Курс общего учения о душевных болезнях. Осипов В.П / main / 21_Навязчивости

Бехтеревым ⁴⁰⁵) была описана "навязчивая улыбка"; больной, отличавшийся в общем большой застенчивостью, страдал навязчивым опасением, что на лице его не вовремя и некстати появится улыбка, от которой он не сможет удержаться; это обстоятельство может вызвать к нему неприязненное отношение со стороны окружающих, у которых создастся о нем неправильное представление. Известно также навязчивое явление, встречающееся не слишком редко и выражающееся в непереносливости или боязни чужого взгляда⁴⁰⁵); у лиц, страдающих этим явлением, развивается волнение, лишь только они замечают обращенный на них взгляд; они не выдерживают чужого взгляда и тотчас отворачиваются; боязнь и волнение могут наступать даже в предположении, что кто-нибудь пристально на них посмотрел; при том у некоторых больных появляется опасение, что пристальный взгляд обнаружит их "плохие" мысли, что их поведение, выражающееся в явном беспокойстве, волнение и отворачивание, может послужить поводом для подозрения их в чем-нибудь нехорошем. Часто боязнь чужого взгляда совпадает с навязчивой улыбкой и еще чаще с боязнью покраснеть. Довольно близко к упомянутым фобиям, как связанным с условием пребывания в обществе, стоит связанная со страхом навязчивая мысль о том, что больной не сможет удержать газов406) и это будет замечено; один больной, страдавший таким состоянием, уже за две недели волновался и мучился предстоявшей необходимостью быть в обществе; это состояние особенно тяжело им переживалось, так как он любил общество. Описанная фобия может быть названа реttорhоbia.

Тяжелый вид фобии профессионального характера, встречающийся у священников, был описан Бехтеревым⁴⁰⁷) под названием боязни великого выхода; страх связывается с навязчивой мыслью, что при выходе со св. дарами может произойти несчастная случайность - упасть платок, покрывающий чашу или даже самая чаша (так было в одном из наблюдавшихся мною случаев); боязнь и неуверенность в своих действиях настолько сильно овладевает больными, что в некоторых случаях они бывают вынужденными на время отказаться от совершения богослужения; после благополучного выхода с чашей и возвращения в алтарь страх тотчас же исчезает до следующего раза. Незадолго до февральской революции 1917 года мне пришлось наблюдать у одного священника развитие фобии профессионального характера, выражавшейся в страхе при мысли, что во время поминовения высочайших особ он не будет в состоянии удержаться, чтобы не высказать громко ходивших в народе слухов о сношениях бывшей государыни с Германией во время войны; эта тяжелая фобия заставила священника прекратить на время богослужение и решиться на сложение сана. Из приведенных примеров и описаний картина навязчивых состояний, проявляющихся в форме навязчивых идей и фобий, вырисовывается достаточно отчетливо; но уже с самого начала настоящего изложения выяснилось, что навязчивые состояния, выражаясь в навязчивых идеях, захватывают не только интеллектуальные процессы душевной деятельности, но также и ее чувственную и волевую сторону; при этом поражение различных сторон душевных процессов может быть выраженным с различной силой; в одних случаях на первый план выступает навязчивое представление, как таковое, в других оно связывается с резко выраженной эмоцией, в третьих наблюдается патологическое состояние волевого процесса; в одних случаях это участие волевого процесса выражается лишь в наклонности к совершению какого-либо действия, никогда не осуществляющегося в действительности, в других - больной переживает более или менее сильное влечение к совершению определенного акта, с этим влечением ему приходится бороться и не всегда успешно; в таких случаях поражение волевого процесса приобретает характер не только навязчивых влечений, но также и влечений непреодолимых, иногда осуществляясь в форме насильственных, вынужденных действий и поступков. Поэтому ради последовательности изложения следовало бы здесь же обратиться к рассмотрению этих состояний, связанных с первенствующим поражением волевой сферы; однако, эти состояния настолько обширны, важны и существенны, что является предпочтительным выделить их в особую главу. Здесь же мы обратимся к рассмотрению характерных свойств навязчивых представлений и страхов, к выяснению условий их происхождения и к дифференциальному распознаванию их от других патологических проявлений душевной жизни.

