Основные проблемы социологии.Хрестоматия
.pdfскоростью и разнообразных сенсорных стимулов: осязательных, обонятельных, зрительных
ит.д.[…]
Внедостаточно обеспеченном обществе нужды потребителей одинаковы и неизменны, так как они полностью зависят от потребностей желудка. Когда материальное положение улучшается, человек меньше думает о выживании. Потребности приобретают более индивидуальный характер. Более того, если рассматривать общество в комплексе быстрых перемен, то окажется, что потребности человека (которые появляются вследствие контакта с окружающей средой) тоже меняются достаточно быстро: чем быстрее меняется общество, тем более кратковременны потребности. Улучшение материального положения нового общества во многом способствует быстрой смене потребностей.
Часто, даже точно не представляя, чего он хочет, потребитель сталкивается с желанием изменить окружающую обстановку. Реклама всячески поощряет это чувство и извлекает из него выгоду, но нельзя сказать, что только она участвует в его создании. Общая тенденция сокращения продолжительности отношений гораздо глубже укоренилась в общественных структурах, чем предполагают критики запланированного устаревания и успешных махинаций Мэдисон Авеню.[…]
Глава 5. Места: новые кочевники
Каждую пятницу ровно в 16:30 Брюс Роб, чиновник с Уолл Стрит, запихивает кучу бумаг в свой черный кожаный дипломат, снимает с вешалки пальто и исчезает. Жизнь идет по шаблону уже более трех лет. Сначала он вызывает лифт, спускается с двадцать девятого этажа и спешит по шумным улицам к аэродрому. Потом садится в вертолет, который через восемь минут доставляет его в аэропорт Кеннеди. Пересев на реактивный самолет, он заказывает ужин, а тем временем гигантская машина разворачивается над Атлантикой и летит на запад. Через час с небольшим, за исключением редких опозданий, он быстрым шагом выходит из здания аэровокзала в Коломбо, штат Огайо, и садится в ожидающий его автомобиль. Еще полчаса езды, и он у цели — в собственном доме.
Четыре ночи в неделю Роб проводит в гостинице на Манхеттене. Оставшиеся три — с женой и детьми в Коломбо в пятистах милях от работы. Претендуя на лучшее в этом мире — работу в финансовом центре Америки и сравнительно тихую семейную жизнь на Среднем Западе, он пролетает около 50000 миль в год, мотаясь туда и обратно.
Случай Роба необычен — но это и не исключение. В Калифорнии владельцы ранчо каждое утро преодолевают расстояние в 120 миль до побережья Тихого океана и долины Сан-Бернардино, чтобы посетить свои владения в Императорской долине. На ночь они возвращаются домой. Один подросток в Пенсильвании, сын странствующего инженера, регулярно летает в Германию, чтобы посетить ортодантиста во Франкфурте. Доктор философии Ричард МакКеон раз в неделю совершает тысячемильную поездку, чтобы провести занятия в Новой Школе Социальных Исследований в Нью-Йорке. Молодой житель Сан-Франциско и его девушка каждые выходные проделывают путь в 2000 миль, чтобы увидеть друг друга. И наконец, одна матрона из Новой Англии совершает набеги на НьюЙорк, чтобы посетить своего парикмахера. Никогда раньше расстоянию не придавалось так мало значения. А отношения человека и места стали более многочисленными, хрупкими и кратковременными. Для общества высоких технологий, в особенности, для тех, кого я охарактеризовал как «людей будущего», ежедневные проездки, путешествия и постоянная перемена места жительства стали второй натурой. Образно говоря, мы полностью «вычерпываем» места и избавляемся от них, подобно тому, как мы выкидываем одноразовые тарелки и банки из-под пива. Мы стали свидетелями исторического процесса разрушения значения места в человеческой жизни. Мы воспитываем новую расу кочевников, и мало кто может предположить размеры, значимость и масштабы их миграций.
