7. Репрессивный социализм сталина

Социализм… Какими только эпитетами не награждали этот «изм» в XIX-XXI веках разные политики и политические движения. Назовём лишь некоторые. Утопический социализм, тот, которого быть не может, мечта. Научный социализм. Это такой социализм, который опирается не на иллюзии, не на проекции того, как должно быть, а на научные основы, значит, якобы вполне реализуемые на практике. Кое-где реализовали. Получился после Второй мировой войны реальный социализм в СССР и странах мировой социалистической системы. А на Западе возник реформистский социализм – шведская модель общественного и экономического устройства, частично западногерманская, французская, т.е. Западная Европа. Одно время, в конце правления Л.И. Брежнева, в СССР социализм стали называть развитым. При Горбачёве попытались запустить в оборот общечеловеческие категории, заговорили о необходимости утверждения социализма с человеческим лицом, о «гуманном социализме». В Китае и по сей день продолжают твердить о социализме «с китайской спецификой». И при этом любят напоминать мудрость Дэн Сяопина: «Неважно, какого цвета кошка, лишь бы мышей ловила».

Всё это многообразие эпитетов в определении социализма свидетельствует не о бессилии исторической и политической науки, а о невозможности уложить конкретный опыт общественного развития в прокрустово ложе идеологических схем. Потому что любой «изм», не только социализм, всегда будет ýже живой жизни, всегда будет отставать от потребностей истории, реже – опережать её.

Поэтому репрессивный социализм, как и все другие названия социализма, как и следующий за социализмом в марксистской версии исторического развития человечества коммунизм, названия условные (впрочем, не более условные, чем остальные названия, придуманные европейскими историками, потому что историю народов других континентов трудно подогнать под такие определения, как феодализм, капитализм, империализм и пр.). Например, та же Россия в строгом значении этих понятий не переживала ни феодализма, ни капитализма, ни тем более империализма. Критерии, которыми пользовались для выделения этих этапов в истории западноевропейских стран, для России носили весьма и весьма приблизительный характер. Не говоря уже, скажем, о Китае или Индии, арабских или латиноамериканских государствах. Собственно, Маркс прямо заявлял, что в своём «Капитале» описывал опыт развития Англии, самой экономически продвинутой в XIX в., а не мирового капитализма, которого тогда как системы ещё не было.

Так же условны и определения современных периодов развития общества в зоне проживания «золотого миллиарда» – стран Западной Европы, Северной Америки и Японии – индустриальное, постиндустриальное, информационное общества и в целом технотронная эра. Что все они обозначают? Какое общественное содержание отражают? Сплошь условность, потому что всё приблизительно. Различаются термины даже в странах ЕС, известных тем, что в них педантично согласовывается названия, дабы они имела однозначное толкование на большинстве европейских языков.

И, тем не менее, все эти названия имеют определённое значение, потому что в них отражается главное, основное для развития конкретных стран на конкретном этапе их существования. Безусловно, эти названия определяют частично общие параметры общественного развития, которые позволяют группировать разные страны, хотя, конечно, и в весьма приблизительных рамках. К числу этих общепринятых критериев развития относятся две сугубо технократические категории. Это – уровень развития производительных сил и формирующихся на их основе производственных отношений. Вместе они составляют способ производства. Причём в рамках господствующего способа производства могут существовать и существуют способы производства более низкого уровня развития производительных сил. Отсюда и разные уклады хозяйственной жизни: крупное производство, мелкое, среднее, государственное, частное и т.д.

До недавнего времени доминировало убеждение, что уровень развития производительных сил определялся степенью обобществления этих сил. Чем выше эта степень, тем выше считалось развитие экономики. Сегодня эта точка зрения уже не выдерживает критики. Опыт реального социализма показал, что дело не в степени обобществления производства и не в форме собственности. В России в период «военного коммунизма», а в Китае в годы культурной революции было практически стопроцентное обобществление народного хозяйства, частная собственность ликвидирована. Это неумолимо заканчивалось коллапсом самого производственного процесса. Требовались немедленные рыночные инъекции в виде нэпа как в России, так и в Китае. Это особенно очевидно для крупных стран. Куба или Северная Корея, которые не оказывают серьёзного этногеополитического воздействия на мировую этногеосистему, могут сравнительно долго вариться в собственном соку. Но и там вынуждены будут отказаться от тотальной госсобственности на всё и вся. Что и показывает Куба при правлении брата Фиделя Кастро Рауля.

