Добавил:
vk.com Если у вас есть претензии, касающиеся загруженных файлов - пишите в ВК vk.com/id16798969 я отредактирую или удалю файл. Опубликованные файлы сделаны мной, и некоторыми другими студентами ФФиЖ\ИФИЯМ КемГУ (за что им выражаю огромную благодарность) Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

1 курс, 2 семестр / Ответы к билетам / Буало - Поэтическое искусство

.pdf
Скачиваний:
325
Добавлен:
08.05.2018
Размер:
392.5 Кб
Скачать

25. Теория классицизма в "Поэтическом искусстве" Буало.

Биография: Никола Буало-Депрео — французский поэт, критик, теоретик классицизма.

Получил основательное научное образование, изучал сначала правоведение и богословие, но потом исключительно предался изящной словесности. На этом поприще он уже рано приобрел известность своими «Сатирами» (Пар., 1660). В 1677 году Людовик XIV назначил его своим придворным историографом, вместе с Расином, сохранив своё расположение к Буало, несмотря на смелость его сатир.

Лучшими сатирами Буало-Депрео считаются 8-я («Sur l’homme») и 9- я («A son èsprit»). Кроме того, он написал множество посланий, од, эпиграмм и т. д. Но выдающимся значением в истории французской литературы Никола Буало обязан своей дидактической поэме в 4-х песнях: «L’art poétique», которая является наиболее полным выражением положений ложно-, или новоклассической, школы. Буало исходит из убеждения, что в поэзии, как и в других сферах жизни, выше всего должен быть поставлен, разум, которому должны подчиниться фантазия и чувство. Как по форме, так и по содержанию поэзия должна быть общепонятна, но легкость и доступность не должны переходить в пошлость и вульгарность, стиль должен быть изящен, высок, но, в то же время, прост и свободен от вычурности и трескучих выражений.

Как критик, Никола Буало-Депрео пользовался недосягаемым авторитетом и оказал громадное влияние на свой век и на всю поэзию XVIII ст., пока на смену ей не явился романтизм. Он с успехом низвергал раздутые знаменитости того времени, осмеивал их жеманство, сантиментальность и вычурность, проповедовал подражание древним, указывая на лучшие образцы тогдашней французской поэзии (на Расина и Мольера), и в своем «Art poétique» создал кодекс изящного вкуса, который долгое время считался обязательным в французской литературе («Законодатель Парнаса»). Таким же бесспорным авторитетом Буало являлся и в русской литературе конца XVIII ст. Наши представители псевдокласизма не только слепо следовали правилам литературного кодекса Буало, но и подражали его произведениям (напр. сатира Кантемира «К уму моему» есть сколок «A son èsprit» Буало).

Нельзя не отметить в характере Буало ещё одну черту — то, что вследствие увечья, случившегося ещё в детстве, Буало никогда не знал женщин (на это увечье намекает малопристойная эпиграмма Пушкина «Не хочешь ли узнать, моя драгая…»). Этим объясняется ставившаяся ему часто в упрек сухость, отсутствие теплых тонов в его поэзии, нападки на любовь и женщин и общий сдержанный, холодный характер стиля. (а вот это как раз самое интересное =), только странное это стихо Пушкина…

Стихотворный трактат Никола Буало-Депрео «Поэтическое искусство» впервые был опубликован 7 июля 1674 года в составе сборника «Избранные произведения г-на Д***».

«Поэтическое искусство» представляет собой систематическое изложение общих принципов и частных положений, составляющих теорию классицизма.

Над «Поэтич. Искусством» Б. работал 5 лет, Он изложил свои теоритеческие принципы в стихотворной форме. Каждый тезис подкрепляется конкретными примерами из современной поэзии.

«П.и.» делится на 4 песни. В первой перечисляются общие требования, предъявляемые к истинному поэту:

талант,

правильный выбор свежего жанра,

следование законам разума,

содержательность поэтического произведения.

Б. делает вывод: не увлекаться внешними эффектами, растянутыми описаниями. Дисциплина мысли, самоограничение, разумная мера и лаконизм – его принципы. В качестве отрицательных примеров он приводит «разнузданный бурлеск» и преувеличенную образность барочных поэтов. Б. иронизирует над поэтич. принципами Ронсара и противопоставляет ему Малерба:

Но вот пришел Малерб и показал французам Простой и стройный стих, во всем угодный музам. Велел гармонии к ногам рассудка пасть

И, разместив слова, удвоил тем их власть.

