Русское средневековье

Другое дело, численность итальянцев на Куликовом поле. Разумеется, ничего общего с действительностью не имеет кочующая из книги в книгу схема битвы с гигантским прямоугольником пехотной фаланги по центру. Генуэзцев на Куликовом поле не могло быть много в силу целого ряда обстоятельств. Например, в это время Генуя уже два года вела тяжелую войну с Венецией и прислать значительное число солдат из Италии просто не могла. Значит, в армию Мамая шли лишь те, кто уже был в черноморских колониях республики. Эти колонии были прекрасными крепостями с сильными гарнизонами, в чем может убедиться каждый, побывав в Крыму и собственными глазами увидев укрепления Судака. Однако генуэзские гарнизоны были не особо многочисленными, так что общая численность итальянского отряда, отправившегося с Мамаем, не могла превышать число в пять тысяч человек. Естественно, не все они участвовали в самом бою. Кто-то был в резерве, кто-то охранял лагерь и сторожил шатры…

Кроме того, не совсем понятна воинская специализация генуэзцев. Все исследователи сходятся на том, что это была пехота244, но под это определение попадают как простые пешие бойцы, так и арбалетчики и инженеры. Скорее всего, Мамай нанимал воинов именно двух последних категорий. Инженеры нужны были для штурма городов, а арбалет-

чики должны были решить исход боя в поле. При этом основную массу наемников составляли именно арбалетчики. Ведь генуэзцы славились именно как арбалетчики уже с одиннадцатого века, а в двенадцатом веке в этом городе появились целые отряды наемниковарбалетчиков. Эти воины поступали на службу Генуе и приносили клятву верности республике, а уже потом генуэзское правительство за определенную плату отправляло их на службу другим государствам и монархам.

Татары знали, что в битве им будут противостоять не только конные полки, но и многочисленная тяжеловооруженная русская пехота. Предыдущие русско-ордынские сражения показали, что прорвать ощетинившийся копьями плотный пеший строй ударом татарской кавалерии будет сложно, а то и вовсе невозможно. Конные лучники могли бы расстрелять пехоту издалека, но в данном случае эта

244 Вообще, пехота итальянских городов считалась лучшей в Европе того времени.

531

тактика была невозможна, так как и в войске Дмитрия Ивановича было много стрелков. Учитывая, что пешие лучники имеют преимущество в точности выстрела, скорострельности и лучше защищены, то уже при завязке боя татары понесли бы большие потери. Плюс у русских были самострелы-арбалеты, которые и вовсе делали стрелковый поединок наравных невозможным.

Поэтому Мамай должен был поставить в точке прорыва генуэзских арбалетчиков. Действуя на узком участке, они обеспечили бы огромную плотность огня и

подавили бы русских стрелков, а потом методично расстреляли бы первые ряды копьеносцев русского войска. В образовавшуюся брешь уже можно было бы кидать в атаку тяжелую кавалерию, которая копейным ударом опрокинула бы русские полки, а затем легкая конница дорубила бы деморализованного и потерявшего строй противника.

Арбалет того времени перезаряжался довольно долго, поэтому была придумана целая система, как нанести врагу максимальный урон за короткое время. Итальянцы строились в несколько шеренг. Первая давала залп и отходила назад, а на ее место вставала следующая и давала залп. Потом все повторялось. Когда все шеренги отстрелялись, первая уже перезарядила оружие и снова вступала в бой. Получался смертельный конвейер, уничтожавший все живое перед собой. Так что итальянцы должны были, а главное, могли сломить русский строй и расстроить наши ряды.

Все эти наемники помимо арбалета были вооружены холодным оружием и имели хорошие доспехи, что на поле боя делало их опасными противниками. Так что, несмотря на небольшую численность, а они составляли от силы пять процентов армии Мамая, итальянцы на Куликовом поле могли стать решающей силой.

Говоря об итальянцах, стоит коснуться и еще одной интересной гипотезы. Некоторые авторы считают, что поход Мамая был организован или спровоцирован именно католиками с целью нанесения удара по православию. Однако никаких доказательств этой версии не существует, поэтому я склонен рассматривать ее как несостоятельную. На мой взгляд, генуэзский отряд состоял из воинов, привлеченных возможностью добычи или присоединившихся к ордынцам в силу необходимости245. Кстати, в этом отряде могли быть не только этнические итальян-

245 Есть сведения, что ордынский наместник в Крыму Зихий-Черкесий (он же Джаркас или Черкес-бек) в 1379 году потребовал от Кафы собрать отряд в помощь Мамаю, но получил отказ. Тогда он захватил 18 сельских поселений, принадлежавших Кафе и снабжавших город продовольствием. Угрозой блокады и голода он и заставил итальянцев участвовать в походе.