По мнению Westphаl'я, которое в течение долгого времени признавалось правильным и почти не подвергалось критике, характерные свойства навязчивых идей заключаются в том, что они появляются в сознании больного вопреки его желанию, что они не обуславливаются особым эмоциональным, состоянием, что их не удается устранить, вследствие чего они нарушают нормальное течение представлений, что больной признает их за нездоровые, чуждые ему мысли.

Несомненно следует признать, что навязчивые представления и идеи возникают в сознании больного вопреки и против его желания, точнее, независимо от его желания.

Что касается выдвигаемого Westphal'ем второго свойства навязчивых идей, что они не обусловливаются особым эмоциональным состоянием, то справедливость этой характеристики подлежит обсуждению. Правда, Westphal далеко не одинок в отношении своего взгляда, разделяемого многими авторами, к числу которых принадлежат, напр., Griesinger, Meschede, Magnan, Thomsen⁴⁰⁸), Константиневский ⁴¹⁰) и отчасти Krafft-Ebing. Эти авторы, как и многие другие, совершенно или почти совершенно отрицают связь происхождения навязчивых идей и навязчивых состояний с эмоциональными процессами душевной жизни; они держатся взгляда, что если появление навязчивых идей и сопровождается развитием эмоциональных или даже аффективных состояний, то это представляется явлением последующим, вторичным; такой вывод делается на основании суб'ективных впечатлений, наблюдений и отчасти на том основании, что такие выраженные аффективные состояния, как фобии, могут в некоторых случаях развиваться и протекать без навязчивых идей (Thomsen)⁵). Я несколько выделил Krafft-Ebing'a из числа авторов, признающих независимость навязчивых идей от эмоциональной сферы потому, что хотя он сам и заявляет об этом, но в то же время выражает мнение, что навязчивые представления развиваются "на почве ненормального самочувствия вследствие болезненных ощущений, в органах, невралгий, внешних воздействий..."⁶); таким образом, Krafft-Ebing как бы указывает на необходимость для возникновения навязчивых идей известного эмоционального фона, эмоциональной основы.

Мысль, что развитие навязчивых идей и других навязчивых явлений находится в теснейшем соотношении с состоянием эмоциональных процессов была высказана еще Morel'ем⁷), предложившим термин delire emotif; позднее она была поддержана и аргументирована рядом авторов старого и новейшего времени⁴⁰⁹); к числу их принадлежат: Berger, Pitres et Regis, Vallon et Marie⁴¹³), Storring, Friedmann⁴¹¹), Stocker и др. В самом деле, анализируя тщательно случаи развития навязчивых состояний в виде идей, фобий, влечений, приходится признать, что они возникают у лиц, обнаруживающих в большей или меньшей степени поражение эмоциональной области, как неврастеники, психастеники, циклотимики; следовательно, для возникновения и развития этих явлений необходима невро-психопатическая основа, связанная с поражением чувственной сферы; не оттеняя ее особенно, с этим фактом считаются и сторонники интеллектуальной теории происхождения навязчивых идей, поэтому его можно считать вполне установленным; эмоциональная окраска навязчивых представлений и нередко наступающее в связи с ними аффективное состояние вообще не отрицается сторонниками интеллектуальной теории, но они рассматривают его, как развивающееся вторично, вслед за навязчивым представлением.

