри они кипели злобой. Они упорно выполняли приказ своего хозяина — не уступать.

В разговоре со мной Кириченко весьма критически оценил ревизионистские позиции югославов и, пожалуй, в большей степени был на албанской стороне.

Впоследствии Кириченко тоже получил пинка от Хрущева. Он был сослан руководить в один из захолустных городков России. Все это походило именно на ссылку. Хотя сначала он считался чуть ли ни вторым лицом после Хрущева.

Один из албанских курсантов, обучавшихся в СССР, рассказал мне такую историю:

— Я ехал в поезде. Рядом со мной сел кокой-то советский пассажир и стал читать газету. Через некоторое время он спросил меня: «Куда едете?». Я ответил. Уловив мой акцент, он спросил: «Какой вы национальности?». «Я — албанец», — ответил я. Пассажир удивился, обрадовался, бросил настороженный взгляд на дверь купе, повернулся ко мне и крепко пожал мою руку. «Я восхищаюсь албанцами», — сказал он. Я был удивлен его поведением, так как в это время мы уже находились в состоянии конфликта с хрущевцами (после Совещания 81 партии). «А вы — кто?» — спросил я. «Я — Кириченко». Когда он назвал свою фамилию, я понял — с кем разговариваю. Кириченко предложил мне сыграть в домино. Мы начали игру. Я сразу понял — для чего он предложил мне эту игру. Он хотел мне что-то сказать, но опасался, что нас могут подслушать. Под стук костяшек он сказал: «Приветствую вашу партию, разоблачившую Хрущева. Да здравствует Энвер Ходжа! Да здравствует социалистическая Албания!». Мы долго вели дружескую беседу, пока в наше купе ни вошли какие-то люди. Он быстро сказал: «Держитесь. Передайте привет Энверу». Затем он взял газету и сделал вид, что поглощен чтением, а мы не знаем друг друга.

Хрущевские ревизионисты развили бурную антимарксистскую и антисоциалистическую деятельность за рубежом. Плоды этой деятельности скоро наглядно проявились в Болгарии, Венгрии, Восточной Германии, Польше, Румынии и Чехословакии. Процесс реабилитации врагов под маской «исправления ошибок, допущенных в прошлом», принял невиданный размах во всех странах народной демократии. Началось чуть ли ни соревнование — кто больше перетащит врагов с тюремных нар на руководящие партийные и государственные посты. Ревизионистская мафия торжествовала!

На нас оказывали давление со всех сторон, но мы твердо следовали избранным путем. Это раздражало титовцев. Сотрудники югославского посольства в Тиране усилили антиалбанскую деятельность. Пользуясь нашим либеральным отношением, они активизировали агентурную деятельность и подталкивали предателей внутри Албании к генеральному наступлению. Провалившаяся попытка на партийной конференции в Тиране в апреле 1956 года захватить руководство в нашей партии, как мы теперь осознали, была делом рук не только титовцев, но и хрущевцев.

Ревизионисты, злоупотребляя внутрипартийной демократией и используя своих скрытых агентов в ЦК — в частности, Бечира Балуку, — пытались навязать конференции антимарксистскую платформу в духе ХХ съезда КПСС. Как выяснилось позднее, эта провокация готовилась не только титовцами, но и в советском посольстве в Тиране. В своей враждебной деятельности хрущевцы опирались на агентов югославской разведки во главе с Мехметом Шеху, который в то время еще не был разоблачен.

После провала заговора советские ревизионисты, прикидываясь нашими закадычными друзьями, попытались исподволь оказать на нас давление.

III съезд АПТ проходил с 25 мая по 23 июня 1956 года. Накануне Суслов безапелляционно потребовал от нас изменить нашу линию в партийном руководстве, «отказаться от прошлого».

— Линия нашей партии верна, — ответили мы. — Мы смогли избежать грубых принципиальных ошибок в нашей политической линии.

— Вы должны реабилитировать Кочи Дзодзе и его товарищей, — настаивал Суслов.

— Они — изменники и враги нашей партии, албанского народа, Советского Союза и дела социализма, — резко возразили мы. — Мы можем еще раз пересмотреть их дело, но гарантируем, что результат будет тот же. Их враждебная деятельность доказана ответственно.

Тогда Суслов стал подсовывать нам пример других стран, пропагандируя «гуманность» и «исправление ошибок прошлого».

— Наш народ будет презирать нас, если мы реабилитируем этих врагов и предателей. Они мечтают вновь закабалить албанский народ, заковать его в цепи рабства, — твердо ответили мы идеологу Хрущева.

