П Ф. Шеллинг, т, 1 513
понятие треугольника заключает в себе все возможные треугольники, которые были, есть и будут, что оно независимо от их типов и одинаково применимо ко всем. В понятии же самом по себе и для себя хотя и содержится, как мы знаем, бесконечная возможность всех вещей, которые соответствуют ему в бесконечности времени, но только как возможность, вследствие чего оно, несмотря на то что ему дана полностью независимая от времени природа, тем самым все-таки не может еще считаться абсолютным. Л у д и а н. Действительно, так оно и есть. Бруно. Абсолютное мы определили как нечто, ни идеальное, ни реальное по своей сущности, ни как мышление, ни как бытие. По отношению же к вещам оно необходимо есть то и другое с одинаковой бесконечностью, ибо в отношении абсолютного, как мы сказали, все, что есть, будучи реальным, одновременно и идеально, будучи идеальным,– реально.
Л у ц и а н. Совершенно правильно. Б р у н о. Бесконечную идеальность мы можем определить как бесконечное мышление, а ему противоположить то, что ты назвал созерцанием.
Л у ц и а н. С этим я совершенно согласен. Бруно. Не следует ли полагать в бесконечном мышлении понятия всех вещей, а, поскольку каждое понятие по своей природе бесконечно, полагать эти понятия совершенно и вне всякого отношения ко времени бесконечными? Л у ц и а н. Да, придется.
Бруно. Следовательно, бесконечное мышление мы будем в противоположность созерцанию рассматривать как всегда самой себе равную, не состоящую ни в каком отношении ко времени бесконечную возможность всех вещей. Л у ц и а н. Необходимо.
Бруно. Но поскольку мышление и созерцание совершено едины в абсолютном, то и вещи выражены в нем как в высшем единстве мышления и созерцания не только посредством своих понятий бесконечными, но и посредством своих идей вечными, тем самым без какого-либо отношения, даже без отношения противоположения, ко времени и с абсолютным единством возможности и действительности. Ибо поскольку ты рассматриваешь отношение созерцания к мышлению так же, как другие,– отношение к мышлению бытия или реальности, то в созерцании, рассмотренном как бесконечное, реальное, содержится для бесконечного мышления возможность всех вещей, только вследствие абсолютного единства обоих непосредственно
514
с возможностью полагается и равная ей действительность; следовательно, поскольку понятия бесконечны и между понятием и созерцанием нет ничего, что бы их разъединяло, то в идеях должны быть выражены кроме понятий и созерцания вещей, а созерцания должны быть выражены полностью соответственно понятиям, тем самым бесконечно.
Л у ц и а н. Но разве мы сами не установили ранее, что
каждое созерцание определено другим созерцанием, которое в свою очередь определено другим, и так до бесконечности?
Бруно. Совершенно верно, ибо поскольку мы положили конечное как созерцание, то мы могли полагать причину только между созерцаниями.
Л у ц и а н. Но как же ты можешь согласовать с вечным бытием вещей в их идеях эту бесконечную определенность вещей друг другом, которая как будто относится только к временному наличному бытию?
Бруно. Посмотрим. Ты ведь полагаешь понятие бесконечным, созерцание – конечным, а то и другое едиными и совершенно нераздельными в идее или не так?
Л у ц и а п. Да, так.
Бруно. Но идею – как единственное само по себе
реальное?
Л у ц и а п. И это верно.
Бруно. Следовательно, по отношению к идее, т. е. истинно, ни бесконечное, ни конечное не есть нечто для себя и независимое от нашего различения. Так как каждое из них есть то, что оно есть, не само по себе, а только посредством того, что ему противоположно, то мы не можем ни отдать предпочтение одному перед другим, ни отказаться от одного ради другого.
Л у ц и а н. Это невозможно.
Бруно. Следовательно, если есть бесконечное, то в том, что мы положили как вечное, с этим бесконечным и нераздельно от него необходимо должно быть и конечное.
Л у ц и а н. Очевидно, так как в противном случае нам пришлось бы полагать одно бесконечное, а оно само бесконечно лишь в противоположении конечному.
Бруно. Однако ты ведь сказал, что конечное как таковое всегда необходимо есть определенное и в качестве этого определенного определено другим конечным, которое в свою очередь определено другим, и так до бесконечности.