Материальный уровень жизни, количество благ на душу населения может служить критерием эффективности господствующего способа производства. Но не больше. За материальным благополучием следует депрессия. И здесь уже примером негатива служит опыт стран «золотого миллиарда». Связь между количеством евродолларов на единицу населения и жизненным удовлетворением человека далеко и далеко не прямо пропорциональная. Не годится в качестве общественного идеала и главный лозунг Программы построения коммунизма, принятой КПСС в 1961 году: «От каждого по способностям, каждому по потребностям». Потребности у всех, как и способности, разные. Привести их к общему знаменателю не получается даже теоретически.

Что же в осадке, крушение кумиров (Ф. Ницше)? Не случайно сегодня в такой чести псевдорелигиозный, этнический и проч. и проч. обскурантизм. Доверие к общественным или, как их ещё называют, гуманитарным наукам за последние 2-3 десятилетия значительно подорвалось. Да если разобраться, то нет и крупных фигур ни в философии, ни в политэкономии, ни в других «думающих», живущих абстракциями мышления науках. Нечего осмыслять? Или некому? Вот, скажем, мировой финансовый кризис. Никто толком не может выяснить и определить ни его причины, ни возможные последствия. Яркое свидетельство того, что поистёрлась прежняя методология анализа кризисных ситуаций. А новой пока предложить не могут. И так во всём остальном. На крупные обобщения выйти пока не удаётся. Всё дискретно, т.е. прерывисто. По мелочам. Тут урвали, там потеряли. Здесь нашли, но оказывается не всегда то, что искали. А желание понять происходящее только усиливается. История конкретных фактов всем надоела. Подавай цельную картину.

И ещё соображение. Не совсем понятно, почему в учебниках по истории политических учений, когда речь заходит о социализме, отсутствует материал, связанный с политической идеологией КПСС и её вождей, первых лиц в партии и государстве. Говорят, что нечего рассматривать, т.к. у руководства КПСС не было никаких политических идей, мол, все их идеи умещались в трафаретный лозунг партийной пропаганды о вечно живом учении марксизме-ленинизме: «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить!»

Да, марксизм-ленинизм очень и очень помешал развитию партийной политической мысли. Приходилось считаться с его классическими догмами и очень аккуратно обращаться с ними. Но тем-то и богата человеческая природа, тем-то и ценна русская находчивость, что развитие новых идей она умело камуфлировала в марксистско-ленинские одежды. Благо, что у Маркса, Энгельса, Ленина и их последнего ученика и верного последователя Сталина можно найти цитаты на любой вкус, вплоть до оправдания многожёнства. Не говоря уже о политической реальности или точнее виртуальности. Да, да, именно виртуальности. Потому что любая идеология (политическая, философская и т.п.) виртуальна по определению, ирреальна по своей природе. Если бы было иначе, то в мире со дня появления Homosapiensбыла бы одна, ну максимум две идеологии – одна для мужчин, другая – для женщин. По половому признаку.

Поэтому мы совершенно не согласны с авторами учебников, для которых взгляды пусть и неглупого юриста Кельзена, одного из основных теоретиков правового позитивизма, важнее взглядов вождей КПСС. Такое небрежение к своим идеям просто недопустимо. Оно говорит о том, что у нас в стране 75 лет после Октябрьской революции люди не думали, а выполняли указания. Это не так. Думали не только те, кто выполнял указания, но и те, кто эти указания отдавал. Иначе были бы мы с вами не среди наиболее мощных государств мира, а на политической помойке. Кстати, именно туда нас и хотят запихнуть еще со времен Киевской Руси.

