Сетевое общество

Кастельс доказывает, что мы переживаем переход к «инфор­мационной эпохе», главной чертой которой становятся сети, свя­зывающие между собой людей, институты и государства. Это вызывает множество последствий, но самое значительное — воз­можное усугубление разрыва между возрастающей глобальной де­ятельностью и обострившимся социальным разделением. Кастель- са интересуют обе стороны вопроса, он хочет исследовать и спосо­бы, которыми глобализация усиливает интеграцию людей и различных процессов, и связанную с ней фрагментацию и дезин­теграцию. Это стало стержневой темой трилогии.

По Кастельсу, начало информационной эпохи восходит к 1970-м годам, к капиталистическому кризису, который ознаменовал собой конец того, что принято называть послевоенным устройством (пол­ная занятость, растущие жизненные стандарты, государственные системы социального обеспечения и т.д.). Кризис ускорил реструк­туризацию капиталистического предпринимательства, так как кор­порации, застигнутые рецессией и возросшей конкуренцией, иска­ли новые источники прибыли. Случилось так, что эта реструктуриза­ция совпала с возникновением, по терминологии Кастельса, информационного способа развития, явления, тесно связанного с ростом информации и коммуникационных технологий.

Это одновременное развитие нам хорошо понятно, потому что реструктуризация капитализма в основных своих чертах была вопро­сом освоения новых технологий и ИКТ, осуществляемого в поисках новых способов коммерческой активности. Начиная с 1970-х го­дов новая форма капитализма, которую Кастельс называет информациональным капитализмом, использует информационные сети для ведения дел как непосредственно на производстве (с но­выми трудовыми приемами), так и для маркетинга по всему миру. Все это к тому же тесно связано с долгосрочным, постоянно иду­щим и ускоряющимся процессом глобализации, причем в такой степени, что в этом сетевом обществе капиталистическая деловая активность проходит в реальном времени без пространственных ограничений, чего нельзя представить без развитых ИКТ.

Для многих авторов распространение глобальных информаци­онных сетей означает упадок национальных государств, поскольку границы не служат препятствием для электронных потоков ин­формации и соответственно маркетинг, производство и распрост­ранение ведутся все больше в мировых масштабах, что размывает границы между странами. Кастнако он не считает, что сети означают смерть национальных госу­дарств. В определенной степени они могут ослабнуть, и, разумеется, должны выйти на мировые рынки, но, как утверждает Кастельс, роль их останется значительной. И главным образом потому, что несмотря на тенденции к глобализации, существует связанная с этим потребность в максимальной адаптивности всех участников глобализации. Резкие и частые изменения рыночной ситуации и возможностей их использования стали обычными для мира, в ко­тором «новая экономика характеризуется... созидательным хаосом» (Castells, 1996, с. 147), и в зависимости от обстоятельств нацио­нальные правительства становятся ответственными за использова­ние открывающихся возможностей (и за их неиспользование). Та­ким образом, национальное государство сохраняет свое значение даже при том, что ему приходится действовать в глобальном вихре информационных потоков.

Кастельс делает беглый обзор, оценивая выигравших и проиг­равших в глобально интегрированном мире, подчеркивает разли­чие результатов в странах Латинской Америки, бывшем Совет­ском Союзе и новой Южной Африке. Для него различия на меня­ющейся мировой арене, где условные термины «север» и «юг» не столько проясняют, сколько затемняют вопрос, важны, посколь­ку показывают, что разного рода государственные стратегии мо­гут привести к различным результатам в нынешнем мире. Эффек­тивные правительства следуют курсом Японии и Сингапура, а «хищнические государства», такие как Уганда, Заир и некоторые другие африканские страны, становятся маргинальными по отно­шению к глобальному сетевому обществу, восполняя свои нехватки «политэкономией попрошайничества» (Castells, 1998, с. 114).

