Высший суд

Один из литературных обозревателей в своей статье по поводу книги «Жизнь после жизни» заявил: «Споры и дискуссии между различными религиозными группировками, безусловно, вызовет раздел, описывающий модели потусторонней жизни. Ведь большинство из опрошенных не испытывали никаких проблем, связанных с присуждением наград или наказанием за деяния в земной жизни, т. е. не сталкивались с церковно-традиционной моделью, согласно которой душа предстаёт перед святым Петром, определяющим, якобы, её дальнейшую судьбу в загробной жизни»¹.

Фредерик А. Брюссат. Обзор книги «Жизнь после жизни». Cultural Information Service, ноябрь 1976, стр. 16-17.

Поскольку эта тема привлекла внимание многих людей, представляется целесообразным исследовать состояния, близкие к смерти, с точки зрения наличия (или отсутствия) соответствий с принципом Высшего Суда в некоторых религиозных течениях.

Вновь и вновь те, кто вплотную подошли к границе между жизнью и смертью, описывали мне панорамные и всеобъемлющие, яркие и объёмные видения событий своей жизни.

Некоторые опрошенные утверждают, что перед ними проходили лишь самые главные события; другие доходят до заявлений, что в процессе жизненной ретроспективы они могли наблюдать даже самое незначительное действие, осознавать любые свои мысли.

И хорошее, и плохое появлялось перед внутренним взором одновременно. Интересно, что нередко эта жизненная панорама разворачивалась в присутствии «сияющего существа», которое некоторые христиане называют «Иисусом Христом».

Рассказывают, что это существо задавало единственный вопрос, а именно: «Что ты сделал со своей жизнью?»

Подчиняясь необходимости как можно более точно определить смысл этого вопроса, большинство переживших состояние клинической смерти соглашаются с весьма емкой формулировкой, которую Моуди услышал от одного, имеющего около-смертный опыт, человека.

Этот мужчина сказал, что его спросили, действительно ли его деяния земной жизни объясняются любовью к ближним – т. е. мотивированы ли они любовью.

В этот момент происходит что-то вроде Судилища, поскольку в состоянии повышенного осознания люди, наблюдая за проявлениями собственного эгоизма, испытывают крайнее раскаяние.

Точно так же, наблюдая за событиями, подтверждающими любовь и доброту человека, душа исполняется удовлетворением.

Здесь интересно заметить, что в исследованных случаях суд над деяниями человека исходил не от светящегося существа (которое, казалось, любит и принимает людей такими, как они есть), но скорее от самой души, чьи мирские деяния анализируются. С этой точки зрения весьма осмысленно и серьезно звучит фрагмент из Евангелия от Матфея:

«Не судите, да не судимы будете; ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить» (Матф. 7:1-2).

Я не отношусь к числу знатоков Библии, тем не менее, эти слова со всей очевидностью совпадают с рассказами тех, кто пережил состояние, близкое к смерти.

Суд над своими земными деяниями осуществляется самим человеком.

В этом состоянии собеседники Моуди самолично убеждались в том, что им следовало делать, а что — нет, и выносили себе соответствующий приговор.

Размышляя над этим, Моуди пришёл к мысли о том, что наиболее общим элементом в ощущениях на грани жизни и смерти является чувство определённой прозрачности.

С той или иной точки зрения мы, люди, можем охарактеризовать сами себя в качестве существ, которые большую часть своей жизни скрываются под различными масками.

Мы ищём внутренней безопасности в царстве денег или власти.

Мы пытаемся доказать себе собственное превосходство, замыкаясь в узких рамках определённого социального класса, опираясь на уровень образования и цвет кожи, на уровень доходов и влияния, на красоту собственного тела и ролевую идентификацию в качестве мужчины или женщины и т. п.

Мы украшаем тела одеждой и прячём от окружающих свои самые сокровенные мысли и некоторые деяния.

Но в момент, когда смерть стоит на пороге, все эти маски слетают за ненадобностью. И здесь неожиданно человек сталкивается с объемной, полноцветной панорамой всех своих мыслей и действий.

Встречаясь с другими существами, он приходит к выводу, что им известно буквально всё о нём (и наоборот).