А насчёт «вечно живого» марксизма-ленинизма следует сказать, что первым начал его хоронить сам товарищ Ленин. Дата начала похорон – март 1921 года, место – Москва, Дом Советов, мероприятие – Х съезд РКП(б). Принятие резолюции о переходе от политики «военного коммунизма» к новой экономической политике. Эта политика не имела ничего общего с марксизмом.

И даже когда в 1929 г. формально отказались от нэпа, никто к марксизму так больше и не вернулся. Сталинская индустриализация и коллективизация не имели ничего общего ни с марксизмом, ни даже с ленинизмом. Они осуществлялись в русле общемировых стандартов и механизмов модернизации советской экономики, начатой Витте при императоре России Александре IIIв 90-е годыXIXвека.

И последнее соображение. Для чего нам в XXIвеке нужно знать взгляды англичан Гоббса или Локка, вся политическая мысль которых умещалась в тезис: «Человек человеку волк»? Зачем нам изучать бред немца Гегеля, который считал, что славянство не созрело для самостоятельной мировой этногеополитики и скоро исчезнет с геополитической карты Европы, ибо будет проглочено германской акулой так, как в средние века Пруссия проглотила северные племена славян. Кстати, в этом с Гегелем был согласен и Энгельс. Но система образования построена в России так, что взгляды иностранцев изучают, а на взгляды русских политиков и политологов плюют. А надо делать наоборот!

Здесь, как и в материальном базисе, живущим в России людям следует использовать принцип японцев: технология – передовая (в том числе западная), идеология – традиционная. Это не махровый национализм, а здоровый патриотизм.

Возвратимся к социализму. Его основателем был товарищ Сталин. Это он поправил марксизм-ленинизм, вставив в него тезис о возможности победы социализма (коммунизма) в одной отдельно взятой стране (XIVсъезд РКП(б), 1925 г.). Это он развил идеи о мировой системе социализма как противоположном полюсе мировой этногеополитики. Это он выдвинул идею железного занавеса, без которого СССР не смог бы за 5 лет восстановить страну после Великой Отечественной войны. Наши ресурсы попросту украли бы, как сегодня Украина ворует газ. Наконец, Сталин выдвинул идею замены правящей партии госструктурами, т.е. перехода к нормальному административному без партийного кнута управлению страной (XIXсъезд КПСС, 1952 г.).

Были в реформаторстве Сталина и конъюнктурные загогулины.

Первая– об обострении классовой борьбы по мере построения социализма. Сегодня эту идею КПРФ включила в свою Программу (декабрь 2007 г.). Идеологическое и политическое обоснование репрессий 30-40-50-х годов. Но таков был не только стиль Сталина. Таков был стиль эпохи 30-40-50-х годов. Сталину нужно было ликвидировать ветеранов Октября и Гражданской войны. НаXVIIсъезде (1934 г.) Сталин заявил: «Нам нужно заменить 500 тысяч руководителей». И он их в течение 3-5 лет заменил, доложив наXVIIIсъезде (1939 г.) об этом партии и стране.

Вторая– о войне на чужой территории. Этот тезис стоил стране и Советской Армии 5 млн. военнопленных и полным провалом начала войны в 1941 г.

Третья– Сталин не разобрался с законами экономики. Пошёл на поводу у Ленина о социализме как едином государственно-хозяйственном тресте. Всё – общее. Различия – в деталях. Суть политэкономии социализма – без товара, рынка и цены как главных регуляторов системы производства и потребления. Есть единая для всех политэкономия товарно-денежных отношений. Отменить их или заменить государственным планированием нельзя. Эти отношения вытекают из природы межчеловеческих отношений. План может и должен корректировать товарно-денежные отношения, деятельность ТНК (транснациональных компаний) и пр. Тогда ему цены не будет.