Клуб «три миллиона миль»
В 1914 году, по словам Бакминстера Фуллера, среднее расстояние, которое преодолевал обычный американец в год, составляло 1640 миль, включая 1300 миль каждодневных прогулок. Это означает, что американец покрывал при помощи каких-либо
251
транспортных средств (например, на лошади или каком-либо «механическом коне») в среднем 340 миль в год. Взяв за основу цифру 1640 миль можно высчитать, что средний американец за всю жизнь наездил 88 560 миль (исходя из расчета, что продолжительность человеческой жизни составляет 54 года. На самом деле в 1920 году продолжительность жизни белого американца составила 54,1 года). Сегодня же владелец машины проезжает 10000 миль в год, и притом живет дольше своих предков. […]
Совокупность этих цифр ошеломляет. Например, в 1967 г. 108 000 000 американцев совершили 36 000 000 поездок с ночевками далее чем за сто миль от дома. Только эти маршруты насчитывают 312 000 000 000 миль. Если не принимать в расчет целую флотилию реактивных самолетов, автомобилей, поездов, грузовиков, поездов метро и так далее, наш вклад в мобильность потрясает своими размерами. На протяжение вот уже двадцати лет ежедневно в Америке появляется 200 миль заасфальтированных дорог и улиц. Добавьте к ним 75000 миль новых автотрасс, и этого будет достаточно, чтобы три раза обогнуть земной шар. За этот период население США выросло на 38,5%, а протяженность дорог и улиц подскочила на 100%. Если мы посмотрим с другой стороны, цифры еще более драматичны: число миль, которые проехали люди в Соединенных Штатах, увеличилось в шесть раз быстрее, чем население, по крайней мере за последние двадцать пять лет.
[…] Наряду с растущим количеством повседневных передвижений в пространстве от дома до различных ближайших объектов, увеличивается число деловых поездок и путешествий с ночевками вне дома. Почти 1500 000 немцев отдыхали в этом году в Испании, сотни тысяч заполонили пляжи Голландии и Италии. Каждый год Швецию посещают более 1200 000 иностранцев. Каждый год Америка принимает 1000 000 человек, в то время как 4000 000 американцев совершают путешествие за океан. Писатель в «Фигаро» отзывался об этом процессе, как о «гигантском человеческом обмене».
Эти поездки людей туда и обратно по земле и под землей являются одной из характерных черт постиндустриального общества. Напротив, доиндустриальные страны кажутся замороженными и застывшими, их население крепко приковано к одному месту […] страны Латинской Америки, Азии и Африки должны проложить 40 000 000 миль дорог, чтобы достичь уровня протяженности трасс в странах БЭС. Этот контраст влечет глубокие экономические и незаметные, часто игнорируемые культурные и психологические последствия. Потому что мигранты, путешественники и кочевники — люди совершенно особого толка.
Фламенко в Швеции
Возможно, наиболее значительное в психологическом смысле передвижение человека
— смена места жительства. Географическая мобильность стала обычным явлением в США и других высокоразвитых странах. […]
В промежутке между мартом 1967 и мартом 1968 — всего за один год — 36 600 000 американцев (не считая детей в возрасте до одного года) сменили место жительства. Это больше, чем все население таких стран, как Кампучия, Гана, Гватемала, Гондурас, Ирак, Израиль, Монголия, Никарагуа и Тунис вместе взятое. Представьте себе, что все население этих государств сменило место проживания. В США такие передвижения ежегодно повторяются в больших масштабах. С 1948 года каждый пятый американец раз в год меняет адрес, прихватив с собой жену, детей и кое-что из вещей, чтобы начать новую жизнь. […]
Хотя уровень географической мобильности в США не знает себе равного, все-таки даже в странах с древними традициями рушатся вековые узы, связывающие человека с местом. […] Во Франции дефицит жилья обусловливает замедленный темп мобильности, но даже там, согласно работе демографа Ги Порше, каждый год от 8 до 9% всех французов меняют дома. В Швеции, Германии, Италии и Нидерландах уровень внутренних миграций очень высок.
Волна массовых миграций, прокатившаяся по Европе, не находит аналогов в истории человечества с периода разрухи времен Второй Мировой войны. Экономическое процветание севера Европы, с одной стороны, создало нехватку рабочих мест (исключая
252
Англию), а с другой — привлекло безработных сельскохозяйственных рабочих Средиземноморья и Среднего Востока.
Они тысячами приезжают из Алжира, Испании, Португалии, Югославии и Турции. Каждую пятницу тысяча турецких рабочих в Стамбуле штурмует поезд, идущий на север, к земле обетованной. Похожий на пещеру железнодорожный вокзал в Мюнхене становится пунктом назначения для многих из них. В Мюнхене даже издается газета на турецком языке. В Кельне на огромном заводе Форда четверть рабочих — турки. Другие иностранцы покоряют Швейцарию, Англию, Францию, Данию, доходят даже до Швеции.
Недавно в Пандбурге, английском городе двенадцатого века, нас с женой обслуживали испанские официанты. А в Стокгольме мы посетили «Вивель», ресторан в центре города, ставший местом встречи испанских эмигрантов, истосковавшихся по фламенко и национальной кухне. Там мы не встретили ни одного шведа, и, за исключением нас да еще нескольких алжирцев, все говорили по-испански. Неудивительно, что шведские социологи столкнулись с проблемой: стоит способствовать ассимиляции иностранных рабочих в Швеции или поощрять сохранение национальных традиций — принципиальный вопрос, над которым бились американские ученые в период открытой эмиграции в Соединенных Штатах.
