Щеглова_ист. грам

Лекция 9. История наречий

План:

1.К проблеме исторического изучения наречий

2.Наречиесреди других частей речи

1. К ПРОБЛЕМЕ ИСТОРИЧЕСКОГО ИЗУЧЕНИЯ НАРЕЧИЙ Задача сегодняшней лекции -- описать наречия в языке древнерусской письменности и в

общих чертах проследить их историю в позднейшие века.

Проблемы в изучении наречий связаны прежде всего с ограниченностью сведений о словнике древнейших наречий, т. е. лексической базой этой части речи, и сложностью проблем наречного образования. В известных курсах по исторической грамматике русского языка разделу «наречие» отводится две-три страницы, представляющих этимологический или исторический комментарий к отдельным наречным формам. Объясняется такое положение следующим образом: «Круг наречий в древнерусском языке был очень ограничен, на протяжении же истории языка имело место образование слов этой категории от других частей речи, причем оно во многих случаях представляло собой постепенное слияние в одно слово, употреблявшееся синтаксически как обстоятельство сочетания слов...; во многих же случаях имело место просто использование в соответствующем синтаксическом значении одной из форм какого-нибудь слова, принадлежавшего к другой части речи»28. Еще одной проблемой в изучении наречий является разграничение собственно наречий и слов, выступающих в наречной функции.

Основным материалом при изучении наречий раннего периода является картотека «Словаря древнерусского языка (XI—XIV вв.)»29, Картотека создавалась в 50-60-е годы коллективом научных работников Института русского языка ЛИ СССР (г. Москва) под руководством чл.-корр. АН СССР Р. И. Аванесова. В картотеку в качестве источников вошли письменные памятники XI—XIV вв., созданные или переведенные на Руси или же имевшие на Руси длительную литературную историю (переписывались, редактировались, перерабатывались), во всем их жанровом разнообразии: поучения, послания, жития, сказания, чудеса, прологи, чтения и службы святым в минеях, уставы, кормчие книги, грамоты, записи и приписки на полях рукописей, летописи, хроники, литературно-повествовательные произведения и т. д. Уникальность этой картотеки определяется также полной распиской источников, которая позволяет отметить каждое употребление слова.

Наречие как часть речи характеризуется тремя основными признаками: лексически наречие представляет собой класс знаменательных слов, морфологически оно представляет собой класс неизменяемых слов, синтаксически — служит определением действия и качества. Наречие в предложении может определяться только наречием и, за редким исключением, не имеет при себе других пояснительных слов. Такое понимание общекатегориального значения наречия исключает из круга наречий слов, употребляющихся в языке памятников XI—XIV вв. в роли предиката: о(т)иди отъсудѣ нѣсть ти сьде въ добро (ПС к. XI, 41 об.); о(т)чаемъ. тѣсно ми о(т)всюду (СбЯр XIII, 46—46 об.); дамъ ему елико

28 Борковский В. И., Кузнецов П. С. Историческая грамматика русского языка. М., 1063.

С. 300.

29 См.: Словарь древнерусского языка (XI—XIV ив.). Введение, инструкция, список источников, дробные статьи / Под ред. чл.-корр. АН СССР Р. И. Аванесова. М., 1966; Словарь древнерусского языка (XI—XIV вв.). В 10-ти т. Гл. ред. Р. И. Аванесов. М., 1988. Т. I.

91

ему будеть требѣ (ЛЛ 1377, 945 г.); уже нощь... тьмно (Пр. перв. четв. XIV, 21, приписка); яко же пакы пагубно и проклято оца разгнѣвати и заповѣди его ни во что же полагати (ЖВИ

XIV —XV, 94г).

То же самое в языке нового времени: Теперь уж мне влюбиться трудно,

Вздыхать неловко и смешно,

Надежде верить безрассудно, Мужей обманывать грешно. А. Пушкин. Алексееву.

Эти слова мы называем категорией состояния. В связи с этим считаем важным отметить следующее.