Лебединой песней реформаторства Сталина стал XIXсъезд ВКП(б). Он начал свою работу 5 октября 1952 г. в обстановке непрекращающихся репрессий. «Реформаторство», если его можно так назвать, коснулось главного вклада Сталина в историю политической мысли – осуществление государственных репрессий против своих т.н. оппонентов. Эти «замечательные» мысли и практику вождя потом с блеском развили Мао Цзэдун в Китае и Пол Пот в Камбодже. Первый обогатил теорию и практику репрессивного социализма «культурной революцией», «школами 7-го мая». Второй – геноцидом против своего же народа.

Первый реформаторский социалист утопического толка – Джироламо Савонарола (флорентинец XVвека, земляк Н. Макиавелли, который потом углубил теорию репрессий). Он потребовал собрать на соборной площади всех проституток города и четвертовать их. Сталин и его восточные последователи собрали и почти что поголовно «четвертовали» своих политических противников. Проституток они не тронули. Их, согласно теории социализма, просто не могло быть в обществе всеобщей трудовой повинности.

Что же значил репрессивный социализм как тип общественного устройства? Кажется, крупнейший русский философ-политолог Василий Васильевич Розанов сказал: «Чтобы понять, что происходит в России, надо жить долго». Он не уточнил, что значит «жить долго». 50-60-70 или 100 лет? Например, Пушкин в письме к своему другу Вяземскому жаловался на усталость – признак старости. А было тогда поэту едва ли 30 лет. Белинский в письмах к Гоголю называл себя стариком. А умер наш критик от чахотки, не дожив и до сорока лет. Сам Розанов помер от голода и болезней в 1919 году в Сергиевом Посаде в лихолетье «военного коммунизма» в 63 года. Что означает «жить долго» в России? Остановимся на середине – 50-60-70 лет. Прожившему такой срок человеку уже можно что-то понять, что-то сравнить и обобщить то, что происходило в России. Особенно, когда речь заходит о периоде массовых сталинский репрессий.

Надо признать откровенно – ни участники репрессий, ни их современники, ни потомки современников, на какой бы стороне они не находились, не в состоянии внятно ответить – что же тогда случилось? Точнее, в чём причины случившегося. Откуда растут уши этого отвратительного явления общественной жизни, к разряду которых относятся репрессии. Кстати, как обстоит вопрос с самим определением репрессий как общественного явления? Берём многострадальный Советский энциклопедический словарь: «Репрессия (от позднелат. Repression– подавление), карательная мера, наказание» (С. 1132). Ну что тут можно понять? Умели советские спецы сказать так, чтоб ничего не сказать или сказать так, чтобы ничего не было понятно. Но кто их знает, этих спецов? Может быть, предложенное ими такое вот инертное, со ссылкой на позднелатинский язык (всё-таки научно, раз латинский!) определение и является наиболее уместным в данном контексте нашей истории и оценки репрессивного социализма как исторического явления? По крайней мере, присутствует претензия на объективность. Не будем особо придираться. Спасибо и за это.

Ну, а что значит «массовые репрессии» как характеристика репрессий конца 1930-х годов? Репрессии разве могут быть немассовыми, единичными? Если могут, то, значит, о единичных, немассовых и говорить не стоит? Западные специалисты идут ещё дальше. Они называют репрессии 1930-х годов «Большим террором» (например, Роберт Конквест из США). Именно так, с заглавной буквы, как будто это что-то из ряда вон выходящее с точки зрения философии всей мировой истории. Вообще надо сказать, что пристрастие всех и всяких спецов и оценщиков нашего социалистического прошлого к гиперболическим эпитетам не просто отвращает от их оценок. Самое плохое – побуждает усомниться в качестве этих оценок. Говорили бы попроще. Может быть, их и воспринимали бы поспокойнее, без задней мысли и враждебной к ним в целом идейно-политической подоплёки.

