3. Концепция социальной детерминации преступного поведения Теория социальной физики в криминологии

9 июля 1813г. на заседании бельгийской Королевской академии наук в Брюсселе выступил с докладом астроном и математик А.Ж. Кетле. Он заявил: “Мы можем рассчитывать заранее, сколько индивидуумов обагрят руки в крови своих сограждан, сколько человек станут мошенниками, сколько станут отравителями, почти так же, как мы заранее можем подсчитать, сколько человек родится и сколько человек умрет... Здесь перед нами счет, по которому мы платим с ужасающей регулярностью –мы платим тюрьмами, цепями и виселицами”².

² Цит. по: Radzinowicz L. Ideology and Crime. -L., 1966. -P. 29.

Этот впечатляющий вывод явился закономерным следствием развития в XVIII в. демографической статистики. Однако вплоть до XIX столетия отсутствовали систематические статистические данные о преступности. Правда, еще в 1778г. И. Бентам высказал предположение о том, что в области преступности должны наблюдаться устойчивые статистические закономерности. Такая статистика, писал он, могла бы явиться наиболее совершенным методом снабжения законодателя данными, необходимыми для его работы. Такие данные могли бы составить разновидность политического барометра, посредством которого можно было бы судить об эффективности соответствующего законодательства. Точно так же, как уровень смертности говорит о физическом здоровье страны, уголовная статистика может свидетельствовать о ее моральном здоровье.

Исследования статистиков в области преступности проводились применительно к возрасту, полу, национальности, профессии и образованию преступников, к экономическим условиям, ко времени года. Центральный вывод, к которому они пришли, заключался в том, что ежегодная сумма всех преступлений, а также суммы конкретных видов преступлений сохранялись примерно одинаковыми каждый год. Такая же закономерность была обнаружена и в цифрах преступлений, характеризующих состояние преступности в определенных социальных условиях, в городе или деревне и т. д.

Было выявлено, что, складываясь из отдельных преступных актов, образуется явление, отличное от составляющих его частей, т. е. преступность как социальный феномен, который существует только в обществе и зависит от условий этого общества.

Чем же отличается преступность, т. е. совокупность преступлений, от каждого отдельного преступления? Как эту проблему решали наши предшественники? Суть состоит в том, что если каждое отдельно взятое преступление могло случиться, а могло и не случиться, то по отношению к совокупности таких случайных явлений подобный подход невозможен, здесь приходится констатировать, что “это не только могло, но и должно было случиться”, т. е. преступность в целом есть явление закономерное для конкретных условий конкретного общества.

Но если преступность в отличие от отдельного преступления существует постоянно, устойчиво проявляясь, то, следовательно, ее существование вызывается к жизни также какими-то стабильно действующими силами. Признание преступности в качестве социальной закономерности неизбежно ведет к признанию его обусловленности социальными явлениями, способствующими или препятствующими существованию преступности.

Этот вывод и сделал Кетле. “Общество, - писал он, -заключает в себе зародыш всех имеющих совершиться преступлений потому, что в нем заключаются условия, способствующие их развитию; оно, так сказать, подготовляет преступление, а преступник есть только орудие. Всякое социальное состояние предполагает, следовательно, известное число и известный порядок преступников, которые являются как необходимое следствие его организации. Это наблюдение, которое на первый взгляд может показаться безотрадным, напротив, очень утешительно, если ближе всмотреться в него. Оно указывает на возможность улучшения людей посредством изменения учреждений, привычек, состояния образованности и вообще всего, что имеет влияние на их быт”¹.

¹Цит. по: Гернет М.Н.Моральная статистика. - М., 1922. - С. 16.

Впервые, следовательно, в криминологии была подчеркнута важность социальных условий, продемонстрирована социальная детерминированность преступности, ее относительная независимость от воли и усмотрения отдельных людей, ее производный характер от условий социальной среды.

Именно в этот период французский криминолог А. Лакассань вывел знаменитую формулу: каждое общество имеет тех преступников, которых оно заслуживает². Эта фраза была произнесена им в 1885 г. на I международном конгрессе антропологов в Риме.

² Mannheim H. Conparative Criminology – L., 1973. -Vol. 2. - P. 422.

Концепция социального детерминизма позволила превратить казавшиеся случайными и разрозненными факты в серьезный показатель господствующих социальных условий. Впервые в истории человеческой мысли преступность стали рассматривать в качестве социального явления.

Центральная идея Кетле - доказать подчиненность человеческих действий определенным законам. Он приходил к выводам о влиянии на совершение преступлений возраста людей, их пола, профессии, образования, климата, времен года и пр.³

³Подробный анализ взглядов Кетле дан в кн.: Герцензон А.А.Введение в советскую криминологию. - М.: Юрид. лит., 1965.