Анализируя тщательно случаи навязчивых представлений, как появляющихся эпизодически у людей здоровых, так и выражающихся в более тяжких и стойких формах при психопатических конституциях и душевных заболеваниях, нельзя не признать их связь с эмоциональной сферой; навязчивая мысль, напр., связанная с желанием крикнуть в публичном собрании, зрительном зале, неизменно сопровождается волнением, да и возникает она при условиях непривычной обстановки, волнующей данное лицо; у привычного посетителя публичных собраний обычно таких мыслей не появляется; в случаях т. наз. фобий, эмоциональный элемент выражается отчетливо. Поэтому нельзя не согласиться с мнением Рitres et Regis, считающих эмоцию постоянным и неизменным элементом навязчивых состояний; "устраните мысленно страх и тревогу из навязчивого состояния, и его не останется; если же устранить идею или влечение, сохранив тревогу и страх, навязчивое состояние все-таки сохранится в своей основе"⁸). Много людей страдают несколькими, разнообразными, многочисленными, меняющимися идеями и фобиями; изменчивой представляется интеллектуальная сторона рассматриваемого состояния, эмотивная же остается неизменно постоянной; бывают фобии, не связанные с определенным представлением, фобофобии; наконец, если бы эмоция вызывалась навязчивым представлением, то сила ее была бы в прямой зависимости от силы и значения представления; между тем, этого не наблюдается, а отмечается обратное отношение. Таким образом, по мнению Pitres et Regis, навязчивые состояния представляются болезненными явлениями, в своей основе эмоциональными. Некоторую аналогию сказанному можно видеть в депрессивных состояниях, при которых развиваются мрачные мысли, а не наоборот. Мысль о возникновении навязчивых явлений в связи с аффективными состояниями и в зависимости от них подтверждается Storring'ом⁹). Наконец, Friedmann⁴¹¹) совершенно отчетливо выдвинул эмоциональный фон навязчивых состояний, изученных им на весьма большом клиническом материале. Storring полагает, что причиной появления навязчивых представлений следует считать в некоторых случаях повышение интенсивности физиологических процессов, которые соответствуют двигательным представлениям речи; это повышение может развиваться в связи с наростанием аффективного состояния.

Изложенное представление о возникновении навязчивых состояний находится в соответствии с теорией Jamеs-Langе, по которой сосудистые изменения лежат в основе развивающихся аффектов; согласно этой теории следует допустить, что комплексы физических реакций усложняются и развиваются путем жизненного опыта, и ряд впечатлений, сопровождаясь различного рода возникающими ассоциациями, имеет своим последствием разнообразные сосудистые и другие физические реакции; развитие и закрепление вырабатываемых условных рефлексов, конечно, должно иметь в этом процессе весьма существенное значение. Связь навязчивых представлений с эмоциональным состоянием бывает лучше всего заметной при первом их возникновении, особенно, если удается выяснить условия возникновения содержания навязчивого представления; при повторном появлении эта связь может затушеваться, эмоциональная реакция может ослабевать и делаться мало заметной.

Из всего сказанного следует, что та часть характеристики Westрhаl'я, которая говорит, что навязчивые идеи не обусловливаются, особым эмоциональным состоянием, не представляется достаточно обоснованной; напротив, возникновение навязчивых представлений и навязчивых состояний вообще теснейшим образом связано с поражением эмоциональной стороны душевной жизни, хотя в некоторых случаях это поражение может быть выраженным слабо. Справедливость нашего положения будет установлена еще прочнее, когда мы обратимся ближе к рассмотрению вопроса о происхождении навязчивых состояний.

Против положения Westphаl'я, что навязчивые представления не удается устранить и что они нарушают нормальное течение идей, возражать по существу нельзя; можно лишь отметить, что в легко выраженных случаях это иногда удается, но обычно навязчивые идеи исчезают сами, а борьба с ними, усиливая эмоцию, нередко приводит к обратным результатам. Невозможность подавить навязчивые представления об'ясняется тем, что обычно они не вступают в ассоциативную связь с другими содержаниями сознания, вследствие чего и не замещаются другими представлениями. Отчасти это отрицательное отношение навязчивых представлений к развивающемуся в сознании ассоциативному процессу зависит от преобладания яркости, интенсивности, напряженности навязчивых представлений, привлекающих внимание и интерес больного; но исключительно разностью интенсивности представлений рассматриваемое явление не об'ясняется, тем более, что в очень многих случаях такая повышенная яркость навязчивых представлений оказывается крайне сомнительной. Причины явления следует искать глубже, они заключаются именно в тесном соотношении навязчивых идей с поражением эмоциональной сферы, которая и сообщает им известную неприступность, фиксирует их, не позволяя им исчезнуть до тех пор, пока сопровождающий и обусловливающий их аффективный тон не спадет и не исчезнет; тогда и самое представление исчезнет, утрачивая свой навязчивый характер. К этому вопросу еще придется вернуться несколько ниже.

