§ 5. Действие уголовного закона в пространстве

<QUEST26< FONT>Осуществление уголовной юрисдикции внутригосударственными органами покоится на некоторых принципах, главенствующими из которых являются: территориальный принцип, определяющий ответственность за преступления, совершенные в пределах территории государства; принцип гражданства, устанавливающий ответственность граждан государства за преступления, совершенные за его пределами; реальный принцип, устанавливающий ответственность неграждан за преступления, совершенные за пределами государства, но против интересов этого государства или его граждан; универсальный принцип, регулирующий борьбу с преступлениями, посягающими на интересы нескольких государств или всего международного сообщества.⁶²

Названные юрисдикционные критерии служат базой для организации социального пространства различных типов: геополитического (территориальная и реальная юрисдикция), социально-политического (юрисдикция, основанная на принципе гражданства), космополитического (универсальная юрисдикция). Следовательно, подобно тому как различные принципы действия уголовного закона во времени отражают бытие уголовно-правовой нормы в различных временах — в прошлом, настоящем и будущем, так и принципы его действия в пространстве выражают бытие той же нормы в различных социальных пространствах — в геополитическом, социально-политическом и космополитическом.

Принцип ответственности по закону места совершения преступления, получивший название территориального, гласит: все лица, совершившие преступление на территории данного государства, подлежат ответственности по его законам. Он выражает территориальный по своему существу характер государственного суверенитета, в соответствии с которым юрисдикция государства распространяется на всех находящихся на его территории лиц, и покоится на презумпции, что преступление затрагивает интересы того государства, где оно совершено.

В ч. 1 ст. 11 УК РФ данный принцип сформулирован в следующем виде: «Лицо, совершившее преступление на территории Российской Федерации, подлежит уголовной ответственности по настоящему Кодексу». А в ч. 2 статьи особо подчеркивается: «Преступления, совершенные в пределах территориальных вод или воздушного пространства Российской Федерации, признаются совершенными на территории Российской Федерации».

Для правильного понимания настоящего принципа важно уяснить, на чем основана территориальная юрисдикция, а для правильного его применения необходимо ответить еще на два вопроса — что включает в себя государственная территория и что считать местом совершения преступления?

<QUEST27< FONT>Понятие государственной территории определяют два основных признака —принадлежность государству и его верховенство: государственной является такая территория, которая находится под суверенитетом определенного государства, т.е. принадлежит государству, осуществляющему в ее пределах полную и исключительную власть, обеспеченную всеми предусмотренными законодательством средствами принуждения, что предполагает, помимо прочего, установление и поддержание правопорядка в пределах своей территории, а также использование ее согласно своим законам и правилам, исключающим деятельность на данной территории публичной власти другого государства. Суверенитет России также распространяется на всю ее территорию, на которой имеют верховенство ее Конституция и федеральные законы (ст. 4 Конституции РФ).

Пространственный предел действия государственного суверенитета России очерчивается ее государственной границей, представляющей собой линию и проходящую по этой линии вертикальную поверхность, которые определяют пределы государственной территории (суши, вод, недр и воздушного пространства) Российской Федерации.⁶³ В настоящее время таковой является граница РСФСР, закрепленная действующими международными договорами и законодательными актами бывшего СССР.⁶⁴

<QUEST28< FONT>В состав государственной территории <CLOSETEST6< FONT>входят:

1. сухопутная территория в пределах, очерченных государственной границей;

2. водная территория, которую составляют внутренние и территориальные воды (территориальное море), т.е. прибрежные морские воды, отмеряемые от исходных линий, установленных в соответствии с действующими правилами;

3. недра, находящиеся под сухопутной и водной территорией государства, без каких-либо ограничений по глубине;

4. воздушное пространство над указанными районами, находящимися в пределах сухопутных и водных границ до международно признанного высотного предела.

Сухопутная территория включает в себя всю сушу в пределах государственной границы, складывающуюся из материковой части и островов.

Прохождение указанной границы на суше устанавливается по характерным точкам, линиям рельефа или ясно видимым ориентирам, если иное не предусмотрено международными договорами.

Внутренние воды включают в себя прежде всего воды рек, озер и иных водоемов, находящихся в пределах, очерченных государственной границей. Ее прохождение устанавливается:

1. на судоходных реках — по середине главного фарватера или тальвегу реки;

2. на несудоходных реках, ручьях — по их середине или по середине главного рукава реки;

3. на озерах и иных водоемах — по равноотстоящей, срединной, прямой или другой линии, соединяющей выходы государственной границы к берегам озера или иного водоема;⁶⁵

4. на водохранилищах гидроузлов и иных искусственных водоемах — в соответствии с линией государственной границы, проходившей на местности до ее затопления;

5. на мостах, плотинах и других сооружениях, проходящих через реки, ручьи, озера и иные водоемы, — по середине этих сооружений или по их технологической оси независимо от прохождения государственной границы на воде.

Внутренние морские воды, являющиеся составной частью территории РФ, — это воды, расположенные в сторону берега от исходных линий, от которых отмеряется ширина территориального моря Российской Федерации. К ним относятся воды: 1) портов, ограниченные линией, проходящей через наиболее удаленные в сторону моря точки гидротехнических и других постоянных сооружений портов; 2) заливов, бухт, губ и лиманов, берега которых полностью принадлежат РФ, до прямой линии, проведенной от берега к берегу в месте наибольшего отлива, где со стороны моря впервые образуется один или несколько проходов, если ширина каждого из них не превышает 24 морские мили; 3) заливов, бухт, губ, лиманов, морей и проливов с шириной входа в них более 24 морских миль, но исторически принадлежащих РФ.⁶⁶

Однако, несмотря на то что внутренние воды, включая воды портов, — составная часть государственной территории, правовой режим которой каждая страна вправе устанавливать по своему усмотрению, согласно сложившейся практике государства нередко ограничивают осуществление своей юрисдикции в отношении преступлений, совершенных на борту находящихся в их водах невоенных иностранных судов, путем заключения двусторонних соглашений о морском судоходстве, в которых стороны обязуются воздерживаться от вмешательства в дела такого род судов за исключением оговоренных случаев.

Попытки единообразить подобную практику пока успеха не имели, хотя унификация позволила бы каждому государству имплементировать во внутреннее право норму о пределах применения национального закона в отношении иностранных судов. Пока же вопрос о вмешательстве должен решаться с учетом конкретных положений соглашения, имеющегося со страной флага судна.⁶⁷

Анализ такого рода документов позволяет вычленить факторы, имеющие решающее значение для осуществления юрисдикции страны пребывания: объект преступления (граждане, юридические лица или власти государства порта; лица, не принадлежащие к составу судового экипажа; государственная или общественная безопасность), опасность посягательства (тяжкие преступления против жизни, здоровья и тому подобные деяния, хотя бы они и были совершены одним членом экипажа против другого члена экипажа того же судна), ареал последствий (спокойствие и общественный порядок на территории или в порту), гражданская принадлежность виновного государству, на территории которого находится судно, или наличие у него местожительства в этом государстве, а равно невхождение в состав экипажа.

Если же преступление, совершенное на борту судна, не носит тяжкого характера, последствия его не распространяются на территорию государства пребывания и не затрагивают интересов этого государства либо его физических или юридических лиц, а также не имеется просьбы о вмешательстве капитана судна или консула государства его флага, то такое преступление остается в юрисдикции страны национальной принадлежности судна.

Территориальное море России образует примыкающий к ее сухопутной территории или к внутренним морским водам морской пояс шириной 12 морских миль, отмеряемых от исходных линий, каковыми для разных ситуаций являются:

1. линия наибольшего отлива вдоль берега, указанная на официально изданных морских картах;

2. прямая исходная линия, соединяющая наиболее удаленные в сторону моря точки островов, рифов и скал в местах, где береговая линия глубоко изрезана и извилиста или где имеется вдоль берега и в непосредственной близости к нему цепь островов;

3. прямая линия, проводимая поперек устья реки, непосредственно впадающей в море, между точками на ее берегах, максимально выступающими в море при наибольшем отливе;

4. прямая линия, не превышающая 24 морские мили, соединяющая точки наибольшего отлива пунктов естественного входа в залив либо в пролив между островами или между островом и материком, берега которых принадлежат РФ;

5. система прямых исходных линий длиной более чем 24 морские мили, соединяющих пункты естественного входа в залив либо в пролив между островами или между островом и материком, исторически принадлежащими РФ.⁶⁸

<OPENTEST3< FONT>По внешней границе территориального моря России проходит и ее государственная граница. Однако распространение суверенитета прибрежного государства на территориальное море, воздушное пространство над ним, а также на дно территориального моря и его недра не отрицает международно признанного права мирного прохода иностранных судов через территориальное море.⁶⁹ Отсюда объем юрисдикции в отношении преступлений, совершенных на борту иностранного невоенного судна во время нахождения его в территориальных водах (территориальном море), меняется в зависимости от того, делает ли судно заход во внутренние воды, выходит из них в открытое море, а равно делает стоянку в территориальных водах, либо осуществляет мирный проход, не заходя во внутренние воды и порты.

В первом случае уголовная юрисдикция прибрежного государства действует в полном объеме,⁷⁰ а во втором она ограничена лишь такими ситуациями, при которых: а) последствия преступления распространяются на прибрежное государство; b) преступление нарушает спокойствие в стране или добрый порядок в территориальном море; c) капитан судна или консул страны его флага обращается к местным властям с просьбой об оказании помощи; d) имеется необходимость в пресечении незаконной торговли наркотическими средствами.