В этом предпочтении Малерба Ронсару сказалась избирательность и ограниченность классицистического вкуса Б.

К моменту вступления Буало в литературу классицизм во Франции уже успел утвердиться и стать ведущим направлением. Трактат “Поэтическое искусство” является кульминационным моментом в истории развития классицистической теории, завершением теоретических исканий и споров, долгое время занимавших французских писателей. Буало кодифицировал эстетические положения, выдвинутые несколькими поколениями теоретиков французского классицизма. Он опирался на достижения Шаплена, д`Обиньяка, Рапена и других представителей французской эстетической мысли XVII века. Не стремясь к абсолютной оригинальности, он фиксировал уже установившиеся у классицистов взгляды, однако изложил их в настолько живой, яркой и эпиграммически четкой форме, что потомство целиком приписало эти взгляды ему. Например, А.С. Пушкин называл Буало «Законодателем французской пиитики».

«Поэтическое искусство» написано по образцу «Науки поэзии» Горация.

Незыблемым, непререкаемым и универсальным авторитетом был для классицистов человеческий разум, а его идеальным выражением в искусстве представлялась классическая древность. В героике древнего мира, освобожденной от конкретно-исторической и бытовой реальности, теоретики классицизма видели высшую форму отвлеченного и обобщенного воплощения действительности. Отсюда вытекает одно из основных требований классической поэтики – следование античным образцам в выборе фабулы и героев: для классической поэзии (в особенности для ее основного жанра –

трагедии) характерно многократное использование одних и тех же традиционных образов и сюжетов, почерпнутых из мифологии и истории древнего мира.

Нормативный характер классической поэтики выразился и в традиционном разделении поэзии на жанры, обладающие совершенно четкими и определенными формальными признаками. Вместо целостного отражения сложных и конкретных явлений реальной действительности классическая эстетика выделяет отдельные стороны, отдельные аспекты этой действительности, отводя каждому из них свою сцену, свою определенную ступень в иерархии поэтических жанров: повседневные человеческие пороки и слабости рядовых людей являются достоянием «низких» жанров – комедии или сатиры; столкновение больших страстей, несчастья и страдания великих личностей составляют предмет «высокого» жанра – трагедии.

Третья, самая обширная и важная, песнь «Поэтического искусства» посвящена анализу крупных жанров – трагедии, эпопеи и комедии. Буало установил рамки каждого из них и строго узаконил жанровую специфику.

Справилом трех единств связан вопрос о соотношении в литературном произведении реального факта и художественного вымысла. Вопрос заключается в том, что должен изображать писатель: факты исключительные, из ряда вон выходящие, но зафиксированные историей, или события вымышленные, но правдоподобные, соответствующие логике вещей и отвечающие требованиям разума?

Проблему правды и правдоподобия Буало решает в духе рационалистической эстетики. Критерием правдоподобия он считает не привычность, не обыденность изображаемых событий, а их соответствие универсальным и вечным законам человеческого разума. Фактическая достоверность, реальность совершившегося события далеко не всегда тождественна художественной реальности, которая предполагает внутреннюю логику событий и характеров. Если изображаемый реальный факт вступает в противоречие с законами разума, то закон художественной правды оказывается нарушенным и зритель отказывается принять «правдивый», но неправдоподобный факт который представляется его сознанию абсурдным и невероятным.

Однако творческая самостоятельность поэта проявляется в трактовке характера, в истолковании традиционного сюжета соответственно той моральной идее, которую он хочет вложить в свой материал.

Трактовка характеров и сюжета должна соответствовать этическим нормам, которые Буало считает разумными и общеобязательными. Поэтому всякое любование уродствами человеческих характеров и отношений является нарушением закона правдоподобия и неприемлемо как с этической, так и с эстетической точки зрения. Поэтому, используя традиционные сюжеты и характеры, художник не может ограничиться голым изображением фактов, засвидетельствованных историей или мифом: он должен критически подойти к ним и, если нужно – отбросить некоторые из них совсем или переосмыслить в соответствии с законами разума и этики.

