История Сибири т. 1

Вскоре 90 областных центров и крепостей оказались в руках Чингиса. Он захватил провинции Хэбэй, Хунань и Шаньдун. Все оккупированные территории подверглись невиданному и чудовищному по жестокости и бесчеловечности разгрому. Города были разрушены до основания, пылали дворцы и храмы, были разграблены и безжалостно уничтожены великие произведения культуры и искусства, созданные на протяжении многих веков. Десятками и сотнями тысяч вырезалось население на пути завоевателей. Пленных также не щадили и убивали тысячами.

В 1215 г. монгольские войска прорвались далеко на восток и захватили центральную столицу чжурчженей — Пекин. Император заблаговременно оставил город и перенес свою резиденцию на юг, в Бянь. Несколько месяцев горели варварски уничтоженные дворцы и храмы столицы. Императорские сокровища разграбили, большинство жителей уничтожили.

339

Но и без того тяжелое положение Золотой империи ухудшилось к концу правления Удабу тем, что сунский двор решил нанести удар в спину чжурчженям и атаковал с юга их армии. Обливающаяся кровью и изнемогающая в неравной борьбе страна вынуждена была вести войну на два фронта. Характерно при этом, что сунские полководцы даже в тяжелый для Золотой империи момент так и не смогли добиться сколько-нибудь крупного успеха. Их армия была разгромлена чжурчженьскими полководцами, а сунскому императору оставалось только уповать на то, что земли, на которые он претендовал, ему вернут монгольские завоеватели.

После смерти Удабу на престоле оказался последний чжурчженьский император Нингясу (1223—1234 гг.). Он продолжал войну с монголами. Чингис, умирая, завещал Угэдэю завершить разгром чжурчженей, причем советовал при выработке плана дальнейшей борьбы использовать китайцев: «Нужно использовать проход через Сун. Эта держава, находясь в вечной вражде с чжурчженями, легко согласится на наше предложение».

В начале 30-х годов наступил последний и решающий этап войны с монголами. Новый поход против Ляояна и последней столицы чжурчженей — Бянь возглавил Субудай вместе с другими видными полководцами— Тулуем и Мункэ. Вскоре после падения Бянь монголы захватили Ляоян. Войска под руководством Тацира осадили последнее пристанище цзиньского императора

— Цайчжоу, где укрылись остатки его разгромленной армии. К этому же городу спешили боявшиеся опоздать к дележу войска сунского императора. Началась осада, а вместе с нею в город пришел голод. За три месяца до падения в нем уже почти не было продовольствия. Население и воины ели сапоги и седла. «Сверх того дозволено есть старых и слабых. Войска питались тестом, составленным из человеческих и скотских костей с зеленью. Нередко съедали целые отряды разбитых войск». Несмотря на упорное сопротивление и чудеса храбрости солдат, которыми руководил Хушаху, монголам удалось с помощью осадных орудий пробить бреши в крепостных стенах и ворваться в город. С другой стороны в город проникли сунские солдаты. Вечером того же дня, накануне решительного сражения, император Нингясу отрекся от престола и передал императорскую печать Ваньянь Чень-линю.

На следующий день начался решительный штурм. От криков осаждающих «небо и земля поколебались». Последняя надежда императора, тысяча солдат во главе с верным полководцем Хушаху, вела обреченную борьбу на улицах города. Не желая живым сдаться врагу, император повесился, приказав своим подчиненным после смерти сжечь его тело.

Золотая империя пала, но вряд ли торжествующий сунский полководец Мынгун мог представить, что конец господства чжурчженей означал начало конца Сун. Недаром В. П. Васильев, рассматривая нелепость и противоестественность союза Сун с монголами, метко замечает: «Этот союз делает больше чести тому, против кого он был направлен», т. е.

численные памятники в виде крепостей, застав, сельских поселений, больших городов,

могильных сооружений, храмов и дорог.

Особенно интересные памятники открыты в ключевом районе Приморья, в бассейне Суйфуна, там, где находится сейчас г. Уссурийск Две большие крепости были расположены здесь на левой стороне реки Одна из них построена на террасе р. Суйфуна и занимает огромную площадь Остатки зданий, от которых сохранились только фундаменты, и несколько курганов окружены высоким крепостным валом, который виден и сейчас. Второе городище

расположенный к востоку от крепости на берегу небольшого притока Суйфуна р. Славянки.