Итак, всё-таки что значит «массовые»? Что берётся за исходный пункт оценки явления как массового? Где критерий? Например, Достоевский со своей «слезинкой ребёнка», на которой нельзя построить счастье всего человечества. Наивность? Подумаешь, слезинка ребёночка. А миллион слезинок не хотите? Чем всё-таки определить массовость «карательных мер и наказаний», как сказано в Энциклопедическом словаре? И сами эти меры как оценить? Что значит карательная акция – смерть, порка, тюрьма, лагерь? А наказание? Где тут исходная кривая или прямая в определении предмета изучения?

Нам тут же могут вставить лыко в строку – ишь ты, изучение. Это трагедия. Это неподвластно человеческому разумению! Не надо истерик, господа репрессанты, повторяем, с чьей бы стороны вы не находились. Человеческая деятельность такая вязкая природа, что в ней может быть что угодно и как угодно. А это «что и как» нужно именно изучать или хотя бы более или менее приводить в доступные пониманию берега. И вот тут-то не всегда получается картина маслом. Могут быть и другие образы.

Карали и наказывали, т.е. репрессировали, всегда и везде, при всяких (плохих и хороших, демократических и тоталитарных) режимах и при всяких правителях. Значит, репрессии – это универсальное средство политического общежития во все эпохи и во всех странах. Конечно, вызывают вопросы масштабы репрессий. Но и здесь ясности никогда не будет. Она всегда относительна. Потому что точных данных вам никто, никогда и нигде не назовёт. Их просто нет. Бухгалтеров и статистиков репрессий никогда не было и не будет. По принадлежности к самому явлению. Всё приблизительно. А значит, как в песне: «Всё перемелется, родная…»

С точки зрения статистики 1937 год, оказывается, просчитан. В архивах НКВД есть справки на примерно 1,5 млн. арестованных и отправленных в ГУЛАГ. Из них 800 тысяч расстреляно. Цифры, конечно, ошеломляют. Но, честно говоря, раз уж полезли изучать, то давайте сравнивать. В переписке с Черчиллем за годы Второй мировой войны Сталин на вопрос британского премьера, сколько было жертв раскулачивания во время коллективизации, осторожно назвал цифру – 8 млн. Сколько из них расстреляли, отправили в ГУЛАГ, посадили по тюрьмам – неизвестно. Но доподлинно известно, что расстреливали, отправляли и сажали так называемых кулаков и членов их семей именно те, кого потом самих расстреливали, отправляли и сажали. Что произошло с теми, кто «упаковывал» репрессантов, тоже никто не знает. По косвенным данным, частично тоже «упаковали», но в общей массе оставили «служить Отечеству».

Вот такая нерадостная статистика. В чём она убеждает или, точнее, к чему побуждает? Ни к чему хорошему, как бы мы уже теперь с высоты прожитых лет не рассуждали. Горечью наполняется сердце, хотя мы никого не «паковали» и нас вроде Бог миловал. Но ведь у нас же есть предки, мы же не безродные дворняжки. Значит, что? Опять на баррикады, опять, закусив удила, вопрошать: «А что твои предки делали до октября 1917-го?» Не приведи, Господь!

Великий террор или массовые репрессии сопровождали человечество на всём пути его развития. И будут сопровождать. Казнь С. Хусейна в 2006 году – это разве не репрессии? А нападение Саакашвили на Южную Осетию в 2008 году как можно оценить по-другому, если не как геноцид, т.е. тяжелейшую форму репрессий, которая осуществляется одной нацией против другой?

Великий террор прошёлся катком по Америке. После её открытия Колумбом туда пришли любители наживы – испанские и португальские конкистадоры. Население Южной Америки, жители империи ацтеков, приняли их радушно и благожелательно. Поначалу не было никаких военных действий. Поэтому называть то, что произошло потом, столкновением цивилизаций – кощунство. Конкистадоры именно репрессировали ацтеков или индейцев, кому как больше подходит. Причина? Якобы нежелание предоставить золото и драгоценности. Десятки миллионов были истреблены. Хотя так и осталось невыясненным, как это удалось осуществить 300 воякам. Что же это за цивилизация ацтеков, которая не смогла дать отпор кучке негодяев?

