3. Нерелигиозные и лишенные предубеждений

Различие между нерелигиозными и религиозными ?' может соответствовать различию между рациональными и эмоциональными детерминантами свободы от предрассудков. М203 - представитель первого типа. Его можно назвать "истинным либералом" с несколько абстрактным, рационалистичным образом мышления. Его антирелигиозные взгляды основаны не столько на политических убеждениях, сколько на позитивистских воззрениях. Он отвергает религию на "логической основе", но проводит различие между "христианской этикой", которую он считает близкой своим прогрессивным взглядам и так называемой "организованной религией". Изначально его антирелигиозные взгляды могли возникнуть из бунта против условностей: "Я ходил в церковь, потому что от меня этого ждали". Этот бунт он не вполне четко связывает с чисто логической природой, что объясняется бессознательным чувством вины. (Его равнодушие и апатия предполагает невротическое происхождение, возможно, беспокойство по отношению к объектам). Свою рациональную критику религии он формулирует следующим образом: Но я всегда относился к ней довольно скептически; я считаю ее в чем-то лживой, бездушной, нетерпимой, можно сказать, снобистской и ханжеской. Она насилует всю христианскую этику Религия оценивается им как гуманизирующий фактор (христианская этика) и как репрессивное средство. Нет сомнения, что это противоречие коренится в двойственной функции религии на протяжении истории, и поэтому не следует ограничивать только субъективными факторами. Термин "лицемерный", используемый М203, встречается довольно часто в интервью N, а иногда и в интервью Н по отношению к организации церкви и по контрасту к "истинно" религиозным ценностям. Он выражает 259 историческое освобождение религиозного опыта от института религии. Ненависть к лицемерию, однако, может иметь два направления: либо это тяга к просвещению, либо это оправдание цинизма и презрения к человеку. Кажется, что использование слов "ханжа" или "сноб" включает все больше ноннотаций, связанных с завистью или обидой. Он обличает тех, кто "считает себя чем-то лучше", чтобы прославить посредственных, чтобы обычное и якобы естественное считалось нормой9. Зачастую борьба с ложью предшествует разрушительным мотивам, которые оправдываются "ханжеством" и "чванством" других. Этот феномен можно понять на фоне демократизирующейся культуры. Обвинение религии в "ханжестве", критика, которая в Европе исходит от ограниченных интеллектуальных слоев, связанных с метафизической философией, в Америке также широко распространена, как сама христианская религия. Противоречивое отношение к религии частично объясняется и христианским наследием, и "духом науки". Наличие обеих культурных причин способствует непоследовательному отношению к религии, и объяснение этого не нуждается в обязательном привлечении психической структуры индивидуума. То, что Америка, при всем ее интересе к науке - это страна с устойчивым религиозным климатом, может помочь объяснить более общую особенность нерелигиозных респондентов с низкими показателями: их действительное или мнимое "негативное" обращение. Так, например, 5028 и 5058, подобно М203, сообщают, что "порвали" с религией. В американской культуре редко кто "рождается" нерелигиозным: там становятся нерелигиозными в результате конфликтов, пережитых в детстве или во взрослом состоянии, и эти изменения благоприятствуют нонконфор-мистским симпатиям, которые в свою очередь приходят в противоречие с предрассудками. Осознанная нерелигиозность в данной культурной ситуации предполагает определенную силу эго. В качестве примера приведем М202, "консерватора", но не фашиста, имеющего чрезвычайно низкие показатели по шкале Е. В детстве интервьюируемый был очень религиозным. Он ходил в церковь со своей семьей каждое воскресенье и готов был молиться о чем угодно "на коленях прямо на улице". В 19 лет с ним произошла перемена. Его стали раздражать сплетни в церкви. Он слышал, как люди осуждали тех, кто не участвовал "в их треклятом бизнесе". И эти люди приходили в церковь исповедоваться, а потом снова начинали творить зло. Такого противоречия в поступках он понять не мог. В этом случае антирелигиозные взгляды со всей очевидностью возникли из неприятия вмешательства в индивидуальную свободу, и это, следует отметить, в не меньшей степени элемент американской идеологии, чем 260 само христианство. Здесь, как и во многих других случаях, индивидуальная и психологическая амбивалентность человека по отношению к религии отражает объективный антагонизм в нашей культуре. U310, истинный либерал, дает другой пример мятежных антирелигиозных взглядов. Будчи сыном религиозных родителей, он отрицает христианскую традицию вообще. На открытый конфликт с родителями он не пошел, хотя отношения с ними стали очень холодными. По всей вероятности, свой бунт против семьи он перенес на их религию, стараясь