В центре обнесенной высоким валом площадки рядом друг с другом находились два кургана. На южном из них было поставлено каменное изваяние черепахи со стелой на спине и каменным навершием с извивающимися драконами, которые венчали стелу. Над курганами возвышались храмы. Внутри северного холма находилась каменная гробница с останками похороненного в ней воина. От кургана с черепахой на юг тянулась аллея каменных изваяний. Она начиналась двумя многогранными колоннами, за которыми следовали изваяния двух гражданских чиновников, двух военных с мечами, четырех каменных баранов и двух львов. Прежде чем вступить на южный холм и пройти в храм, чтобы прочитать на стеле жизнеописание погребенного полководца, необходимо было пройти сквозь аллею этих каменных изваяний. Как удалось установить недавно, памятник был поставлен князю Дигунаю (Эсыкую), брату полководца Шитумыня.46 В 1118 г., после смерти Шитумыня, вождем племени Ваньянь в Елани стал его брат Эсыкуй, любимец Агуды, видный полководец, участвовавший в качестве его советника на совещании, где решался вопрос о войне с Ляо. Речь Эсыкуя, согласно его биографии, окончательно сломила колебания вождя чжурчженей, и война с Аяо началась. Эсыкуй сыграл важную роль в разгроме Гао Юн-чана, который попытался восстановить государство Бохай и принял в 1115 г. императорский титул. Смерть Шитумыня заставила Эсыкуя вернуться в Елань. Одним из первых важных его мероприятий стала организация переселения еланьского племени Ваньянь на Суйфун. Старые земли считались «солонцеватыми» и

16 В. Е. Л а р и ч е в. Тайна каменной черепахи. Новосибирск, 1966. 341

неплодородными, поэтому еланьцы решили переселиться в новые места. Эсыкуй жил на Суйфуне о течение 30 лет и усердно занимался хлебопашеством, превратив округу в богатый земледельческий район. Следы пашен до сих пор сохранились в пойменной долине Суйфуна.

Сооружение гробницы Эсыкуя рядом с западным городищем на левобережье реки не является случайным. Крепость, которую П. Кафаров называл «станом чжурчженьским», является, вероятно, резиденцией Эсыкуя. Если заключительный период истории этого города связан с именем Эсыкуя, то ранний относится, очевидно, ко времени ожесточенной борьбы чжурчженей с вторгшимися в Приморье корейцами. Расположение «стана» рядом с восточным городом, который П. Кафаров называл Фурданьченом, заставляет вспомнить заключительный этап первой войны чжурчженей с корейцами, когда главнокомандующий Валу против девяти корейских крепостей построил девять своих и долго осаждал неприятеля. Корейцы, вторгшись в Приморье, реконструировали старый город Фурданьчен и построил и вокруг него сельские и военные поселения. Город Фурданьчен был взят, вероятно, войсками Валу и разрушен. С первым вторжением корейцев в Приморье связаны, очевидно, также другие крепости, аналогичные по устройству оборонительных сооружений Фурданьчену. К ним относятся городища около Горных хуторов и на Известковой сопке. Для всех них характерны высокие валы с башнями, площадки для камнеметных машин и защита ворот специальными траверсами. В Уссурийске, кроме описанных выше двух крепостей, на правом берегу Суйфуна, на Красноярской сопке, расположено городище, самое огромное не только в Приморье, но и, повидимому, на всем северо-востоке. Высокие валы, протянувшиеся более чем на 10 км, опоясывают сплошным кольцом всю сопку. В некоторых наиболее опасных местах сооружалось несколько рядов высоких валов, дополнительно укрепленных глубокими рвами. Около валов в ряде мест еще в 1953 г. лежали скопления каменных ядер для камнеметных машин.

Естественно, что не вся огромная площадь города, на территории которого можно разместить половину современного Уссурийска, была застроена зданиями. Они сосредоточивались только в определенных местах, дополнительно укрепленных еще одним рядом валов. Характер и тип построек не всюду одинаков. В южной части по склонам одного из отрогов сопки располагался «Запретный город». Здесь на искусственно насыпанных и врезанных в склоны сопки площадках возвышались храмовые и дворцовые постройки, покрытые черепицей и украшенные драконами. Около одного из храмов стояли две каменные стелы, открытые во время раскопок в 1956 г. В другой части городища находились жилища типа полуземлянок. В них жили рядовые жители или военный гарнизон. На территории города было вырыто несколько водоемов для запасов воды на случай длительной осады. Въезд в город находился в южной части сопки.