Вперед — в будущее
Существует разница между американскими и европейскими мигрантами. В Европе большинство миграций можно отнести к общему явлению перехода от сельского хозяйства к индустриализму, то есть — от прошлого к настоящему. Только небольшая часть связана с переходом от индустриализма к постиндустриализму. В Америке, напротив, отход от сельского хозяйства не является первопричиной переселения людей. Главным становится распространение автоматизации, а идеалом — новый образ жизни в постиндустриальном обществе, переход к будущему. […]
На самом деле мы видим, что люди, получившие образование в колледже, переезжают гораздо чаще и дальше. Люди с высшим техническим или профессиональным образованием — одни из самых мобильных в Америке. Другой группой, для которой характерны частые миграции, являются административные работники. (Среди служащих IBM ходит шутка, что название фирмы означает «Я переехал» — «I Have Been Moved»). В нарождающемся постиндустриализме именно эти группы — ученые, инженеры и администрация — стали ведущей рабочей силой. Они, как и рабочие хлопчатобумажных заводов прошлого, символизируют общество.
В то время как миллионы нищих и безработных крестьян медленно переходят от сельского хозяйства к индустриализму, тысячи ученых, инженеров и других специалистов уезжают в США и Канаду, страны постиндустриализма. В Западной Германии профессор Рудольф Моссбауэр, нобелевский лауреат в области физики, не исключает возможности переезда в Америку из-за несогласия с административной и бюджетной политикой своей страны. В Европе министерства, обеспокоенные «технологическим пробелом», беспомощно взирают на то, как Westinghouse, Allied Chemical, Douglas Aircraft, General Dinamics и другие ведущие американские корпорации засылают талантливых разведчиков в Лондон или Стокгольм, чтобы переманить всех специалистов, от астрофизиков до инженеров турбин.[…]
Существуют менее очевидные примеры миграции руководящих работников, но в любом случае их «оборот» увеличивается. […] Но тысячи подобных им людей переезжают по крайней мере раз в два года, и их количество постоянно растет. Это происходит не только потому, что потребности корпораций постоянно меняются, но также и потому, что высшее руководство считает частые переезды своих потенциальных преемников необходимым звеном в обучении.
Меняя дом за домом, административные работники напоминают шахматные фигуры в человеческий рост на доске размером с континент. Это позволило одному психологу предложить остроумную систему сохранения денежных средств, которую он назвал «модульная семья». Согласно этой системе, руководитель оставляет не только дом, но и
253
семью. А компания на новом месте подыскивает другую, подходящую ему — все характеристики точно подобраны в соответствии с теми, которые были у предыдущей семьи. А какой-нибудь другой переезжающий руководитель «включается» в его семью. Пока вроде бы никто не принял эту идею всерьез.
Помимо профессионалов, технических и административных работников, которые вовлечены в игру «третий лишний», в обществе существует много других своеобразных мобильных прослоек.[…] Десятки тысяч квалифицированных конструкторов пополняют их ряды. С другой стороны — это 750 000 студентов, которые учатся далеко от своего родного штата, плюс сотни тысяч тех, кто находится внутри штата, но вдали от дома. Для миллионов, особенно для «людей будущего», дом там, где ты его найдешь.
Самоубийцы и хич-хайкеры
Волна увлечения переездами среди человеческих существ влечет за собой различные плохо изученные побочные эффекты. Почты тратят бесчисленное количество денег, чтобы содержать в порядке телефонные книги. То же происходит и с телефонными компаниями. В 1969 году в Вашингтоне, округ Колумбия, из 885 000 прошлогодних абонентов в телефонном справочнике сменилось больше половины. В то же время, организации и ассоциации испытывают трудности при определении местонахождения их представителей. Только за последний год одна треть членов Национального общества программного обучения, организации по исследованиям в области образования, сменила свои адреса. Даже друзьям трудно отыскать друг друга. […]
Несмотря на столь значительные неудобства, низложение тирании географии открыло путь к свободе, которая оказалась для многих заманчивой. Этим объясняется та психологическая привязанность, которую американцы и европейцы испытывают к автомобилю — техническому воплощению пространственной свободы. […] Действительно, автомобиль — последняя вещь, которую решится продать американская семья, оказавшись в трудном финансовом положении; худшее наказание для подростка, если родители запретят пользоваться ему машиной. […]
Трагической иллюстрацией может послужить самоубийство семнадцатилетнего мальчика из штата Висконсин, Уильяма Небела. Когда у него отобрали права за превышение скорости, родители запретили ему брать машину. Прежде чем пустить себе в лоб пулю двадцать второго калибра, он написал записку: «Без прав у меня нет моей машины, работы и общественной жизни. Я думаю, что лучше сразу покончить с этим». […]
Свобода в выборе общественного положения тесно связана со свободой передвижения. Когда человек чувствует себя социально ущемленным, первым его импульсом является стремление сменить обстановку. Такая мысль вряд ли придет в голову крестьянину, выросшему в своей деревне, или шахтеру, работающему в мрачных подземельях. […]. Но передвижение само по себе стало ценностью, утверждением свободы,
ане реакцией на внешние проблемы или желанием избежать их.