Недра являются частью находящейся в пределах российской территории земной коры, расположенной ниже почвенного слоя, а при его отсутствии — ниже земной поверхности и дна водоемов и водотоков, простирающейся до глубин, доступных для геологического изучения и освоения.⁷¹

Воздушное пространство. Высотным пределом распространения государственного суверенитета служит граница между национальным воздушным пространством и открытым космосом. До недавних пор эта проблема имела практическое отношение применительно лишь к нижним слоям атмосферы, поскольку ее значимость целиком диктовалась возможностями авиационной техники. В связи с появлением таких космических аппаратов нового класса, как американский Space Shuttle и российский Буран, способных маневрировать как в космосе, так и в прилегающем воздушном пространстве (а на очереди создание воздушно-космических транспортных систем, обладающих еще большей свободой маневрирования в полете и при выборе места приземления), этот вопрос утратил чисто академический интерес. Попытки его решения в позитивном международном праве пока успеха не имели. В межгосударственной же практике сложился обычай, в соответствии с которым искомая граница проходит на высоте технически возможных в настоящее время минимальных перигеев искусственных спутников Земли в свободном полете: 100–110 км над уровнем моря.⁷²

Определенные ограничения в осуществлении юрисдикции имеются и в отношении преступлений, совершенных на борту зарегистрированного в каком-либо государстве воздушного судна (за исключением судов, используемых на военной, таможенной и полицейской службах) во время нахождения его в полете. Они вытекают из Токийской конвенции о преступлениях и некоторых других действиях, совершаемых на борту воздушного судна, 1963 г., установившей, что «государство регистрации воздушного судна правомочно осуществлять юрисдикцию в отношении преступлений и действий, совершенных на борту» (ст. 3).

<QUEST29< FONT>Другой проблемой, органически связанной с применением закона места совершения преступления, является проблема территориальной «привязки» преступного поведения. В большинстве случаев она не вызывает трудностей, приобретая остроту лишь в отношении тех преступлений, отдельные акты которых либо деяние и его последствия, а равно деятельность сопричинителей так пространственно разнесены, что одну часть преступления можно считать осуществленной на территории одного государства, а другую — вне его пределов (например, на территории сопредельного государства). Юрисдикция какого из государств распространяется на такого рода преступления?

<CLOSETEST3< FONT>Отечественный УК не дает прямого ответа на этот вопрос. В доктрине же он решается с позиции максимальной охраны интересов государства: совершенным в России признается как учиненное на ее территории деяние, последствия которого должны были наступить или наступили за границей, так и преступление, хотя бы и начатое за границей, но оконченное (результат наступил или должен был наступить) на ее территории. Такое же решение предлагается и относительно преступлений, совершаемых в соучастии: для признания совместно совершенного преступления содеянным в России достаточно, чтобы исполнитель действовал на ее территории; если же он действовал за границей, а остальные соучастники — в России, то действия последних также признаются совершенными на ее территории.⁷³

Но ведь другие страны могут придерживаться тех же правил и запретить им считать подобные преступления совершенными «у себя», естественно, нельзя. Это нереально фактически и неправомерно юридически. Считать же их совершенными на своей территории вполне допустимо. Правда, какой в этом прок, если преступник находится в пределах юрисдикции иностранного государства.

На практике подобные юрисдикционные притязания государств на преступления, имеющие хоть какое-то касательство к их территориальному верховенству, нежелание «поступиться» юрисдикцией, неизбежно порождают коллизии, которые разрешаются в каждом конкретном случае по-разному, вызывая сомнение в самой возможности существования общего правила на этот счет. Тем не менее, оно может быть выработано, сформулировано и закреплено. Это легко осуществимо на внутригосударственном уровне в виде закрепления соответствующей коллизионной отсылки. Более сложным, но все же возможным представляется закрепление подобного правила в конфедеративном образовании. Менее вероятной, но тем более необходимой является выработка такого рода правила региональной ассоциацией государств. И уж совсем непреодолимой представляется «нестыковка» пространственных критериев на глобальном уровне, что не исключает целесообразности включения этой проблемы в орбиту унификационного движения.⁷⁴ Вопрос лишь в наличии политической воли и определенных теоретических предпосылок.

В этом отношении нельзя не обратить внимание на то, как эту проблему предлагается решить в Модельном уголовном кодексе — рекомендательном законодательном акте для стран — участниц Содружества Независимых Государств, принятом на заседании Межпарламентской Ассамблеи государств — участников СНГ 17 февраля 1996 г.⁷⁵ В его ч. 2 ст. 13 говорится, что преступлением, совершенным на территории государства СНГ, следует признавать преступление, которое: а) начато, или продолжилось, или было окончено на территории этого государства; б) совершено в соучастии с лицами, осуществившими преступную деятельность на территории другого государства. А в ч. 3 данной статьи содержится рекомендация по разрешению возникающей при этом юрисдикционной коллизии: в случае совершения лицом преступления на территории нескольких государств СНГ его ответственность в соответствии с договорами между этими государствами наступает по законодательству страны, где лицо привлечено к уголовной ответственности.

В соответствии же с Конвенцией о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам, заключенной государствами СНГ в Минске 22 января 1993 г., при обвинении одного лица или группы лиц в совершении нескольких преступлений, дела о которых подсудны судам двух или более договаривающихся сторон рассматривать их компетентен суд той стороны, на территории которой закончено предварительное расследование (ст. 77).⁷⁶

<QUEST30< FONT>Принцип экстерриториальности. Территориальное верховенство государства не исключает (постольку и в той мере, в какой государство на это согласно) некоторых изъятий из действия уголовного законодательства по отношению к определенной категории иностранных лиц на всей государственной территории или в отдельных ее районах. Такое согласие государства может быть выражено в его законах или в заключенных им международных договорах. С этой точки зрения всех иностранных граждан можно разделить на три категории:

1. дипломатические агенты и им подобные лица, пользующиеся дипломатическим иммунитетом от уголовной юрисдикции государства пребывания, т.е. неподсудные местному суду по всем видам преступлений независимо от того, действовали они при исполнении служебных обязанностей или в качестве частных лиц;

2. лица, пользующиеся служебным иммунитетом, т.е. освобожденные от юрисдикции государства пребывания в отношении действий, совершенных при исполнении служебных обязанностей;

3. иностранцы, хотя и не обладающие какими-либо иммунитетами и привилегиями в том смысле, в каком обладают ими лица предшествующих категорий, но, тем не менее, частично, т.е. в ограниченных случаях и при наличии определенных условий, освобожденные от местной уголовной юрисдикции на основе сложившейся международной практики или двусторонних договоров.

Юридическая обязательность предоставления известным лицам иммунитета от уголовной юрисдикции или возможность пользования таковым на основе взаимности вытекает из Конвенции о привилегиях и иммунитетах Объединенных Наций 1946 г.;⁷⁷ Генерального соглашения о привилегиях и иммунитетах Совета Европы (Париж, 2 сентября 1949 г.);⁷⁸ Венской конвенции о дипломатических сношениях 1961 г.,⁷⁹ Венской конвенции о консульских сношениях 1963 г.,⁸⁰ Венской конвенции о представительстве государств в их отношениях с международными организациями универсального характера 1975 г.,⁸¹ из многочисленных консульских конвенций и межгосударственных соглашений о правовом статусе торговых представительств, а также из внутригосударственного законодательства.⁸²

К лицам, пользующимся дипломатическим иммунитетом от уголовной юрисдикции государства пребывания, т.е. неподсудным местному суду по всем видам преступлений независимо от того, действовали они при исполнении служебных обязанностей или в качестве частных лиц, относятся:

1. должностные лица международных организаций (например, Генеральный секретарь ООН и все его помощники, Генеральный секретарь Совета Европы, его заместитель и постоянные представители членов СЕ,⁸³ судьи, обвинители и секретари международных трибуналов⁸⁴), а также члены их семей и несовершеннолетние дети;

2. главы и члены дипломатического и административно-технического персонала представительств государств, учреждаемых при штаб-квартире или отделении международной организации универсального характера (ООН, ее специализированные учреждения, Международное агентство по атомной энергии и любая аналогичная организация, членский состав и ответственность которой носят широкий международный характер), а также живущие вместе с ними члены их семей;

3. главы делегаций, другие делегаты, члены дипломатического персонала и административно-технический персонал делегаций, направляемых государством для участия от его имени в работе органа международной организации или конференции государств, созываемой этой организацией или под ее руководством, а также сопровождающие их члены семей;

4. главы и члены правительств, парламентов и другие высшие должностные лица зарубежных государств, члены парламентских и правительственных делегаций, сотрудники делегаций иностранных государств (на основе взаимности), приезжающие для участия в межгосударственных переговорах, международных конференциях и совещаниях или с другими официальными поручениями, а также члены семей перечисленных лиц;

5. глава представительства и члены дипломатического персонала (чрезвычайные и полномочные послы и посланники, поверенные в делах, советники, торговые представители и их заместители, военные, военно-морские и военно-воздушные атташе и их помощники, первые, вторые и третьи секретари, секретари-архивисты), а также члены семей перечисленных лиц (супруги, несовершеннолетние дети, взрослые, но незамужние дочери и иногда — престарелые отец и мать);

6. члены административно-технического персонала дипломатических представительств (референты, переводчики, технические секретари, стенографистки, шифровальщики, лица, обслуживающие узлы связи, и др.), отличающиеся по своему служебному положению от дипломатического персонала, но практически приближающиеся благодаря современному дипломатическому праву к их статусу в отношении иммунитетов, а также живущие вместе с ними члены их семей;

7. главные должностные лица межгосударственных экономических организаций, действующих в определенных областях сотрудничества, и представители государств в главном представительном органе такого рода организаций.⁸⁵

По традиции иммунитет от территориальной юрисдикции именуется правом экстерриториальности, характеризующим состояние лица, которое хотя и пребывает физически в другом государстве, в юридическом смысле рассматривается как продолжающее находиться на территории своего суверена и, следовательно, как бы вне территории (extra territorium) государства, где оно выполняет свои функции. Именно на означенной конструкции базируется утверждение некоторых авторов о том, что дипломатические агенты не только не подлежат ответственности по законам страны пребывания, но и сами эти законы на них не распространяются. На языке разделяемой нами теории уголовной ответственности это означало бы, что обладающие иммунитетом лица не могут нести ретроспективной ответственности по данному законам, поскольку не являются адресатами его позитивных велений.