532

цы, но и нанятые вместе с ними местные жители. Тем более, что в гарнизонах генуэзских крепостей Крыма было много воинов черкесов, навербованных на Кавказе или в самом Крыму.

Великий князь Дмитрий в это время тоже не сидел сложа руки. По его призыву собиралась общерусская армия. Наконец-то заработала модель, задуманная еще Иваном Калитой, и в одном строю под московским управлением шли дружины многих прежде независимых княжеств. Сбор войск был назначен на 15 августа у города Коломны, откуда армия должна была выступить против Мамая. «От начала мира не бывало такой силы русской, как при этом князе» - говорится в летописном сказании. И это не преувеличение. Вместе с Дмитрием на степняков шли дружины всех русских княжеств246. Со времен злосчастной битвы у Калки такого не бывало на Руси.

Как читатели помнят, князь Дмитрий Иванович активно пытался пролоббировать назначение митрополитом Киевским и всея Руси своего ставленника Михаила-Митяя. Однако Митяй умер, и митрополитом стал Киприан, у которого с князем отношения были очень натянутые. Дошло до того, что, когда Киприан попытался въехать в Москву, его по приказу князя арестовали и сутки продержали взаперти в сыром чулане, а у спутников митрополита отобрали коней и все ценное имущество, после чего выгнали их взашей из города. На следующий день эта же участь ждала и Киприана.

Оскорбленный и униженный святитель сразу же написал письмо Сергию Радонежскому, в котором описал все произошедшее и объявил об отлучении от церкви всех участников инцидента. Под действие этой анафемы попадал и Великий князь Дмитрий как главный гонитель Киприана, хотя имя князя в письме и не прозвучало.

В оправдание московскому правителю стоит сказать, что он рассматривал Киприана как ставленника Литвы и поступил с ним так же, как раньше поступал Ольгерд с митрополитом Алексеем. В общем, вышел абсолютно равнозначный ответ. К тому же Константинопольский патриарх Макарий перед этим дал согласие поставить митрополитом не Киприана, а Митяя, так что юридически князь мог объявить своего незваного гостя самозванцем и поступать с ним соответственно.

Но так или иначе, великий князь перед тяжелой битвой оказался под проклятием церкви, что могло сильно ударить по его авторитету и моральному духу его армии. Поэтому он обратился за благословением к Сергию Радонежскому. Тот, хотя и поддерживал Киприана, сумел подняться над внутрицерковным раздором во имя победы над захватчиком. Святой Сергий понимал необходимость благословения, без которого

246 Разумеется, кроме тех, которые входили в состав Литвы

533

Дмитрий мог бы проиграть, а потому и поддержал князя, и в бой русские люди шли с осознанием того, что Господь с ними.

Помимо мистической помощи, поступок Сергия имел и вполне земные последствия. Радонежский игумен был духовным авторитетом для всех русских, и в данной ситуации действовать против Московского князя означало выступить против святого старца. Так что даже те правители, кто не испытывал теплых чувств к Дмитрию Ивановичу, поддержали его или хотя бы не выступили против, как Олег Рязанский.

Когда князь Дмитрий просил у Сергия Радонежского благословение, святой послал с ним в поход двух бояр, Александра Пересвета и Андрея-Родиона Ослябю, бывших в монастыре. Традиционно считается, что они были монахами, тем более, что Пересвет бился на Куликовом поле в монашеском одеянии247. Однако точно не известно, приняли ли они постриг или были лишь послушниками при монастыре. Возможно, что обряд над ними не был совершен, но как бы там ни было, они были монахами по духу и монахами они остались в народной памяти.