Спонятием правдоподобия в эстетике Буало тесно связан принцип обобщения: не единичное событие, судьба или личность способны заинтересовать зрителя, а лишь то общее, что присуще человеческой

природе во все времена. Только изобразив в конкретном человеческом характере общечеловеческое начало, можно приблизить его «исключительную судьбу», его страдания к строю мыслей и чувств зрителя, потрясти и взволновать его.

Трудно переоценить значение, которое имело это произведение в конце XVII века и на протяжении всего последующего столетия. Оно стало манифестом классицизма, установившим незыблемые правила и законы поэтического творчества.

26. Понятие разума и природы в "Поэтическом искусстве".

Если честно, то мне ничего не остается, как сделать небольшие выдержки из моего билета про классицизм, потому что трактат Буало – это и есть основа классицизма, это и есть его свод законов. Ну и ряд цитат из «Поэтического искусства» привести.

«Поэтическое искусство» (1674) – наиболее полный и авторитетный свод классицистических законов, получивший на все время господства классицизма в литературе всеевропейское значение. Делится на 4 песни. В первой перечисляются общие требования, предъявляемые к истинному поэту: талант, правильный выбор своего жанра, содержательность поэтического произведение, следование законам

разума.

Верховным «судьей» прекрасного классицисты объявили «хороший вкус», обусловленный «вечными и неизменными» законами разума. Образцом и идеалом воплощения законов разума и, следовательно, хорошего вкуса классицисты признавали античное искусство, а поэтики Аристотеля и Горация истолковывались как изложение этих законов.

Признание существования вечных и объективных, т.е. независимых от сознания художника, законов искусства, влекло за собой требование строгой дисциплины творчества отрицание «неорганизованного» вдохновения и своевольной фантазии:

Пишите не спеша, наперекор приказам: Чрезмерной быстроты не одобряет разум, И торопливый слог нам говорит о том, Что стихотворец наш не наделен умом.

Предпочтение разума чувству, рационального – эмоциональному, общего – частному, стремление к ясности и четкости языка, что было так характерно для классицизма:

Коль вы научитесь искать ее [рифму] упорно, На голос разума она придет покорно, Охотно подчинясь привычному ярму, Неся богатство в дар владыке своему.

Но чуть ей волю дать — восстанет против долга, И разуму ловить ее придется долго.

Так пусть же будет смысл всего дороже вам, Пусть блеск и красоту лишь он дает стихам!

Строгость, нормативность классицизма:

Намеченной тропы придерживаться строго: Порой у разума всего одна дорога

Третья (именно она нас особо интересует) песнь посвящена крупным жанрам – трагедии, эпопеи, комедии. Здесь обсуждаются узловые, принципиальные проблемы поэтической и общеэстетической теории и прежде всего проблема «подражания природе».

Сторонники классицизма возвращаются к ренессансному принципу «подражания природе», но истолковывают его более узко. В истолковании классицистов он предполагал не правдивость воспроизведения действительности, а правдоподобие под которым они подразумевали изображение вещей не такими, каковы они в реальности, а такими, какими они должны быть согласно разуму. Отсюда важнейший вывод: предметом искусства является не вся природа, а лишь ее часть, выявленная после тщательного отбора и сведенная по сути дела к человеческой природе, взятой лишь в ее сознательных проявлениях. Жизнь, ее безобразные стороны должны предстать в искусстве облагороженными, эстетически прекрасными, природа – «прекрасной природой», доставляющей эстетическое наслаждение. Но это эстетическое наслаждение не самоцель, оно лишь путь к совершенствованию человеческой натуры, а, следовательно, и общества.

На практике принцип «подражания прекрасной природе» нередко означал призыв подражать античным произведениям как идеальным образцам воплощения законов разума в искусстве.

Буало начинает третью песнь с тезиса об облагораживающей силе искусства:

Порою на холсте дракон иль мерзкий гад Живыми красками приковывает взгляд,

И то, что в жизни нам казалось бы ужасным, Под кистью мастера становится прекрасным.

Смысл этого эстетического преображения жизненного материала в том, чтобы вызвать у зрителя (читателя) сочувствие к трагическому герою, даже виновному в тяжком преступлении:

Так, чтобы нас пленить, Трагедия в слезах Орета мрачного рисует скорбь и страх, В пучину горестей Эдипа подвергает

И, развлекая нас, рыданья исторгает.