Хотя то, что произошло в Северной Америке, может быть, даст ответ. Ведь и там при освоении земель европейскими колонистами, – а численно их было не так уж и много, больше в разы, чем конкистадоров, но всё-таки не десятки миллионов, как репрессированных индейцев. Их уничтожение также не оправдывается никакими соображениями военного времени и безопасности.

Получается, что в одночасье была репрессирована целая человеческая раса – краснокожая. Осталось три – белая, жёлтая и чёрная. Могли извести и чёрную расу. Экспорт негров из Африки в Америку изменил не только этнический, но и расовый состав континента. Вот это Великий террор.

Ну, а что в Европе? Белые уничтожали белых – 6 миллионов евреев в нацистских лагерях. Какая была причина? Что, евреи организовывали в тылу у Гитлера партизанские отряды, движение Сопротивления? Ничего подобного. Те, кто оставался под фашистами, смиренно предлагали им сотрудничество и работу. Гитлеровцы пренебрегли предложением. Причина? Трудно сказать наверняка. Но, по косвенным данным, побудительным мотивом послужило поражение германских армий под Сталинградом. Уничтожая евреев, Гитлер и его подручные таким способом хотели преодолеть усиливавшийся комплекс неполноценности.

Китай в годы «культурной революции» стал ареной гибели от 15 до 20 миллионов лиц неханьской национальности. Сталина упрекают и, наверное, справедливо упрекают за высылку ряда национальностей с Кавказа и из Крыма в 1944 г. за якобы пособничество немецким оккупантам. Но в Китае эти нацменьшинства попросту уничтожили. Отправляли на перевоспитание в так называемые «школы 7-го мая», этот китайский аналог советского ГУЛАГа. Оттуда вернулись немногие. Не все ведь попавшие в «школы» были Дэн Сяопинами и Чжоу Эньлаями. С рядовыми не церемонились.

Кампучия 1970-х годов. Режим Пол Пота – Иенг Сари устроил геноцид – кхмеры уничтожали кхмеров: 2 млн. из 5 млн. населения Камбоджи (Кампучии). То есть 40 %. Вот это Великий террор!

Ладно, всё это заграница. В России в течение 1990-х годов ежегодно уходило из жизни по 1-1,5 млн. человек. Да, уходили не в ГУЛАГе. Уходили не по приговорам так называемых троек. По объективным причинам – не смогли приноровиться к изменившимся, несоциалистическим условиям жизни. Кто за это ответит? И какую дать оценку этому исходу живых людей?

Как видим, вопросов и сегодня, 60 лет спустя, куда больше, чем ответов на них. Правда, один ответ всё-таки имеется. Чтобы нас не заподозрили в предвзятости, ответ этот представим по произведениям не Ленина и не Сталина, а самого «гуманного» из основоположников реального социализма представителя РКП(б) товарища Бухарина. Его книги, в частности «Азбука коммунизма» (1920 г.), были настольными у целого поколения строителей коммунизма и не только в СССР, но и за его пределами.

Евангелием пролетарского движения Бухарин считал учение Ленина о диктатуре пролетариата и советской власти. Это евангелие учило, что диктатура пролетариата является детищем социалистической революции, которую Бухарин трактовал не иначе как гражданскую войну рабочего класса против своих врагов. Власть рабочего класса должна носить милитарный, т.е. военный характер, быть военно-пролетарской диктатурой. Режим этой диктатуры призван решить две задачи. Первая – уничтожить частнособственнические отношения, сломать и разрушить буржуазную государственность, подавить классовых врагов пролетариата. Вторая задача – осуществлять принуждение самих трудящихся.

В Х главе «Внеэкономическое принуждение в переходный период» книги «Экономика переходного периода» Бухарин записал: «Пролетарское принуждение во всех своих формах, начиная от расстрелов и кончая трудовой повинностью, является, как ни парадоксально это не звучит, методом выработки коммунистического человечества из человеческого материала капиталистической эпохи». По поводу этих слов на полях книги читавший её с карандашом в руке товарищ Ленин сделал пометку: «Вот эта глава превосходна!»

