Классики / Современная / Неокантианство / Кассирер / Натуралистическое и гуманистическое обоснование философии

ибо он, несмотря на весь эмпиризм и агностицизм, в основах своей системы еще совершенно “наивный” метафизик. Од­нако критическая проработка предпосылок самого биоло­гического познания должна была вскоре изменить ситуацию и обнажить новые проблемы. Она с необходимостью пока­зала, сколь мало чисто каузальная теория развития может обеспечить доказательство какого-либо “прогресса” в при­роде и в человеческой истории. Если при этом следовать требованиям научной объективности во всей их строгости, не оставалось ничего, кроме отречения, подчинение кото­рому в контрасте с напряженными первоначальными ожи­даниями постоянно вызывало ощущение разочарования.

Какие из всего этого следуют выводы? Следует ли ви­нить науку в том, что она не оправдала наших надежд и не исполнила своих обещаний? И следует ли вслед за этим, как это часто и с большой легкостью происходит, объявлять о “банкротстве” науки? Это было бы поспешно и глупо; ведь не вина науки, если она не в состоянии дать ответ на не­правильно поставленный вопрос. А как раз постановка про­блемы была ошибочной и требование было неправомерным, когда от науки требовали, чтобы она не только учила нас объективным законам действительности во все более ясной и точной форме, но и чтобы она, помимо этого, давала пред­сказания о своем собственном будущем и будущем чело­веческой культуры. Такое предопределение — это следует признать и с этим следует считаться — не получить ни путем эмпирико-индуктивным, ни путем диалектико-спекулятивным. Однако этот род “предопределения” стал для нас все более проблематичным не только в области духовной, но и в области природы. И в этой области приходится все больше отдаляться от идеала полной предсказуемости в том виде, как его представляет (дух Лапласа). Это никоим об­разом не означает отказа от понятия причинности; однако он получает другую и более удовлетворительную с точки зрения гносеологии трактовку²³. Уже в рамках классической физики критически настроенные физики вроде Гельмгольца заявляли, что от естествоиспытателя как такового нельзя ни ожидать, ни требовать доказательства принципа причин­ности в обычном смысле. Потому что всякое эмпирическое доказательство — а только о нем может идти речь примени­тельно к естествознанию — затянуло бы нас в порочный круг. Однако это, полагает Гельмгольц, не может помешать науке идти дальше по своему пути. Ей можно посоветовать только одно, а именно: “Доверяй и действуй!”. Научному исследо­ванию необходимо принимать принцип причинности в каче­стве действующего имманентного правила и следить за тем, насколько ей удастся в ходе своего продвижения наполнить это правило все более богатым конкретно-эмпирическим со­держанием и тем самым подтвердить и упрочить его²⁴.

Если это верно для физика, то в еще более точном и резком смысле это верно для всех гуманитарных наук. Бу­дущий облик культуры не предугадать и не предопределить в полной мере всем нашим эмпирическим знанием о ее ис­торическом прошлом и настоящем. И философии не дано произвольно перешагнуть эту границу нашего эмпирического познания. Она стремится, будучи критической философией, познать общие базовые направления культуры; она стремит­ся достичь понимания универсальных принципов “формооб­разования” вообще. Но и она не может пророчествовать, и менее всего в том, что касается не только физического бытия, но и человеческих деяний. Деяние познается лишь в своем собственном осуществлении и осознается лишь через заключенную в нем возможность. Оно не привязано изначально к определенному, ясно очерченному кругу воз­можностей, а должно постоянно искать и создавать себе возможности. Этот поиск и это творение удаются подлинно великим, поистине творческим личностям. Постоянно возни­кающее беспокойство о судьбе и будущем культуры неиз­бежно сопровождает критическую философию культуры. Она должна признать границы исторического детерминизма, границы возможностей, рассчитать заранее ход событий. Все, что можно в связи с этим сказать, так это то, что куль­тура будет существовать и развиваться, пока не иссякнут формообразующие силы, которые в конечном итоге должны исходить от нас. Такое предсказание вполне возможно, и только оно действительно значимо для нас самих, для наших собственных действий и для наших собственных решений. Ибо хотя оно и не дает нам заранее уверенности в дости­жимости объективной цели, оно все же открывает нам перед лицом этой цели нашу собственную, субъективную ответст­венность. И тогда в этом аспекте даже наше незнание при­обретает не только негативное, но и решающее позитивное значение. Гегель намеревался дать в своей философии исто­рии окончательное умозрительное свидетельство того, что разум является субстанцией и бесконечной силой. Нам же после него не остается в этом вопросе ничего другого, как признать, что разум “не настолько бессилен, чтобы претен­довать только на идеал, только на долженствование”. Такая форма доказательства утратила силу, критика основ системы Гегеля лишила ее всякой почвы. Если же от гегельянского по­нимания идеи вернуться к кантианскому, от идеи как “абсо­лютной силы” к идее как “бесконечной задаче”, то придется все же отказаться от умозрительного оптимизма гегельянской концепции истории. Однако вместе с тем мы избежим и фа­талистического пессимизма с его ужасными пророчествами и видениями катастроф. Снова освобождается путь для деятель­ности, чтобы принимать решение, исходя из своих сил и своей ответственности, и ясно, что то, каким будет это решение, оп­ределит направление развития и будущее культуры.