Кроме городищ, к монументальным памятникам средневековья Приморья относится ряд императорских трактов и военных дорог, которые пересекали Еланьскую провинцию во всех направлениях, связывая наиболее важные центры, а также грандиозные оборонительные валы на юге, построенные для защиты от нападения корейцев. Остатки таких дорог прослеживаются в районе Уссурийска. Они связывали город Эсыкуя, который, очевидно, стал центром провинции Елань, с югом Приморья, а на шаде — с одной из столиц Золотого государства, вероятно с Шаньцзинем. Дорога уходила также на северо-восток и на север, к старым местам еланьских ваньянцев.

Смерть Эсыкуя в 1147 г., разгром Аоло и последующая затем война Дигуная с Китаем привели к тому, что Еланьская провинция начала

342

терять свое первостепенное значение и превратилась в глухой провинциальный угол. Большая часть населения его в связи с перенесением резиденции чжурчженьских императоров на юг Маньчжурии стала переселяться из Елани. Война с сунским Китаем, а затем вторжение монголов и падение чжурчженьского государства окончательно опустошили Приморье. Обезлюдели его города, заросли травой дороги, разрушились кумирни, храмы и дворцы. Когда русские в начале первой половины XIX в. появились в Приморье, они не застали здесь никого, кроме немногочисленной группы удэ. возможно потомков племени ута, некогда боровшихся против чжурчженей.

4.ПЛЕМЕНА СЕВЕРО-ВОСТОКА

Вто время как на Амуре и в Приморье в первой половине I тыс. н. э. уже полностью победило железо, на Севере, в Арктике, на Камчатке и на островах Тихого океана длился каменный век, хотя железо изредка проникало и в эти далекие суровые края. По-прежнему существовал здесь и первобытный общинный строй.

На Камчатке в это время складываются три локальные культуры, каждая из которых принадлежала особой этнической группе. Многочисленные городища по берегам р. Камчатки принадлежат, очевидно, предкам ительменов.47 Их землянки устроены также, только они прямолинейной, иногда почти квадратной в плане формы с закругленными углами. Обитатели этих городищ вместо глиняной посуды пользовались деревянной и берестяной. Воду кипятили в такой посуде, бросая в нее раскаленные камни. Городища часто укреплялись рвами и валами, нередко двойными и даже тройными. Одна из землянок, как и на Сивуйском мысу, имела более крупные размеры.

Все это доказывает, что уже по крайней мере в начале I тыс. н. э. вполне сложился тот быт ительменов, о котором так красочно пишет С. Крашенинников в своей знаменитой книге «Описание земли Камчатки».

Ительмены жили, по его словам, в больших полуподземных домах, в которые входили через дымовые отверстия. «Внутри юрты подле стен делают они полки, на которых спят семья подле семьи рядом. Токмо не бывает полков против очага: ибо там обыкновенно стоит домовая посуда их, чаши и корыта деревянные, в которых и себе и собакам есть варят. А в которых юртах полков нет, там вкруг мест, где спят, положены бревна, а самые места устланы рогожами. Украшения в юртах никакого нет, кроме того, что у некоторых стены обвешаны бывают плетенными из травы рогожами, а по их званию чирелами».48 Жилища такого рода обнаружены в Никольском городище в самом центре Камчатского

полуострова при впадении р. Николки в р. Камчатку, в наиболее обильном рыбой месте. Городище находится на крутом заросшем лесом мысе и ограждено рвом и валом. Из 14 составляющих его округлых жилых ям — «юровищ» (от 4 до 9 м в поперечнике) 10 расположены парами и одна из них (тоже парная) отличается особенно крупными размерами

(9X7 м).

Раскопки такого сдвоенного жилища показали, что маленькая землянка, передняя в паре, была устроена так же, как те земляные жилища, которые видел у ительменов Крашенинников: с двумя входами — со стороны реки и через дымовое отверстие в крыше — и с центральным очагом;

47 В. И. И о х е л ь с о н. Археологические исследования на Камчатке. «Известия Русского географического общества», т. I (12), вып. 3—4, Л., 1930.

48 С. П. Крашенинников. Описание земли Камчатки, М.—Л., 1949, стр. 376. 343

стропила ее перекрытия покоились на четырех центральных столбах. Короткий н широкий коридор вел из этой землянки в смежную, более крупны" размеров. Судя по характеру находок, маленькая землянка служила для работы, в ней оказалось много отходов производства и недоделанных орудий.

Пол землянки был устлан корой березы и обгоревшей травой, из которой были сплетены циновки. В большом соседнем жилище вещей было очень мало.