Признает ли больной навязчивые представления за нездоровые, чуждые ему мысли? Достаточно ли правильно выражено это положение? Ответ на этот вопрос распадается на две части: элемент "чуждости" может относиться к самому характеру¹⁰) возникновения мысли и к ее содержанию. Навязчивый, насильственный характер мысли, от которой больной не может освободиться, несмотря на все усилия, тормозящий течение ассоциативного процесса, подавляющий мышление, сопровождающийся особым чувством напряжения, ограничивающий реакцию выбора, и сообщает навязчивым явлениям тот суб'ективный оттенок, который выражается словом "чуждый"; что же касается самого содержания навязчивых представлений, то оно бывает различным; в одних случаях оно является самым обыкновенным, не представляющим ничего особенного, в других же оно несвойственно миросозерцанию больного, оказывается для него неожиданным, непонятным, "чуждым" ему; таким образом, элемент чуждости должен относиться к способу возникновения навязчивых представлений, а в некоторых случаях и к их содержанию.

Сохранение страдающими навязчивыми состояниями понимания болезненного характера этого явления давало основание старым авторам обозначать заболевания, при которых наблюдались навязчивые явления, названием folie lucide или folie conscience - светлое помешательство или помешательство с сохранением сознания. Отношение больных к навязчивым явлениям, как к чуждым и болезненным, есть критическое отношение; наличность критического отношения признается одним из существенных свойств, обнаруживаемых лицами, страдающими навязчивыми состояниями; это свойство признается большинством авторов и по мнению большинства является основным признаком, дающим возможность отличать навязчивые идеи от бредовых, по отношению к которым критика со стороны больных отсутствует. Однако, некоторые авторы ⁴¹⁴) в то же время обращают внимание, что критическое отношение к навязчивым идеям не есть свойство, присущее всегда всем больным; бывают случаи, когда навязчивые идеи настолько властно овладевают сознанием больного, что его критическое отношение к ним страдает и даже утрачивается, вследствие чего навязчивая идея приобретает в глазах больного черты реальности и таким образом перестает отличаться от бредовой; по мнению Friedmann'a¹¹), особенно оттеняющего это свойство навязчивых идей, они отличаются от бредовых не столько по признаку критического отношения к ним со стороны больных, сколько по другому признаку, им присущему: навязчивые идеи и вообще навязчивые состояния возникают и текут припадочно, приступами, появляются и через некоторое время ослабевают и исчезают, часто затем возникая снова; вот этот припадочный характер появления и составляет одно из типичнейших свойств, дающих возможность отличать навязчивые идеи от бредовых.

С этим мнением можно согласиться лишь до известной степени, так как отсутствие критического отношения к навязчивым идеям встречается не очень часто, представляя частный случай в общем порядке явлений; вообще же критическое отношение больного к навязчивой идее следует принять в качестве характерного, ограничив его известной оговоркой. Таким образом, навязчивая идея отличается от бредовой двумя признаками: во-первых, тем, что в громадном большинстве случаев больной сохраняет к ней критическое отношение, а, во-вторых, тем, что появление и исчезновение навязчивой идеи носит припадочный характер; ни то, ни другое свойство не представляется присущим бредовым идеям.