Во-первых, в древнерусских памятниках многие наречия в этой функции не отмечены. Во-вторых, для слов, употребляющихся в обеих функциях, основной является какая-

либо одна. Например, добро обычно употребляется в роли предиката, в функции же обстоятельства (на этом фоне) встречается редко. История одной и той же формы в роли приглагольного определения (собственно наречие) и в роли предиката могут не совпадать хронологически. Ср.: и ти тако нужно ['принудительно'] умрѣ (ПрЛ XIII, 106); В Лундене зимою нужно будетъ дровами ['будет потребность, нужда в дровах'] потому что в Английской землѣ нужно дровами (В.-Кур., 1643, 12). Наречие нужьно перестало употребляться рано, тогда как в роли предиката это слово сохранилось до настоящего времени.

В-третьих, в истории языка выделяется группа слов, для которых предикативная функция является единственной. Несколько примеров: хотѣлъ быхъ оче аще богу годьно мнихъ быти и жити съ вами (ЖФП XII/XIII, ЗЗг); пришълъ есмь къ вамъ слышавъ насилье о(т) князь и жаль ми своея оцины. (ЛН XIII — XIV, 1210 г.); Се видѣвъ уношю богата многыя ласкавникы влекуща к собѣ и ре(ч) уноше, жаль ми твоея пустоты (Пч к. XIV. 40 об.); яко нелъзѣ имъ пѣти (СкБГ XII/XIII, 24а); ни сѣна людьмъ бяше лзѣ добыти, ни нивъ дѣлати (ЛН Х111-Х1У, 1228 г.); и не бѣ двора идеже не горяще, и не бѣ лъзѣ гасити (ЛЛ

1377, 946 г.);

Итак, при наличии в памятниках одинаковых форм в наречной функции и в функции предиката в данной работе рассматриваются только первые. Слова, отмеченные в памятниках только в роли предиката, в работе не используются (жаль, льзѣ, любо, требѣ, тѣсно и др.).

Не считаются наречиями и отнаречные предлоги: Аще калугеръ. минуя сквозѣ весь, ти не облечетъся въ ризу... то блудъ сътворилъ есть (СбТр XII/Х1П, 52); и видѣ насадъ единъ гребущь. посреди насада стояща мчнку Бориса и Глѣба въ одежа(х) червлены(х) (ЛЛ 1377, 1263 г.); и совокупляющу ему около себе вои (ЛИ ок. 1425, 1237 г.).

Большая часть наречий и наречных словообразовательных моделей сложилась в дописьменную эпоху и представлена наряду с древнерусским в других славянских языках. На происхождение наречий, на хронологию формирования наречия как части речи единого мнения в современной науке нет. В.В. Иванов пишет: «История формирования наречия как части речи в настоящее время представляется очень спорной: в современных исследованиях высказываются самые разные мнения о путях образования наречий в русском языке. Поэтому окончательно решить вопрос об истории складывания и развития этой части речи в русском языке пока не представляется возможным». Учитывая такое положение, считаю необходимым дать краткий обзор различных точек зрения на происхождение наречий.

Традиционное направление исследований по истории наречий в русском языке так или иначе сводится к установлению (поискам) их производящих основ: имен существительных и

92

имен прилагательных. Вопрос считается решенным, если для наречия найдено существительное или прилагательное, одна из падежных или предложно-падежных форм которого совпадает с формой наречия. В случае, если таких имен не обнаружено в языке исследуемого периода (или более раннего), они предполагаются исчезнувшими. Так обстоит дело в работах, рассматривающих язык отдельных памятников, отдельных периодов в несколько веков и в этимологических комментариях к истории слов.

Такая методика не всегда удовлетворительна, потому что часть наречий в русском языке может иметь форму имени существительного, реальность которого не подтверждается памятниками письменности (впредь, сзади, впрямь, напрость и др.). Другая часть наречий соотносится с прилагательными, но имеет форму имен существительных (тихо, досуха,

попусту, слегка и др.).