Обитатели Никольского укрепленного городища, так же как и других камчатских городищострожков, переживали несомненно последние фазы родового строя, вступали в бурную пору своей истории. Крашенинников рисует непосредственно с натуры картину междоусобиц, столь характерных для разлагающихся родовых отношений. Камчадалы, пишет он, «столь часто между собой воевали, что году не проходило, в котором сколько-нибудь острожков разорено не было. Главное намерение браней их состояло в том, чтоб получить пленников, которых они в тяжкие работы употребляли, а особливо женского пола, которых они брали в наложницы и в супружество, а о причине, была ли она или нет законна или незаконна, не много они рассуждали».49 На крайнем юге Камчатского полуострова по берегам рек и озер большими деревнями жили

использовался мужчинами в качестве входа. Особый тунелевидный ход существовал специально для женщин, детей и «коекчучей», так называемых перерожденцев, т. е. мужчин, принимающих обычаи женщин. Типичная деревня подобного рода, раскопанная Иохельсоном на Сивуйском мысу, на берегу окруженного вулканами Курильского озера, состояла из 15 таких жилищ. Одно из них своими размерами значительно превосходит остальные. Орудий труда в нем почти не оказалось. Вероятно, оно было сооружено специально для общинных празднеств и собраний. В меньших землянках сохранилось много шлифованных

каменных топоров, обсидиановых и кремневых ножей, скребков и наконечников стрел,

Близость моря, обильная морская фауна способствовали развитию промысла на морского зверя. Морские млекопитающие давали все необходимое для жизни: пищу, одежду, топливо, материал для изготовления орудий. Как показали раскопки, на каждый квадратный метр жилищ приходится в среднем 50—70 экземпляров костей, причем кости морских млекопитающих составляют 90% от общего количества.

Охотились также на наземных животных, занимались рыболовством, собирали моллюсков. Вблизи жилищ и их заполнений обычно встречаются значительные напластования раковин съедобных моллюсков. Местами мощность их слоя достигает 40—45 см.

Добыча морского зверя обусловила оседание прибрежных племен в определенных местах,

перекрывалась дерном, засыпалась землей.

Влетнее время выходом из жилища служил коридор длиной около 1.5—2 м и шириной до 85 см, сооруженный на обращенной к морю стороне жилища. В зимнее время в качестве выхода использовалось дымовое отверстие. Внутри жилища по трем его сторонам располагались невысокие, до 40 см, земляные нары. В некоторых жилищах на нарах были обнаружены остатки грубой, крупноячеистой ткани из растительных волокон, по-видимому, это остатки циновок. Они встречаются иногда и на глиняном полу жилищ.

Вцентре жилища, несколько ближе к стене с коридором, находился очаг, сооруженный из вертикально поставленных каменных плит. На некоторых поселениях (Атарган, Сиглан) с внешней стороны к жилищу пристраивались хозяйственные сооружения с небольшим очагом.

Вхозяйстве обитателей поселений широко использовались каменные орудия. Это прежде всего многочисленные скребки и тесла. Из наконечников стрел и копий имеются удлиненноромбические и листовидные, реже — черешковые. Из других каменных изделий здесь встречаются небольшие долота, вкладыши для оснащения гарпунов, грузила для рыболовных сетей, пестики.

Из кости выделывались проколки, шилья, в том числе шилья с отверстием у основания, стерженьки рыболовных крючков, остроги, мотыжки, лопатки, ложки, наконечники стрел, тесла, обоймы для тесел, ножи, панцирные пластинки, наконечники гарпунов, простые и поворотного типа, орнаментированные пластинки, гребни, трубочки.

Определяющими орудиями для древнекорякской культуры, для культуры морских зверобоев, являются наконечники гарпунов. Они подразделяются на две группы: наконечники гарпунов поворотного типа с закрытым гнездом и простые с бородками. Простотой оформления они резко отделяются от щедро украшенных узорами и сложных по форме древнеэскимосских гарпунов.