Однако провозглашаемая теорией внеземельности свобода дипломатических представительств от законов и правил страны пребывания противоречит ст. 41 Венской конвенции о дипломатических сношениях, прямо предусматривающей обязанность всех лиц, пользующихся иммунитетами, уважать законы и постановления государства пребывания. В консульские конвенции также включается статья, согласно которой консульское должностное лицо вправе выполнять свои функции, если они не противоречат законодательству государства пребывания.

Стало быть, изъятие из юрисдикции страны пребывания не бывает полным: любой уровень иммунизации предполагает освобождение лишь от исполнительной юрисдикции, т.е. от применения мер принуждения, могущих послужить препятствием для выполнения каких-либо функций в этом государстве, но не от его предписательной юрисдикции. Иное положение несовместимо с суверенностью государства.

Таким образом, дипломатический иммунитет носит не столько материально-правовой, сколько процессуальный характер, исключая не противоправность и наказуемость содеянного, а возможность рассмотрения дела местным судом без ясно выраженного на то согласия международной организации или аккредитующего государства. Вот почему УК не провозглашает полную безответственность дипломатических представителей иностранных государств и иных граждан, которые пользуются иммунитетом, а говорит лишь о том, что вопрос об ответственности этих лиц в случае совершения ими преступления на территории России разрешается в соответствии с нормами международного права (ч. 4 ст. 11).

Следовательно, и понятие иммунитета от уголовного преследования должно содержаться не в уголовном, а в уголовно-процессуальном законодательстве. Однако российский УПК, ст. 5 которого специально посвящена определению используемых в нем понятий, содержит на этот счет пробел, указывая лишь на свидетельский иммунитет. Правда, УПК включает в себя целый раздел XVII об особенностях производства по уголовным делам в отношении отдельных категорий лиц, к числу которых относятся и лица, пользующиеся внутренним иммунитетом. В этом разделе могла бы найти свое место и глава, посвященная особенностям производства по делам в отношении лиц, обладающих иммунитетами, предоставляемыми в соответствии с международным правом.

Если же следовать логике уголовно-правовой принадлежности иммунитета, то именно в уголовном законе должна быть сформулирована норма о всех видах иммунитета: дипломатическом, служебном и внутреннем. Почему же в ч. 4 ст. 11 УК упомянута только такая разновидность дипломатического иммунитета, как иммунитет дипломатического агента, а в ч. 2 ст. 12 — лишь такая разновидность служебного иммунитета, как иммунитет военнослужащих, но не нашлось места для консульского, иного служебного, а также внутреннего иммунитета (депутатского, судейского и пр.)?

Да потому, что по своей природе это — не материальные, а процессуальные вопросы. Сохраняя же норму о дипломатическом иммунитете в уголовном законе, мы не только не желаем знать о существовании других видов иммунитета и считаться с этим, но продолжаем с упорством, достойным лучшего применения, поддерживать архаичную, искусственную, почти единодушно отвергнутую современной доктриной международного права юридико-фиктивную конструкцию внеземельности дипломатического представительства и экстерриториальности дипломатического агента, освобождая себя от бремени тягостных раздумий о местопребывании иных иммунизированных лиц.

Служебный иммунитет — это освобождение от юрисдикции государства пребывания в отношении действий, совершенных при исполнении служебных обязанностей. Таковым обладают:

1. члены дипломатического персонала, а также главы делегаций или любые другие делегаты, участвующие от имени государства в работе соответствующих международных организаций, из числа граждан государства пребывания или лиц, постоянно проживающих в нем;

2. бывшие дипломаты, обычно утрачивающие иммунитет в связи с прекращением своих функций в тот момент, когда они оставляют территорию государства пребывания (или по истечении разумного срока для того, чтобы сделать это), но продолжающие его сохранять в отношении действий, совершенных при выполнении функций сотрудника представительства, главы или члена делегации;

3. должностные лица международных организаций, например, обвинители международных трибуналов, должностные лица Совета Европы, не подлежащие судебной ответственности за сказанное или написанное и все действия, совершенные ими в качестве должностных лиц и в рамках своих полномочий; члены Европейского суда по правам человека, которые при исполнении своих функций и в период поездок, осуществляемых для целей их исполнения, пользуются иммунитетом от личного ареста или задержания, от наложения ареста на личный багаж и всякого рода судебным иммунитетом в отношении сказанного, написанного или совершенного ими в своем официальном качестве;

4. члены обслуживающего персонала дипломатических представительств в иностранных государствах и при международных организациях универсального характера, а равно обслуживающий персонал делегаций, участвующих в работе органов этих организаций или созываемых ими конференций (например, водители), если они не являются гражданами государства пребывания или не проживают в нем постоянно;

5. должностные лица межгосударственных экономических организаций, действующих в определенных областях сотрудничества;

6. сотрудники делегаций, направляемые государствами — членами международных организаций на заседания органов, созываемые ими совещания и конференции, а равно наблюдатели, т.е. представители государств-нечленов, участвующие в названных мероприятиях по приглашению;

7. консульские должностные лица и консульские служащие (лица, выполняющие административные или технические обязанности в консульском учреждении);

8. административно-технический и обслуживающий персонал торговых представительств;

9. персонал стороны, предоставляющей помощь в соответствии с Конвенцией о помощи в случае ядерной аварии или радиационной аварийной ситуации 1986 г., а равно персонал, действующий от ее имени, который также пользуется иммунитетом от уголовной юрисдикции обратившегося за помощью государства в отношении действий или бездействия при выполнении своих обязанностей;

10. <CLOSETEST7< FONT>личный состав вооруженных сил, дислоцирующихся на основании соглашений с зарубежными странами на их территории.⁸⁶

Перечисленные субъекты, как и лица, обладающие дипломатическим иммунитетом, обязаны уважать законы государства, на территории которого они находятся. Следовательно, они точно так же не изымаются из предписательной юрисдикции страны пребывания, а пользуются лишь иммунитетом от личного ареста или задержания, неприкосновенностью служебной корреспонденции и документов, освобождением от таможенного досмотра личного багажа (если нет серьезных оснований предполагать, что багаж содержит предметы, ввоз или вывоз которых запрещен или регулируется карантинными правилами), а также от юрисдикции судебных учреждений и только в отношении действий, которые совершены ими в качестве должностных лиц.

Стало быть, иммунитеты предоставляются данным лицам исключительно в служебных интересах, т.е. в интересах представляемых ими организаций и независимого выполнения этими лицами своих функций. При этом соответствующая организация или государство не только имеют право, но и обязаны отказаться от иммунитета своего представителя во всех случаях, когда, по их мнению, иммунитет препятствует осуществлению правосудия и от него можно отказаться без ущерба для целей, в связи с которыми он был предоставлен.

Таким образом, пользование известными лицами служебным иммунитетом от определенных форм судебно-процессуального вмешательства сохраняется до тех пор, пока компетентными органами они не будут лишены его. К тому же само предоставление иммунитета в некоторых случаях ограничивается определенными условиями. В частности, положения Генерального соглашения о привилегиях и иммунитетах Совета Европы распространяются на определенных представителей и их заместителей, присутствующих на созываемых Советом Европы совещаниях, но лишь при условии, что они не освобождаются от ареста и судебного преследования, будучи застигнутыми при совершении или попытке совершения преступления либо сразу же после его совершения.

