Глава VII. Проекция и объективация.

Об'ект — это то, что представляется в пространстве. Шопенгауэр определяет материю, как об'ективную причинность. Наша жажда знания была бы удовлетворена, если бы мы могли понять каждое из многообразных явлений и чувственных впечатлений, как чисто пространственное и временное отношение, т.е. как чистое движение. Отсюда известные слова Канта: «Во всех дисциплинах содержится лишь столько истинной науки, сколько в каждой из них имеется чистой математики».

Учение о движении или форономия является предпосылкой, математической терминологией механики. В последней присоединяются уже реальные, конкретные величины, т.-е. силы, которые даны в опыте, в чувственном мире, а не происходят из чистого разума.

Об'ективное познание есть цель всякой естественной науки. До внутренней стороны вещей ей нет никакого дела. Вывести и об'яснить сущее из одного принципа, из механического принципа движения — в этом ее последняя и высшая задача. Следовательно, она всегда будет материалистической и отклонилась бы серьезно от своей истинной цели, если бы пошла по другим путям.

Но как достигаем мы об'ективного знания? В чем его необходимая, естественная предпосылка?

Уже в самом этом слове заключается об'яснение. Здесь, как и во многих других случаях, язык создал понятие, исходя из его происхождения, которое является здесь и самым существенным для него. «Objectum» значит противопоставленное, сопротивляющееся; его главное качество, которым оно заявляет о своем существовании — есть сопротивление, антитипия. Последняя является поэтому истинным содержанием понятия тела, которое мы никогда не сможем определить иначе, как то, что занимает пространство. И в русском слове предмет (нем. Gegenstand), которое является только переводом латинского objectum, мы тотчас схватываем происхождение и содержание этого понятия.

Исключение, испытываемое в суб'ективном движении, или оказываемое ему сопротивление есть истинная сущность об'ектности. Об'ект есть область границ. Я поясню это на ряде примеров.

Если я в темную ночь на незнакомой дороге ударюсь о ствол дерева или о стену, то об'ект грубым образом заявит о своем присутствии, и я узнаю, что легко живут рядом друг с другом мысли, но сталкиваются в пространстве вещи. Если я острием карандаша тыкаю о предмет из шерсти, шелка, бархата, репса и т. д., то по своеобразным отличиям сопротивления я узнаю о различном составе этих веществ. Я переношу при этом мое собственное ощущение на конец карандаша, как бы ощущая им.

Если я длинным шестом ощупываю предмет, лежащий на дне реки, напр. стеклянный сосуд, то через движение моих рук мною опознается величина, форма и поверхность этого предмета; я переношу при этом, как в предыдущем примере, мое ощущение на конец шеста.

Совершенно то же явление, лишь в неизмеримо большем масштабе происходит, когда я посредством световых лучей, находящихся между моим глазом и телом, удаленным на много миллионов миль, планетой или неподвижной звездой, воспринимаю или вижу его. Световые лучи являются здесь, как правильно заметил Шопенгауэр, ощупывающими шестами. Исключение, граница, сопротивление и здесь, как и во всех подобных случаях, составляют сущность об'екта

Что особенно важно во всех этих случаях и что никогда не следует упускать из виду, это то, что всякое об'ективное познание всегда образуется из двух факторов, которые везде должны присутствовать: во-первых из — движения, исходящего от суб'екта, направленного к об'екту и определяемого волей, и во-вторых—из об'ективного фактора, сопротивления, которое противопоставляет об'ект этому движению.

Совершенно ясно, что, если об'ект — это сопротивление, то должно быть нечто, чему сопротивление оказывается, — другими словами, сопротивление, как все человеческие понятия, понятие относительное. В приведенном примере с шестом в реке моя рука оказывает давление на стеклянные стенки предмета, но это давление передается обратно нервам ладони и мускулов руки и только путем этого отражения входит в сознание, в восприятие. Гак природа дала и низшим животным организмам органы осязания или щупальцы в целях чувственного восприятия. Со световыми лучами дело обстоит точно так же; если наш глаз и не может их двигать, то он может изменять свое положение по отношению к ним, и бесконечно малое давление или раздражение, которое они оказывают на поверхность сетчатой оболочки, достаточно для того, чтобы мысль или, вернее, представление скользило по ним и ощупывало поверхности, находящиеся вне досягаемости руки, или даже образующие в неизмеримых далях последние границы нашего чувственного восприятия мира. И созерцание фигур, очертаний, групп и т. д. есть акт воли, которая сделалась способной в нашем телесном органе, в светочувствительной части глаза, приводить конечные точки световых лучей в известные связи, становящиеся все более привычными в результате упражнения. Все это происходит с такой невероятной быстротой, что мы воображаем, будто бы зрение только (пассивное) ощущение, в то время как в действительности оно есть представление, интеллектуальное созерцание.

Мы подошли к понятию, которое в математике берется в узком смысле и означает там опускание на плоскость об'ективных точек, ограничивающих поле зрения, но которое мы, как уже ясно из сказанного, понимаем в гораздо более широком смысле,— к понятию проекции.

Проекция происходит от projicere — выбрасывать, выдвигать, переносить во-вне. В этом слове ясно выражена волевая деятельность, наполняющая пространство сила и суб'ективная точка зрения. Противоположностью ему является, как уже замечено, то, что сопротивляется, как преграда стремлению во-вне, об'ективное (от objicere).

Мы можем твердо выставить положение: никакая об'ектиивация невозможна без проекции, так же, как нет проекции без об'ективации. В первой части высказана относительность, во второй—ограниченность человеческого знания. Как бы далеко мы ни раздвигали границы в пространстве с помощью усовершенствованных инструментов, мы приходим только к новым границам, к новому сопротивлению, которое, как об'ективное, дает материал для нового познания. Бесконечное безбрежно, а потому недостижимо. Прекрасно и глубокомысленно говорит Лазарь Гейгер: «Из огромной цепи бытия лишь немного звеньев освещает перед нами луч света в глубокой ночи — человеческий разум».

Самый низкий животный организм является проекцией и имеет, хотя и чрезвычайно темное, сознание пространства. Простейшая клетка, шарообразное существо, сопротивляется во всех точках своей поверхности натиску внешнего мира. Если Аристотель полагал, что форма шара есть самая совершенная из всех, то, конечно, для организма верно как раз обратное. В этой форме нет никакой дифференциации, и потому невозможна никакая фиксация пространственных отношений внешнего мира.

Зародыш ясного пространственного сознания начинается лишь там, где, вместе со свободным движением вперед, животное реализирует первое пространственное измерение — длину. Вместе с ростом совершенствования, и второе измерение — высота и глубина — достигает внутри животного мира ясного проявления и ясного осознания. Напротив, третье измерение — ширину, которая дана в различении левой и правой стороны, реализовал только человек, поднявшись для прямой-походки и превративши свое продольное измерение длины, вопреки направлению тяжести, в ось, вокруг которой он вращается.

Лишь вместе с движением вперед, для познания сделалась мыслимой прямая линия — исходный пункт, необходимая предпосылка всякой математики. В природе мы ее находим реализованной в свободном падении тел к центрам их притяжения, а также в движении животных к влекущим их предметам и в бегстве от врагов. Молодые черепахи или утки, только что вылупившиеся из яйца, стремятся по прямой линии к воде. Не менее важно прямолинейное распространение звуковых и световых колебаний.

Без прямой линии не было бы возможным измерение пространства, т.е. сведение его к единицам. Всякая проекция и об'ективация имеют поэтому своей предпосылкой прямую линию.

Стр.42-95