Л у ц и а н. Верно. Бруно. Это уходящее в бесконечность конечное
515
положено, однако, в идее единым с самим по себе и для себя бесконечным и непосредственно связано с ним.
Л у ц и а н. Так мы признали.
Бруно. Но это само по себе и для себя бесконечное есть понятие?
Л у ц и а н. Согласен.
Бруно. Понятию же вообще не может быть равна или соответственна никакая иная конечность, кроме бесконечной.
Л у ц и а н. Это ясно.
Бруно. Но бесконечная во времени?
Л у ц и а н. Это, как мне кажется, невозможно; ибо то, что бесконечно вне зависимости от всякого времени, не может быть исчерпано временем, будь оно даже бесконечным, никакая бесконечность, которая тем времени, не может быть равна независимому от времени бесконечному или соответствовать ему.
Бруно. Следовательно, конечность безвременно бесконечна?
Луциан. По-видимому, надо сделать такой вывод.
Бруно. Но безвременно бесконечно ведь только понятие?
Луциан. Так мы приняли.
Бруно. Следовательно, безвременно бесконечна только такая конечность, которая бесконечна сама по себе и для себя, или по своей сущности.
Луциан. И это верно.
Бруно. Но конечность, бесконечная по своей сущности, никогда и никоим образом не может перестать быть конечной.
Луциан. Никогда.
Бруно. Далее, бесконечная не посредством времени, а сама по себе и для себя, она и при устранении времени не может перестать быть бесконечно конечной.
Луциан. Не может.
Бруно. Следовательно, она также не может перестать быть конечной сама по себе и потому, что она есть в абсолютном и безвременно наличное в нем.
Л у ц и а и. И потому. Однако, хотя это и не представляется мне не совсем неясным, я все-таки попрошу тебя развить твою мысль, ибо это один из самых темных предметов, которые не могут быть постигнуты сразу.
Бруно. Следовательно, мы обособили бесконечное мышление от идеи, в которой оно без опосредствования едино с конечным, только нашим различением. В аспекте
516
возможности в бесконечном мышлении все едино без различия времени и вещей, в аспекте действительности же оно не едино, а составляет множество и необходимо и бесконечно конечно. Однако не менее чем само по себе и для себя бесконечное и само по себе и для себя конечное превосходит всякое время, и так же, как оно не могло бы обрести бесконечность посредством времени, поскольку она исключена из него его понятием, так же оно не может лишиться своей конечности посредством отрицания времени. Следовательно, для того чтобы мыслить бесконечно конечное в абсолютном и у него, нет необходимости во времени, хотя и необходимо, чтобы бесконечно конечное, мыслимое обособленно от абсолютного, было распространено в бесконечное время. Однако в бесконечном времени оно не станет более бесконечно конечным, чем оно было бы по своей природе в мгновении, если бы в отношении к абсолютному оно могло быть хотя бы только в мгновении. Но это ты можешь приблизить к созерцанию следующим образом.
Основание существования всякого конечного как такового заключается не в нем самом, но необходимо вне его; следовательно, оно есть действительность, возможность которой заключена в другом. Вместе с тем оно получает от бесконечно многого другого только возможность без действительности, и именно поэтому оно необходимо и до бесконечности несовершенно. В отношении абсолюта, однако, это совершенно немыслимо. Ибо в нем, поскольку мы имеем в виду форму, одинаковую с самой сущностью, реальное, правда, но своему понятию необходимо и вечно противоположно идеальному, как отражение – образу, и, хотя оно по своему понятию необходимо конечно, реально же или на деле оно абсолютно равно идеальному. Поэтому, если ты рассматриваешь конечное только в его понятии, то оно необходимо и до бесконечности единично, и, будучи само действительностью, возможность которой заключена в другом, оно само в свою очередь содержит бесконечную возможность других единичных вещей, которые по той же причине содержат также бесконечную возможность других единичных вещей, и так до бесконечности. Если же рассматривать его реально, т. е. в абсолютном единстве с бесконечным, то, во-первых, с бесконечной возможностью других единичных вещей, которая в нем содержится, непосредственно связана действительность, и, далее, на том же основании с ним самим в качестве действительного связана его возможность; следовательно, все, поскольку оно в Боге, само абсолютно вне всякого времени и обладает
517