Находки на древнекорякских поселениях дополняются керамикой. Она состоит из фрагментов круглодонных сосудов различной окраски — от светло-желтых и красных до темно-бурых и даже черных тонов. Встречается в основном два вида орнаментации: первый — оттиски ложнотекстильного штампа, покрывающие всю поверхность сосуда; второй — горизонтальные налепные валики с поперечными насечками (тип витого шнура), располагающиеся в верхней части сосуда. Были в употреблении и гладкостенные сосуды. Памятники древнекорякской

оседлой культуры могут быть разделены на три хронологических этапа, причем на втором из них, примерно в VII—X вв. н. э., впервые распространяется железо, продолжающее сосуществовать с каменными орудиями. А. П. Окладников, проводивший в 1946 г. работы в районе Магадана, отмечал, что предки коряков, издавна заселявших узкий прибрежный коридор между Америкой на востоке и Якутией на западе, представляли звено в единой цепи культур приморских зверобоев каменного века, тянувшихся от айнов

345

на Курильских островах, Сахалине и Хонсю, а также от алеутов к эскимосам и чукчам. В то же время они исторически связаны были, по-видимому, с глубинными культурами двух величайших континентов, испытывая их влияние.

Следующий большой культурно-этнический район Арктики, с которым всегда находились в ближайшем соседстве древние коряки, начинался к северу от Камчатки. Это был берингоморский район, страна эскимосов и чукчей.

Когда первые русские путешественники-землепроходцы проникли на крайний северо-восток Азии, они обнаружили, что обитатели Чукотского полуострова по их хозяйственно-бытовому укладу делятся на две особые группы.

Одна группа, как мы уже видели, тысячелетиями вела более или менее подвижный образ жизни в глубине тундры и лесотундры в континентальных районах Чукотки. Сюда входили оленеводы — чукчи и пешие охотники и рыболовы — юкагиры, а также «пешие тунгусы» в районе Охотского побережья.

В жизни бродячих охотников лесотундры решающий сдвиг произошел тогда, когда они приручили северного оленя. С приручением северного оленя в тундре возникло кочевое оленеводство — тип хозяйства, гораздо более выгодный, чем охота. Сложился тот кочевой и при всех своих преимуществах перед старой жизнью охотника все же невероятно тяжелый оленеводческий быт, который даже теперь является единственным способом освоения огромных ягельных пастбищ Чукотки.

Время и пути возникновения оленеводства на северо-востоке Азии точно не определены. Его распространение было ознаменовано полосой войн в истории народностей Чукотки. Захватывая стада у юкагиров, вытесняя их, чукчи расселились с территории собственно Чукотского полуострова, а также со стороны Нижней Колымы и Чаунской горы по всему внешнему Чукотскому округу.

Развитие кочевого оленеводства вносило в общественную жизнь народностей Чукотки элементы неравенства, расшатывало первобытнообщинный строй. На местах старинных побоищ можно и сейчас еще найти человеческие кости, остатки костяных лат, наконечники стрел и различное другое оружие. Все это приметы новых отношений между людьми, расшатывавших древний, первобытнообщинный уклад.

Вторая группа по-прежнему была привязана к морю. Это были оседлые морские зверобои — эскимосы и сидячие чукчи.

На рубеже нашей эры в районах Арктики вдоль обоих берегов Берингова пролива развивается эскимосская культура, которая делится на ряд этапов. Первый ее этап — древнеберингоморский. Он датирован радиокарбоновым анализом III в. н. э. Люди древнеберингоморского этапа в основе, как мы видели, оставались в пределах техники и культуры развитого неолита. Они, как и их соседи на континенте, широко использовали для изготовления своих орудий и утвари камень. Древние берингоморцы умели шлифовать сланец, но большинство каменных орудий у них изготовлялось путем оббивания и ретуши. В каменном инвентаре древнеберингоморской культуры обильны наконечники копий и дротиков, как оббитые, так и шлифованные. Многочисленны различные по величине и форме сланные ножи, укрепленные в роговой или деревянной рукоятке. В большом количестве обнаружены изделия из кости, скребки, шлифованные тесла, концевые копьеца стрел и выполненные с большим искусством миниатюрные

боковые вкладыши гарпунов. В Эквеиском могильнике найдено несколько фрагментов сосудов с шахматно-шашечными отпечатками. Одним словом, это была в целом типичная неолитическая культура. Однако для нанесения узоров наряду с каменными резцами

употреблялись уже тончайшие резцы из драгоценного тогда на севере железа. Такой резец был найден в Ипиутакском могильнике на мысе Хоп на Аляске. Микрохимический и спектральный анализы показали, что железо это не метеоритного происхождения.51 Одинаковые резцы из железа были обнаружены вместе с древнеберингоморскими и бирниркскими гарпунами в древнеэскимосских землян-

Охота на северного оленя, белого медведя, добыча птиц и рыбы занимали важное место в экономике древнейших эскимосов. Охотник был вооружен луком со стрелами, наконечники которых выделывались из твердого камня. У него были в распоряжении также и специальные птичьи дротики с острыми зубьями, загнутыми назад, простые и сложные остроги для промысла крупных лососевых рыб. Морскую рыбу ловили удочками, от которых уцелели тяжелые грузила и костяные жальца от сложных крючков. Но основным источником существования был морской зверобойный промысел. Это видно из расположения древнейших эскимосских селений. Все они расположены по пути движения морских животных и вблизи моржовых лежбищ, на выдающихся в море намывных косах или на склонах скалистых мысов над морем.