[…]Крайним проявлением стремления к переездам являются женщины, путешествующие автостопом, формирующие особый и значительный слой общества. Молодая католичка, бросив работу рекламного агента в журнале и взяв с собой подругу, уехала автостопом в Турцию. В Гамбурге девушки расстались. Первая, Джеки, двинулась в Грецию, затем добралась до Стамбула и наконец вернулась в Англию, где снова устроилась на работу в журнал. Она осталась там только на время, которое потребовалось, чтобы накопить деньги на следующее путешествие. […] Двадцатитрехлетняя Джеки — убежденная последовательница путешествий автостопом. Она неутомимо голосует на дорогах всей Европы, в ее рюкзаке болтается газовый пистолет. Она возвращается в Англию на шестьвосемь месяцев, затем вновь отправляется в путь. Двадцативосьмилетняя Руфь живет таким образом уже долгое время, самый большой срок пребывания на одном месте — три года. По ее словам, хич-хайкерство — прекрасный образ жизни: можно встречаться с людьми, но при этом «не особо заморачиваться на них».
254
Девушки-подростки помешаны на путешествиях, возможно, из-за того, что хотят сбежать от строгой обстановки родного дома. Опрос девушек, проведенный журналом Seventeen, показал, что 40,2% девушек побывали в одной или двух «крутых» поездках во время летних каникул. В 69% случаев они уезжают за пределы штата, а 9% составляют заграничные поездки. Непреодолимое желание путешествовать появляется еще в детстве.
[…]
Положительное отношение к передвижениям подтверждается опросом, показавшим, что американцы склонны восхищаться путешественниками. […] Поездки укрепляют авторитет, поэтому многие американцы сохраняют бирки на чемоданах и дипломатах долгое время после поездки. Один шутник предложил открыть дело по стирке и глажке багажных ярлыков для людей, заботящихся о своем положении в обществе. […]
Если для большинства рабочих семей перемена места жительства лишь вынужденная мера, результат безработицы и других лишений, то для среднего и высшего класса переезд связан с дальнейшим улучшением жизни. Для них путешествия — это развлечение, и впереди их наверняка ждет лучший образ жизни. […]
Привязанность к дому
Привыкнув к новому окружению, человек становится совершенно другим. Потому что любое перемещение разрушает сеть старых связей и создает новые. Этот разрыв, особенно если он повторяется, порождает «утрату чувства долга», что многие писатели отмечали среди других результатов мобильности. Человек переезжает в такой спешке, что нигде не может пустить корни.
[…] Обязательства могут принимать различную форму. Например, привязанность к месту. Мы сможем оценить значение мобильности, только если сначала поймем центральное положение в психологии обыкновенного человека. Эта позиция находит отражение в нашей культуре в бесконечном числе вариантов. Цивилизация началась с сельского хозяйства, что связано с оседлым образом жизни, и дошла, наконец, до переселений и миграций кочевников палеолита. Даже значение слова «укоренение», которое мы часто упоминаем сегодня, имеет земледельческое происхождение. Во времена, когда не существовало цивилизации, кочевники из разговора о «корнях» не поняли бы ни слова.
Понятие корней связано с представлением о постоянном, навеки «пришвартованном» доме. В жестоком голодном мире, полном опасностей, дом, будь это даже жалкая лачуга, считается последним убежищем, которое вросло в землю, передается из поколения в поколение и связывает человека с прошлым и природой. Неподвижная суть дома являлась ценностью. […] Таких выражений привязанности к дому десятки: «Мой дом моя крепость», «Дома и стены помогают», «Мой любимый дом». Любовь к дому достигла своего апогея в Англии девятнадцатого века. В то время индустриализация вырывала сельское население из привычной обстановки и превращала его в практически однородную массу горожан. […]
Когда промышленная революция перевернула мир, и все вещи явно находились в беспорядке, дом стал последней опорой, прибежищем во время бури. На самом деле все оказалось не так поэтично, и ничто не могло сдержать сил, которые с корнями вырывали человека из привычного окружения.