В связи с только что рассмотренным возникает вполне естественно вопрос о возможности перехода навязчивых идей в бредовые, иными словами, могут ли навязчивые идеи являться источником бредовых? Westphal, давший первое точное определение понятия навязчивого представления, категорически отрицает таковую возможность; много лет мнение Westphal'я было господствующим, и его держалось большинство психиатров. Однако, от времени до времени высказывалось мнение, что проводить слишком резкую разграничивающую линию между навязчивыми и бредовыми идеями неправильно, так как несомненно бывают случаи образования бредовых идей из навязчивых. Клинические наблюдения вызывали авторов на соответствующие уступки, и еще Fаlrеt, отстаивавший необходимость строгого отграничения навязчивых идей от бредовых, вынужден был признать возможность перехода первых в последние в редких случаях далеко зашедших заболеваний¹²). SсhuIe¹³) уже определеннее указывает, что навязчивые идеи не находятся в слишком резком противоположении с бредовыми, так как отношение к ним сознания может изменяться, критика исчезает, и навязчивое представление или идея переходит в бредовое. Как уже было упомянуто выше, Friedmann ставит переход навязчивой идеи в бредовую настолько вне сомнения и настолько сближает оба явления, что не считает правильным различение навязчивой идеи от бредовой по признаку критического отношения к первой; Pitres et Regis¹⁴) также держатся положительного разрешения вопроса, основываясь на ряде наблюдавшихся ими случаев. Storring¹⁵) отводит навязчивым идеям место на границе бредовых и считает установленной возможность перехода их в бредовые, в случае усиления их навязчивого характера. Janet¹⁶) прямо заявляет, что переход навязчивой идеи в бред, более или менее систематический, происходит чаще, чем это обыкновенно думают. Нasсhе-Кlunder ⁴¹⁵), высказываясь вместе с другими авторами за положительное разрешение вопроса, иллюстрирует свое мнение анализом наблюдавшегося им случая. За возможность перехода навязчивых идей в бредовые говорят и мои личные наблюдения. В результате необходимо признать, что мнение Westphаl'я представляется слишком категорическим, что случаи перехода навязчивых идей в бредовые действительно наблюдаются, но встречается такой переход довольно редко.

Приходится сделать вывод, что определение навязчивых представлений, данное Westphаl'ем, должно быть изменено и заменено другим; так как навязчивые представления и идеи, страхи (фобии) и влечения представляются явлениями общего порядка, то правильнее включить все навязчивые явления в одно общее определение. На основании всего сказанного это определение представится в следующем виде: под навязчивыми и насильственными явлениями подразумеваются такие представления и идеи, страхи или фобии и влечения, которые возникают в сознании страдающего ими человека независимо и против его желания, неожиданно и часто внезапно, припадочным образом, не находясь в видимой связи с содержанием его мышления, и от которых он часто не в состоянии освободиться, несмотря на все усилия; возникая в теснейшей связи с эмоциональной сферой больного, они не вступают в ассоциативную связь с другими элементами мышления, препятствуют правильному течению мышления и тормозят его; навязчивость явления, его болезненный характер, обыкновенно сознается больным, обнаруживающим критическое отношение к явлению, и определяется, как чуждый, несвойственный его мышлению; но бывают случаи, особенно, связанные с резко выраженным эмоциональным элементом, когда навязчивое явление настолько сильно овладевает больным, что его критическое отношение к нему на более или менее продолжительное время не только страдает, но даже утрачивается; навязчивые явления могут служить источником бредовых идей, переходя в последние.

Связь навязчивых представлений с эмоциональной сферой представляется установленной, вместе с тем, они не находятся в соотношении с содержанием мышления больного в данное время. Каково же их происхождение? Установлением связи с чувственными процессами душевной жизни оно еще не об'ясняется; не об'ясняется оно и установлением взгляда на первичный или вторичный характер происхождения навязчивых представлений и установлением соотношения явления с теорией James-Lange. Психологическое существо явления сказанным выяснено недостаточно.