вечной жизнью. Единичное же именно потому и есть единичной и обособляется, что содержит только возможность других без действительности или само содержит действительность, возможность которой не находится в нем. Но, какое бы конечное и с каким бы различием между его возможностью и действительностью ты ни положил, подобно тому как вместе с бесконечной возможностью всего тела, которая присуща каждой части органического тела, применительно к ней непосредственно положена без всякого отношения ко времени и действительность и, наоборот, каждая отдельная органическая часть тела обладает своей возможностью не перед собой или вне самой себя, а непосредственно с собой в других, так же и в конечном, поскольку оно заключено в абсолютном, не отделена ни действительность от его возможности, ни его возможность от действительности. Следовательно, ближе всего к способу всех известных и зримых конечных вещей пребывать в бесконечном – тот способ, посредством которого единичное в органическом теле связано с целым; так же, как отдельная часть не положена в органическое тело в качестве отдельной, и единичное не положено в абсолютное в качестве единичного, и как органическая часть посредством того, что она, рассмотренная реально, не единична и не перестает быть идеальной или самой для себя единичной, так и конечное, поскольку оно содержится в абсолюте. Поэтому отношение единичного к единичному в абсолюте не есть отношение причины и действия, а подобно отношению части органического тела к другой единичной его части; отличие лишь в том, что в абсолютном связь конечного с бесконечным бесконечно более совершенна, чем та, которая существует в органическом теле, ибо всякое органическое тело обладает еще возможностью, действительность которой находится вне его и к которой оно относится как причина к действию; оно также – лишь отражение некоего прообраза в абсолюте, в котором со всякой возможностью связана ее действительность, а именно поэтому со всякой действительностью – ее возможность.
Именно потому, что истинный универсум преисполнен абсолютной полноты, что в нем нет ничего вне другого, раздельного, что все абсолютно едино и друг в друге, он в своем отражении необходимо растягивается на безграничное время, подобно тому как единство возможного и действительного, пребывающее в органическом теле вне времени, будучи растянуто в отражении, потребовало бы
518
для своего становления время, которое не могло бы иметь ни начала, ни конца. Следовательно, конечное само по себе никогда не находится вне абсолюта и не есть единичное только для самого себя, ибо то, что в конечном идеально без времени, в абсолюте также и реально, и если названное отношение возможности есть отношение причины к действию, то конечное само полагает себе это отношение, и если это отношение не лишено времени, то конечное само полагает себе свое время, причем то, которое содержится . в нем только как действительность без возможности,– в качестве прошлого, а то, которое содержится в нем только как возможность без действительности,– в качестве будущего; следовательно, то, что полагает свое время, есть свое понятие или определенная отношением к единичному реальному возможность, которая в нем содержится и определенность которой исключает как прошлое, так и будущее. Следовательно, в абсолюте, напротив, бытие и небытие непосредственно связаны. Ибо в вечном и несуществующие вещи, и понятия этих вещей содержатся так же, как существующие вещи и понятия этих вещей, т. е. вечно. Вместе с тем и существующие вещи и их понятия содержатся в абсолюте таким же образом, как несуществующие вещи и их понятия, а именно в их идеях. Всякое же иное существование – лишь видимость.
Ни одно понятие единичного не отделено в Боге от понятия всех вещей, которые суть, были или будут, ибо эти различия по отношению к нему самому не имеют значения. Так, например, бесконечная возможность в понятии человека соединена в нем не только с бесконечной действительностью всех остальных людей, но и со всем тем, что из этой возможности в качестве действительной проистекает; поэтому в нем прообраз жизни единичного чист и ясен и значительно блаженнее собственной жизни единичного, так как то, что в единичном являет себя нечистым и смутным, созерцаемое в вечном существе, служит совершенству и божественности целого.
Таким образом, друг мой, если мы постигнем истинный и высший смысл того единства, которое ты сам установил, то искать его мы будем отнюдь не в конечном познании, но уверуем в то, что оно безгранично возвышается над ним. В существе того единого, которое не есть ни та ни другая из противоположностей, мы познаем вечного и незримого отца всех вещей; никогда не выходя за пределы своей вечности, он в едином акте божественного познания охватывает бесконечное и конечное: бесконечное есть дух, единство
519
всех вещей, конечное же, само по себе, правда, равное бесконечному, посредством своей собственной воли есть страдающий и подчиненный условиям времени Бог. Каким образом эти три могут быть едины в одном существе и как конечное в качестве конечного, однако без времени, может пребывать в бесконечном, я, как мне кажется, уже показал.