Отречение от географии
В древние времена кочевник, мучимый голодом, брел под безжалостно палящим солнцем, но всегда брал с собой шатер, семью и оставшееся племя. Его сопровождали привычное общественное окружение и материальная структура, которую он называл домом. Современные кочевники, наоборот, оставляют все физические объекты. (Это хорошо видно на графиках, показывающих оборот вещей). Они оставляют все, кроме самого постоянного социального образования — семьи. Уменьшение значения места в жизни человека, сокращение обязательств по отношению к нему выражаются различными способами. […]
Уже очевидно, что место жительства больше не является источником человеческих различий. Люди больше не зависят от географического происхождения. Адрес в анкете не
255
имеет более никакого значения. Многие люди столь краткое время находятся на одном месте, что не могут соответствовать отличительным местным характеристикам. […]
Мобильность основательно взволновала все общество и стерла географические границы между людьми. Обязанности человека по отношению к географическому месту жительства стали до такой степени незначительными, что […] Можно сделать вывод, что обязательства по отношению к месту (городу, штату, стране, соседям) переносятся на структуры (корпорации, профессии, друзей), которые сами по себе мобильны и почти всегда географически независимы.
Обязательства, тем не менее, связаны с продолжительностью отношений. Имея определенное представление о продолжительности ожиданий, мы наполняем эмоциональным содержанием те отношения, которые должны быть для нас «постоянными» или достаточно долгими, и как можно меньше вкладываем в краткосрочные отношения. Но и тут не обходится без исключений: взять хотя бы курортный роман. При всем разнообразии отношений, взаимосвязь остается. Сокращение обязательств по отношению к месту происходит не только за счет мобильности, но и, как следствие, в результате сокращения продолжительности отношений человек — место.
Всеми крупнейших городах, включая Нью-Йорк, средняя продолжительность проживания на одном месте меньше четырех лет. В глаза бросается сильное отличие от деревенских жителей, которые проводят всю жизнь в одном доме. Более того, сокращение человеком связей с домом относится и к «второстепенным» местам. Он меняет свой супермаркет, бензоколонку, автобусную стоянку, парикмахерскую, тем самым делая кратковременными целый ряд других отношений. Мы не только увеличиваем количество посещаемых в течение жизни мест, но и делаем связь с каждым из них в отдельности все незначительней.
Вэтой главе мы наглядно показали, как толчок ускорения влияет на человека. Можно сделать вывод, что отношения с местом аналогичны отношениям с вещами. В обоих случаях человек вынужден чаще создавать и разрывать связи; уровень быстротечности растет; темп жизни увеличивается.
Глава 6. Люди: модульный человек
Каждой весной по всему Западному побережью Соединенных Штатов начинается миграция. Группами и поодиночке, около пятнадцати тысяч американских студентов, нагруженных спальными мешками, одеялами и купальниками, бросают на время учебу и следуют направляющему инстинкту, который приводит их на залитый солнцем берег Форта Лодердейл во Флориде. Почти неделю эта кишащая масса поклонников солнца и секса плавает, спит, флиртует, потягивает пиво, спорит и валяется на пляже. Под конец девушки в бикини со своими бронзовыми поклонниками собирают пожитки и вливаются в массовый отъезд. […] Через несколько часов от веселой пляжной компании не останется ничего, кроме окурков и пивных банок, а также полутора миллионов долларов, в осевших карманах местных торговцев. Для них ежегодное нашествие — это посланное Богом бедствие, наводящее ужас на общественность, которое, тем не менее, обеспечивает личную выгоду.
Молодых людей привлекает не только неукротимое желание погреться на солнышке, не просто секс, который также доступен в любом другом месте. Скорее — это чувство безответственности и свободы. По словам девятнадцатилетней студентки из Нью-Йорка, недавно посетившей такой праздник жизни: «Не нужно заботиться о том, что делаешь или говоришь, потому что, откровенно говоря, ты никогда больше не встретишь этих людей».
Обычаи Форта Лодердейл подразумевают случайные скопления людей, которые делают возможным образование большого количества различных межличностных связей. Совершенно очевидно, что временность служит отличительной чертой человеческих отношений на пути к постиндустриальному обществу. Потому что люди проносятся по нашей жизни так же, как вещи и места.
Стоимость «вовлечения»
256
Урбанизация — способ существования городских жителей — с начала века занимала мысли социологов. Макс Вебер указал на тот факт, что люди в городе не в состоянии так же близко знать всех своих соседей, как это было возможно в маленьких сообществах. Георг Зиммель сделал шаг вперед и развил эту идею довольно странным образом, заявив, что, если бы человек эмоционально реагировал на всех входящих с ним в контакт людей или засорял свою голову лишней информацией, то он «полностью внутренне разложился бы и впал бы в немыслимое умственное состояние». […]
Это означает, что мы сформировали ограниченные структурные отношения с большинством окружающих нас людей. Сознательно или нет, мы определили наши связи функциональными терминами. Пока нас не затронули внутрисемейные проблемы продавца обуви, его мечты, надежды и разочарования, он остается для нас полностью заменяемым любым другим продавцом той же квалификации.