Позиция социального детерминизма в криминологии влечет за собой чрезвычайно важные выводы. И первый из них заключается в том, что, не изменив социальных условий, вызывающих к жизни преступления, тщетно было бы пытаться радикально повлиять на преступность.Если основанием преступности являются объективные (т. е. не зависящие от воли людей) факторы, то преступность отныне перестает казаться всего лишь порождением эгоистических устремлений некоторых людей. Такое представление о преступности возникает стихийно и является чрезвычайно устойчивым. Действительно, кажется очевидным, что совершают преступления те, кто хочет их совершить (свободная воля). Хочет совершить преступление тот, кто эгоистичен, испорчен, невоспитан. Достаточно уговорить этих людей (или запугать их) - и преступления уменьшатся, преступность исчезнет.

Если же не все в поведении людей зависит от их намерений, желаний (от их воли), если их поступками движут и объективные факторы, тогда ни жестокие наказания, ни самое совершенное уголовное законодательство, ни самая идеальная машина юстиции сами по себе радикально повлиять на преступность не в силах.

Идея о причинности в области человеческих действий, возникнув, никогда не будет вычеркнута из совокупности наук, изучающих поведение людей.

Концепцию Кетле ограничивало, однако, механическое понимание социального детерминизма. Для социальной жизни он пытался вывести законы, аналогичные принципам механики (действие равно противодействию, равновесие - основное свойство общества, оно может быть устойчивым и неустойчивым и т. д.). Законы же эти якобы едины для всех эпох и всех народов.

Именно в этом пункте проявляется ограниченность механистического детерминизма в объяснении социального феномена преступности, так как выясняется одно важное положение гносеологического характера: без статистической корреляции нет причинности, но наличие таких корреляций еще не предрешает вопроса об их содержательной характеристике. И в ходе содержательного истолкования статистических корреляций неизбежно вторжение существенного качественного элемента -той системы положений мировоззренческого характера, в пределах которой формируются взгляды исследователя, чьи установки, взгляды (и подчас предрассудки) и являются субъективным воплощением указанных объективных категорий господствующего общественного, классового сознания.

Конечно, Г. Манхейм прав, когда пишет, что “каждое общество обладает таким типом преступности и преступников, которые соответствуют его культурным, моральным, социальным, религиозным и экономическим условиям”¹. Тут же, несколькими страницами позже, он добавляет, что преступность - это “глубоко укоренившаяся болезнь нашего общества”².

¹ Mannheim H. - Op. cit. - Р. 422.

² Там же. С.427.

Это добавление весьма примечательно. Оно исходит из следующих подразумеваемых предпосылок, которые важно ясно сформулировать и критически оценить: 1) преступность - социальная болезнь; 2) раз есть болезнь (как отклонение от нормы), то есть и здоровье (как воплощение нормы); 3) как бы ни было больно общество, есть возможность и перспектива вылечить его. Но излечим ли такой организм? Болезнь ли преступность или неотъемлемая часть социального строя?

Ответить на эти вопросы в рамках механистического детерминизма невозможно. “Согласно механистическому материализму все качественные различия явлений сводились к количественным; все психические явления - к материальным физиологическим процессам. Продукты человеческой деятельности механически “выводились” из низших форм движения материи без выявления их специфической природы. Редукционистская установка, требующая выводить высшее из низшего, специфически человеческое из “дочеловеческого”, духовное из биологического, соединялась с механизмом в понимании связи высших и низших уровней природы, с отрицанием качественного различия между ними, специфики продуктов человеческой духовной культуры”¹. Преступность, как это ни печально признать, - также один из продуктов исторически развивающейся человеческой духовной культуры.

¹ Осипова Е.В.Социология Эмиля Дюркгейма. - М.: Наука, 1977. –С. 54.

Труды первых статистиков вдохновлялись достижениями естественных наук в описании и объяснении явлений и процессов неживой природы, в познании проявляющихся в них закономерностей, перспективой сознательного воздействия человека на материальные условия его существования. Бурный технический прогресс того времени наглядно демонстрировал возможность такой перспективы.

В этих условиях казалось заманчивым перенести успешные, эффективные методы естественных наук в традиционно философские, умозрительные, метафизические области - в сферу организации и рационального устройства человеческого общества, с той же точностью познать его законы и с тем же эффектом отрегулировать его механизм, в том числе объяснить и побороть преступность.

Создать социальную физику, познать естественно-научными методами общественный механизм, а затем наладить и отрегулировать его разумным образом - такова была цель. Результаты оказались крайне разочаровывающими. Игнорирование социокультурных детерминант поведения вело к созданию неадекватной, неполной картины общества - общества без культуры. Позиция вульгарного, механистического детерминизма показала свою несостоятельность.

Начало XX в. принесло с собой большой рост преступности.

Преступность приобрела новые отличительные черты. По мнению английского криминолога Л. Радзиновича, ее характеризует, во-первых, рост числа бездомных¹, агрессивных, разрушительных действий (hooliganism- хулиганство), во-вторых, появление некоторых иных форм насилия. Он не расшифровывает этот признак, но можно указать на такой вид преступности, как массовые убийства (слабо или совсем немотивированные убийства целых групп потерпевших). В-третьих, распространяются новые виды краж, прежде всего автомобилей, а также ценностей. В-четвертых, возрастает роль наркотиков в преступности. Пятая черта - распространение преступности “белых воротничков” (бизнесменов, директоров корпораций и т. д.). Шестая -рост числа преступников из так называемого среднего класса -сравнительно обеспеченного слоя общества. Седьмая - постоянный рост удельного веса несовершеннолетних в статистике преступности. Восьмая - возрастание процента впервые осужденных по сравнению с редицивистами².