Идея облагораживания природы у Буало совсем не означает ухода от темных и страшных сторон действительности в замкнутый мир красоты и гармонии. Но он решительно выступает против любования преступными страстями и злодействами, как это нередко случалось в барочных трагедиях Корнеля и обосновывалось в его теоретических сочинениях. Трагизма реальных жизненных конфликтов, какова бы ни была его природа и источник, должен всегда нести в себе нравственную идею, способствующую «очищению страстей» («катарсису»), в котором Аристотель видел цель и назначение трагедии.

27. Теория трагедии в "Поэтическом искусстве"

Третья песнь «Поэтического искусства» Буало наполовину посвящена теории трагедии, которая, по мнению критика, занимает место, явно главенствующее, по сравнению, например, с лирическими жанрами литературы, о которых говорится во второй песне «Поэтического искусства». В третьей песне Буало говорит о проблемах поэтической и общеэстетической теории, прежде всего о «подражании природе». В других частях «Поэтического искусства писатель следовал в основном Горацию, то здесь он опирается на Аристотеля.

Так как теории трагедии в «Поэтическом искусстве» уделяется совсем небольшой объем, то я хотел бы на страницах этой работы попытаться проанализировать видение трагедии Буало.

Буало начинает эту песнь с тезиса об облагораживающей силе искусства:

Песнь третья Порою на холсте дракон иль мерзкий гад

Живыми красками приковывает взгляд, И то, что в жизни нам казалось бы ужасным,

Под кистью мастера становится прекрасным.

Смысл этого эстетического преображения жизненного материала в том, чтобы вызвать у зрителя (или читателя) сочувствие к трагическому герою, даже виновному в тяжком преступлении:

Так, чтобы нас пленить, Трагедия в слезах Ореста мрачного рисует скорбь и страх, В пучину горестей Эдипа повергает И, развлекая нас, рыданья исторгает.

Идея облагораживания природы у Буало совсем не означает ухода от темных и страшных сторон действительности в замкнутый мир красоты и гармонии. Но он решительно выступает против любования преступными страстями и злодействами, подчеркивая их «величия», как это нередко случалось в трагедиях Корнеля и обосновывалось в его теоретических сочинениях. Трагизм реальных жизненных конфликтов, какова бы ни была его природа и источник, должен всегда нести в себе нравственную идею способствующую «очищению страстей», в котором Аристотель видел цель и назначение трагедии. А это может быть достигнуто лишь путем этического оправдания героя, «преступного поневоле», раскрытия его душевной борьбы с помощью тончайшего психологического анализа. Только таким образом можно воплотить в отдельном драматическом характере общечеловеческое начало, приблизить его «исключительную судьбу», его страдания к строю мыслей и чувств зрителя, потрясти и взволновать его.

Писатель – властелин толпы, как говорит Буало в следующих строках. Однако «испытать над зрителями власть» он сможет, только если удовлетворит ее, толпы, желанья. А желанья эти таковы: «огнем страстей исписанные строки», которые «тревожат, радуют, рождают слез потоки».

Поэты, в чьей груди горит к театру страсть, Хотите ль испытать над зрителями власть,

Хотите ли снискать Парижа одобренье

Исцене подарить высокое творенье, Которое потом с подмостков не сойдет

Ибудет привлекать толпу из года в год? Пускай огнем страстей исполненные строки Тревожат, радуют, рождают слез потоки!

Хорошо «сделанные» или, как пишет Буало, «рассудочные» стихи

никогда не будут иметь успеха у зрителя. Они должны вызывать искренние чувства, зритель должен сопереживать трагедии, иначе, зритель, не будучи захвачен действием, игрой страстей, будет «равнодушно дремать».

Но если доблестный и благородный пыл Приятным ужасом сердца не захватил

Ине посеял в них живого состраданья, Напрасен был ваш труд и тщетны все старанья! Не прозвучит хвала рассудочным стихам,

Иаплодировать никто не станет вам;

Пустой риторики наш зритель не приемлет: Он критикует вас иль равнодушно дремлет. Найдите путь к сердцам: секрет успеха в том, Чтоб зрителя увлечь взволнованным стихом.

