Отрывок из «Записок Горбачев­ского».

И. И. Горбачевский (1800–1869), член «Общества соединенных славян» (1823–1825) и Южного общества декабристов.

«…Общество имело главною целию освобождение всех славян­ских племен от самовластия, уничтожение существующей между некоторыми из них национальной ненависти и соединение всех обитаемых ими земель федеративным союзом. Предполагалось с точностью определить границы каждого государства, ввести у всех народов форму демократического представительного пра­вления, составить конгресс для управления делами Союза и для изменения, в случае надобности, общих коренных законов, пред­ставляя каждому государству заняться внутренним устройством и быть независимым в составлении частных своих узаконений...

Убеждение в сих правилах заставляло славян выводить сле­дующие заключения:

1) Никакой переворот не может быть успешен без согласия содействия целой нации; посему прежде всего надо приготовить народ к новому образу гражданского существования и потом уже дать ему оный. 2) Народ не иначе может быть свободным, как сделавшись нравственным, просвещенным и промышленным. Хотя военные революции быстрее достигают цели, но следствия оных опасны: они бывают не колыбелью, но гробом свободы, именем которой совершаются.

Славяне, убежденные в том, что надежды их не могут так скоро исполниться, как они того желали, не хотели терять вре­мени в пустых и невозможных усилиях, но вознамерились сделать все, что зависит от них и ведет, хотя медленно, к предпринятой цели. В исполнение сего намерения они положили: определить некоторую часть общественной суммы на выкуп крепостных людей, стараться заводить или споспешествовать заведению небольших сельских и деревенских училищ: внушать крестьянам и солдатам необходимость познания правды и любовь к исполне­нию обязанностей гражданина и таким образом возбудить в них желание свободы и изменить унизительное состояние рабства. Не взирая, однакож, на сии постепенные и кроткие меры, Славянский союз носил на себе отпечаток какой-то воинственности. Страшная клятва, обязывающая членов оного посвящать все мысли, все действия благу и свободе своих единоплеменников и жертвовать всей жизнью для достижения сей цели, произносилась на оружии; от одних своих друзей, от одного оружия славяне ожидали исполнения своих желаний; мысль, что свобода поку­пается не слезами, не золотом, но кровью, была вкоренена в их сердцах и слова знаменитого республиканца, сказавшего: “обна­живши меч против своего государя, должно отбросить ножны как можно далее”, долженствовали служить руководством их будущего поведения.

Сей слабый очерк достаточно показывает, что дух Славян­ского общества во многом отличался от духа Южного общества, и что даже в некоторых отношениях они были друг другу совер­шенно противоположны. Но к соединению двух обществ не столько содействовало сходство их характеров, сколько нетер­пение и желание скорейшего достижения цели. Мы обязаны сказать, не упрекая никого, что большинство славян еще худо понимало правила и средства своего союза и порывом своим увлекло тех немногих, которые были вполне проникнуты оными. Сии последние видели невозможность бороться с представите­лями сильного русского общества, обещавшего немедленно освобождение России, и с прискорбием приняли на себя труд его. Боязнь повредить благу отечества, показать себя малодушными или себялюбивыми заставила их утешаться надеждами, после переворота мысль Славянского союза воспрянет и с новою силою заставит трудиться для освобождения всех сла­вянских народов... Объяснив права и обязанности посредников, безусловное и слепое повиновение членов предписаниям Верховной Думы Бестужев-Рюмин читал речь. В сей речи он доказывал пользу соединения двух обществ, сильно говорил о необходимости пере­ворота в России и красноречиво убеждал в несомненном успехе оного. По окончании чтения он... восхищался намерением и целью Славянского общества, но постепенное стремление и отдаленность цели ему не нравились. Сделать народ участником переворота казалось ему весьма опасным.

– Наша революция, – сказал он, – будет подобна революции испанской (1821 г.): она не будет стоить ни одной капли крови, ибо произведется одною армиею, без участия народа. Москва и Петербург с нетерпением ожидают восстания войск. Наша конституция утвердит навсегда свободу и благоденствие народа. Будущего 1826 года в августе месяце император будет смотреть 3-й корпус, и в это время решится судьба деспотизма. Тогда ненавистный тиран падет под нашими ударами; мы поднимем знамя свободы и пойдем в Москву, провозглашая конституцию.

– Но какие меры приняты Верховною Думою для введения предположенной конституции? – спросил его Борисов 2-й. – Кто и каким образом будет управлять Россией до совершенного образования нового конституционного правления? Вы еще ничего не сказали об этом.

– До тех пор, пока конституция не примет надлежащей силы, – отвечал Бестужев, – временное правление будет зани­маться внешними и внутренними делами государства, а это может продолжаться десять лет.

– По вашим словам, – возразил Борисов 2-й, – для избе­жания кровопролития и удержания порядка, народ будет вовсе устранен от участия в перевороте; революция будет совершенно военная, одни военные люди произведут и утвердят ее. Кто же назначит членов временного правления? Ужели одни военные люди примут в этом участие? По какому праву, с чьего согласия и одобрения будет оно управлять 10 лет целою Россиею? Что составит его силу и какие ограждения представите в том, что один из членов вашего правления, избранный воинством и под­держиваемый штыками, не похитит самовластия.

Вопросы Борисова 2-го произвели страшное действие на Бестужева-Рюмина; негодование изобразилось во всех чертах его лица.

– Как можете вы меня об этом спрашивать, – вскричал он с сверкающими глазами. – Мы, которые убьем некоторым обра­зом законного государя, потерпим ли власть похитителей? Никогда! Никогда!

– Это правда, – сказал Борисов 2-й с притворным хладнокровием и с улыбкой сомнения, – но Юлий Цезарь был убит среди Рима, пораженного его величием и славою, а над убийцами, над пламенными патриотами восторжествовал малодушный Октавий, юноша 18 лет. – Борисов хотел продолжать, но был прерван другими вопросами, сделанными Бестужеву, о предметах вовсе незначительных. Бестужев-Рюмин сим воспользовался и не отвечал ничего Бори­сову 2-му… Славянское общество желало радикальной перемены, намеревалось уничтожить политические и нравственные предрассудки; однакож всем своим действиям хотело дать вид естественной справедливости и потому, гнушаясь насильственных мер, какого бы рода они ни были, почитало всегда самым лучшим средством законность. Посему Борисов 2-й и некоторые из его товарищей осуждали убийство Павла I и все вообще дворцовые революции, но одобряли суд Карла I, Людовика XVI, изгнание Иакова II и заточение Фердинанда VII…»