К иностранцам, хотя и не обладающим какими-либо иммунитетами и привилегиями в том смысле, в каком обладают ими лица предшествующих категорий, но, тем не менее, частично (т.е. в ограниченных случаях и при наличии определенных условий) освобожденным от местной уголовной юрисдикции на основе сложившейся международной практики или двусторонних договоров, относятся:⁸⁷

1. члены экипажей военно-морских и военно-воздушных судов армий иностранных государств, посещающих другую страну с дружественным визитом, для проведения совместных военных учений и на других законных основаниях, юрисдикционная деятельность в отношении которых ограничена в силу сложившейся международной практики;

2. лица, совершившие преступления на борту иностранного невоенного судна, осуществляющего мирный проход через территориальные воды (территориальное море), не заходя во внутренние воды и порты;

3. члены экипажей гражданских морских судов в случаях и на условиях, предусмотренных двусторонними соглашениями о морском судоходстве, одни из которых ограничивают территориальную сферу действия уголовного закона в период пребывания судна в иностранном порту, другие — во время нахождения его во внутренних водах, т.е. на территории, включающей и порт, но не ограниченной его пределами, третьи — просто на «территории государства», включающей в себя, надо полагать, не только внутренние, но и территориальные воды;

4. лица, совершившие преступление на борту иностранного воздушного судна во время нахождения его в полете над территорией данного государства;

5. вызванные в качестве участников судопроизводства в соответствии с договорами о правовой помощи лица, которые не могут подвергаться уголовному преследованию или наказанию ни за деяние, составляющее предмет разбирательства, ни за другое деяние, совершенное до переезда в связи с этим вызовом границы запрашивающего государства;

6. выданные в другое государство лица, которые не могут быть привлечены к уголовной ответственности или подвергнуты наказанию за преступления, не оговоренные в требовании о выдаче;

7. не являющиеся гражданами данного государства лица, совершившие преступления против таких же лиц на его территории, арендуемой другим государством.

<OPENTEST4< FONT>Принцип экстратерриториальности. Экстерриториальные ограничения в действии уголовного закона необходимо предполагают в качестве зеркального отражения экстратерриториальное его действие: те лица, которые не подвергаются ответственности по праву страны пребывания, несут ее в соответствии с отечественным законом.

Вместе с тем, экстратерриториальная юрисдикция государства связана не только с правовой властью в отношении собственных граждан, совершивших преступление в другой стране, но избежавших там ответственности в силу обладания иммунитетом или по другим причинам, но и с ответственностью иных лиц, совершивших преступления за пределами его границ.

<QUEST31< FONT>Речь идет о деяниях, совершенных на объектах и в зонах, не относящихся к территории данного государства, но во многом сходных с ней в том, что касается территориального действия закона. К таковым относятся:

1. прилежащая зона государства,

2. континентальный шельф,

3. исключительная экономическая зона,

4. искусственные острова, установки и сооружения на континентальном шельфе и в морской экономической зоне,

5. зоны безопасности вокруг этих объектов,

6. арктические и антарктические станции,

7. военные суда под флагом государства, где бы они ни находились,

8. невоенные суда в открытом море или воздушном пространстве над ним,

9. объекты в открытом космосе, занесенные в регистр соответствующего государства.

Прилежащая зона Российской Федерации — это расположенный за пределами территориального моря, но прилегающий к нему морской пояс, внешняя граница которого находится на расстоянии 24 морских миль, отмеряемых от исходных линий, от которых отмеряется ширина территориального моря (т.е., по общему правилу, от береговой линии наибольшего отлива), либо проходит по линии размежевания между смежными с побережьем или противолежащими побережью России государствами, устанавливаемой в соответствии с общепризнанными принципами и нормами международного права и международными договорами.⁸⁸

В этой зоне Россия осуществляет контроль, необходимый для предотвращения нарушений таможенных, фискальных, иммиграционных или санитарных правил, установленных ее нормативными актами и действующих на ее территории. Для наказания за нарушения указанных правил, допущенные на российской территории (включая территориальное море), Российская Федерация в соответствии со своим законодательством и нормами международного права принимает в прилежащей зоне меры, необходимые для задержания виновных, в том числе преследование по горячим следам, остановку, осмотр и задержание иностранных судов-нарушителей (за исключением военных кораблей и других государственных судов, эксплуатируемых в некоммерческих целях).

Континентальный шельф включает в себя морское дно и недра подводных районов, находящиеся за пределами территориального моря РФ на всем протяжении естественного продолжения ее сухопутной территории до внешней границы подводной окраины материка. При этом подводной окраиной материка является продолжение континентального массива РФ, включающего в себя поверхность и недра континентального шельфа, склона и подъема.⁸⁹

С точки зрения геологии континентальный шельф представляет собой материковую отмель, в пределах которой развита земная кора материкового типа, т.е. является частью подводной окраины материка, примыкающей к суше и характеризующейся общим с ней геологическим строением. Геоморфологическая общность прибрежной суши и шельфа объясняется обычно возникновением последнего в основном в результате затопления окраины континентов при подъеме уровня Мирового океана как в послеледниковое время, так и вследствие новейших тектонических погружений земной поверхности. Таким образом, то, что ныне мы называем шельфом, в историческом прошлом являлось частью материка. Быть может, поэтому он и сейчас считается этой частью, только подводной, а стало быть, условно говоря, как бы «потерянной территорией» прибрежного государства.

Это обстоятельство имеет далеко не условное значение для использования шельфа в целях промысла морских организмов, который ведется издавна, а с недавних пор — и для работ по освоению полезных ископаемых, в особенности нефти и газа. Претензии прибрежных государств на исключительную или приоритетную эксплуатацию биологических и минеральных ресурсов прилегающего к их суше шельфа носят безусловный характер.

Так, ст. 5 российского Закона о континентальном шельфе закрепляет в отношении данного пространства следующие полномочия государства: 1) суверенные права в целях разведки и разработки минеральных и живых ресурсов; 2) исключительное право разрешать и регулировать буровые работы для любых целей; 3) исключительное право сооружать, а также разрешать и регулировать создание, эксплуатацию и использование искусственных островов, установок и сооружений; 4) осуществление юрисдикции в отношении научных исследований, защиты и сохранения морской среды в связи с разведкой и разработкой минеральных ресурсов, промыслом живых ресурсов, захоронением отходов и других материалов, а также в отношении прокладки и эксплуатации подводных кабелей и трубопроводов.

Руководствуясь своими экономическими, торговыми, научными и иными интересами, Россия осуществляет указанные суверенные права на континентальном шельфе в порядке, определяемом своим законодательством и нормами международного права. При этом данные права являются исключительными в том смысле, что, если Российская Федерация не производит разведки континентального шельфа или не разрабатывает его естественных богатств, никто другой не может делать этого или притязать на ее континентальный шельф без ее прямого согласия. Отсюда, к ответственности по российскому законодательству (административной или уголовной — в зависимости от характера правонарушения и тяжести его последствий) привлекаются лица, виновные в нарушении указанных требований.

Примерно так же обстоит дело и со статусом исключительной экономической зоны России, юрисдикция в отношении которой определяется Федеральным законом от 17 декабря 1998 г. «Об исключительной экономической зоне Российской Федерации».⁹⁰

В соответствии с п. 1 ст. 1 Закона исключительная экономическая зона России — это морской район, находящийся за пределами ее территориального моря и прилегающий к нему, отличающийся особым правовым режимом, установленным настоящим Законом, международными договорами РФ и нормами международного права. Определение исключительной экономической зоны применяется также ко всем российским островам, за исключением скал, которые не пригодны для поддержания жизни человека или для осуществления самостоятельной хозяйственной деятельности.

К ответственности по законодательству РФ нарушители привлекаются за незаконные разведку и промысел природных ресурсов исключительной экономической зоны, т.е. живых и неживых ресурсов, находящихся в водах, покрывающих морское дно, на морском дне и в его недрах; передачу указанных ресурсов иностранным государствам, гражданам или юридическим лицам, если это не отражено в лицензии, и т.п. (ч. 2 ст. 40).

В остальном в указанных районах действуют международно-правовые принципы и нормы. Так, права России на континентальный шельф не затрагивают ни правового статуса покрывающих его вод как открытого моря, ни правового статуса воздушного пространства над этими водами. При том, что живые и неживые ресурсы исключительной экономической зоны находятся в ведении российского государства, все другие страны пользуются здесь свободой судоходства и полетов, прокладки или поддержания в исправности подводных кабелей и трубопроводов, а также осуществляют другое правомерное с точки зрения международного права использование открытого моря.

Естественно, что все эти свободы должны осуществляться с соблюдением российского законодательства и международных договоров, а также при условии обеспечения защиты и сохранения морской среды и ее ресурсов. Но столь же естественно, что и Россия в процессе реализации своих суверенных прав и юрисдикции на континентальном шельфе и в экономической зоне не должна препятствовать или создавать неоправданные помехи другим государствам в осуществлении судоходства, полетов, а также иных прав и свобод этих государств, признаваемых в соответствии с принципами и нормами международного права.

Таким образом, на территории, именуемые континентальным шельфом и исключительной экономической зоной, распространяется не только исполнительная, но и предписательная юрисдикция прибрежного государства, но в ограниченных пределах, продиктованных интересами эксплуатации и сохранения ресурсов указанных районов. Исходя из этого мы и формулировали в свое время ч. 4 ст. 13 Модельного УК СНГ: «Действие уголовного законодательства государства — участника Содружества Независимых Государств распространяется на преступления, совершенные на его континентальном шельфе или в его исключительной экономической зоне, в случаях, предусмотренных международными договорами».

Однако российский законодатель проигнорировал эти соображения и ограниченность юрисдикции прибрежного государства относительно данных районов не нашла должного отражения в национальном законодательстве, поскольку ч. 2 ст. 11 УК РФ сформулирована иначе: «Действие настоящего Кодекса распространяется также на преступления, совершенные на континентальном шельфе и в исключительной экономической зоне Российской Федерации».