Для промысла морского зверя, в первую очередь тюленя, применялись гарпуны весьма

находка железного орудия в памятниках древнеберингоморской культуры). «Советская этнография», 1960, № 3, стр. 116—122.

347

Сбоку помещались острые каменные лезвия-вкладыши, чтобы лучше разрывать мясо моржей и тюленей. Внизу были заостренные шипы-шпоры, назначение которых состояло в том, чтобы удерживать наконечник гарпуна в ране и не позволять ему выпасть. Это обеспечивалось и тем, что такие наконечники, привязанные к бичеве-линю, поворачивались поперек раны. Они застревали в теле зверя под слоем мяса и сала. Поэтому такие гарпуны называются поворотными. Как моржей, так и тюленей добывали у лунок, через которые они дышат. Эта охота требовала большого терпения и выдержки. Охотник долгое время поджидает моржа или тюленя, лежа неподвижно в маскировочной одежде. Дождавшись, когда морж, чтобы сделать очередной вдох, высунется из лунки, охотник вонзал в него гарпун.

Велась охота на морского зверя и в открытом море. Для этого использовали искусно сконструированные кожаные лодки — каяк и уммиак. Уммиак имеет вид большой открытой лодки и вмещает многих людей. Каяк приспособлен для одного охотника. Он плотно

затягивается сверху. Даже перевернувшись вниз головой, охотник может без вреда для себя снова принять прежнее положение.

Море обеспечивало жителей Арктического побережья мясной пищей, тюленями и моржами. Мясо и сало морских животных употреблялось в пищу. Шкуры морских зверей шли на одежду, на устройство жилища, использовались для обтяжки остовов каяков и байдар. При недостатке хорошего дерева кость, особенно челюсти, позвонки и ребра кита, использовалась не только для изготовления орудий труда, но и в качестве строительного материала. Из нее сооружали каркасы землянок. Сало моржей и тюленей, горевшее в лампах, выдолбленных из камня или вылепленных из глины, согревало и освещало хижины.

В местах, богатых морским зверем и водной дичью, на мысах, которые выдаются в море, по островам и бухтам, обильным наносным деревом — плавником, густо разместились многочисленные поселки берингоморцев, от которых уцелели вырытые в земле основания жилищ и обвалившиеся ямы для запасов мяса. Внутри полуподземных жилищ их хозяева проводили долгую полярную ночь. Женщины при скудном свете ламп — жирников готовили пищу и шили одежду. Мужчины в свободное от охоты время выделывали различные вещи, чинили охотничье вооружение и утварь.

С утомительно длинной полярной ночью связано и поразительное обилие художественных изделий берингоморского времени, в которых находила свое выражение живая творческая фантазия и жажда деятельности сильных, ловких и находчивых охотников Арктики.

Древние берингоморцы свой многовековый технический опыт обработки кости вложили в художественную резьбу. Они создали своеобразных орнаментальный стиль, разработали оригинальный криволинейный орнамент, который щедро покрывает даже самые обыкновенные вещи и прежде всего наконечники гарпунов. Узор берингоморского времени состоял из глубоко врезанных плавных кривых линий, окаймленных пунктиром из выпуклых овалов или кружков, часто концентрических, с точкой внутри. Орнамент связан с формой вещи и подчинен ее очертаниям. Но древний мастер с полной свободой размещал детали рисунка на объемном теле предмета. Он с большим декоративным чувством стилизовал изображения человеческих лиц — масок, животных. Особенно необычное впечатление производят по контрасту вполне реалистические фигуры животных, например белого медведя, сплошь покрытые абстрактным криволинейным узором.

Возможно, что, так же как у северо-западных индейцев, орнамент в виде «глаз» имел определенный внутренний смысл. «Глаза», изображен-

348

ные на гарпуне или другом предмете, а также лица людей и фигуры зверей одушевляли его, придавали ему в глазах древнего охотника жизнь и, следовательно, особую силу, а заодно делали и самого охотника владельцем этой могущественной и таинственной силы, которую Он мог применить в своих интересах и целях. Гарпун с таким узором был уже не просто мертвым предметом, а живым, разумным существом, действующим активно и по собственной воле.