Он обнаруживает, что в этом состоянии нет необходимости общаться посредством слов и что мысли понимаются напрямую и буквально — до такой степени, что, как сказал один человек, «тебя до ужаса пугает необходимость находиться среди людей, думающих иначе, чем ты сам».

В Тонком Мире ни красота физического тела, ни цвет кожи не могут служить источником гордости — ведь в этом состоянии люди лишены своих физических тел.

Единственная красота, которая остаётся, не имеет ничего общего с телесным началом — это красота бескорыстной любящей души.

Исчезают всякие половые различия: большинство людей рассказывают, что в состоянии, близком к смерти, они не ощущали принадлежности ни к мужскому, ни к женскому полу.

Поэтому, совершенно естественным образом в заключительные моменты жизни наиболее явно проступают лишь два качества, определенно квалифицирующие человека, — его любовь и знание.

Наверное, стоит вспомнить и ещё одну черту, нередко упоминавшуюся реанимированными: иногда, помимо собственных действий, души получают возможность наблюдать за последствиями этих действий для других людей.

Один мужчина описал это весьма выразительно:

«Вначале я чувствовал, что нахожусь вне своего тела. Я парил над домом и видел, как там, внутри, лежит моё тело. Затем я обнаружил, что меня окружает сияние — просто свет.

Вскоре мне показалось, будто всё вокруг меня превратилось в один громадный экран, на котором быстро сменяются картины моей жизни, — мы бы, пожалуй, сказали, что это был способ оценить свою жизнь.

Я на самом деле испытывал глубочайший стыд за многие свои дела, потому что теперь мне казалось, что я обладаю каким-то другим знанием и что сияние вокруг показывает мне всё плохое, всё, в чём я был не прав.

Всё увиденное (моё прошлое) было очень реальным.

Это напоминало какую-то вспышку обратной памяти, направленную в основном на демонстрацию моей жизни во всей её протяженности. Это напоминало что-то вроде суда; а потом вдруг свечение стало меркнуть и возникла беседа, но не в словах, а в мыслях.

Когда я видел определённое событие прошлой жизни, заново переживая его, то я чувствовал, что смотрю на свои прошлые деяния как бы глазами всемогущего и всеобщего Знания. Оно направляло меня, помогая рассмотреть каждую деталь.

Именно этот момент в ощущениях поразил меня: сейчас я мог видеть не только то, что сделал когда-то, но даже то, каким образом мои поступки влияли на других людей. Причём это не напоминало кинофильм, потому что я мог чувствовать и ощущать всё происходившее.

Способность чувствовать сохранялась, и, если учесть, что теперь я был вооружен новым знанием... Я обнаружил, что ни одна мысль не пропадает у человека... Да, я пережил заново все свои мысли — все до единой...

Наши мысли никуда не исчезают...

Действительно, подобную ситуацию вряд ли можно назвать приятной, так что стоит ли удивляться, что люди, возвращаясь из этого состояния, достаточно часто приходят к необходимости радикально изменить собственную жизнь. Давайте сравним два фрагмента из бесед с пациентами:

«1. Я никому не рассказывал о том, что пережил, но, когда я вернулся обратно, у меня появилось ошеломляющее, жгучее, всепоглощающее желание сделать что-нибудь для других людей... Мне было так стыдно за все, что я совершил в своей жизни. Я чувствовал, что мне необходимо сделать что-то хорошее, что это не может ждать».

«2. Вернувшись оттуда обратно, я решил, что мне лучше измениться. Я был полон раскаяния. Я совершенно не был удовлетворен той жизнью, которую я вел ранее, и хотел измениться к лучшему».

Несмотря на то, что многие до сих пор спрашивают у Моуди, приходилось ли ему слышать от переживших состояние клинической смерти о существовании ада, но во всей массе собранных доктором Моуди материалов, нет ни одного свидетельства или описания, напоминающего типичные церковно-сектантские представления о преисподней.

Правда, среди пациентов доктору Моуди ни разу не попадался человек, который отъявленно грешил до того, как его призовут в Тонкий Мир.

Моуди встречался с нормальными, симпатичными людьми. Проступки, по поводу которых они испытывали раскаяние, были весьма незначительными, вполне в духе того, что иногда совершаем все мы.