Помещение предписания о юрисдикции на континентальном шельфе и в исключительной экономической зоне вместе с предписанием о юрисдикции в пределах территориальных вод и воздушного пространства само по себе способно навести на мысль о том, что указанные пространства (с точки зрения их относимости к государственной территории) являются однопорядковыми. А отсутствие ограничительных оговорок относительно континентального шельфа и экономической зоны, подобных той, которая сделана в ч. 4 ст. 13 Модельного УК СНГ, способно еще более укрепить эту уверенность. Практическим подтверждением тому служит появившееся вскоре после принятия УК утверждение в учебной литературе, что под территорией РФ понимаются «находящиеся в пределах ее государственных границ: суша, т.е. сухопутная территория; водная территория; воздушное пространство; недра; континентальный шельф и исключительная экономическая зона Российской Федерации».⁹¹ В других изданиях континентальный шельф не включается столь прямолинейно в состав территории России, но перечисляется наряду с другими ее компонентами (сухопутной, водной территорией и воздушным пространством).⁹²

Между тем изложенное предписание ч. 2 ст. 11 УК и вытекающий из него вывод о полной юрисдикции государства над рассматриваемыми районами противоречат не только международному праву, но и Конституции РФ, ст. 67 которой, очерчивая в ч. 1 территорию России территорией ее субъектов, внутренними водами, территориальным морем и воздушным пространством над ними, лишь в ч. 2 специально оговаривает обладание суверенными правами и осуществление юрисдикции на континентальном шельфе и в исключительной экономической зоне «в порядке, определяемом федеральным законом и нормами международного права».

Аналогичная ошибка относительно территориальной принадлежности и соответственно юрисдикционной компетенции государства может быть допущена и относительно объектов, возводимых на континентальном шельфе и в исключительной экономической зоне.

<CLOSETEST8< FONT>Искусственные острова, установки и сооружения на континентальном шельфе и в морской экономической зоне, необходимые для соответствующих видов деятельности в этих районах, действительно, находятся в исключительной юрисдикции прибрежного государства, в том числе в отношении таможенных, фискальных, санитарных и иммиграционных законов и правил, а также законов и правил, касающихся безопасности.

Не обладая статусом естественных островов, являющихся частью сухопутной территории государства, указанные объекты не имеют территориального моря и исключительной экономической зоны. Вокруг них могут устанавливаться лишь зоны безопасности, должные простираться на расстояние не более 500 метров, считая от каждой точки их внешнего (наружного) края.⁹³ Над такого рода зонами, созданными в надлежащем порядке, также устанавливается исключительная юрисдикция прибрежного государства, в связи с чем иностранные суда обязаны соблюдать эти зоны безопасности.

Свою юрисдикцию государства сохраняют и в отношении так называемых «территорий мигрирующего характера» — морских и воздушных судов. В российском УК данное положение зафиксировано следующим образом: «Лицо, совершившее преступление на судне, приписанном к порту Российской Федерации, находящемся в открытом водном или воздушном пространстве вне пределов Российской Федерации, подлежит уголовной ответственности по настоящему Кодексу, если иное не предусмотрено международным договором Российской Федерации» (ч. 3 ст. 11).

Не ставя под сомнение необходимость подобного предписания, укажем на две неточности, допущенные в изложенной формулировке.

Во-первых, в международном праве для характеристики национальной принадлежности судна принято использовать не критерий порта приписки, а критерий флага, поскольку морские суда и летательные аппараты осуществляют свои функции под присвоенными им флагами, вымпелами и отличительными знаками.

clostest4Во-вторых, несмотря на то что в российском УК данное предписание помещено в статье под заголовком «Действие уголовного закона в отношении лиц, совершивших преступление на территории Российской Федерации», в строго юридическом смысле указанные объекты, конечно же, не являются частью государственной территории. Публично-правовая связь государства с воздушным или морским судном посредством национальной принадлежности не означает, что это судно является «летающей» или «плавающей» территорией соответствующего государства или приравнивается к ней. Встречающиеся иногда утверждения об обратном⁹⁴ — своего рода дань архаизму, сохранившемуся в тех международно-правовых документах, в которых выражение «территория государства» синонимично понятию государственной собственности (в тех случаях, когда судно является таковой).

Впрочем, форма собственности на данные объекты и в настоящее время играет определенное значение для установления объема юрисдикции над ними. В связи с этим нельзя не отметить определенные изъяны и в отечественной уголовно-правовой доктрине, в которой все суда принято классифицировать на военные и гражданские и в зависимости от этого указывать на полную подчиненность первых российской юрисдикции, где бы они ни находились, и аналогичную подчиненность вторых лишь при нахождении их в открытом море или открытом воздушном пространстве.

В действительности соответствующие положения УК могут быть применимы не только к военным, но и к военно-вспомогательным или иным (пограничным, таможенным, полицейским и т.п.) судам, используемым государством для правительственной некоммерческой службы. Следовательно, при решении юрисдикционных вопросов правильнее было бы говорить о разделении судов на государственные (используемые для целей государственной службы) и частновладельческие (используемые в коммерческих, частных целях).

Итак, юридические явления, порождаемые правовой системой государства, происходят на строго определенном пространстве, ограниченном, как правило, его территорией. При этом связь правового пространства с государственным может быть рассмотрена как в положительном, так и в отрицательном аспекте.

Сфера действия полной юрисдикции совпадает со сферой исключительного суверенитета государства, каковой является его территория. Все находящиеся в ее пределах лица оказываются в сфере предписательной юрисдикции государства. Однако его территориальное верховенство не исключает, поскольку государство на это согласно, некоторых изъятий из сферы его исполнительной юрисдикции в отношении лиц, пользующихся иммунитетами на всей государственной территории или в определенных ее районах в силу установлений международного права.

В то же время юрисдикционная деятельность государства может распространяться в ряде случаев и за пределы его территории, вторгаясь на территории со смешанным правовым режимом (континентальный шельф, экономическая зона) и территории с международным режимом, т.е. пространства, которые не принадлежат какому-либо государству в отдельности, а находятся в общем пользовании всех стран (открытое море, воздушное пространство над ним, морское дно за пределами континентального шельфа и др.). Таким образом, пространственная компетенция государства, с одной стороны, претерпевает внутритерриториальные ограничения (экстерриториальная юрисдикция), а с другой — выходит за пределы его территории (экстратерриториальная юрисдикция), порождая юридико-фиктивную неравнозначность таких понятий, как «государственная территория» и «территориальная юрисдикция».

Несовпадение юрисдикции государства с его территорией становится еще более очевидным, если принять во внимание персональный, реальный и универсальный принципы действия уголовного закона в пространстве.

Принцип гражданства. В основе осуществления юрисдикции в отношении экстратерриториальных действий, совершенных гражданами государства, лежит принцип активного гражданства (персональная юрисдикция), который явился исторически первым дополнением территориального принципа в виде принципа личного (personal prinzip), подданства или национального. Он заключается в «обязанности и праве государства наказывать не только за преступления, совершенные на его территории, но и преступления своих подданных, совершенные за границей».⁹⁵

<QUEST32< FONT>Персональная юрисдикция устанавливается государством над своими гражданами и постоянно проживающими в нем лицами без гражданства, имеющими устойчивую правовую связь с этим государством. Целостная совокупность этих связей образует правовое пространство, организованное на несколько иных критериях, чем государственно-правовое пространство. Конечно, его естественной базой является определенная территория, на которой происходят соответствующие события. Но не все, что естественно, всегда необходимо. Поэтому правовое пространство не должно быть непременно «прикрепленным к почве», ибо ubi societas, ibi jus (где общество, там и право). В одном и том же месте, на одной и той же географической почве может существовать несколько правовых пространств. Именно на этой посылке базируется концепция юридического плюрализма применительно к различиям негеографического порядка.

Вместе с тем идея юридического плюрализма в ее приложении к сфере действия современного национального права все же не может быть оторванной от геополитической почвы, так как речь идет о действии в пространстве закона, принятого и поддерживаемого властью того или иного государства. Именно поэтому указанный принцип применяется не по признаку национальности, как полагал А. А. Герцензон,⁹⁶ а по признаку гражданства (государственной принадлежности), кем бы гражданин ни был по национальности. Так, ч. 1 ст. 12 отечественного УК гласит: «Граждане Российской Федерации и постоянно проживающие в Российской Федерации лица без гражданства, совершившие преступление вне пределов Российской Федерации, подлежат уголовной ответственности по настоящему Кодексу...»

Гражданство есть устойчивая правовая связь физического лица с государством, заключающаяся в совокупности их взаимных прав, обязанностей и ответственности, означающей подчинение этого лица суверенной власти государства. Устойчивость такой связи выражается в ее непрерывности во времени и пространстве.

Непрерывность гражданства во времени проявляется в его сохранении с момента приобретения вплоть до смерти, если закон не предусматривает те или иные случаи его утраты. Как гласит ч. 3 ст. 6 Конституции РФ, «гражданин Российской Федерации не может быть лишен своего гражданства или права изменить его». При этом выход из гражданства не допускается, если ходатайствующий о выходе гражданин привлечен российскими компетентными органами в качестве обвиняемого по уголовному делу либо в отношении его имеется вступивший в законную силу и подлежащий исполнению обвинительный приговор.⁹⁷

Устойчивость гражданства в пространстве означает, что оно сохраняется при выезде обладающего им лица за границу, не прерывается в случае длительного пребывания там и не утрачивается в силу самого факта проживания за рубежом. Это повсеместно распространенная точка зрения и практика, которые нашли отражение и в российском Законе о гражданстве (ч. 3 ст. 4).