Наличие на древнем Уэленском кладбище «бедных» и «богатых» инвентарем погребений говорит о том, что родовой строй в это время начинает вступать в фазу своего длительного разложения. Налицо имущественное неравенство, вероятно, связанное с выделением шаманской верхушки. Некоторые наиболее богатые вещами древнеберингоморские погребения принадлежат шаманам. В таких могилах преобладают предметы культа, настоящие шедевры косторезного мастерства: всевозможные тотемные значки, скульптурные изображения женщин, которым нередко придан вид полузверя-получеловека, как например на костяной бляшке, изображающей бобриху с детенышем.

Вообще, как правило, погребенного сопровождает богатый инвентарь. В мужских погребениях это прежде всего предметы, связанные с морским зверобойным промыслом: наконечники поворотных гарпунов, их колки, ледовые пешни, затычки для ран, гарпунные упоры и другие предметы из моржового клыка. Есть и орудия сухопутной охоты: наконечники стрел, копий и дротиков, выполненные из шиферного и кремнистого сланца. В ряде погребений обнаружены каменные ножи, тесла, резцы и гравировальные инструменты.

В женских захоронениях встречаются сланцевые ножи — уло, игольники с иглами, мотыги, скребки-корытца из моржового клыка, фрагменты керамики.

Древнеберингоморскую культуру сменяет оквикская (датирована радиокарбоновым методом V в. н. э.).54 Памятники оквикской культуры, как это ни неожиданно, обнаруживают более примитивный облик. Каменные орудия изготовлялись древнейшим способом оббивки и отжима; шлифованные вещи из сланца очень редки. Искусство ограничивалось реалистическими, но очень простыми фигурами людей, животных и столь же простым узором из прямых или кривых

врезанных линий.

Следующий, бирниркский, этап (VIII в. н. э.) характеризуется новыми формами наконечников гарпунов и своеобразными чертами орнамента.

54 F. R a i n е у and El. R a 1 р h. Radiocarbon dating in the Arctic, p. 373.

349

На рубеже I и II тыс. н. э. (X в. н. э.) в Арктике существует пунукская культура.55 В пунукский период развивается охота на китов. Китовые кости использовались при строительстве ям для хранения мяса, а также для постройки жилищ. Об этом свидетельствуют развалины древних эскимосских жилищ —нынлю. Из челюстей кита строились сушила для хранения байдар, сушки мяса, рыбы и других хозяйственных нужд. Результатом развития китобойного промысла явилось увеличение количества жителей в прибрежных поселках и соответственно с этим строительство больших жилищ Особенно показательны в этом отношении жилища в Сирэниках, где для постройки одного жилища, хотя, быть может, и многосемейного, использовалось до 80 одних только черепов кита, не считая нижнечелюстных костей, ребер и позвонков кита.

В пунукское время совершенствуется охотничье оружие. Улучшается лук. Вместо простых луков появляются усиленные обмоткой из сухожилий. Были изобретены специальные защитные пластинки для рук, чтобы по ним не ударяла тетива, отскакивающая во время стрельбы, новые виды наконечников стрел. Оббитые орудия вытесняются шлифованными, более совершенными, преимущественно сланцевыми. Искусство упрощается: орнаментика представлена простыми геометрическими узорами, прямыми линиями, кружками с точкой внутри. «Крылатые предметы» трансформируются в загадочные «трезубцы».

Распространение в это время усовершенствованного вооружения, в том числе костяных лат, дает право вспомнить эскимосские старинные легенды, в которых рассказывается о межплеменных столкновениях и войнах, а также об обмене с чужеплеменниками, часто переходившем в грабеж и разбой. Согласно преданиям, во время торгов между чукчами обе стороны являлись на место торга в полном вооружении и предлагали друг другу свои товары на конце копий или держали связки шкур в одной руке, а в другой — обнаженный нож, они были в полной готовности вступить в бой при малейшей тревоге.

Борьба старого и нового нашла также яркое выражение в обычаях и мифологии, в том числе в мифах о морской владычице Седне. Хотя Седна является властительницей жизни и смерти эскимосов, поскольку она владеет морским дном, в представлениях о ней обнаруживается характерная струя. Седна изображается в мифах в отталкивающем и отвратительном образе. Ее наделяют уродливыми физическими и нравственными чертами. Седна — мужененавистница, она не хочет вступать в брак с мужчиной и находится в связи со злыми духами и домашним псом. Собственная семья, ее отец, страстно ненавидит Седну. Но Седна опережает их сама,

истребляя своих родных.