Круг вопросов, связанных с происхождением «отсубстантивных» наречий, определен в статье Д. Н. Шмелева о наречиях на -ь в русском языке (таких, как вкривь, встарь, внутрь, вдоль). Автор показал, что существование в прошлом языка имен существительных *кривь, *старь, *утрь, *доль не только не является бесспорным, но и не представляется обязательным для объяснения соответствующих наречий. Они могли быть образованы непосредственно от именных основ в соответствии со словообразовательной моделью, представленной уже древними славянскими наречиями30. Несмотря на убедительность материала и выводов, статья Д. Н. Шмелева не имела заметных последствий в пересмотре проблем и методов изучения наречий древнерусского периода.

По поводу происхождения наречий, соотносительных с качественными прилагательными, в научной литературе высказано несколько точек зрения.

Первая (не по времени появления, а по распространенности в учебных и научных изданиях) объясняет образование наречий из косвенных падежей кратких форм имен прилагательных мужского и среднего рода с разными предлогами31. Однако имя прилагательное как часть речи сформировалось на основе синтаксической категории определения и поэтому само по себе не могло употребляться с предлогом. Как правильно замечает ряд исследователей, наречия типа досуха, попусту, слегка могли появиться из форм, свободно выступающих в обстоятельственной функции.

В связи с этим соображением была выдвинута другая точка зрения на происхождение упомянутых наречий — из предложно-падежных форм имен существительных сухо, *пусто, *льгько и под.32 В основе ее лежит мнение А. А. Потебни: «Все славянские наречия на -о, -е (како, тако, колико, много, тихо и пр.) перешли сюда через существительные средн. р. в винит. пад.» 33

30 См.: Шмелев Д. Н. К вопросу о наречиях на -ь в русском языке // Материалы и исследования по истории русского языка. М 1960. С. 279-286.

31 См.. например, определение форм измлада, почасту, донага и под. в языке XVIII п.: Словарь русского языка XVIII в. Правила пользования словарем. Указатель источников. Л., 1984. С. 13.

32См.: Марков В. М. О формах наречий, соотносимых с основами кратких прилагательных // Уч. зап. Горьковского ун-та. 1964. Вып. 68. С. 225—230; Он же. Историческая грамматика русского языка: Именное склонение. М., 1974. С. 15—16; Пеньковский А. Б. К проблеме происхождения славянских наречий, связываемых с формами кратких прилагательных // [Совещание по ОЛА. (Ужгород, 25—28 сент. 1973). Тезисы докладов. М., 1973. С. 221—228.

33Потебня А.А. Из записок по русской грамматике. М., 1968.Т. III. С. 53.

93

Важным аргументом в доказательстве такого мнения должно явиться наличие подобных существительных в языке ранней эпохи. В. М. Марков считает, что употребление их в древнерусских памятниках — «дело вполне обычное». Приведенные автором примеры по своему характеру неоднородны. Например, случай «и пьяху до великово пьяна» (из Московского летописного свода к. XV в.!) едва ли говорит о наличии в языке имени существительного пьяно. Такое употребление могло возникнуть в результате переосмысления самой формы наречия: допьяна — до великого пьяна, как в современном языке: допоздна — до

самого поздна, издалека — из прекрасного далека 34.

Другая часть примеров, приводимых Марковым, действительно имена существительные, отмеченные в памятниках древнерусского периода: равно другога свѣщанья бывшаго при цесари Раманѣ (Лавр. лет., 11); съ маломъ же дружины возъвратися (Там же, 14 об.); итьти сухом 6 месяць, а моремъ четыре дни ити (ХАН, стр. 20)35. Но их немного и они могут быть объяснены субстантивацией тех же прилагательных. Как обычно бывает при субстантивации, эти существительные имеют более узкий, конкретный смысл, который находится в явном несоответствии со значением однокоренных наречий. Ср.: сухо 'суша', но досуха (вытереть); равьно 'копия документа', но поровну (разделить); мало 'малое число (людей)', но помалу (привыкает). По широте значения такие наречия соотносятся с именами прилагательными — и так на протяжении всей письменной истории. Именно семантическая сторона дела мешает принять точку зрения на происхождение качественных наречий от имен существительных, безупречную с формальной стороны.