Л у ц и а н. Друг, ты ввел нас глубоко в природу непостижимого; но хотел бы я знать, как ты вернешься оттуда к сознанию, после того как ты далеко перенесся за его пределы.
Бруно. Хотя я и не знаю, дорогой, следует ли воспринимать твои слова о том, что я перенесся, как ты это называешь, за пределы сознания, как упрек, я это упреком не считаю; ведь скажи прежде всего, совершил ли я что-либо иное помимо идею, которую превратил в принцип, в ее высшем смысле?
Л у ц и а н. Ничего иного ты действительно не совершил, но то, что ты совершил, приводит к тому, что единство перестает быть принципом знания, а тем самым, как мне кажется, и принципом философии, которая есть наука о знании.
Бруно. В этом я готов с тобой согласиться, только боюсь, не понимаешь ли ты знание как некое подчиненное знание, которое поэтому и требует подчиненного принципа. Поэтому скажи нам прежде всего, в чем ты ищешь знание?
Л у ц и а п. Я полагаю знание в том единстве мышления и созерцания, из которого мы исходили.
Б р у н о. И определяешь это единство также как начало знания?
Л у ц и а н. Да.
Бруно. Рассмотрим же, друг, как ты мыслишь это единство в качестве принципа знания и в качестве самого знания. Поэтому прошу тебя, скажи мне прежде всего, мыслишь ли ты идеальное и реальное в знании столь же единым, как мы определили это в абсолюте, или же предполагаешь, что это единство в принципе знания носит иной характер? Такой же характер? Тогда мы с тобой не расходимся, и ты будешь в этом случае утверждать, говоря о принципе знания, то же, что мы утверждаем об абсолюте; однако тогда ты будешь согласен со мной, но не с самим собой. Ибо если для тебя в принципе знания выражено то же абсолютное единство, которое для нас выражено в абсолюте, то ты перенесешься с самим знанием за пределы знания и сознания.
Л у ц и а н. Ты упускаешь из виду, что мы познаем
520
единство, поскольку оно есть принцип знания, правда, как абсолютное, но как абсолютное именно только в его отношении к самому знанию и в качестве принципа знания.
Бруно. Не знаю, понимаю ли я тебя. Знание в качестве единства мышления и созерцания есть сознание. Но принцип сознания есть то же единство, только мыслимое чисто и абсолютно; оно есть абсолютное сознание, напротив, первое – производное, или обоснованное, сознание. Или твое мнение сводится к тому, что у нас нет основания выходить в философствовании за пределы чистого сознания, данного в сознании обоснованном, или вообще рассматривать чистое сознание иначе чем в его отношении к сознанию, принцип которого оно есть?
Л у ц и а и. Это в самом деле мое мнение.
Бруно. ты необходимо утверждаешь, что единство в обоснованном сознании иное, чем в абсолютном.
Л у ц и а н. Столь же необходимо, как вообще необходимо, чтобы единство в принципе было иным, чем в том, принцип чего оно есть.
Бруно. Но единство в абсолютном сознании то же, что и в абсолютном, рассмотренном само по себе. Л у ц и а н. Верно.
Бруно. Но единство в абсолютном мы мыслили абсолютным?
Луциан. Конечно.
Бруно. Следовательно, единство в знании не абсолютным.
Л у ц и а и. Да.
Бруно. Тем самым относительным. Л у ц и а н. Ты совершенно нрав.
Бруно. Но если относительным, то необходимо мыслить идеальное и реальное различимыми. Л у ц и а н. Необходимо.
Бруно. Но мы ведь мыслили их в абсолютном неразличимыми, полностью неразличенными. Л у ц и а н. Так мы мыслили их.
Бруно. Но если неразличимыми, совершенно едиными, то не может быть определения, посредством которого одно, например идеальное, полагалось бы как идеальное так, чтобы тем же определением и другое, реальное, не было положено как реальное и наоборот. Л у ц и а н. Это невозможно отрицать. Бруно. Следовательно, уже никогда не будут положены ни чистое идеальное, ни чистое реальное?