Врезультате применения модульного принципа к человеческим отношениям, мы создали свободную личность: Модульного Человека. Вместо того, чтобы быть захваченными человеком полностью, мы вникаем только в модуль его личных качеств. Каждую личность можно представить как уникальную конфигурацию тысячи таких модулей. В отличие от личности в целом, модули, несомненно, могут быть взаимозаменяемыми. Пока нашей целью остается покупка пары ботинок, а не любовь, дружба или ненависть продавца, у нас нет никакой необходимости вникать в другие модули и интересоваться теми из них, что образуют его характер. Наши отношения ограничены. Каждая сторона несет ответственность за безопасность связей, которые влекут за собой общепринятые формы поведения и коммуникаций. Подсознательно или иным образом, обе стороны понимают права и обязанности. Трудности возникают лишь тогда, когда кто-либо из них переступает черту дозволенности и пытается войти в контакт с другими, не относящимся к делу модулями. […]
Прежде чем с радостью согласиться с популярным мнением о плохих результатах модуляризации, давайте поближе познакомимся с самой проблемой. Теолог Харви Кокс, вторя Зиммелю, отмечает, что в урбанистической среде попытка общения со всеми может привести только к саморазрушению и эмоциональной пустоте. В своей жизни человек сталкивается с десятками систем и сотнями людей. Его желание лучше познакомиться с некоторыми из них ведет к необходимости сокращения отношений с другими. […] Те самые писатели, которые осуждают фрагментарность, отстаивают свободу, не видя несвободы людей, связанных тотальными отношениями. Потому что любая связь влечет за собой запросы и ожидания. Чем ближе становятся отношения, тем стороны сильнее давят друг на друга ради осуществления этих надежд. […]
Вмодульных отношениях потребности тесно связаны между собой. Продавец предлагает нам свои довольно ограниченные услуги, чтобы удовлетворить наши довольно ограниченные ожидания. И мы не настаиваем, чтобы он разделял нашу веру или политические взгляды, любил ту же музыку и пищу, был аккуратен дома. Он также оставляет нам свободу выбора — быть атеистом, евреем, гомосексуалистом, Джоном Бичером или коммунистом. Это никогда не могло быть правомерным для всеобщих отношений. Можно сказать, что фрагментация и свобода идут рука об руку. Каждому из нас, кажется, необходимы некоторые глобальные отношения. Но принижать тот факт, что мы не можем не иметь иных связей, — это нелепость. И отдавая предпочтение обществу с ограниченными связями, мы возвращаемся в тюрьму прошлого, в то время, когда люди были гораздо более строго разделены всевозможными социальными условностями, сексуальными нравами, политическими и религиозными ограничениями.
Продолжительность человеческих отношений
[…] Если мы не проанализируем временный характер человеческих связей, то окончательно потеряем правильный путь к постиндустриализации.
Снижение средней продолжительности человеческих отношений, вероятно, является следствием увеличения количества этих отношений. Число людей, с которыми современный горожанин вступит в контакт за неделю, превышает число тех, кого встречал феодальный
257
крестьянин за год, а может и за всю жизнь. Несомненно, среди деревенских связей встречаются быстротечные отношения, но по большей части в них участвуют одни и те же люди. У горожанина, возможно, есть основная группа людей, с которыми он поддерживает продолжительные взаимоотношения, но сотни, а может быть, и тысячи людей после однойдвух встреч канут в небытие. […] В действительности, отношения можно классифицировать согласно их вероятной длительности, что, конечно, варьируется для каждой страны и каждого человека. Тем не менее, для широких слоев населения в высокоразвитых странах характерны следующие категории:
Длительные отношения. Наши надежды на то, что внутрисемейные отношения продлятся на весь срок жизни участников, не всегда оправдываются из-за увеличившегося числа разводов. Но теоретически мы вступаем в брак «пока смерть не разлучит нас», и общественным идеалом является семейная связь на всю жизнь. Остается спорным, насколько истинно и реалистично это ожидание в быстротечном обществе. Но факт остается фактом, семейные отношения предполагают длительную связь, и человек, ответственный за разрушение семьи, считается виновным.
Средние связи. Эта категория включает в себя четыре класса. В порядке сокращения продолжительности это: отношения с друзьями, соседями, коллегами и членами церквей, клубов и других добровольных организаций.
Дружба по традиции предполагает почти столь же прочные связи, как и семья. В нашей культуре высоко ценятся «старые друзья». Менее продолжительные отношения между знакомыми — один из типов этого класса.