Примечания

1. Kant. Grundlegung zur Metaphysik der Sitten. S.W. (Ausg. Cassirer IV, 243).

² Schelling. Darstellung meines Systems der Philosophic, § 14. S. W. IV, 120.

³ Schelling. System des transzendentalen Idealismus. 6. Hauptabschnitt, § 3. S. W. Ill, 628.

⁴ Litt. Individuum und Gemeinschaft. Grundlegung der Kulturphilosophie, 2. Aufl. Leipzig; Berlin, 1924, S. 153.

⁵ Liebmann. Die Klimax der Theorien. Eine Untersuchung aus dem Bereich der allgemeinen Wissenschaftslehre. Strassburg, 1884, S. 87 ff.

⁶ См. мою работу: “Determinismus und Indeterminismus in der modernen Physik. Historische und systematische Studien zum Kausalproblem”. // Goteborgs Hogskolas Arsskrift 1936: 3.

⁷ Подробнее см.: Irving Babbitt. The masters of modern French criticism. Boston; New York, 1912.

⁸ Taine. Histoire de la litterature anglaise. Introduction. 8^е ed. Paris 1892, p. IX ss.

⁹ О понятии “fatalite modifiable” у Конта см. Troeltsch. Der Historismus und seine Probleme. Tubingen, 1922, S. 390 ff.

¹⁰ Выражение принадлежит Гёте, см. Maximen und Reflexionen. Hrsg. von Max Hecker. Schriften der Goethe-Gesellschaft. Band. 21. Weimar, 1927, Mr. 494.

11. Разговор с Эккерманом от 6 мая 1827 г.: Goethes Gesprache. Hrsg. von Flodoard Frh. v. Biedermann. Leipzig, 1910, III, 394.

¹² Humboldt. Ober die Verschiedenheit des menschlichen Sprachbaues. Gesammelte Schriften. Akademieausgabe, Bd. VII, Berlin, 1907, S. 125.

¹³ Uber die Aufgabe des Geschichtsschreibers. // Gesammelte Schriften IV, S. 52 f.

14. Taine. Histoire de la litterature anglaise, p. V f.

¹⁵ Hegel. Samtliche Werke, IX, S. 22 f.

¹⁶ Taine. Vie et correspondance. 4 vols., 1903-1907, II, 30; ср. Babbitt. The masters of modern French criticism, p. 224 s.

¹⁷ Histoire de la litterature anglaise, V, p. 410.

¹⁸ Ср.: Walther Kuchler. Ernest Renan, der Dichter und der Kunstler. Gotha, 1921, S. 195.

19. См.: Babbitt. Указ. соч., р. 111.

²⁰ Taine. Les origines de la France contemporaine. 12 ed. Paris, 1882, Preface, c. V.

²¹ Taine. Histoire de la litterature anglaise. IV, p. 130.

²² Troeltsch. Der Historismus und seine Probleme. Tubingen, 1922, S. 421.

²³ Более подробно об этом см. мою работу: Determinismus und Indeter-minismus in der modernen Physik // Goteborg Hogskolas Arsskrift, 1936: 3.

²⁴ Helmholtz. Die Tatsachen in der Wahrnehmung (1878) // Vortrage und Reden. 4. Aufl. Braunschweig, 1896, S. 244.

Комментарии

Перевод с немецкого языка выполнен С.А. Ромашко по первому из­данию: Cassirer E. Naturalistische und humanistische Begrundung der Kulturphi-losophie. Goteborg, 1939. (Goteborgs Kungl. Vetenskaps- och Vitterhets-'Samhalles handlingar; ser. A, bd. 7, N 3). На русский язык переводится впе­рвые.