В походе на Мамая к русской армии присоединились неожиданные союзники – литовские отряды, которые пришли по зову своих князей Андрея и Дмитрия Ольгердовичей. Их появление было вызвано тем, что за три года до Куликовской битвы скончался литовский правитель Ольгерд, и среди его детей начались междоусобицы. В результате два князья были вынуждены покинуть родину и поступить на службу к Дмитрию Ивановичу. Это было очень ценное приобретение. Старший из братьев Андрей принимал активное участие в основных походах своего отца и ко времени переезда в Москву уже был опытным и успешным полководцем. Тут он тоже не ударил лицом в грязь, участвуя в битве на Воже… Его младший брат Дмитрий особыми военными талантами не прославился, но уже сам факт союза Ольгердовичей с Дмитрием был очень важным для Москвы, ведь у них остались союзники в Литве, которые могли при необходимости ударить в тыл князю Ягайло. Братья получили в управление важные и богатые города: Андрею достался Псков, а Дмитрию – Переяславль-Залесский. Когда возникла угроза войны с Ордой, Ольгердовичи мобилизовали своих сторонников в Литве и на Руси и привели достаточно сильные дружины в русское войско.

247 В «Сказании о мамаевом побоище» Пересвет описан так: «И был на голове его куколь, как у архангела, вооружен же он схимою по велению игумена Сергия». Правда, в Задонщине дано другое описание: «И сказал Пересвет-чернец великому князю Дмитрию Ивановичу: «Лучше нам убитым быть, нежели в плен попасть к поганым татарам!» Поскакивает Пересвет на своем борзом коне, золочеными доспехами сверкая». Впрочем, он мог да и должен был быть в доспехах, а на голову вместо шлема или прямо поверх одеть куколь. Кстати, для тех, кто не знает, куколь - это черный монашеский остроконечный капюшон с двумя длинными, закрывающими спину и грудь полосами материи. Так что противоречия в двух описаниях нет.

534

Существует версия, что на помощь русской армии пришли не только литовцы, но и выходцы из крымского княжества Феодоро, известного также как Готия. Это государство возникло в начале тринадцатого века из византийской провинции и охватывало юго-западную часть полуострова. Как и весь Крым, княжество входило в состав Улуса Джучи, но пользовалось определенной самостоятельностью. Отношения Готии с ордынской властью напоминали русские: правители княжества платили дань и получали ярлыки на княжение, но внутри своих владений были самостоятельны в принятии решений. Население Феодоро было православным, а в этническом плане очень пестрым. Тут жили и потомки готов, и греки, и армяне, и славяне… Центром княжества была крепость Святого Феодора на горе Мангуп. Интересно отметить, что гербом Готии был двуглавый орел.

После появления в Причерноморье генуэзцев между ними и феодоритами началась конкуренция за порты и торговые маршруты, переходившая в открытые войны, в результате которых итальянцы отвоевали прибрежную часть княжества.

Вполне возможно, что вражда с генуэзцами и привела феодоритов в русский стан. В пользу этой версии говорит и тот факт, что в конце четырнадцатого века в Москву с семьей переехали некоторые представители правившего в Готии рода Гаврасов. Эти выходцы из Крыма были ласково приняты на Руси и положили начало боярским родам Ховриных, Головиных и Третьяковых.

Существует распространенный миф о том, что татары сражались не только под знаменами Мамая, но и под стягом Дмитрия Донского. Приходилось даже слышать версию, что в русском войске татар было больше, чем у Мамая. Однако никаких подтверждений этой версии не существует. Разумеется, в княжеской дружине были люди с ордынской кровью, но это были крещеные дворяне или дети боярские на службе русских князей, и представляли они не свой этнос, а своих русских сюзеренов. Например, Андрей Иванович Серкизов, чей отец, знатный ордынец Серкиз (Черкиз), еще в юности принял крещение и поступил на службу к Великому князю. Но и он был командиром русского отряда. Никаких независимых татарских отрядов в войске Дмитрия Ивановича не было. Что же касается войск Мамая, то, действительно, предков современных казанских татар в нем было очень мало. Татары, которых привел на Куликовское поле темник, были в основной массе потомками половцев, кочевавших в Причерноморье и Крыму. Сегодня их отдаленные потомки известны как крымские татары248.

248 Вообще, этногенез крымских татар необычайно сложен, так как этот народ сложился путем смешения и ассимиляции очень многих этнических групп - от половцев до адыгов и греков.