Еще один взгляд на происхождение наречий, соотносительных с качественными прилагательными, высказан Е. И. Янович в специальном исследовании, посвященном генезису наречий36. Автор считает, что они появились в результате лексико-семантической конденсации адъективно-субстантивных словосочетаний: вново из сочетания *въ ново время; впростѣ из сочетания *въ простѣ мѣстѣ; поранѣ из *по ранѣ времени; надолгъ, намногъ — из сочетаний на долгъ часъ, на многъ часъ и т. д. Сама идея синтаксического объяснения наречий не нова, но впервые дана на очень большом материале и последовательно проведена по всем типам наречий.

К сожалению, в доказательствах автора много предположений. Древнейшие памятники из взятых автором для исследования относятся к концу XII в. (Устав Студийский и Успенский сборник XII/XIII вв.), когда многие наречия, происхождение которых выясняется, существовали в славянских языках уже несколько веков. Некоторые реконструкции адъективно-субстантивных конструкций, из которых, как считает автор, произошли наречия, кажутся сомнительными не с точки зрения их грамматической возможности, а скорее смысловой необходимости (например, наречие порану возводится к предполагаемому сочетанию *по ранѣ времени, хотя в славянских языках есть рано 'утро').

34 Последний пример — поздний, но в «Материалах для Словаря древнерусского языка» И. И. Срезневского есть и ранние примеры с суха ‘суша, берег’. Там же наряду с равно ‘копия’ приводится форма равное в том же значении.

35 Марков В. М. Историческая грамматика. . . С. 16.

36 Янович Е. И. Наречие в истории русского языка: Генезис и функционирование основных морфологических типов производных наречий. Минск, 1978.

94

Даже наличие в языке синонимичного наречию адъективно-субстантивного сочетания, адъективная часть которого повторяет форму наречия, исторически не доказывает происхождение наречия из этой конструкции: те и другие могли развиваться параллельно. Наконец, неясно, чем вызвано прекращение этого процесса в языке: почему обстоятельственные сочетания «долгое время», «в скором времени» и под. не дают наречий

долгое, вскором.

Как видите, проблема происхождения качественных наречий достаточно сложна. Необходимость объяснить соединение в наречии признаков имени существительного и имени прилагательного заставляет исследователей предполагать определенный (и, добавим, трудно определимый хронологически!) этап, который предшествовал образованию наречий: наличие массовых существительных на -о, -е или массовая субстантивация прилагательных. Недоказанность (труднодоказуемостъ) этих предположений позволяет допустить другие условия, при которых могли образоваться наречия.

Крайне важен вопрос о времени появления наречий; относительно периода формирования имени существительного и имени прилагательного как частей речи. Наречия (по крайней мере, в некоторых типах) по форме, синтаксической роли и семантике имеют все признаки нерасчлененного имени в его древнейшем противопоставлении глаголу. Формальная неопределенность частеречной принадлежности таких лексем в древнерусских памятниках, как добро, зъло, благо, лихо, право, может дать реальное представление о такой возможности в языке древнейшей эпохи. Ср. употребление добро в роли существительного, прилагательного и наречия: Достоить ли въ суботы добро творити (ЕвОстр 1056—1057, Мр. III. 4); искушати пера добро ль перо тверда ль рука добро ль ею писать (УМон XII, 53, приписка). Чем дальше в глубь истории, считал А. А. Потебня, тем больше предметность прилагательных и качественность существительных. Качество и предмет, противопоставление которых нашло свое выражение в особенностях грамматической структуры имен прилагательных и имен существительных, остались соединенными, нерасчлененными в категории наречия.

Предположение, что качественное наречие не моложе морфологической оформленности имен существительных и имен прилагательных (развитие суффиксации, особенно у существительных, появление членности у прилагательных), может объяснить его двойственную природу. По форме это существительное: зъло, потиху, излиха (имя прилагательное в своей основной функции согласованного определения не могло употребляться с предлогом). Семантически же это прилагательное, потому что близки друг другу значения определения предмета и значение определения действия или признака — первоначально функциональные значения имени, позднее ставшие категориальными значениями имен прилагательных, с одной стороны, и наречий— с другой. Эта близость в известной степени объясняет их позднейшую соотносительность37.