Навязчивые представления и идеи имеют своим источником несознаваемую сферу душевной деятельности, из которой они, вследствие различных условий, вплывают насильственно и мощно в сознаваемую область, занимая в ней господствующее положение. По мнению Janet⁴¹⁶), это психологическое явление развивается автоматически, вне воли и личного участия больного, иногда случайным образом; оно развивается в несознаваемой сфере душевной жизни и проникает в содержание сознания как бы в результате борьбы автоматизма с волей больного; так как эти представления являются новыми, посторонними содержанию сознаваемой сферы, то при их навязчивом характере и получается впечатление чего-то чужого. Нередко это бывают представления, возникновение которых связано с более или менее сильными впечатлениями и чувственными переживаниями, однако, не нашедшие выхода и разрешения через сознаваемую область и вследствие этого оставшиеся в несознаваемой области, "ущемившиеся" в ней, но тем не менее являющиеся основой, в связи с которой в несознаваемой сфере продолжают развиваться и наростать различные психологические процессы, выявляющие себя нередко самым неожиданным образом. Janet полагает, что его мнение о возникновении навязчивых явлений из области подсознательной, автоматической сферы душевной деятельности подтверждается Breuer'ом и Frud'ом⁴¹⁷).

Freud, обращая внимание на громадное значение в жизни человека полового влечения, связывает с ним и выводит из него весьма многие явления нормальной и патологической душевной жизни. По наблюдениям Freud'a, ходячее мнение об отсутствии полового влечения в раннем детстве, поддерживаемое научными авторитетами, представляется совершенно ошибочным; половое влечение возникает и развивается уже с первых дней жизни ребенка, и если это отрицалось, то отчасти вследствие недостаточно внимательного отношения к этому периоду жизни ребенка, отчасти вследствие забвения собственных переживаний в детстве, обусловленного амнезией, скрывающей от людей первые годы их жизни. Сосание груди, доставляющее приятные переживания, является первым проявлением полового влечения, что подтверждается сосанием других частей тела, как пальцев, кожи; следующее проявление - приятные ощущения, связанные с поцелуями, поглаживаниями, особенно касающимися половых органов, трение этих органов движением ног, прикосновением пальцев к ним и к anus (мастурбация); дети аутоэротичны; к 3-4 годам жизни проявления полового чувства становятся совершенно отчетливыми. Воспитание, развитие чувства стыда являются тормозами, подавляющими выражение полового чувства. Большой ряд чрезвычайно разнообразных ассоциативных реакций связывается с сексуальными переживаниями, остающимися в несознаваемой сфере душевной деятельности; они оказывают влияние на поступки и действия человека без сознавания им этих мотивов подобно тому, как влияет гипнотическое внушение, забываемое тотчас по выходе из гипнотического состояния; содержание внушения остается в несознаваемой сфере, но развивает свое действие и может быть выявлено в новом гипнозе. Половые переживания, занимающие в дальнейшей жизни ребёнка, девочки, мальчика, юноши господствующее место, продолжают подавляться частью сознательно, но еще больше бессознательно, не будучи оцениваемыми соответствующим образом. Выявление в сознании элементов из области несознаваемой душевной жизни происходит с большим сопротивлением, и лишь с большим трудом они подвергаются процессу вытеснения. Психическая травма может не обнаруживаться внешними реакциями, остается неотреагированной, вызванные ею переживания и ассоциации, частью совершенно случайного характера, погружаются в несознаваемую область и остаются там в ущемленном состоянии; однако, эти аффективные переживания, оставаясь в несознаваемой области душевной жизни, продолжают оказывать на нее свое действие. Погружение психических процессов в несознаваемую сферу есть забвение; процесс воспоминания происходит с большими затруднениями, он заключается в вытеснении необходимых элементов из несознаваемой сферы. Расщепление душевной жизни на сознаваемую и несознаваемую об'ясняется отчасти, как результат борьбы душевных процессов, и вытеснение известных переживаний может послужить причиною развития невроза. Могущественные условия культуры представляют один из крупнейших факторов такой борьбы. Для вытеснения скрытого содержания несознаваемой сферы душевной деятельности служат средствами гипноз и анализ сновидений, отражающих содержание несознаваемых душевных процессов. Zurich'ская школа Bleuler'a и Jung'а предложила обозначить ассоциативные группировки, связанные определенным общим аффектом, термином комплексов. На установление существования скрытых комплексов и уяснение их содержания и должны быть направлены усилия исследователя, располагающего двумя уже упомянутыми методами; но существует еще третий метод, применяемый также с значительным успехом и носящий название ассоциационного эксперимента или сочетательного опыта (Jung); существо опыта заключается в изучении сочетательных реакций исследуемого на ряды письменных словесных раздражителей; указание на существование и характер комплекса дают замедленные реакции, ошибочные реакции, неправильные воспроизведения при повторении опыта, двигательные проявления, кажущиеся противоречия и отсутствие связи между раздражителем и реакцией. По мнению Jung'а, это влияние комплекса на реакцию соответствует тормозам и сопротивлению, наблюдаемому при попытках посредством психоаналитического метода Frеud'а выяснить скрытое содержание несознаваемой душевной жизни.