Отмеченные признаки гражданства позволяют говорить о включенности индивида в определенным образом организованное социально-правовое пространство независимо от его физического местонахождения, что, с одной стороны, дает возможность гражданам Российской Федерации, находящимся за ее пределами, рассчитывать на предоставление гарантируемых отечественной Конституцией и Законом о гражданстве защиты и покровительства (в том числе от преступных посягательств), а с другой — предоставляет государству возможность претендовать на соблюдение его гражданами отечественных законов и претерпевание ответственности за их нарушение.

В настоящий момент гражданами Российской Федерации, где бы они ни находились, являются: а) лица, имеющие гражданство РФ на день вступления в силу Федерального закона от 31 мая 2002 г. «О гражданстве Российской Федерации», т.е. на 1 июля 2002 г., б) лица, которые приобрели гражданство РФ в соответствии с настоящим Федеральным законом.

Документом, удостоверяющим российское гражданство, является паспорт или иные содержащие указание на гражданство основные документы, виды которых определяются федеральным законом. Документы, выданные в соответствии с ранее действовавшим законодательством о гражданстве, сохраняют юридическую силу, если они оформлены надлежащим образом и считаются действительными на день вступления в силу указанного Федерального закона.

С точки зрения персональной юрисдикции к российским гражданам приравниваются лица без гражданства, постоянно проживающие в Российской Федерации, т.е. апатриды, получившие вид на жительство — документ установленной формы, выданный в подтверждение их права на постоянное проживание, а также на свободный выезд и возвращение в Россию, являющийся одновременно и документом, удостоверяющим личность.⁹⁸

Установление персональных юрисдикционных оснований уголовной ответственности за учиненное лицом без гражданства преступление осуществляется путем сопоставления времени его совершения со сроком действия вида на жительство, что позволяет судить о включенности апатрида в качестве правосубъектного лица в систему отношений соответствующего государственно организованного общества.

<QUEST33< FONT>Совершенно очевидно, что одновременное действие двух основных принципов (территориального и гражданства) изначально содержит в себе коллизию, порождающую параллельную юрисдикцию и возможность двойной ответственности. Ведь только на первый взгляд установление ответственности своих граждан, совершивших преступление за границей, относится исключительно к внутренней компетенции государства, но когда дело доходит до того, чтобы заставить другие государства соблюдать установленный таким образом порядок, вопрос переносится в международно-правовую плоскость.

Сложность положения иностранца в том и заключается, что он одновременно находится под двумя юрисдикциями: территориальной, т.е. юрисдикцией государства пребывания, и национальной, т.е. юрисдикцией отечественного государства. В случае конкуренции юрисдикций или противоречия законов указанных государств неизбежно возникают вопросы: а) какой из юрисдикций отдать предпочтение в отношении деяний, преступность которых предусмотрена по законодательству обоих государств; б) как быть, если деяние, наказуемое в государстве гражданства виновного, ненаказуемо в государстве места его совершения; в) каким законом руководствоваться в тех ситуациях, когда санкции за данное преступление в стране, где оно совершено, и в стране, где рассматривается дело, различны; г) имеет ли право суд одного из государств вновь рассмотреть дело после вынесения судом другого приговора, а иногда и после отбытия виновным наказания?

Анализ практики позволяет сделать вывод о том, что фактическое преимущество имеет территориальная юрисдикция. Это положение является естественным следствием территориального верховенства как свойства или прерогативы государства осуществлять суверенные акты на своей территории безраздельно и исключительно, т.е. в качестве единственной власти, правомочной это делать в силу факта своего существования, — тогда как за гражданином государства, оказавшимся за границей, может следовать не суверенитет как таковой, а лишь юрисдикция государства, да и то в известных пределах.

Превосходство территориальной юрисдикции означает, что государство само наказывает находящихся в его власти лиц, включая апатридов и иностранцев, не обладающих дипломатическим иммунитетом. Следовательно, другое государство не может безоговорочно претендовать на то, чтобы его гражданин, совершивший преступление на территории иностранного государства, не был наказан последним, а передан ему для решения вопроса об ответственности.

Однако существуют договорная практика оказания правовой помощи по уголовным делам и экстрадиционная практика следования принципу взаимности, которые позволяют найти приемлемые механизмы разрешения возникающей в данном случае юрисдикционной коллизии, благодаря чему в отношении лиц, совершивших преступление за границей, может быть принято одно из следующих решений: 1) привлечение к ответственности с последующей ее реализацией по месту совершения преступления; 2) осуждение по месту совершения преступления с дальнейшей передачей осужденного в страну гражданства для исполнения приговора или для надзора за условно осужденным или условно освобожденным; 3) экстрадиция обвиняемого государству, гражданином которого он является, или передача преследования для привлечения к ответственности по национальному праву.

В последнем случае разрешение коллизии между уголовным законодательством запрашивающей и запрашиваемой сторон экстрадиционных отношений возможно путем: а) распространения персональной юрисдикции на строго ограниченный круг преступлений; б) ограничения ее условиями двойной преступности и отсутствия осуждения в иностранном государстве; в) блокирования назначения более тяжкого наказания, чем то, которое могло быть назначено по нормам иностранной правосистемы.

Примерно так был решен этот вопрос в ч. 1 ст. 12 УК РФ, согласно которой «Граждане Российской Федерации и постоянно проживающие в Российской Федерации лица без гражданства, совершившие преступление вне пределов Российской Федерации, подлежат уголовной ответственности по настоящему Кодексу, если совершенное ими деяние признано преступлением в государстве, на территории которого оно было совершено, и если эти лица не были осуждены в иностранном государстве. При осуждении указанных лиц наказание не может превышать верхнего предела санкции, предусмотренной законом иностранного государства, на территории которого было совершено преступление».

Определение содержания генерируемой при такого рода условиях пространственной коллизионной нормы требует сопоставительного анализа уголовного законодательства России и соответствующих государств для установления как совпадения составов преступлений, так и сравнительной тяжести наказаний с тем, чтобы виновный не мог быть наказан строже, чем это допустимо в месте совершения преступления.

Изложенная формулировка вызвала неоднозначную реакцию в академической среде. Одни сетовали на серьезные затруднения, с которыми можно столкнуться при выяснении того, какой закон действует в иностранном государстве и наказуемо ли в нем совершенное российским гражданином деяние, а если наказуемо, то каковы пределы наказания. Другие выражали обеспокоенность «искусственным ограничением» юрисдикции, полагая, что норма, ставящая возможность уголовного преследования гражданина России за совершенные на территории другого государства деяния в зависимость от признания их преступными иностранным законодательством, выражает опаснейшую тенденцию умаления суверенитета российского государства, поскольку чрезвычайно облегчает или даже фактически легализует антироссийскую деятельность, не позволяя привлекать к ответственности российских граждан за особо опасные антигосударственные преступления (включая государственную измену), если таковые не являются преступлениями в государствах, на территории которых они совершены. Высказывалась также озабоченность отступлением от принципа равенства граждан перед законом и судом и принципа справедливости при назначении наказания вследствие утраты верховенства национального УК над уголовными законами любого иностранного государства и ограничения правомочий российского суда. Утверждалось, в частности, что возможность назначения наказания только в рамках, установленных иностранным законом, серьезно ущемляет интересы потерпевших — граждан России, которые и так не пользуются надлежащей правовой защитой за рубежом, в связи с чем прогнозировался «экспорт» потенциальных потерпевших за границу ввиду резкого усиления наказания за преступления против личности в новом УК РФ.⁹⁹

Редакция принципа гражданства в ч. 1 ст. 12 УК действительно вызывает смешанные чувства, так как сама по себе содержательно верная идея не нашла вполне адекватной формы. Но чтобы должным образом ее оценить, необходимо отделить, как говорится, зерна от плевел.

С одной стороны, идея двойной преступности не может не импонировать в той мере, в какой она выражает благотворную тенденцию укрепления интегративных связей между уголовно-правовыми системами государств в регламентации соприкасающихся уголовно-правовых отношений, побуждая к унификации уголовного законодательства. При этом никакого «ограничения» суверенитета российского государства, конечно же, не происходит. Ибо в данном случае правильнее было бы говорить о «самоограничении». А это не одно и то же.

Сегодня ни одна страна не может игнорировать тот факт, что ее правосистема не является единственным в мире средоточием принудительных правил поведения, что рядом с ней существует столько правовых систем, сколько насчитывается на данный момент государств и государственно-подобных образований, имеющих свое внутреннее право, что наличествует, наконец, надгосударственная система права, выработанная международным сообществом государств. Причем по мере интернационализации общественной жизни проблема взаимодействия национальных правосистем друг с другом и с международным публичным правом усложняется, обретая новые черты, к каковым относится и подключение к регламентации соприкасающихся отношений норм иностранного права.

Это мировая практика. Поэтому ограничение ответственности российских граждан, учинивших общественно опасные деяния вне пределов России, условием их преступности и по законам тех государств, на территории которых они были совершены, представляется оправданным. В этом видится свидетельство выхода российской системы уголовного права из состояния изоляции. Теперь она стала открытой и интегрированной в мегасистему, состоящую из уголовно-правовых систем всех стран мира. И это нельзя не приветствовать.