535

Еще один интересный вопрос: участвовали ли новгородцы в походе на Куликово поле? Некоторые историки были склонны считать, что нет, поскольку об этом нет прямых указаний в большинстве летописей. Однако современный историк С.Н. Азбелев на основе анализа многих источников доказал, что новгородский отряд все-таки участвовал в битве. По мнению историка, этот отряд вышел на соединение с основными силами довольно поздно и шел дорогой вдоль литовской границы. Это произошло из-за того, что по договору 70-х годов четырнадцатого века между Новгородом и Москвой города обязывались поддерживать друг друга при нападении врагов, в число которых татары не были включены. Зато литовцы в списке врагов были. Поэтому когда стало известно, что Ягайло стал союзником Мамая и литовская армия двинулась в поход, новгородцы поспешили исполнить договор. Разумеется, это была не большая армия-ополчение, собирать которую не было времени и возможности, а конный отряд из числа воинов, находившихся в постоянной готовности. Как известно, литовцы в Куликовской битве не участвовали, хотя и находились рядом. Поэтому новгородцы, шедшие воевать против Ягайло, сражались с татарами. На обратном пути этот отряд столкнулся с литовцами, и те смогли отбить у утомленных русских часть добычи.

***

Когда уже обе армии были собраны, состоялась последняя попытка решить дело миром. Мамай послал к Дмитрию гонцов с требованием заплатить дань такого же размера, как Русь платила Джанибеку. Условие было заведомо невыполнимо, но Дмитрий, желая сберечь людей, предложил ордынцам посильную для христиан дань. Это было бы очень выгодно Москве: пожертвовав немногим, сохранить свою силу и выждать, пока ордынцы еще больше истощат свои силы в братоубийственных войнах за Сарай, а потом с легкостью сбросить иго. Однако Мамай торговаться не захотел и начал войну.

Беклярибек рассчитывал, что московская армия станет в оборону на северном берегу Оки, как это было в 1373 или 1379 годах, однако русская армия двинулась навстречу и перешла Дон, вступив в татарские земли. Тут, у слияния Дона и Непрядвы, было решено дать бой.

Русская армия была разделена на шесть отрядов-полков: сторожевой, передовой, большой, полк правой руки, левой руки и засадный. Впереди были выдвинуты конные разведчики под командованием Семена Мелика, которые должны были обнаружить противника и следить за его перемещениями. Именно этот отряд первым и столкнулся с татарами. В «Сказании о мамаевом побоище» говорится: «Разведчики же поторапливают, ибо уже близко поганые и все приближаются. А в ше-

536

стом часу дня примчался Семен Мелик с дружиной своею, а за ним гналось множество татар; нагло гнались почти до нашего войска, но, лишь только русских увидели, возвратились быстро к царю и сообщили ему, что князья русские изготовились к бою у Дона. Ибо Божьим промыслом увидели великое множество людей снаряженных и сообщили царю… Семен же Мелик поведал князю великому: «Уже Мамай-царь на Гусин брод пришел, и одна только ночь между нами, ибо к утру он дойдет до Непрядвы. Тебе же, государю великому князю, следует сейчас изготовиться, чтоб не застали врасплох поганые».

Так и было сделано, весь вечер князь и воеводы расставляли полки на позиции. О том, что происходило в ночь перед битвой, нам известно благодаря автору «Сказания о мамаевом побоище», писавшему свою работу, основываясь на рассказах непосредственных участников битвы. «Осень тогда задержалась и днями светлыми еще радовала, была

ив ту ночь теплынь большая и очень тихо, и туманы от росы встали. И сказал Дмитрий Волынец великому князю: «Хочу, государь, в ночь эту примету свою проверить»,— а уже заря померкла. Когда наступила глубокая ночь, Дмитрий Волынец, взяв с собою великого князя только, выехал на поле Куликово и, став между двумя войсками и поворотясь на татарскую сторону, услышал стук громкий, и клики, и вопль, будто торжища сходятся, будто город строится, будто гром великий гремит; с тылу же войска татарского волки воют грозно весьма, по правой стороне войска татарского вороны кличут и гомон птичий, громкий очень, а по левой стороне будто горы шатаются — гром страшный, по реке же Непрядве гуси и лебеди крыльями плещут, небывалую грозу предвещая. И сказал князь великий Дмитрию Волынцу: «Слышим, брат, — гроза страшная очень». И ответил Волынец: «Призывай, княже, Бога на помощь!» И повернулся он к войску русскому — и была тишина великая. Спросил тогда Волынец: «Видишь ли что-нибудь, княже?» — тот же ответил: «Вижу: много огненных зорь поднимается...» И сказал Волынец: «Радуйся, государь, добрые это знамения, только Бога призывай