На основе этого «превосходства» Бухарин развил марксистско-ленинскую теорию советского государства, доведя до логического конца методологию репрессивного социализма. Очень кратко обозначим пунктиром выводы Бухарина, поскольку они оставались фактически в неизменном виде вплоть до брежневской Конституции СССР (1977 г.). Советское государство – это, во-первых, антипод буржуазного правового государства. Во-вторых, долой принцип разделения властей, советы олицетворяют законодательную и исполнительную ветви власти в одном лице, а при необходимости и судебную власть. В-третьих, выборы проводятся не по избирательным округам, а по производственным единицам. В-четвёртых, никаких прав классовым меньшинствам. В-пятых, абсолютизация государственного аппарата. В-шестых, демократия только для пролетариата. В-седьмых, хозяйственный субъект не общество, а пролетарское государство. И, восьмое, никакого гражданского общества.

Вот от этой схемы советской государственности пытались затем уйти все руководители СССР. Правда, на наш взгляд, делали это без особого успеха. Все, кто намеревался раскрыть личность Сталина, отразить его политическую биографию, отмечали наиболее яркую особенность его восприятия мира – стремление к упрощению самых сложных исторических и общественных явлений. Ленин до предела упростил политическую философию Маркса и Энгельса, фактически сделав её понятной для миллионов пролетариев. Сталин упростил самого Ленина, сделав его понятным для миллионов кухарок. Вспомним, как Ленин убеждал всех в том, что каждая кухарка может управлять государством. Вот Сталин и довёл кругозор Ленина до уровня восприятия кухарок. Его стилем стало отрицание многомерности действительности, а методом – изображение событий в чёрно-белом варианте. Горький так перевёл эту методу на язык политики: «Кто не с нами, тот против нас». И как вывод: «Если враг не сдаётся, его уничтожают». Ученик Сталина, основоположник репрессивного социализма с китайской спецификой Мао Цзэдун по-своему интерпретировал важнейшее положение своего учителя: «Винтовка рождает власть». Попробуйте сказать лучше – не выйдет! Сталинизм – это догматизм по сути и содержанию и катехизис по форме и изложению. Сам ставил вопросы, и сам тут же отвечал на них. Очень это нравилось пролетариату.

Второе открытие Сталина: диктатура пролетариата – это организация всего общества. Новое государство как союз рабочего класса с крестьянством. Историческая эпоха как эпоха перехода от капитализма к социализму. Вот вам своеобразная трактовка этногеополитики с позиций социализма. Отсюда две функции у социалистического государства: внутренняя – главная; внешняя – вспомогательная. Хотя в разные периоды перехода они могут меняться местами – внутренняя становится вспомогательной, а внешняя – главной.

Третье достижение Сталина – республика Советов должна быть организована не в виде СССР, как предлагал Ленин, а в виде РСФСР. На бумаге, то есть в Конституции страны, остался СССР, но на практике всё-таки была РСФСР. Право народов на самоопределение закрепили, но обставили его так, что в условиях правящей КПСС реализовать это право было равносильно самоубийству.

Четвёртое достижение Сталина (самое главное) – это восстановление разрушенного Октябрьской революцией этногеополитического тела Российской империи – воссоединение исторической дооктябрьской России с Россией советской. Легализация Православия и вновь учреждение в 1943 году института Патриарха Русской Православной церкви.

Наконец, пятое – это возврат в конституционную систему страны судебной власти. Как ни крути, как не верти, а репрессии 30-40-50-х годов осуществлялись судебными органами. То есть с формальной точки зрения – по суду, а не исходя из революционной целесообразности. Кто-то скажет, осуждённым от этого не легче. Верно, не легче. Но, если разобраться поглубже, разве правовое государство не является торжеством формы над содержанием? Именно в этом значении и понимается знаменитый афоризм юридической школы Древнего Рима: «Пусть рухнет мир, но закон восторжествует!»

112