Способность имени определять глагол естественно сохранилась за ним после его формального разделения, но отношения разных категорий слов внутри имени стали иными.

Сравним положение таких приглагольных определений, как добрѣ, таинѣ, скорѣ, явѣ. Рисуя картину появления наречий в исторический период (в известной степени, синхронно), исследователь связан теми отношениями, которые сложились в языке к началу письменного периода. Устойчивое представление, что наречие — форма падежа существительного или прилагательного, заставляет одинаковые по типу наречия считать

37 См.: Чурмаева Н. В. Наречия типа повелику в древнерусских памятниках XI— XIV вв. / Исследования по исторической морфологии русского языка. М., 1978. С. 193—195.

95

адвербиализованными падежными формами то существительного, то прилагательного, в прямой зависимости от того, что сохранили памятники (обстоятельство само по себе случайное). Поясним на примерах.

Добрѣ исследователи считают формой и существительного, и прилагательного, поскольку в языке памятников есть добро (существительное) и добръ (прилагательное). Подобный пример с суффиксальной основой таинѣ (ср. тайна, тайный) считается формой существительного. Наречие скорѣ соотносят с прилагательным, так как существительные с этим корнем представлены в памятниках суффиксальными образованиями.

И, наконец, еще одно положение представлено наречием явѣ, когда нет соответствия ни с существительным, ни с прилагательным (то и другое суффиксальные: явѣние, явлѣние; явьныи). В этом случае наречие квалифицируется как адвербиализованная форма дат.-мест. пад. ед. числа от исчезнувшего имени существительного на -а (*jаvа). Признавая вероятным такое объяснение, О. П. Трубачев делает ценное добавление: «Однако морфол. характер древних и.-е. соответствий вне славянского, среди которых тоже выступают нареч., убеждает в том, что не обязательно сводить на слав. почве наречн. форму jаvě к регулярной падежной форме... слав. имени». Форма соответствий в индо-иранском, греческом, латинском «позволяет говорить об общем для них и для славянских исходном и.-е.

нареч. *aius, *aueis»38.

Легко представить, что при изучении древнерусских наречий более ранние формы мы ставим в прямую зависимость от слов, которые семантически и формально могли развиться параллельно с наречием или позднее на той же базе именных основ и даже на основе самих наречий. По-видимому, установление факта формального совпадения наречия с падежом существительного или прилагательного в древнерусском языке само по себе не является ответом на вопрос о происхождении наречия.

Ни одна из теорий происхождения наречий не противоречит интерпретации формы наречия как падежа имени существительного или прилагательного. Здесь все теории высказываются однозначно. Падеж имени кладется в основу словообразовательной классификации наречий в истории языка39.

При всей видимой неизбежности рассмотрения наречий по падежам имен такой подход для исторического периода русского языка нельзя считать правомерным прежде всего потому, что в основу его кладется признак, характерный для других грамматических классов. Классификация по падежам невольно приписывает наречию признаки, которых у него не может быть, так как нарушение признаков, характеризующих имя (род, число, падеж), является основой и условием становления наречия как части речи. Некорректность оперирования понятием падежа в применении к наречию ощущается не только при анализе языка, скажем, XVII в., но и древнерусского.

38 ЭССЯ: Праславянский лексический фонд / Под ред. О. Н. Трубачева. М., 1974. Вып. 1. С. 9394.

39 Так, в рубрике «Наречия от винит. пад.» рассматриваются близъ, днесь, досталъ,

особь, тай; «От форм родит, пад. с предлогом» — беспрестани, изблизу, исстари; «От именит. пад.» — выспрь, сугубъ, сторонь, утрь, прямь. См. например: Коневецкий А. К.

Словообразование наречий. Вильнюс, 1976. Он же. История наречий в русском языке. Автореф. дис. ... докт. филол. наук. Саратов, 1977.

96

Форма наречия, сохраняя (или повторяя) падежную форму имени, лишена ее падежной семантики. Чтобы представить формальные возможности наречия, приведем формы с корнем мал- из памятников XI — XIII вв. в функции приглагольного определения.