Рисуя картину мира, похожую на плотно сотканный ковер, Кастельс недвусмысленно дает понять, в каком направлении раз­вивается сетевое общество. Новейшее международное разделение труда может быть различным, но общее направление его очевидно и имеет четыре варианта, а именно:

• производители высокой стоимости (основанной на инфор­мационном труде);

• производители больших объемов (основанных на невысо­кой стоимости труда);

• производители сырья (имеющего своей основой природ­ные ресурсы);

• избыточные производители (пользующиеся обесцененным трудом).

Сетевое предпринимательство

Мы вошли в новую эпоху сетевого общества, которое возник­ло из сращения капитализма и «информационной революции». Кастельс полагает, что вопрос тут не только в глобализации, хотя, конечно, и она играет свою важную роль. Изменились и организа­ционные формы, связанные с глобальной интеграцией, основы­вающейся на сетевом распространении, что привело к дебюрокра­тизации. Предполагается, что даже в гигантских транснациональных корпорациях бюрократия уступает место реальным «возмутителям спокойствия», информационным работникам, которые опериру­ют в сетях, заключая сделки по всему миру, работают над каким- то проектом и находят рыночные ниши и которые больше связа­ны с себе подобными, чем с той компанией, где они работают на временной основе.

Здесь Кастельс вроде бы отходит от более или менее ортодок­сальных убеждений, обращаясь к идеям, весьма модным в школах бизнеса. Для исследователей-марксистов распространение инфор­мационных сетей служит показателем общей тенденции к усиле­нию транснациональных корпораций в мировой экономике. Питер Дикен (Dicken, 1992), Ричард Барнет и Рональд Мюллер (Barnet and Miiller, 1994), а также Герберт Шиллер (Schiller, 1984b) — предста­вители этого широко распространенного мнения, согласно кото­рому резкий и, видимо, необратимый рост транснациональных корпораций после Второй мировой войны тесно увязывается с рас­пространением информационных сетей, которые и создавались по заказу этих больших корпоративных клиентов (Dan Schiller, 1982). Часто сравнивают богатства государств и транснациональных кор­пораций, причем оказывается, что из ста единиц, обладающих самыми высокими доходами, половина приходится на транснаци­ональные корпорации, или же приводят данные о том, что теле­коммуникационные компании получают наибольшие доходы от корпоративных заказчиков, как внутригосударственных, так и международных, или же оперируют тем фактом, что 20% мирово­го сельскохозяйственного и промышленного производства прихо­дится примерно на 600 гигантских корпораций, и это вроде бы должно подтверждать вышеприведенный аргумент.

Однако Кастельс, утверждая, что интеграция означает полный переворот во всем, все же не прибегает ни к одному из этих дово­дов. Разумеется, он отмечает присутствие транснациональных кор­пораций в сетевом обществе, однако полагает, что оно угрожает этим гигантам, как и всем прочим, и если они не будут проводить изменения, то рискуют погибнуть. Следовательно, утверждает Кастельс, транснациональные корпорации должны настолько верти­кально дезинтегрироваться, чтобы трансформироваться в «гори­зонтальные корпорации» (Castells, 1996, с. 166). Поскольку в сете­вом обществе, говорит он, все зависит от быстроты ответа на за­просы глобального рынка и адаптивности, значит, сети в нем важнее всего прочего. Однако формально централизованная и иерар­хически выстроенная корпорация может поставлять продукцию и услуги по приемлемой цене и в срок, но это означает, что сети внутри и вне ксяпании постоянно создаются и пересоздаются. То есть мы наблюем «превращение корпораций в сети» (с. 115), в которых стратегические союзы заключаются и распадаются в зави­симости от конфетных обстоятельств и участников, а рецептом их успеха станоится то, что менеджмент Toyota называет принци­пом пяти ноле)1(ноль дефектов, ноль технических ошибок, ноль отсрочек, ноль бумажной работы и ноль материально-производственных запасов).