521
Л у ц и а н. Никогда.
Бруно. А всегда лишь относительное единство обоих? Л у ц и а н. Бесспорно.
Бруно. Следовательно, так же как оба они едины в вечном, так и отделиться они могут от абсолютного единства только одно вместе с другим, реальное – только вместе с идеальным, идеальное – только вместе с реальным? Где этого нет, там не полошено ни одно, ни другое, но абсолютное единство обоих. Ты с этим согласен?
Л у ц и а н. Безусловно.
Бруно. Тогда ты согласишься и с неизбежностью того, что как только вообще положено относительное единство, например реальное обособляется от идеального, непосредственно и необходимо посредством своего отношения. Как обособленное и противоположное ему, т. е. идеальное, что, следовательно, как только вообще мы отвлекаемся от абсолютного единства, то высшее единство необходимо должно явить себя разделенным в двух пунктах – в одном посредством реального будет положено идеальное, в другом – посредством идеального реальное как таковое.
Луциан. Все это бесспорно. К тому же можно и непосредственно доказать, что как только вообще полагается сознание, пусть даже мое собственное, то произведенное тобой разделение становится необходимым.
Бруно. Но знание есть относительное единство?
Луциан. Так мы предположили.
Бруно. Следовательно, ему противостоит иное единство.
Луциан. Согласен и с этим.
Бруно. Как ты назовешь то, что противостоит знанию, следовательно, то, чего я не знаю?
Луциан. Бытием.
Бруно. Следовательно, бытие, как и знание, есть относительное единство.
Луциан. Такой вывод как будто напрашивается.
Бруно. Следовательно, так же как знание не есть чистая идеальность, бытие не есть чистая реальность.
Луциан. Верно.
Бруно. Однако ни одно из этих двух единств не есть нечто само по себе, ибо каждое из них есть лишь посредством другого.
Луциан. По-видимому, так.
Бруно. Это очевидно; ведь ты так же не можешь полагать знание, не полагая непосредственно одновременно
522
и бытие, как и бытие, не полагая одновременно и знание.
Луциан. Это очевидно.
Бруно. Следовательно, ни одно из двух единств не может быть принципом другого.
Луциан. Ни одно.
Бруно. Ни знание, поскольку оно есть относительное единство,– принцип бытия, ни бытие, поскольку оно есть относительное единство,– принцип знания.
Луциан. Согласен.
Бруно. Следовательно, ни одну из этих определенностей ты не можешь растворить в другой, ибо каждая из них существует и исчезает с другой, так что, устраняя одну, ты уничтожаешь и другую.
Луциан. Конечно, я и в мыслях не имел этого.
Бруно. Ты хочешь оба растворить к абсолютном сознании.
Луциан. Действительно.
Бруно. Но абсолютное сознание есть единство лишь постольку, поскольку ты видишь в единстве принцип определенного относительного единства, которое есть знание.
Луциан. Конечно.
Бруно. Однако нет основания рассматривать абсолютное единство как принцип преимущественно одного из двух относительных единств, например знания, и снимать в рассмотренном таким образом единстве относительные противоположности; ибо оно есть одинаково принцип обоих, и ты либо рассматриваешь его так же по отношению к знанию, как само по себе,– тогда нет основания вообще ограничивать его этим отношением, либо рассматриваешь его не само по себе – тогда с равным основанием можно рассматривать его по отношению к противостоящему относительному единству, которое столь же реально, как и первое, и имеет такое же происхождение. Почему же ты, вместо того чтобы познавать это единство только по отношению к знанию, не считаешь его всеобщим, вездесущим, всеобъемлющим и не распространяешь его на все? Только тогда я поверю, что ты в самом деле познаешь его само по себе и обладаешь его интеллектуальным созерцанием, если ты освободишь его и от отношения к сознанию. В вещах ты видишь только искаженные образы абсолютного единства, и даже в знании, поскольку оно – относительное единство, ты видишь также только смещенный в другом направлении образ того абсолютного познания, в котором бытие столь же не определено мышлением, как мышление – бытием. Луциан. В этом, друг мой, мы могли бы прийти
523
к согласию, ибо и мы свели философию к сознанию лишь потому, что противоположности знания и бытия, иди, как бы их еще ни называли, вне сознания не имеют истины, что в обособлении от сознания бытие как таковое так же не есть, как не есть знание как таковое. Поскольку на смещении или относительном разделении и восстановлении этого единства, как ты сам говоришь, покоится все то, что вообще считают реальным, а само это разделение только идеально и совершается в сознании, то ты видишь, почему это учение есть идеализм,– не потому, что оно определяет реальное идеальным, а потому, что оно видит саму их противоположность только идеальной.