Мало: пожду и еще мало (Пов. вр. л., 986 г.); умълъкнулъ мало (ПрЛ XIII, 145в). См. также: и за мало ихъ не яша (ЛИ ок. 1425, 1202 г.)

Мала: мала не бы ся приселила къ аду душа моя. и мала не быхъ вь семь злѣ и мала не съконьчаша мне на земли (ПО к. XI , 178 об.); тъ мала годяща тѣлу своему (Илар Поуч XI сп, XII — XIII, 2096). См. также: измала же не пияше вина (ПС к. XI, 151 об.).

Малу: малу безакония и нечьстивьства исплъненъ въсхотѣ священый санъ възяти. (ПС к. XI, 29— 30). См. также: по малу тако тебе начънеть красти (Изб 1076, 243 об.);

помалу дыша (ПрЛ XIII, 736).

Малъмь: ихъже вѣра маломъ с нами разъвращена (Пов. вр. л., 986 г.); малъмь же не наядуща ся до сыти (Изб 1076, 240 об.).

Малѣ: на земли вси о(т) страха падоша. и малѣ не измроша (ПрЛ XIII, 120г). См. также: въмалѣ же се повемъ (ПрЛ XIII , 99г); се по малѣ львъ приде (ПС к. XI, 69 об.)

Малы: наломи ногу малы (СкБГ XII/XIII, 136); малы въспрянувъ от ужасти (ЖФП

XII/XIII, 44а).

Формально здесь представлена полная парадигма именного склонения в ед. числе и творит. пад. мн. числа (малы). По существу же падежей здесь нет: выбор формы не вызывается глагольным управлением, и формы довольно свободно заменяются одна другой. Последний момент особенно важен. Его можно видеть при сравнении одинаковых текстов по разным спискам: наломи ему ногу мало (Пов. вр. л. 1015 г.) — малы (СкБГ XII/XIIТ, 136); ихъже вѣра малом с нами разъвращена (Пов. вр. л., 986 г.) — мало (сп. XV

в.); прошу мала (Пов. пр. л., 946 г.) — мало (сп. XV в.): мала... не взята (Пов. вр. л., 968 г.) — малымъ (сп. XV в.) 14; о(т) простыхъ еси маломъ наученъ (Пч к. XIV, 53) — мало (сп. X I V —XV кв.); на земли... падоша и малѣ не измроша (ПрЛ XIII, 120г) —и мало не измроша (Там же, несколькими строками ниже при повторении того же эпизода).

Обобщая эти данные, следует признать, что любой косвенный падеж мог выступать

вкачестве наречия. В этой связи приведем известные слова английского лингвиста Генри Суита, сказанные в 1876 г.: «Есть одно любопытное обстоятельство, которого до сих пор не замечали грамматики и логики: определение существительного, строго говоря, относится только к именительному падежу. Косвенные падежи в действительности являются

атрибутивными словами, а флексия, — в сущности, не что иное, как средство превращения существительного в прилагательное или наречие»40. И хотя, как добавляет Есперсен, «это только половина истины», она существенна для понимания природы наречий.

Тогда форму мало следует считать винительным падежом. «Может показаться напрасным спрашивать, — писал А. А. Потебня в одной из ранних работ, —предполагает ли, напр., мало именительный или винительный, так как в среднем роде нет различия между этими падежами; однако... дело к том, каков был бы ближайший оборот к мало в случае различия именительного и винительного. Другая форма этого вопроса такая: должно ли... прилагательное стать сначала дополнением, быть употреблено в косвенном падеже и субстантивироваться, чтобы затем перейти в наречие?... Никакого следа объективности не вижу в... «право судилъ еси». Напротив, можно думать, что… право

40 Цит. по: Есперсен О. Философия грамматики. Пер. с англ. М., 1958. С. 121.

97

ближайшим образом не произошло из существительного..., и примыкает к именительному атрибута в «правъ судилъ еси», причем переход прилагательного в средний род может быть не более как средством устранить согласование, а не субстантивировать прилагательное»41 17.