ине оскудевай верою!» И снова сказал: «И еще у меня есть примета проверить». И сошел с коня, и приник к земле правым ухом на долгое время. Поднявшись, поник и вздохнул тяжело. И спросил князь великий: «Что там, брат Дмитрий?» Тот же молчал и не хотел говорить ему, князь же великий долго понуждал его. Тогда он сказал: «Одна примета тебе на пользу, другая же — к скорби. Услышал я землю, рыдающую двояко: одна сторона, точно какая-то женщина, громко рыдает о детях своих на чужом языке, другая же сторона, будто какая-то дева, вдруг вскрикнула громко печальным голосом, точно в свирель какую, так что горестно слышать очень. Я ведь до этого много теми приметами битв проверил, оттого теперь и рассчитываю на милость Божию — молит-

537

вою святых страстотерпцев Бориса и Глеба, родичей ваших, и прочих чудотворцев, русских хранителей, я жду поражения поганых татар. А твоего христолюбивого войска много падет, но, однако, твой верх, твоя слава будет».

Гадавший князю Дмитрий Волынец – это прославленный московский воевода Дмитрий Боброк-Волынский. Он был внуком литовского князя Михаила-Кориата Гедиминовича, правившего на Волыни, но по неизвестным причинам не получил княжества и стал боярином сначала на службе в Суздальском княжестве, а затем переехал в Москву. Его женой стала сестра князя Дмитрия Ивановича, а он сам занял одно из первых мест в окружении московского правителя. На новом месте он проявил себя как один из лучших полководцев и не раз командовал московскими войсками, неизменно добиваясь успеха. В Куликовской битве он вместе с Владимиром Андреевичем Серпуховским возглавил засадный полк, которому было суждено переломить ход битвы.

Ранним утром восьмого сентября Дмитрий Иванович объехал свое войско, поднимая боевой дух воинов, а затем, перед началом боя князь совершил поступок, который ни до, ни после не совершал ни он сам, ни один из его предков или потомков. Дмитрий одел простой доспех и отправился биться, как простой воин, в передовой полк. Золоченый великокняжеский доспех надел на себя боярин Михаил Бренок. Он же встал на место Дмитрия Ивановича под знаменем.

Есть несколько версий объяснения этого поступка. Например, детективщик Александр Бушков написал, что князь таким образом … прятался, спасая свою жизнь! Такая версия не вызывает ничего, кроме улыбки. Интересно, есть ли еще люди, считающие что полк, принимающий на себя основной удар врага, является безопасным местом?

Публицист Юрий Мухин предложил другой вариант. По его мнению, которое он подтверждает примерами из европейской истории, вассалы должны были сражаться, пока был жив и свободен их сюзерен. Гибель полководца или падение его знамени расценивались как поражение, и войско имело моральное право разбегаться или сдаваться. После того, как Дмитрий ушел в ряды простых воинов, все знали, что смерть воина в золотых доспехах или падение знамени не означает гибели Великого князя. Так что дружинники все равно будут биться.

Следующее объяснение необычного поведения заключается в том, что таким поступком он отдавал себя на Божий суд. Ведь он был предан анафеме и, хотя считал себя правым, хотя получил благословение Сергия Радонежского, все равно зерно сомнений должно было быть в его душе. Поэтому, уходя в ряды простых воинов, не только поднимал их дух, но и сам хотел получить ответ от высших сил, правильно ли он поступал. Если выживет в круговороте бойни – значит анафема пустая

538

формальность. Если нет, то, по крайней мере, он погибнет как простой воин, а его войско в бой поведут незатронутые проклятьем князья и бояре.

Именно такой точки зрения придерживается историк Лев Прозоров. В своем блоге249 он написал следующее: «Великий князь отлучен от церкви, его ставленник умер - что многими могло восприниматься как доказательство неугодности Митяя - и его покровителя! - Христу. Сам Дмитрий Иоаннович не мог не чувствовать себя более чем неуютно. Но Мамай и его орда не собирались считаться с этим. Орда шла на Русь. Орду надо было остановить - но как, если во главе войска стоит отлученный, неугодный богу князь-анафема?!

Сам князь Дмитрий, такой же средневековый христианин, как и большинство его подданных, не мог не думать об этом.