С другой стороны, выход из состояния изоляции и почти абсолютной замкнутости отечественной уголовно-правовой системы, которая прежде базировалась на презумпции недоверия к юрисдикционной деятельности других государств, осуществлен столь размашисто и неосмотрительно, что порождает невольную тревогу об утрате возможности привлечения к ответственности за некоторые деяния, совершенные российскими гражданами за пределами России, например за антироссийские, антигосударственные акты, не образующие по вполне понятным причинам составов преступлений по законодательству других стран.

На деле эти опасения беспочвенны. Ибо привлечение к ответственности за преступления против основ конституционного строя и безопасности Российской Федерации, кем бы и где бы ни были совершены эти преступления, в любом случае возможно по российскому УК по той простой причине, что их всегда можно признать совершенными на территории российского государства, а стало быть, находящимися в пределах его территориальной юрисдикции. Во всяком случае, никто не может оспорить юридическую правомерность такого решения, в соответствии с которым совершенным в России признается как учиненное на ее территории деяние, последствия которого должны были наступить или наступили за границей, так и преступление, хотя бы и начатое за границей, но оконченное (результат наступил или должен был наступить) на ее территории.¹⁰⁰

Для наглядности возьмем ст. 279 УК, предусматривающую ответственность за организацию вооруженного мятежа в целях нарушения территориальной целостности Российской Федерации. Естественно, что ни одно иностранное законодательство не содержит статьи, устанавливающей наказание за деятельность, направленную на нарушение территориальной целостности именно России. Означает ли это, что осуществление указанной деятельности за пределами ее территории не влечет ответственности по российскому УК?

Нет, конечно, ибо невозможно нарушить или поставить под угрозу территориальную целостность российского государства, не вторгаясь такого рода деятельностью на его территорию. Здесь необходимо просто четко различать внешний, операционный аспект преступного деяния (как элемента объективной стороны состава преступления) и его социальный смысл, определяемый общественно опасными последствиями для того или иного государства.

При таком понимании принципа территориальности отпадает требование двойного инкриминирования в отношении антироссийских преступлений. Следовательно, ч. 1 ст. 12 УК не имеет отношения к деяниям, ответственность за которые предусмотрена только российским УК. К таковым относится большинство преступлений против основ конституционного строя и безопасности государства, а также ряд других преступлений, где речь идет о реальном или возможном нанесении ущерба России.

Формулировка статей, предусматривающих ответственность за такого рода преступления, содержащая указание на ущерб внешней безопасности Российской Федерации (ст. 275, 276 УК), ее конституционному строю (ст. 277–280 УК), экономической безопасности и обороноспособности (ст. 281 УК) и другим социальным ценностям, имеющим исключительно внутреннее значение, говорит о том, что такие преступления охватываются территориальной юрисдикцией. Ибо посягнуть на суверенитет России, не вторгаясь или не ожидая соответствующих результатов преступной деятельности на ее территории, невозможно. А коли так, любое подобное деяние находится в сфере территориального принципа действия уголовного закона в пространстве.

В ч. 1 ст. 12 УК речь идет о совершенно других деяниях, которые никоим образом не связаны с суверенитетом российского государства, т.е. об общеуголовных преступлениях, имеющих жесткую иностранную территориальную привязку и в операционном, и в социальном аспектах, в силу чего преступник оказывается не только включенным в социальные отношения своей страны (как ее гражданин), но и вовлеченным в иностранную систему общественных отношений. На этой почве и «вырастает» условие двойной преступности.

И все же есть в подобной трактовке территориального принципа некая неочевидность (особенно для правоприменителя), которая не позволяет признать ее безоговорочно. В связи с этим законодательное закрепление возможности уголовного преследования граждан России за совершенные ими на территории другого государства деяния лишь при условии признания их преступными в данном государстве было бы более удачным, если бы ч. 1 ст. 12 УК корреспондировала со статьей, которая закрепляла бы ответственность российских граждан за ряд преступлений независимо от права места совершения деяния.¹⁰¹

<CLOSETEST9< FONT>Однако законодатель поступил иначе, изложив ч. 1 ст. 12 УК в следующей редакции: «Граждане Российской Федерации и постоянно проживающие в Российской Федерации лица без гражданства, совершившие вне пределов Российской Федерации преступление против интересов, охраняемых настоящим Кодексом, подлежат уголовной ответственности в соответствии с настоящим Кодексом, если в отношении этих лиц по данному преступлению не имеется решения суда иностранного государства».¹⁰²

Пока же предлагаем к использованию то изложенное выше теоретическое обоснование территориальной юрисдикции в отношении антироссийских преступлений, совершенных российскими гражданами «за границей», согласно которому различается субъективная территориальность (когда деятель во время совершения деяния или хотя бы его части находится на территории государства) и объективная территориальность (когда на территории данного государства проявляются лишь последствия деяния).

Таким образом, ч. 1 ст. 12 УК не служит препятствием для уголовного преследования граждан России за совершенные на территории другого государства деяния, последствия которых наступили или должны были наступить на ее территории, поскольку в основе этого преследования лежит не предусмотренный данным законоположением принцип гражданства, а установленный ч. 1 ст. 11 территориальный принцип. А действие последнего не ограничено условием двойной преступности.

Реальный принцип состоит в экстратерриториальном действии уголовного закона в целях защиты интересов государства и его граждан от преступлений, совершаемых негражданами данного государства.

<QUEST34< FONT>Предоставляя более широкие пределы для действия национального закона в пространстве, указанный принцип исходит не из того, где совершено преступление и кто его совершил, а из того, против кого оно было направлено. Практически речь идет об угрожающих безопасности государства или наносящих ущерб его гражданам действиях, совершаемых вне территории государства лицами, не имеющими его гражданства, так как иначе были бы использованы либо территориальный, либо персональный критерии. Поэтому не случайно реальный принцип называют еще принципом защиты, охранительным или пассивным персональным, т.е. учитывающим гражданство потерпевшей стороны, хотя последний критерий является более узким, поскольку потерпевшими от преступления могут быть не только физические, но и юридические лица.

Однако в ч. 3 ст. 12 действующего УК пределы защитной юрисдикции сужены до интересов государства, поскольку в ней говорится: «Иностранные граждане и лица без гражданства, не проживающие постоянно в Российской Федерации, совершившие преступление вне пределов Российской Федерации, подлежат уголовной ответственности по настоящему Кодексу в случаях, если преступление направлено против интересов Российской Федерации... если они не были осуждены в иностранном государстве и привлекаются к уголовной ответственности на территории Российской Федерации».

Тем не менее некоторые авторы вопреки прямому указанию закона считают, что под интересами России должны пониматься не только государственные интересы, но и российских граждан,¹⁰³ либо идут еще дальше, вообще не видя никаких ограничений в осуществлении реальной юрисдикции. Например, А. М. Медведев, исходя из положений ст. 2 УК, делает вывод, что «под интересами Российской Федерации в данном случае следует понимать охраняемые УК РФ интересы личности, общества или государства».¹⁰⁴

Прежде всего, такая трактовка противоречит Закону РФ «О безопасности», который четко различает среди объектов безопасности личность, общество и государство (ч. 3 ст. 1).¹⁰⁵

Хотя понятия «безопасность личности», «безопасность общества» и «безопасность государства» тесно связаны между собой (коль скоро, гарантируя права и свободы, необходимые для самореализации человека, государство тем самым гарантирует развитие общества в целом, а в конечном счете — и укрепление самого себя), все-таки они имеют разное содержательное наполнение.

Если личная безопасность человека включает в себя обеспечение его физической и психической неприкосновенности, а также гражданских, политических, экономических и других прав и свобод, то отношения общественной безопасности, имеющие своим предметом материальные и духовные ценности общества в целом, не являются арифметической суммой отношений, складывающихся по поводу обеспечения безопасности отдельных индивидов.

С тем большим основанием защита «суверенитета» личности или, скажем, целостности принадлежащего человеку на праве собственности земельного участка не может быть отождествлена с охраной суверенитета и территориальной целостности государства, гражданином которого он является.

Столь же определенно и УК РФ «разводит» преступления против личности (раздел VII), против общественной безопасности и общественного порядка (раздел IX) и преступления против государственной власти (раздел X). Последние главным образом и могут считаться направленными против интересов Российской Федерации. Хотя не только они. Скажем, бандитизм (ст. 209 УК) отнесен к числу преступлений против общественной безопасности, но в случае, если создание и руководство бандой или участие в ней сопряжены с планируемыми или реально совершенными нападениями не на отдельных граждан или коммерческие и общественные организации, а на государственные учреждения, имеются все основания рассматривать данное преступление в качестве направленного против интересов государства. Примером защиты такого рода интересов может служить следующее дело.

Воронежским областным судом И. осужден за хищение огнестрельного оружия и боевых припасов из хранилища воинской части, а также в других преступлениях, совершенных им в Эстонии.

В кассационной жалобе осужденный просил приговор в части бандитизма, а также незаконного приобретения, хранения и сбыта оружия и боеприпасов отменить и дело прекратить, поскольку, по его мнению, преступлений на территории России он не совершал.

Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ оставила квалификацию без изменения, сославшись на то, что в соответствии с ч. 3 ст. 12 УК не проживающие постоянно в России лица без гражданства (каковым является осужденный) подлежат ответственности по российскому УК в случаях, если преступление, совершенное ими вне пределов России, направлено против ее интересов. Из материалов же дела следует, что хищение, хранение и сбыт оружия и боеприпасов были совершены И. против интересов России, под юрисдикцией которой находилась воинская часть.¹⁰⁶

Аналогичной могла бы быть аргументация и в случае, если бы в процессе совершенного данной бандой нападения произошло хищение обычного (но государственного) имущества. Напротив, совершенное в подобной ситуации хищение имущества, направленное на причинение ущерба российскому гражданину, не может влечь ответственности по УК РФ, так как рассматриваемый принцип пространственного действия уголовного закона закреплен в нем как принцип защиты интересов государства (реальный принцип в собственном смысле), но не как принцип защиты интересов его граждан (пассивный персональный принцип).¹⁰⁷

К такому пониманию защитной юрисдикции нас обязывает требование буквального толкования закона. Не случайно в тех УК, где охранительная юрисдикция распространяется и на граждан, это обстоятельство специально оговаривается.¹⁰⁸ Российский же УК такой оговорки не содержал. И пока она не появилась, мы обязаны были применять действующую норму в строгом соответствии с ее текстом. Отсюда, реальная юрисдикция могла быть осуществлена только в связи с необходимостью защиты от преступлений, направленных против интересов Российской Федерации.

<CLOSETEST10< FONT>Данная оговорка появилась лишь с принятием Федерального закона от 27 июля 2006 г., который изложил ч. 3 ст. 12 УК в следующей редакции: «Иностранные граждане и лица без гражданства, не проживающие постоянно в Российской Федерации, совершившие преступление вне пределов Российской Федерации, подлежат уголовной ответственности по настоящему Кодексу в случаях, если преступление направлено против интересов Российской Федерации либо гражданина Российской Федерации или постоянно проживающего в Российской Федерации лица без гражданства, ... если иностранные граждане и лица без гражданства, не проживающие постоянно в Российской Федерации, не были осуждены в иностранном государстве и привлекаются к уголовной ответственности на территории Российской Федерации».

Субъектами, посягающими на указанные интересы, признаются: а) иностранные граждане, т.е. физические лица, не являющиеся российскими гражданами, но имеющие гражданство (подданство) иностранного государства, доказательством чего могут служить удостоверяющие их личность документы, каковыми в нашем государстве признаются паспорт иностранного гражданина либо иной документ, установленный федеральным законом или признаваемый в соответствии с международным договором в качестве удостоверяющего личность иностранного гражданина; б) лица без гражданства, не проживающие постоянно в России, т.е. физические лица, не имеющее доказательств наличия гражданства (подданства) иностранного государства и в то же время не являющиеся российскими гражданами и не получившие в ней вид на жительство.¹⁰⁹

Доктринальное толкование реального принципа не содержит рационально выводимых критериев того, на каком основании иностранные граждане связаны «долгом верности» российскому закону, каким образом граждане иных государств должны быть проинформированы о позитивной ответственности, возложенной на них российском уголовным законом, и какими условиями может быть ограничена вытекающая из его нарушения ретроспективная ответственность.

Можно, конечно, возразить на это, что каждое государство имеет право на самооборону от внешних угроз. Но последнее вытекает из международного права. В этом качестве реальный принцип явился, скорее, полумерой, не обеспечивающей полной универсализации, ибо подобные установления внутреннего права, расширяя территориальную сферу действия закона, не подкрепляют его применение необходимой связью нормоадресатов с данной правосистемой. Эти недостающие связи между правосистемами различных государств со временем стали восполнять международно-договорные механизмы, обеспечивающие включение индивида в правовые связи универсального характера посредством закрепления защитного критерия в ряде международных конвенций, посвященных борьбе с преступлениями международного характера.

Универсальная юрисдикция <QUEST35< FONT>заключается в применении национального уголовного закона к находящимся на территории государства иностранцам, совершившим за его пределами преступления, посягающие согласно межгосударственным соглашениям на международный правопорядок.

Данный принцип предоставляет возможность любому государству устанавливать юрисдикцию в отношении лиц, уголовно противоправные деяния которых, имея место за его пределами, не затрагивают прямо ни данное государство, ни его граждан.

Стандартизация и универсализация ответственности за посягательства, которые одни называют международными, хотя и не столь тяжкими, как преступления против мира и безопасности человечества, другие — преступлениями, посягающими на международный правопорядок, третьи — преступлениями международного характера, имеют основание в самом характере деяний, опасность которых выходит за рамки отдельного общества, приобретая статус транснациональной или общечеловеческой, в силу чего должного эффекта в борьбе с ними можно достигнуть лишь совместными усилиями, требующими адекватного правового обеспечения.

В последние десятилетия отмеченная опасность возрастает еще и потому, что транснациональная преступность приобретает все более организованный характер. Это относится не только к незаконному обороту наркотиков, оружия, контрабанде, но и к торговле людьми, мошенничеству, «отмыванию» преступных доходов, компьютерной преступности, терроризму и т.д. В борьбе с такого рода организованной преступностью находит выражение новое понимание задач уголовного права. Отныне оно служит не просто охране общества от отдельных преступных личностей, а, скорее, берет на себя функции управления общественными и экономическими процессами глобального характера.

Международное сотрудничество в борьбе с указанными преступлениями осуществляется в рамках международных организаций (как региональных, так и универсальных) и на основе межгосударственных соглашений (как двусторонних, так и многосторонних). В настоящее время правилом стало заключение многосторонних универсальных конвенций, каждая из которых посвящена отдельному преступлению или группе родственных преступлений, закрепляя право всех без исключения государств быть ее участниками.

Для выполнения обязательств, вытекающих из конвенции, каждое подписавшее ее государство принимает свои меры, определяемые особенностями национальной системы права. К таковым относится и создание внутренней нормы, предусматривающей ответственность за соответствующие преступления. Тем самым достигается согласованное регулирование их предупреждения и наказания на основе сочетания коллективных решений, принятых в рамках международного права, и национально-правовых средств и способов их реализации.

Значит, универсальная юрисдикция относительно преступлений международного характера не может быть осуществлена, не будучи опосредованной национальной правовой системой. Сказанное справедливо как для процесса нормообразования, так и для уяснения норм права их адресатами, а следовательно, и для распространения на последних презумпции правознакомства. Благодаря этому достигается взаимное «включение» граждан одного государства-участника в правовую систему другого государства-участника и приобретение в ней статуса правосубъектности, необходимого для применения универсального критерия.

В ч. 3 ст. 12 УК <OPENTEST8< FONT>он сформулирован следующим образом: «Иностранные граждане и лица без гражданства, не проживающие постоянно в Российской Федерации, совершившие преступление вне пределов Российской Федерации, подлежат уголовной ответственности по настоящему Кодексу... в случаях, предусмотренных международным договором Российской Федерации, если они не были осуждены в иностранном государстве и привлекаются к уголовной ответственности на территории Российской Федерации».

Наибольшее развитие универсальный принцип получил применительно к преступлениям против мира и безопасности человечества, посягающим, независимо от географического места их совершения, на основополагающие ценности мирового сообщества в целом. Здесь же он приобретает и существенную специфику в качестве такой уголовной юрисдикции в отношении лиц, совершивших delicta juris gentium, которая позволяет назначить за них наказание не только национальным судебным органам, но и международному суду.

Итак, все преступления, могущие оказаться под юрисдикцией того или иного государства, можно разбить на три группы.

На группу преступлений общеуголовного характера распространяются территориальный, национальный и реальный принципы действия закона, ибо здесь речь идет о социальном пространстве, предстающем в виде государственно-организованного общества.

Для группы международных преступлений характерен универсальный критерий действия закона. Даже если в отдельном международно-правовом акте говорится о привлечении виновного в таком преступлении лица по месту его совершения, универсализм его ответственности вытекает из того, что своим источником она имеет согласованную волю международного сообщества. То обстоятельство, что по внутреннему праву не установлена ответственность за какое-то действие, признаваемое преступным по международному праву, не освобождает совершившее его лицо от ответственности. Таков непреложный общепризнанный принцип международного права.

Следовательно, здесь мы имеем дело с социальным пространством иного (международного) уровня, благодаря чему и универсальность приобретает иное значение: она предполагает не только (а в отдельных случаях — и не столько) внетерриториальность содеянного и внегражданство деятеля, сколько наднациональность оснований ответственности за содеянное. В этом смысле универсализм ответственности за международные преступления есть та же территориальность или гражданская принадлежность применительно к общеуголовным преступлениям, только под территорией здесь понимается все освоенное человечеством пространство, а под гражданством — принадлежность к человечеству.

В группе преступлений международного характера универсализм также приобретает двойной (хотя и отличный от универсализма международных преступлений) смысл. В одном аспекте он означает экстратерриториальность преступления и внегражданство его субъекта, в другом — унифицированность нормативной базы для ответственности за такого рода преступления.

Одновременное действие принципов, основанных на разных формах организации социального пространства, изначально содержит в себе коллизию, порождающую параллельную юрисдикцию и возможность двойной ответственности. Отсюда вытекает необходимость уяснения природы противоречий между параллельными правовыми мирами и взаимодействия между ними. Анализ же взаимодействия между правовыми пространствами различных типов требует, в свою очередь, уяснения необходимых для этого коллизионных норм.

Содержание указанных норм выявляется в ходе анализа как предписаний национального уголовного права, обеспечивающих его сопряженность с правосистемами других государств, так и предписаний права международного, при посредстве которых функционирует механизм перехода субъектов из одного правового пространства в другое при выдаче преступников и передаче осужденных. В праве убежища, напротив, наблюдается резкое размежевание уголовно-правовых систем различных государств.