В последующих работах Потебня отказался от этого мнения и, как сказано выше, считал наречия на -о субстантивами, присоединившись к господствующему взгляду (Буслаев, Миклошич). Заметим, что этот отказ, строго говоря, не решил вопроса о форме, так как в среднем роде нет различия между этими падежами и у существительных. Однако в приведенном рассуждении кажется плодотворной мысль ученого о мотиве выбора наречной формы — как с т р е м л е н и и устранить с о г л а с о в а н и е . При определенных условиях этой цели отвечал любой падеж прилагательного. Сама форма могла не играть роли. На базе косвенных падежей имен сложились основные модели наречного словообразования. Этот процесс определился задолго до начала письменного периода, поэтому объяснение наречных форм через значение таких же форм в имени существительном и имени прилагательном для древнерусского языка не представляется ни убедительным, ни — в целом ряде случаев — возможным.

Общей чертой всех наречий в древнерусском языке, продолжающей общеславянскую линию, является развитие предложных форм. Для качественных наречий примеры см. выше:

мало — замало; мала — измала, малу — помалу, малъмь — замалъмъ, малѣ — въмалѣ,

намалѣ, помалѣ. Исключение составляет малы, что можно объяснить его ранним исчезновением (ср., однако, порѣды 'редко').

Предлог или приставка — начальный элемент в формах въмалѣ, помалу и под. — основная проблема в изучении наречий древнерусского периода, прямо связанная с вопросом происхождения наречий. Эта проблема заключает в себе грамматическую специфику наречия как части речи.

Наречия помалу, помалѣ, еъпростѣ, непроста и под. традиционно рассматриваются как формы прилагательных с предлогами42. Лексикографическая практика прочно закрепила этот взгляд. Статус отдельного слова в исторических словарях получили наречия на -о и -ѣ

(просто и простѣ), остальные же — въпростѣ, испроста, попросту и под. считаются предложно-падежными формами прилагательного простыи. Еще одно образование того же корня напрость 'просто, прямодушно', дано, например, в «Материалах» И. И. Срезневского как форма имени существительного простъ. Такой подход кажется логичным, если

41 Потебня А. А. Из записок по русской грамматике. М., 1958. Т. I-II. С. 126.

42 См., например: «Продуктивная категория кратких форм прилагательных в русском языке сказалась на продуктивности наречной модели предлог +краткая форма прилагательного: почти все словообразовательные комбинации этой модели легли в основу многочисленных наречий, восходящих к именному склонению кратких прилагательных: (1) подтип с предлогом на (настрого), (2) с предлогом за (заживо), (3) с предлогом до (добела), (4) с предлогом из (изжелта), (5) с предлогом с (свысока), (6) с предлогом по (подолгу), (7) с предлогом в (вскоре), (8) с предлогом на и предложным падежом (навеселе)...». Формирование этой модели происходило путем слияния, т. е. путем перехода от сочетаний

предлог + краткая форма прилагательного к новому качеству — однословному наречию ...»

(Затовканюк М. Дифференциации восточнославянских адвербиальных образований // Československa rusistika. Roc. XIV, С. 5. 1969. 3. 216—217).

98

рассматривать наречия в их возможном отношении к другим частям речи. Как уже говорилось, этот метод является основным в исследованиях по наречиям.

Однако возможен методически иной подход к проблеме — выяснение формальных и смысловых отношений внутри самого класса наречий.

Прежде всего обращает на себя внимание синонимия разнооформленных однокоренных наречий. Из наречий с корнем прост- в древнерусских памятниках приведем лишь те, которые являются определениями к глаголам одной семантической группы — рещи, вѣщавати, извѣщати, зъватися: Придоша свѣи в силѣ велицѣ... хотяче всприяти ладогу просто же реку и новъгородъ, и всю область новгородьскую (ЛН XIII— XIV, 1240 г.); тако и вы... знамение м(с)ца марта приемлете оже глаголеться куя но проста рещи бѣси [ба] бояться, вы же пропьньше Бога не покаястеся (Пал 1406, 536); Как видим, в одном и том же значении употребляются просто, проста, съпросто, съпроста, испроста и въпростѣ.