Если транснациональные компании и продолжают существо­вать, полагает Кастельс, то лишь потому, что они коренным обра­зом трансформировались. Ушли в прошлое глобальные империи, действия которьз планировались и направлялись из единого центра в метрополии, {информационной экономике «большая корпора­ция... уже не моют и больше никогда не сможет оставаться замк­нутой и самодосяточной» (с. 163). Теперь она должна уступить пол­номочия сетевьй организационным единицам — «самопрограм­мирующимся, самоуправляющимся, основой для которых служат принципы децентрализации, участия и координации» (с. 166). Та­ким образом, лобализация конкуренции превращает большую корпорацию в паутину разнонаправленных сетей» (с. 193).

Во всем этонотчетливо слышится отзвук постфордистской те­ории (см. гл. 4)и постфордистское заклинание — «гибкость» — проходит через «сю книгу Кастельса. Хотя он нечасто напрямую цитирует постфрдистскую литературу, он обнаруживает свои взгляды, привод в качестве примера новой парадигмы корпора­цию Cisco, которая на 80% ведет бизнес через свой веб-сайт. У Кас­тельса (Castells,ЮООе) для индустриального капитализма типич­на фордовская компания с огромными заводами, стандартизо­ванной продукцией и иерархическим управлением, тогда как Cisco — архетипическое сетевое предприятие информационной эры (с. 180-184).

Все это вполне вписывается в теорию менеджмента и постоян­но излагается настраницах Financial Times. Разумеется, глобальная экономика подвкна, нестабильна и рискованна для всех ее участ­ников, во многой это следствие глобализации, которая вовлекла некогда относительно защищенных (благодаря внутренним защи­щенным рынкам) корпоративных игроков в жесткую конкурен­цию в мировом масштабе. Но постулат Кастельса одновременно и проще, и значительно глубже. Он утверждает, что «логика сети имеет больше власти, чем власть в сети» (Castells, 1996, с. 193), стараясь этим афоризмом донести мысль, что ИКТ снизили эф­фективность глобальных корпораций и резко усилили позиции тех людей и организаций, которые проявляют предприимчивость и эффективность в сетевом их понимании. Эти люди в настоящий момент могут работать в рамках корпораций, однако новые техно­логии повлекли за собой перераспределение власти от нанимате­лей к сетевым работникам.

Кастельс (Castells, 1996) превозносит то, что он называет ду­хом информационализма (с. 195). Здесь он опирается на знамени­тый постулат Макса Вебера об «избирательном родстве» кальви­низма с капитализмом — сплаве «протестантской этики» с «духом капитализма», — предлагая сравнимый фактор, действующий в наше время. «Капитализм по-прежнему существует, но в новых, принципиально модифицированных формах» (с. 198), стержнем которых является «дух информационализма». Кастельс описывает этот «дух информационализма» через образ игроков кибер- пространства, которые легко и свободно обмениваются информа­цией, имеют хорошие контакты между собой и настолько эффек­тивно соединены в сети, что могут угнаться за требованиями со­временности. Кастельс заворожен возможностью принятых в сети решений коренным образом повлиять на людей и события по все­му миру посредством волн «творческой деструкции» (в термино­логии Шумпетера). А следовательно, полагает он, возникает но­вый тип личности, поскольку те, кто принимают такие решения, не несут ответственности перед своими нанимателями, но всегда открыты тем, кто обладает сетевыми талантами. И потому неуди­вительно, что, характеризуя нынешнюю ситуацию, Кастельс за­канчивает ее описание словами: «Шумпетер встречается с Вебером в киберпространстве сетевого предприятия» (с. 199), сводя вместе имена, которые предполагают крепкую смесь бурных пере­мен, созидательности и личной инициативы.

Кастельс уделяет также внимание переменам в трудовых прак­тиках и моделях занятости. Из длительного экскурса в область ста­тистики и дефиниций Кастельс делает вывод: количество инфор­мационной работы в обществе возросло; она в целом приносит больше удовлетворения, чем трудовая деятельность, которая была доступна в прошлом; эта работа носит более индивидуализирован­ный характер, чем прежде, а перемены, проявившиеся в сетевом обществе, означают: человеку надо привыкать к гибкости и в том, что он делает сегодня, и в том, что он собирается делать в буду­щем, если он хочет выжить в «системной подвижности» информационнального капитализма.