Дальше Буало говорит о завязке в трагедии. По его мнению, она не должна быть длинной и нудной, так как это быстро утомит зрителя. Завязка должна быстро вводить в действие и не занимать много места в трагедии. Тут же он говорит, что тот, кто неоправданно затягивает свое повествование, лишь отталкивает зрителя.

Пусть вводит в действие легко, без напряженья Завязки плавное, искусное движенье.

Как скучен тот актер, что тянет свой рассказ И только путает и отвлекает нас!

Он словно ощупью вкруг темы главной бродит И непробудный сон на зрителя наводит!

Уж лучше бы сказал он сразу, без затей:

— Меня зовут Орест иль, например, Атрей, — Чем нескончаемым бессмысленным рассказом

Нам уши утомлять и возмущать наш разум. Вы нас, не мешкая, должны в сюжет ввести. Единство места в нем вам следует блюсти.

Дальше, в 77 строфе, Буало обосновывает главный принцип трагедии в классицизме – принцип трех единств: места, времени и действия. Как говорит критик, соблюдение драматургом трех единств помогает сохранить интерес зрителя на протяжении всей пьесы и увлечь его. Буало не разбирает подробно ни одно из «единств». Он дает кратко формулу, с которой должен сверяться каждый драматург, задумавший написать трагедию. Он противопоставляет настоящему писателю «рифмача», который, «не зная лени», «вгоняет тридцать лет в короткий день на сцене», то есть врессовывает в малый отрезок времени период гораздо больший, что, по мысли Буало, неестественно. «Единство действия»

подразумевает, что, действие должно быть направлено на раскрытие одного конфликта: «одно событие, вместившееся в сутки».

За Пиренеями рифмач, не зная лени, Вгоняет тридцать лет в короткий день на сцене, В начале юношей выходит к нам герой,

А под конец, глядишь, — он старец с бородой. Но забывать нельзя, поэты, о рассудке:

Одно событие, вместившееся в сутки, В едином месте пусть на сцене протечет; Лишь в этом случае оно нас увлечет.

Далее Буало подробнее говорит, что же именно должно изображаться в трагедиях. Нереальное, выдуманное воображением писателя должно казаться как можно более жизненным, настоящим. Чем изображаемое будет ближе к зрителю, «возможнее», тем лучше, ведь тогда оно сможет затронуть его чувства и мысли. Поэтому, говорит Буало, нельзя всякое событие ставить в центр произведения.

Невероятное растрогать неспособно.

Пусть правда выглядит всегда правдоподобно: Мы холодны душой к нелепым чудесам, И лишь возможное всегда по вкусу нам.

Не все события, да будет вам известно, С подмостков зрителям показывать уместно: Волнует зримое сильнее, чем рассказ,

Но то, что стерпит слух, порой не стерпит глаз.

Трагедия – высокий жанр. Как выше уже было сказано, ей, по теории, присущи следующие признаки: быстрая завязка, действие, построенное на принципе «трех единств», ясный язык.

Дальше Буало касается проблемы развязки. Она должна быть неожиданной и непредвиденной зрителем. Она должна разъяснять все тайны и давать ответ на все вопросы, поставленные в трагедии. У зрителя не должно оставаться никаких сомнений.

Пусть напряжение доходит до предела

Иразрешается потом легко и смело. Довольны зрители, когда нежданный свет Развязка быстрая бросает, на сюжет, Ошибки странные и тайны разъясняя

Инепредвиденно события меняя

Для того, чтобы показать преемственность и развитие жанра трагедии Буало обращается к истории. И начинает с зарождения жанра трагедии у древних греков.

Вдалекой древности, груба и весела, Народным празднеством Трагедия была:

Вчесть Вакха пели там, кружились и плясали, Чтоб гроздья алые на лозах созревали, И вместо пышного лаврового венца Козел наградой был искусного певца.

После этого трагедия выросла в отдельный жанр, который в

разные эпохи «реформировался» Эсхилом: Двух действующих лиц Эсхил добавил к хору,

Пристойной маскою прикрыл лицо актеру,

Ина котурнах он велел ему ходить, Чтобы за действием мог зритель уследить. Софоклом:

Был жив еще Эсхил, когда Софокла гений Еще усилил блеск и пышность представлений

Ивластно в действие старинный хор вовлек. Софокл отшлифовал неровный, грубый слог

Итак вознес театр, что для дерзаний Рима Такая высота была недостижима.