Бруно. Это я, конечно, понимаю.
Л у ц и а н. Однако, о друг, мы, правда, пришли к согласию в вопросе о том, что это разделение по отношение к высшей идее лишено истины, но ты еще совсем не объяснил, даже не коснулся того, как этот выход из вечного, с которым связано сознание, сам может быть понят не только как возможный, но и как необходимый.
Бруно. Ты вправе требовать от меня, чтобы я высказал свое мнение об этом. Ибо, полагая, что абсолютное единство уже изначально познается в его отношении к относительному единству знания, ты оставляешь нерешенным вопрос, который есть лишь частный случай общего исследования происхождения конечного из вечного. Следовательно, твое мнение, достойный друг, сводится, по-видимому, к тому, что я, отправляясь от точки зрении вечного и не предполагая ничего, кроме высшей идеи, прихожу к происхождению действительного сознания и к положенным одновременно с ним обособлению и разделению. Ибо и это разделение вместе с тем, что полагается с ним, вновь заключено в этой идее, и, как бы единичное ни расширяло сферу своего наличного бытия, идея все-таки держит и заключает в себе ту вечность, и никому не дано переступить железное кольцо, положенное вокруг всего.
Вспомни, что в высшем единстве, рассматриваемом нами как священная бездна, из которой все исходит и в которую все возвращается, по отношению к которой сущность есть форма, а форма – сущность, мы полагаем, правда, прежде всего абсолютную бесконечность, но не противоположно, а совершенно соразмерно ей, как удовлетворяющее ее, не будучи само ограничено и не ограничивая ее, безвременно наличное и бесконечное конечное, оба как одну вещь, различаемую и различенную только в являющемся, по существу совершенно единую, но по понятию вечно различную,
524
подобно мышлению и бытию, идеальному и реальному. Однако в этом абсолютном единстве, поскольку в нем, как было показано, все совершенно и само абсолютно, ничто не отличается от другого, ибо вещи отличаются друг от Друга только своим несовершенством и границами, полагаемыми им различием сущности и формы,– в этой все совершеннейшей природе форма всегда равна сущности, так как конечное, которому только и присуще относительное различие обеих, содержится в самом абсолютном единстве не как конечное, а как бесконечное без всякого
различия обеих.
Однако, поскольку конечное, хотя оно реально полностью равно бесконечному, все-таки идеально не перестает быть конечным, в этом единстве содержится также различия Р.С9У. форм но в нем самом не отделенное от не различенности и, следовательно, по отношению к нему самому неразличенное, однако содержится оно таким образом, что каждое единичное может брать из него для самого себя свою собственную жизнь и, правда идеально, переходить в различенное существование. Таким образом, в этом вечном единстве, как в бесконечном зародыше, покоится универсум со всем преизбытком своих образов, с богатством жизни и полнотой своих во времени бесконечных, здесь же просто наличных развитии; покоятся в вечном единстве прошедшее и будущее; оба бесконечные для конечного, пребывают они здесь вместе, нераздельно, под общей оболочкой. Каким образом в этой абсолютной вечности, которую мы вместе с другими можем называть и вечностью разума, содержится конечное, не переставая быть для себя конечным, я, друг мой, достаточно пояснял раньше. Следовательно, если конечное, будучи для себя конечным, тем не менее пребывает в бесконечном, то оно в качестве конечного, тем самым, правда, не в отношении к бесконечному, а для самого себя, есть относительное различие идеального и реального и полагает этим различием, во-первых, само себя и свое время, затем и действительность всех вещей, возможность которых содержится в его собственном понятии.
Однако это ты поймешь непосредственно из того, что ты сам допустил ранее, а именно что единство мышления и созерцания вездесуще, всеобще, из чего следует, что нет ни вещи, ни существа, которые могли бы быть без этой нераздельности, что каждое пребывает как это определенное только при определенном равенстве мышления и созерцания; а после того, как ты определил одно как