В. Г. Богораз считал, что в таких представлениях о женских божествах нашла свое отражение древняя «борьба мужчин с женщинами», закончившаяся, как известно, «всемирно-историческим по своим последствиям поражением женского пола», победой патриархально-родового строя.56 Самые западные поселения древних эскимосов на территории СССР имеются в районе устья Колымы. Они характеризуется находками поворотных гарпунов типа бирнирк и туле. Наконечники поворотных гарпунов бирниркского типа найдены на о. Четырехстолбовый. на Барановом мысе, в Ванкареме, в Наукане, Чегитунском, Уэленском могильниках и в других более южных районах Чукотского полуострова. Как правило, наконечники поворотных гарпунов типа бирнирк невелики по размерам и предназначены

исключительно для охоты на тюленей. Сравнительно невелики и гарпуны типа туле (они встречены в Ванкареме, Экичувервееме, Чегитуне и далее на юг вплоть до Анадыря).57 Раскопки на Барановом мысе, к востоку от Колымы, впервые произведенные еще в 1764 г. русским мореплавателем Г. Сарычевым а в 1946 г А. П. Окладниковым, раскрыли картину жизни самой западной группы этих приморских оседлых племен.58 Поселение состояло Из остатков жилищ — «юрт», как их назвал Сарычев. Крыша их была засыпана толстым слоем земли, а стены сооружены из наклонно вкопанных в глинистую почву тундры и плотно примыкавших Друг к другу в виде «частокола» тонких столбов. Древние строители оставили на них следы не острого металлического, а тупого каменного топора. Такие же постройки нашел в XVIII в. на соседних Медвежьих островах сержант С. Андреев, по образному выражению которого дерево было там скорее «зубами грызено», чем рублено в нашем смысле этого слова. Тем не менее древние обитатели бухты Сарычева сумели построить своими каменными топорами достаточно внушительные по тем временам жилища. Одно из них по своей площади превышало в общей сложности 100 м2 и состояло из главного помещения, собственно жилища, и двух хозяйственных пристроек, расположенных по бокам тунелеобразного входного коридора. Внутри жилища, не считая бесчисленных костей животных, остались сотни различных предметов — остатки домашней утвари, охотничьего снаряжения и оружия.

Больше всего здесь было найдено в 1946 г., как и 160 лет тому назад при раскопках Г. Сарычева, черепков глиняной посуды. Жители Баранова мыса имели у себя в домах большие и тяжелые, с очень толстыми стенками глиняные сосуды. Дно сосудов было не плоским, а круглым, стенки же покрыты снаружи широкими рубчиками и штрихами, которые иногда образовывали характерные узоры в виде вписанных друг в друга дуг. Часто попадались шиферные и шлифованные ножи, о которых писал Сарычев. Они двух видов: для домашних работ — полулунныг, принадлежащие женщинам, для охоты — кинжаловидные, мужские. Нашлись здесь и многочисленные каменные скребки для обработки шкур типа употребляемых до сих пор еще кое-где на севере и каменные тесла и топоры. Едва ли не самыми замечательными находками среди всего этого множества вещей являются целиком сохранившиеся тяжелые деревянные рукоятки для каменных и костяных топориков или тесел. Из костяных вещей первое место принадлежит наконечникам поворотных гарпунов типа бирнирк и туле, с острыми вставными лезвиями из камня, закрепленными в специальных боковых желобках.

Нельзя не отметить, наконец, и еще одной своеобразной группы находок — миниатюрного лучка с тетивой, таких же стрел и блюд-корытцев, а также крошечной юлы-волчка. Как свидетельствует последняя находка, эти маленькие по размерам изделия, должно быть, и на самом деле служили детскими игрушками.

При раскопках в бухте Сарычева были обнаружены также костяные рукоятки, в боковых пазах которых вместо каменных лезвий оказались металлические, железные. Лезвия эти были небольшого размера и закреплены, подобно каменным пластинам — вкладышам, сбоку рукояти. Они лишь слегка выступали одним краем из паза.

Что касается образа жизни и занятий прежних хозяев всего этого разнообразного имущества, то достаточно было одного только взгляда на

57 Н. А. Береговая. Археологические находки на острове Четырехстолбовом. «Советская