Поэтому вряд ли можно было предположить, что кто-нибудь из этих людей заслуживает быть ввергнутым в библейскую «пещь огненную».

С другой стороны, ничто из выслушанного от реанимированных не исключает возможности существования ада как такового.

Многих, судя по всему, беспокоит, что встречаемое некоторыми светящееся существо «слишком» переполнено любовью и всепрощением, излучает чрезмерное добро — даже к тем, кто допустил прегрешения и вынужден созерцать картины своих недобрых поступков.

Что ж, со своей стороны могу лишь сказать, что я очень люблю своих детишек, несмотря на все их мелкие проступки, — более того, я уверен, что буду любить их и дальше, независимо от того, что они натворят ещё.

Немало и таких, кои испытывают разочарование от того, что будто все описанные ощущения «той» жизни несовместимы с понятием церковного «Страшного Суда», который должен произойти, когда наступит гипотетический «конец света».

Страшный Суд вполне может существовать. Во всяком случае, ощущения на грани жизни и смерти утверждают это. Многие из опрошенных говорили, что они ожидали увидеть нечто вроде справедливого суда над душами.

Но они верили в это только на основе искажённых предсказаний из иудейского Священного Писания (библия), никак не подтверждая это ни предыдущими знаниями, ни ощущениями во время мнимой «смерти» или пограничного состояния.

Вообще говоря, сами понятия «рая и ада, судилища и Страшного Суда, конца света и Божьей милости» – всё это лишь эсхатологические гипотезы, основа для жарких дискуссий между адептами различных богословских течений, культов и вероучений.

Каждое из этих понятий обладает настолько высоким, космическим значением, что нам, людям, весьма трудно говорить об этих понятиях напрямую, на своём обыкновенном, человеческом языке. Именно поэтому в своё время указанные понятия были примитивно описаны в более живописной, фигуральной манере.

Если рассмотреть историю той же европейской живописи, то окажется, что идея Высшего Суда изображалась в разные века неодинаково: вначале художники использовали символику бухгалтерской книги, или книги для записей, потом появились картины собственно суда, а позже — весов, на которых, якобы, кем-то взвешиваются души.

Платон в своей притче об Эре писал о своеобразных «отметинах», которые души вынуждены были носить на себе до суда.

В «Тибетской книге мертвых» идея высшего суда изображается в виде «зеркала кармы».

А теперь вспомните: все мои рассказчики неоднократно повторяли, что слова, с помощью которых они описывают собственные впечатления, являются лишь метафорами или неполными аналогиями того, что не поддается описанию человеческим языком.

С этой точки зрения не так уж удивительно, что в наш век современных технологий мы используем отдельные слова, скажем, из науки оптики — например, «изображение». Кроме того, мы используем такие технологические новинки, как слайд-фильмы и кино.

Символизм описанных эмоций во время состояний, близких к смерти, напоминает вообще о таких фантастических разработках в области телевидения и фотографии, как трёхмерное голографическое изображение и мгновенный повтор.

Пожалуй, стоит привести ещё одно, заключительное соображение относительно того, что могло бы произойти с зачинщиками и исполнителями ужасов Третьего рейха. Если то, о чём говорили пациенты Моуди, действительно происходит с каждым человеком, то представим себе на минутку, что случится с нацистским преступником во время просмотра собственной жизни — особенно если представить, что он сможет увидеть не только собственные акты зверского эгоизма, но и последствия этих актов для других людей.

Вдохновители нацистских зверств были настолько очевидно лишены любви, что желали гибели миллионов и миллионов ни в чём не повинных людей.

Это привело к бесчисленным трагедиям, когда родителей отрывали от ребенка, супруги более не видели друг друга, а друзьям не суждено было встретиться.

Это привело многих несчастных либо к долгой, мучительной смерти, либо к быстрой, но жестокой гибели.

Наконец, это привело к невообразимой деградации, к многим годам голода, слез и страданий.

Если всё, что услышали исследователи о границе между жизнью и смертью, — правда, то значит, нацистские преступники увидят ужас сотворенного ими, причём в самых ярких, жизненных красках. Даже в самой безумной фантазии чрезвычайно трудно представить себе более страшного и невыносимого Чистилища, чем это.