Если ущемленный аффект удается выяснить и вывести из несознаваемой сферы, дав таким образом больному возможность освободиться от него, отреагировать, то вредное влияние аффективного комплекса исчезает; к выяснению скрытых аффектов, и освобождению от них и направлен психоаналитический метод Freud'a; так как посредством психоанализа больной очищается от вредных аффективных комплексов, то Freud называет свой метод катартическим.

К числу могучих психологических комплексов принадлежит развивающийся в детстве комплекс, вытекающий из сексуальной привязанности детей к родителям в направлении противоположного пола, т. е., у сына по отношению к матери, а у дочери - к отцу; этот комплекс, основываясь на легенде об Эдипе, Freud называет Oedipuskomplex.

Подобно истерическому неврозу, невроз навязчивых представлений проистекает из неудачного вытеснения психосексуальных моментов с тою разницею, что здесь не происходит при прорыве аффекта в сознаваемую сферу превращения, как при истерии, мучительного представления в телесный симптом (конверсия), а получается замещение его (субституция) навязчивыми представлениями; эти представления могут быть нередко абсурдными, будучи случайно связанными с аффектом, и являются таким образом фальшивыми этикетками. Если удается выяснить посредством психоанализа связь навязчивого представления со старым, детским комплексом, то навязчивый характер представления исчезает. Основное этиологическое значение в развитии навязчивых состояний принадлежит периоду детства с его сексуальными комплексами. По мнению Freud'а, навязчивые представления или мысли являются извращенными, вырвавшимися из утеснения мыслями, происходящими всегда из аффективных переживаний, обусловленных детскими половыми порывами ^418-420а). Как на пример, поясняющий сказанное, можно указать на развитие сидеродромофобии и агорафобии, об'ясняемое Freud'ом следующим образом: любовь детей к пассивным движениям, как качание и подбрасывание, доказывает возможность удовольствия от механических сотрясений тела; сотрясение при езде в экипаже или по железной дороге производит такое приятное действие на более взрослых детей, что все дети хотя раз в жизни желали быть кондукторами или кучерами. В возрасте особенно интенсивной деятельности фантазии, незадолго до периода половой зрелости, все, относящееся к железной дороге, становится ядром сексуальной символистики. Принуждение к сочетанию поездки по железной дороге с половыми переживаниями, несомненно, исходит из удовольствия, связанного с двигательными ощущениями; если затем наступает вытеснение, извращающее отношение ко многому, что увлекало в детстве, то те же самые лица в более старшем возрасте реагируют на поездки по железной дороге тошнотой, утомлением, приступами страха - сидеродромофобией. Аналогичное об'яснение дается Freud'ом и агорафобии, в которой сексуальный элемент связывается с удовольствием, получаемым от движения¹⁷).