Соседские отношения больше не считаются долгосрочными — Земля вертится слишком быстро. Они длятся, пока человек находится в определенном месте, и этот срок неуклонно сокращается. Разрыв с соседями, как правило, влечет за собой различные проблемы, но никак не связан с чувством вины.
Рабочие отношения часто перекрывают дружеские и, реже, соседские. По традиции, особенно среди «белых воротничков», рабочие отношения предполагают сравнительно долгий отрезок времени. Хотя и эти ожидания могут очень быстро меняться:
Отношения между членами церквей, общественных организаций, политических партий и т. п. иногда перетекают в дружбу, но до тех пор считаются самой непрочной связью по сравнению с остальными тремя типами.
Краткосрочные отношения. В эту категорию попадает большинство отношений в сфере услуг. Они включают продавцов, курьеров, парикмахеров, цирюльников и т. д. Эти отношения развиваются сравнительно быстро, и их прекращение не возбуждает никаких отрицательных эмоций. Исключения составляют врачи, юристы и бухгалтеры, связи с которыми носят более продолжительный характер.
Эта категоричность несколько преувеличена. Многие из нас могут привести примеры «сервисных» отношений, которые продлились дольше дружеских, рабочих или соседских..
[...]
Будущее дружбы
Каждый раз, переезжая на новое место, люди имеют склонность бросать своих хороших друзей и знакомых, которые, в конечном счете, забываются. Мы разрываем не все отношения, остаются отношения с парой друзей и сохраняются единичные контакты с родственниками. Но каждый переезд наносит смертельный удар по этим связям. Поначалу в обе стороны несется поток писем, происходят случайные встречи и раздаются телефонные звонки. Но мало-помалу их частота сокращается, пока, в конечном счете, совсем не затухает.
[…]
В потрясающей работе «Дружба в будущем», психолог Кортни Толл высказывает предположение, что «благодаря высокой мобильности, широкому спектру интересов и разнообразным способностям к адаптации и готовности к переменам среди членов высокоавтоматизированного общества, стабильность, основанная на тесных связях с небольшим количеством людей, станет неэффективной. [...] Люди будут развивать
258
способность налаживать приятельские отношения на основе общих интересов и разрывать эти связи, сменив круг интересов или местопребывание. А интересы меняются стремительно».
Связанная с повышенной мобильностью способность быстро создавать, разрушать или сводить до уровня знакомства тесные отношения приведет к тому, что любой отдельно взятый человек найдет такое количество друзей, которое невозможно представить в настоящем.
Друзья по рабочим дням
Воздействие новых технологий на различные профессии это еще одна причина того, что мы продолжаем идти по направлению к временным отношениям. Даже если люди прекратят стекаться в столицы и застынут на своих нынешних местах, резко возрастет количество и уменьшится продолжительность отношений в результате смены работы. Мы можем называть или не называть это автоматизацией, но усовершенствование технологий сопровождается решительными переменами всех профессиональных и личных качеств, которых требует экономика.
[…]Одного взгляда на страницу «Требуется» любой крупной газеты достаточно, чтобы понять с какой умопомрачительной скоростью возникают новые профессии. Системные аналитики, операторы консолей, кодировщики, специалисты по набору — это лишь некоторые профессии, связанные с компьютером. Информационный поиск, сканирование и технология тонкой пленки требуют к себе пристального внимания, в то время как старые профессии потеряли значение или вообще исчезли.
Журнал Fortune в середине 60-х годов после опроса 1003 молодых людей, нанятых крупнейшими компаниями, обнаружил, что 1/3 всех опрошенных получила прежде никогда не существовавшую работу. Другая большая группа имела лишь одного предшественника на своем рабочем месте. Даже если название должности оставалось прежним, часто менялась суть работы, а также и люди, выполняющие эту работу.
[…]В другом докладе Департамента Труда говорится: «В существующих условиях в начале 60-х годов предполагалось, что средний двадцатилетний человек 6-7 раз сменит работу». Таким образом, вместо того, чтобы делать «карьеру», гражданин постиндустриального общества сделает «несколько карьер».
[…]Высокий уровень текучки кадров, очевидный в Соединенных Штатах, также характеризует и страны Западной Европы. В Англии текучка в обрабатывающей промышленности достигла уровня 30-40% в год. Во Франции около двадцати процентов всей рабочей силы каждый год меняют работу и, по словам Моники Вио, эта цифра повышается. Директор шведской Ассоциации промышленников Олаф Густафсон отметил, что «оборот рабочей силы в среднем составляет 25-30% в год... Возможно, во многих местах произойдет повышение уровня данного оборота до 35-40%».