¹О том, что бездомных преступлений не бывает, говорят исследования советских криминологов и специалистов в области уголовного права. Но есть преступления с так сказать неразгаданными, непознанными мотивами (их можно познать лишь как результат глубоких исследований{прим. ред.].

² Radzinowicz L. Op. cit. - P. 65-66,

К этой картине преступности можно добавить следующие характерные черты: концентрация преступности в городах, причем центрами преступности становятся районы трущоб; более высокий уровень преступности в развитых странах по сравнению со слаборазвитыми; индустриализация преступности, т. е. превращение ее в преступность, организованную по принципу крупной капиталистической монополии.

Социальный детермизм Кетле, будучи механистическим, был не в состоянии объяснить этот рост преступности. Ставились под вопрос следующие постулаты механистического детерминизма:

1. В обществе, как и в любом механизме, как и в естественных процессах, описываемых физикой Ньютона, причинная связь действует однонаправленно, по схеме причина-следствие. В социальной же реальности, как оказалось, причина и следствие постоянно меняются местами, взаимодействуют. Низкий материальный уровень, необеспеченность действительно ведут к росту имущественных преступлений, но рост материального достатка сам по себе вызывает в соответствующих социальных условиях еще более крайние формы преступности. Так, анализируя данные уголовной статистики за 50 лет (1830-1880 гг.), французский психолог и криминолог Г. Тард писал: “Но особенно увеличилась алчность, кажется, вместе с увеличением народного благосостояния”³.

³ Тард Г.Сравнительная преступность. - М., 1907. - С. 88.

2. Общество, как и любой механизм, основано на определенном, ограниченном числе правил и принципов, познавая которые люди окажутся способными вести себя разумно, т. е. в соответствии с этими познанными правилами, а поэтому рост грамотности, образованности сам по себе способствует снижению преступности. Однако и этот, казавшийся вполне резонным, постулат себя не оправдал.

Эпоха торжества буржуазных идеалов оказалась эпохой глубокого разочарования в области борьбы с преступностью. В негодовании и недоумении Тард восклицает: “Как! Рост трудовой деятельности и богатства делает естественным рост преступлений и преступников! А где же, следовательно, нравственная сила труда, нравственная добродетель богатства, о которых столько говорили? Образование сделало большие успехи. Где же благодетельное, столь прославленное действие просвещения на нравы? Как! Три великих предупредительных лекарства от социальной болезни: труд, общее довольство и образование - усиленно действовали не раз, а поток преступности, вместо того, чтобы пересохнуть, вдруг вышел из берегов!”¹.

¹ Тард Г.Сравнительная преступность. - М., 1907. - С. 95.

Вот вопросы, вставшие перед криминологами. Тард на основе анализа современного ему общества (а это актуально и сегодня) пришел к выводу, что всякий коммерсант, обманывающий своих клиентов, - вор, что всякий кондитер, подмешивающий вино, - отравитель и что вообще всякий фальсификатор -подделыватель... У преступников есть много и других соучастников даже в высших классах общества; сколько взяток, сколько грязных сделок, фиктивных торгов не обходится без участия людей богатых и признаваемых честными, извлекающих отсюда выгоды... “Если бы дерево преступности со всеми своими корнями и корешками могло бы быть когда-нибудь вырвано из нашего общества, оно оставило бы в нем зияющую бездну”².

² Тард Г.Преступник и преступления. - М., 1906. - С.62.

Затем, правда, как бы испугавшись собственного вывода, он спешит заявить, что преступность - нечто противоположное самому обществу, преступник - это “социальный экскремент”, “отвратительный отброс сел и городов”.

Он спешит предупредить, что аналогия между преступлением и другими социальными явлениями, особенно индустрией, не должна заставить забыть различие, существующее между ними. Преступление, пишет он, - явление социальное, как и всякое другое, но в то же время и антисоциальное, “как рак, участвующий в жизни организма, но содействующий его умерщвлению”³.

³Там же. С.317.

Так, Тард, вопреки Ломброзо, выведя “злого духа преступности” за пределы организма преступника, затем, вопреки Кетле, отказавшись от “физических” причин преступности, спешит вывести преступность и за пределы социального организма современного ему общества.

В начале XX в. возникла необходимость дать новое истолкование социальных явлений и в том числе преступности, ввести новые категории и понятия и среди них прежде всего категории и понятия современной духовной культуры общества, преодолеть механистический материализм Кетле, исходя из положения о том, что нет и не может быть общества без культуры, что именно наличие духовной культуры - принципиальная черта любых форм человеческого общежития, что, не исследуя ее специфических законов, нельзя объяснить никакое социальное явление, в том числе и преступность. Все дело в том, какова эта культура.