Суслов почувствовал нашу непреклонность и отступил.

— Хорошо, — сказал он, — пусть будет так. Однако вы не подчеркивайте, что они являются агентами Белграда, чтобы не раздражать югославов.

— Но это — правда. Кочи Дзодзе и его сообщники являются прямыми агентами титовцев. Это доказано убедительно. Наши доказательства хорошо известны советским руководителям. Я могу повторить их, если вы запамятовали по какой-то причине.

Суслов с трудом сдерживал гнев. Мы же хладнокровно повторили наши доказательства и в заключение сказали:

— Такова правда о связях Кочи Дзодзе с югославскими ревизионистами. Как же можно скрывать эту правду от собственного народа? Позволительно ли коммунистам ради того, чтобы угодить кому-то, скрывать правду? Правду, доказанную неоспоримыми фактами.

— Но ведь иначе вам не улучшить отношения с Югославией, — настаивал Суслов.

Нам стало все предельно ясно. «Братские» советы Суслова были попыткой оказать давление на нас во исполнение сговора Хрущева и Тито. В данный момент позиции титовцев были достаточно прочными, поэтому Тито упорно настаивал на немедленной реабилитации таких предателей, как Кочи Дзодзе, Райк, Костов и других. Однако в Албании эта их попытка провалилась. В Венгрии, Болгарии, Польше и Чехословакии предатели были реабилитированы. Албания же была для титовцев как кость поперек горла. Мы твердо стояли на принципиальных позициях. Даже в случае применения силы против нас, мы не отступили бы и дали бы соответствующий отпор. Тито хорошо знал нас и нашу непреклонность. Теперь в этом убедился Хрущев.

В июне 1956 г., после III съезда АПТ, я посетил Москву. Мы собрались на совещание руководителей партий всех социалистических стран под предлогом обсуждения экономических вопросов. Хрущев использовал эту встречу для укрепления своих ревизионистских позиций и ослабления позиций Тито. Так, он открыто сказал нам, что предложение о реабилитации Кочи Дзодзе и других врагов, осужденных в Албании, появилось в результате давления со стороны Тито.

— С Тито, — сказал, в частности, Хрущев, — мы обсуждали вопрос о взаимоотношениях Югославии с другими странами. Поляками, венграми, чехами, болгарами и другими Тито весьма доволен. А вот поведением Албании он буквально взбешен. Он недоволен тем, что албанцы не выполняют указание Белграда и не меняют своей линии в партийном руководстве, то есть живут прошлым. Я не во всем согласен с Тито и сказал ему, что это — внутреннее дело самих албанских товарищей, и они сами должны решать свои внутренние дела.

В то же время Хрущев упорно настаивал на реабилитации Кочи Дзодзе и других врагов, называя Кочи великим патриотом. Из этого мы поняли, что Хрущев тоже взбешен непреклонностью Албании.

Драка за гегемонию между Хрущевым и Тито разгоралась. Тито использовал те же иезуитские приемы, что и Хрущев — лицемерие, ложь и коварство. Тито всеми силами пытался подмять под себя Хрущева, заставить его подчиниться югославскому диктату. За спиной Тито стояли американский империализм и мировая реакция. Хрущев знал это. Поэтому он старался сблизиться с Тито, задобрить его, а потом задушить его в своих объятьях.

Этим хитрым противостоянием объясняется зигзагообразность во взаимоотношениях Хрущева с Тито. И Хрущев, и Тито были ревизионистами, оба — агентами капитала. Это составляло их общность. Однако одновременно им были присущи противоборство и расхождения в конкретных корыстных интересах.

Эти два контрреволюционера возглавляли современный ревизионизм, наиболее опасный отряд врагов марксизма-ленинизма. Они были цепными псами международного империализма, но сами мечтали о главенствующей роли. Они были ярыми реакционерами, сторонниками и проводниками свирепой фашистской диктатуры, не допускающей даже формальной буржуазной демократии. Ревизионизм в социалистических странах возглавил поворот от коммунизма к капитализму и трансформировал коммунистические партии этих стран в фашистские. Ревизионизму присущи идейный хаос, разброд, разврат, репрессии, произвол, катастрофическое и неизбежное ухудшение жизни народных масс и в конечном итоге измена социалистической Родине и торговля ее интересами.

Эта трагедия совершилась в Советском Союзе и увела за собой страны народной демократии. Такова смертельная опасность и преступность хрущевского ревизионизма, поощряемого и поддерживаемого мировым капиталом.