[…]Любые перемены в работе влекут за собой довольно ощутимый стресс. Человек должен избавиться от старых привычек и манеры поведения и научиться новому образу жизни. Даже если рабочие задачи похожи, отличается окружающая обстановка. Так же, как и
вслучае переезда в новое сообщество, человек вынужден создавать новые отношения с высокой скоростью. […] И осознание того, что ни одна работа не является стабильной, означает, что сформированные отношения носят условный, модулярный и по большей части временный характер.
Новобранцы и недотепы
Обсуждая географическую мобильность, мы обнаружили, что некоторые люди и группы подвижнее других. То же самое касается и профессиональной мобильности. Кто-то меняет работу чаще других людей. Справедливость требует отметить, что географическая и профессиональная мобильность взаимосвязаны. Среди наименее обеспеченных и квалифицированных слоев населения существует очень высокий оборот темпов. Оказавшись под ударами экономики, которая требует образованных и высококвалифицированных
259
работников, бедняга перескакивает с работы на работу, как мячик через сетку. Таких людей последними берут на работу и первыми увольняют.
Люди со средним уровнем достатка и образования, несомненно, более подвижны, чем сельские жители. Но и среди них можно обнаружить сравнительно постоянные личности. Как и раньше, мы отметили необычайно высокие и неуклонно возрастающие темпы перемен среди групп, которые, по-видимому, являются наиболее характерными для будущего, среди ученых, инженеров, высококвалифицированных специалистов и профессионалов, администрации и менеджеров.
[…]Высокий оборот перемен также характеризует индустрию общественных связей,
вособенности рекламу. Недавний опрос 450 американских рекламных работников показал, что за последние два года 70% сменили работу. В Англии аналогичная картина; стремительные перемены находят свое отражение в запросах потребителей, в искусстве, в художественных стилях и производственных линиях. Переход людей из одного агентства в другое вызывает тревожную реакцию, и многие агентства отказываются принимать в штат сотрудников, проработавших менее года.
[…]Повышение темпов оборота на рынке административных рабочих мест следует собственным специфическим образцам. […]. «Человек, начавший свою карьеру тридцать лет назад, крепко держится за свое рабочее место, пока не найдет новой работы, — говорит вице-президент по промышленным связям Philco филиала Ford Motor Company. — Но современный человек, кажется, считает, что сразу за пиком карьеры должна начинаться другая работа». По большей части так оно и есть.
Нередко новая работа, помимо новых нанимателей, мест и обязанностей, включает в себя и новый образ жизни. Существование «серийной карьеры» доказывается растущим числом людей, которые в приемлемых условиях богатой экономики решают кардинально изменить свою карьеру, в то время как другие просто ждут пенсии. Например, юрист по вопросам недвижимости оставил свою фирму ради изучения общественных наук. Рекламный агент, проведя двадцать пять лет на Мэдисон Авеню, пришла к выводу: «Телефон потерял для меня свое очарование. Мне просто необходимо избавиться от всего этого». Она работает библиотекарем. Администратор по продажам с Лонг-Айленда и инженер из Иллинойса бросили работу и стали преподавателями физического воспитания. Престижный декоратор вернулся в школу, чтобы принять участие в работе программы по борьбе с бедностью.
Rent-a-person
Перемена работы ведет к повышению скорости, с которой люди проходят сквозь жизнь. Так как увеличивается темп человекооборота, понижается продолжительность отношений. На первое место выходят временные сферы услуг — своего рода человеческий эквивалент арендной революции. В США почти каждый сотый работник нанимается ненадолго на временную работу, которая, в свою очередь, арендует их в промышленность, чтобы удовлетворить временные нужды.
Около пятисот агентств обеспечивают промышленность приблизительно 750000 временными работниками, от секретарей и диспетчеров до инженеров оборонительных сооружений. Когда отделению Lycoming корпорации Avco потребовалось 150 инженеровпроектировщиков для выполнения срочного заказа правительства, они получили рабочую силу именно в таких агентствах. Стало возможно набрать полный штат сотрудников в срочном порядке. Наемные работники участвуют в политических кампаниях. Их нанимают для срочной работы в типографиях, больницах, на заводах. (В Орландо, штат Флорида, их работа заключалась в том, чтобы раздавать долларовые купюры в торговом центре). Десятки тысяч наемных работников выполняют более прозаичную работу. Например, помогают постоянному штату крупных компаний справиться с офисной рутиной во время серьезной запарки. Одно такое «бюро проката», Arthur Treacher Service System, призывало взять напрокат горничных, шоферов, мясников, поваров, водопроводчиков, нянь, медицинских сестер, разнорабочих, электромонтажников и других представителей сферы услуг. «Так же, как и машины», — добавляли они.
260