избежать осложнений более личного характера. Достаточно часто мы наблюдаем, что сильные идеологические симпатии или антипатии можно объяснить таким замещением семейных конфликтов, то есть средством, которое позволяет индивидууму выражать свои враждебные чувства на уровне рационализации и таким образом избавиться от необходимости глубокого эмоционального переживания и которое одновременно позволяет юноше остаться под семейным кровом. Возможно, в некоторых отношениях, удобнее нападать на безличного отца, чем на отца родного. Нужно подчеркнуть, однако, что термин "рационализация" не подразумевает, что утверждение неверно. Рационализация - это не психологический аспект мышления, и сама по себе не определяет истинность или ложность. Решение по существу зависит целиком от объективных свойств идеи, которой завершается процесс рационализации. Контраст этим нерелигиозным и лишенным предрассудкам людям представляют лица, легко меняющие убеждения, такие как М711. Его негативное отношение к религии отмечено не столько неприятием, сколько равнодушием, которое сочетается с элементами юмористической рефлексии. Этот опрошенный довольно открыто признает свою неосведомленность в религиозных вопросах, но так, что эта внешняя слабость выражает скорее скрытую силу характера. Такие, как он, скорее могут позволить себе признать интеллектуальные несоответствия, потому что они обычно находят убежище в своем собственном характере и глубине своего опыта, чем в четких, продуманных и рациональных убеждениях. Говоря о своих взглядах на религию, он отметил: На самом деле их у меня нет (смеется). В большей или меньшей степени, но они отсутствуют. Что касается организованной религии, я не очень тут разбираюсь (смеется). Ему не нужно отрицать религию, он не испытывает ее чар; нет здесь и следов амбивалентности, поэтому нет и ненависти, скорее мы видим гуманное понимание и объективность. В качестве религиозной идеи он воспринял терпимость, которую демонстрирует характерным и нетрадиционным способом, выбирая отрицательные формулировки вместо высокопарных "идеалов". "Мне кажется, я знаю, что такое нетерпимость." Но он 261 не использует это знание для самовосхваления, скорее он склонен применять свою религиозную эмансипацию к факторам внешним и случайным. Если бы я остался в Денвере, я бы, наверное, ходил в церковь. Я не знаю. Я не думаю об этом, я не испытываю особой нужды в организованной религии. Любопытно, что интервьюируемый говорит о молитве. Он признает психологическую действенность молитвы, но знает, что этот "терапевтический" аспект религии несовместим с самой религией. Он считает, что молитва - это вроде самовнушения, с помощью которого можно "достичь результатов", но "я, конечно, не верю, что есть некто, кто их воспринимает". Респондент делает странное, но неожиданно глубокое заявление: Мое религиозное любопытство было недолгим. Возможно, как раз в это время (смеется) я занялся фотографией. Правильную оценку этого высказывания можно дать только с помощью категорий психоанализа. Связь между ранним интересом к религии, который сменился интересом к фотографии, объясняется любопытством, желанием "видеть" вещи сублимацией вуайеризма. По-видмому, фотографирование каким-то инфантильным образом связано со стремлением к "миру образов", которое коренится в некоторых религиозных течениях и в то же время находится под строгим религиозным запретом как в иудаизме, так и в протестантизме. Может быть, это подтверждается тем, что респондента во время его религиозной фазы привлекла теософия, религиозный способ мышления, который обещает "поднять занавес". Следует отметить, что отношение интервьюируемого к атеизму не более "радикально", чем его отрицание религии10. Он говорит: Ну. я не думаю об атеизме больше, чем обо всем остальном. На самом деле, я говорил кое с кем, кто считал себя атеистами, они даже не думали соглашаться. Может, я и атеист (смеется)... Это уже буквоедство. Профессиональные атеисты... производят впечатление, что они хотят сенсации. Как будто Дон-Кихот воюет с мельницами. Это может указывать на подозрительное отношение раскрепощенной личности к "ярлыкам", на то, что знает, как любая жесткая формула вырождается просто в пропаганду". Респондент точно почувствовал то, что сто лет назад сформулировал Бодлер в своем дневнике: атеизм выходит из употребления в мире, объективный дух которого по существу арелигиозен. Значение атеизма претерпевает исторические изменения. То, что было мощным импульсом для эпохи Просвещения восемнадцатого века, сегодня может оказаться симптомом 262

провинциального сектантства или даже параноидальной системы. Полубезумные национал-социалисты вроде Матильды Людендор4) боролись не столько с евреями и масонами, но и с католицизмом, как с заговором ультрамонтанов* против Германии, трансформируя традицию "культур-кампфа" Бисмарка в разновидность мании преследования.