Затем Буало переходит к истории трагедии во Франции, где трагедия сначала не прижилась:

Театр французами был прежде осужден: Казался в старину мирским соблазном он, В Париже будто бы устроили впервые Такое зрелище паломники простые, Изображавшие, в наивности своей, И бога, и святых, и скопище чертей.

Но разум, разорвав невежества покровы, Сих проповедников изгнать велел сурово, Кощунством объявив их богомольный бред.

Трагедия, пройдя через века, приняла тот вид, о котором писал Буало. В конце разговора о теории трагедии он сравнивает трагедию древнегреческую с современной ему.

На сцене ожили герои древних лет, Но масок нет на них, и скрипкой мелодичной

Сменился мощный хор трагедии античной.

После разговора об истории жанр (можно сказать и о том, что это хороший пример «памяти жанра») Буало переходит к описанию любви как одной из главных тем трагедии. Опять же, критик предостерегает драматургов от неестественности изображения чувств героев. Во всем нужна мера и продуманность. А больше всего призывает он бояться «любви, томимой сознанием вины». Ведь чувство вины за любовь – слабость, а не сила человека.

Источник счастья, мук, сердечных жгучих ран, Любовь забрала в плен и сцену и роман.

Изобразив ее продуманно и здраво, Пути ко всем сердцам найдете без труда вы.

Итак, пусть ваш герой горит любви огнем, Но пусть не будет он жеманным пастушком! Ахилл не мог любить как Тирсис и Филена,

И вовсе не был Кир похож на Артамена! Любовь, томимую сознанием вины, Представить слабостью вы зрителям должны.

Пх’нглуи мглв’нафх Ктулху Р’льех вгах’нагл фхтагн!

Буало призывает изображать действительно героев, в которых все достойно восхищения. Персонаж, «в котором мелко все», пишет критик, годится «лишь для романа». Однако без вообще без слабостей герой зрителю не понравится. Опять, видимо, потому, что чем «естественней», тем лучше. Даже герой должен быть «человеком», поэтому маленькие недостатки ему не только простит зритель, но и полюбит героя еще больше, так как он «поверил в его правдоподобность».

Герой, в ком мелко все, лишь для романа годен, Пусть будет он у вас отважен, благороден, Но все ж без слабостей он никому не мил:

Нам дорог вспыльчивый, стремительный Ахилл; Он плачет от обид — нелишняя подробность, Чтоб мы поверили в его правдоподобность; Нрав Агамемнона высокомерен, горд; Эней благочестив и в вере предков тверд. Герою своему искусно сохраните Черты характера среди любых событий.

Его страну и век должны вы изучать: Они на каждого кладут свою печать.

Примеру «Клелии» вам следовать не гоже: Париж и древний Рим между собой не схожи.

Герои древности пусть облик свой хранят: Не волокита Брут, Катон не мелкий фат. Несообразности с романом неразлучны, И мы приемлем их — лишь были бы нескучны!

Трагедия подчинена «строгой логике», отсюда и все выше названные требования. И появление нового героя должно быть полностью оправданным.

Здесь показался, бы смешным суровый суд, Но строгой логики от вас в театре ждут:

В нем властвует закон, взыскательный и жесткий, Вы новое лицо ведете на подмостки?

Пусть будет тщательно продуман ваш герой,

Даже не только появление должно быть оправданным, но так же и сам герой. Он должен быть «самим собой». Буало, таким образом, утверждает, что герой классицистической трагедии – герой-тип.

Пусть остается он всегда самим собой! Рисуют иногда тщеславные поэты Не действующих лиц, а лишь свои портреты.

Гасконцу кажется родной Гасконью свет, И Юба говорит точь–в–точь как Кальпренед.

Язык так же подлежит четкому определению. Каждой страсти, пишет Буало, присущ свой язык. Это так же значит, что речевая характеристика героев должна соответствовать их роли в произведении и положению в обществе.

Но мудрой щедростью природы всемогущей

Соседние файлы в папке Ответы к билетам