И вот, накануне битвы, великий князь решается на поразительный шаг. Он перелагает княжеские регалии на плечи друга, не задетого анафемой Киприана приближенного. Делается это в прямом смысле перед богом - перед ликом Спаса на черном250 московском знамени, ратной иконой Москвы. Теперь Христу не за что гневаться на московское войско - во главе его не отлученный, не анафема, а благоверный православный христианин. Сам же Дмитрий уходит простым воином в передний полк, отдавая себя на суд божий - не как князь, а как простой человек.

После боя, очнувшийся, он наверняка испытал большую радость, чем мы это представляем себе сейчас. Не просто лично он уцелел, не просто войско выиграло битву - бог явил волю, вседержитель рассудил, и признал его, Дмитрия, правым. Отлучение снято - снято волею высшею, чем воля митрополита и самого патриарха. Не только жизнь, не только победа - примирение с богом».

Как бы там ни было, Дмитрий Донской совершил подвиг, возглавив колонну, идущую во главе войска. Сильный боевой дух князя и готовность пожертвовать собой сыграли определенную роль – по войску пронеслось, что сам князь среди них, и это удвоило силы воинов и укрепило их боевой дух. Этот эффект был сродни тому, что испытали в 1941 году защитники Москвы, узнав, что Сталин остался в городе.

***

Утро было туманным, и несколько часов войска простояли, не видя противника, перекликаясь лишь звуками труб. Наконец, по словам

249http://smelding.livejournal.com/314734.html

250В одних источниках указывается черный цвет флага, а в других – чермный, т.е. красный. В каком случае ошибся переписчик, нам неизвестно, так что цвет московского знамени того времени - вопрос спорный.

539

летописца, «в третий час дня251» туман отступил и сражение началось. Воины двух гигантских армий увидели друг друга. Точной численности воинов, сошедшихся на этом поле, не знает никто. Разные авторы поразному подсчитывают состав армий и, естественно, получают цифры, разнящиеся в разы. Чтобы не утомлять читателей скучными подсчетами, скажу, что, по моему мнению, всего в битве участвовало около 80 тысяч воинов со стороны русских и около 90 тысяч со стороны Мамая.

Из татарских рядов выехал прославленный воин, которого наши летописцы называли печенегом Челубеем, и стал вызывать охотника сразиться с ним. Вызов принял Александр Пересвет. Два воина помчались навстречу и одновременно ударили друг друга копьями. Оба мгновенно погибли. Так началось великое сражение, навсегда изменившее Русь.

«Сказание…» дает нам яркую картину боя: «И сошлись грозно обе силы великие, твердо сражаясь, жестоко друг друга уничтожая, испускали дух не только от оружия, но и от ужасной тесноты — под конскими копытами, ибо невозможно было вместиться всем на том поле Куликове: было поле то тесное между Доном и Мечею. На том ведь поле сильные войска сошлись, из них выступали кровавые зори, а в них трепетали сверкающие молнии от блеска мечей. И был треск и гром великий от преломленных копий и от ударов мечей, так что нельзя было в этот горестный час никак обозреть то свирепое побоище. Ибо в один только час, в мановение ока, сколько тысяч погибло душ человеческих, созданий Божьих! Воля Господня свершается: час и третий, и четвертый, и пятый, и шестой твердо бьются неослабно христиане с погаными половцами.

Когда же настал седьмой час дня, по Божьему попущению и за наши грехи начали поганые одолевать. Вот уже из знатных мужей многие перебиты, богатыри же русские, и воеводы, и удалые люди, будто деревья дубравные, клонятся к земле под конские копыта: многие сыны русские сокрушены…

Поганые же стали одолевать, а христианские полки поредели — уже мало христиан, а все поганые. Увидев же такую погибель русских сынов, князь Владимир Андреевич не смог сдержаться и сказал Дмитрию Волынцу: «Так какая же польза в стоянии нашем? какой успех у нас будет? кому нам пособлять? Уже наши князья и бояре, все русские сыны, жестоко погибают от поганых, будто трава клонится!» И ответил Дмитрий: «Беда, княже, велика, но еще не пришел наш час: начинающий раньше времени вред себе принесет; ибо колосья пшеничные подавляются, а сорняки растут и буйствуют над благорожден-

251 Тогда отсчет дневных часов начинался с восхода солнца, следовательно, бой начался через три часа после рассвета.

540