Особенно интересна синонимия въпростѣ и испроста, потому что первичные значения предлогов в и из противопоставлены (что видно на современных наречиях внутри — изнутри). Уже одно это обстоятельство дает повод хотя бы поставить вопрос о приставочном характере начального элемента в наречиях.

Ср. возражение Е. И. Янович по поводу подобного рассмотрения обстоятельственных наречий: «Устанавливая отношения бесприставочных... и приставочных наречий ..., автор (И. Ф. Мазанько. — Н. У.) не указывает (и не может указать), какое же значение вносил приставочный элемент в этих случаях в значение производного слова, другими словами, какую модификацию значения слова верху представляет производное слово сверху. Но для обоснования производности последнего это необходимо...» По ряду причин такая решительность кажется поспешной.

Семантика «предложных» качественных наречий в древнерусском языке в их отношении к «беспредложным» наречиям не была предметом специального рассмотрения в силу того убеждения, что первые образовались из предложно-падежных форм прилагательных и существительных и их семантика определена значением соответствующих предложнопадежных форм. Поэтому у нас мало сведений по данному вопросу. Кроме того, выявление оттенков значений у отвлеченной категории лексики, какой являются наречия с их широкой сочетаемостью, представляет определенную трудность. Тем не менее в ряде структурно соотносимых наречных пар можно видеть определенную соотнесенность значений.

Например, «предложные» формы в парах скоро — наскоро, мъпозѣ — намънозѣ, бързѣ

— набързѣ и под. имеют эмоционально-усилительный оттенок: и ре(ч) жено вижь наю заступьника... вижь како наскоро услыша на помощь наю… помолиховѣся онъ же скоро поможе (ЧудН XII, 71в); коемуждо явится железа, тот наскоро умираше (ЛПск Я, XVI, 1441 г.); би его жьзлиемъ крепко нампозѣ бьемъ благодаряше бога (ТТрЛ X I I I , 1335); первое убо научи его не каятися наборзѣ (КР 1284, 181а).

Большую степень признака передают наречия излиха, истиха, искрѣпъка и под., если сравнивать их с лихо, тихо, крѣпъко. См. примеры: покаряитеся старѣишинамъ вашимъ...

из лиха чътѣте я (Изб 1076, 2о7 об.).

Хорошо «проявляется» усилительное значение приставки в прилагательных, образованных от таких наречий: не ослушливи будите, ни остращени же ни наскори же (ФСт XIV, 15а]. Заметим, что приставка из- с подобным значением широко представлена в глаголах, придавая им оттенок исчерпывающего действия: новгородьскую волость пусту положилъ. братию нашу испродалъ (Гр 1304—1305, 3, новг.) См. также избити, изгнити,

изодрати, исполнити 'наполнить', исковати 'заковать', изостатися 'остаться'.

Исследователи этого семасиологического вида глагольной приставки отмечают, во-первых,

99

принадлежность ее всем славянским языкам и, во-вторых, ее раннюю десемантизацию. Ни один из этих выводов не противоречит характеру начального из- в наречиях.

Итак, по крайней мере на примере некоторых наречий видно, что начальный элемент мог вносить дополнительный оттенок в значение основного слова.

Вместе с тем, едва ли оправданна категоричность утверждения, что приставка всегда модифицирует значение основного слова (см. мнение Янович). Ведь известно, что разные значения в слове могут никак не оформляться, а бесприставочное и приставочное слова — совпадать в значениях. Правда, такое положение продолжается не бесконечно, особенно в кодифицированном книжно-письменном языке: бесприставочное слово исчезает, если оно передало свое значение приставочному.

В общих чертах так же ведут себя «беспредложные» наречия. Из всех «беспредложных» форм, употреблявшихся в древнерусском языке в роли глагольного определения (мало, мала, малѣ и т. д.), до нашего времени сохранилась одна — мало. То же самое происходит в отдельных лексемах на -о — появление «предложной» формы вытесняет основную: ново — заново, наново; първо — вперво, наперво, мьртво — замертво, намертво. Это при том, что тип образования наречий на -о остается продуктивным на протяжении всей истории языка. В других типах наречий вытеснение «беспредложных» форм «предложными» предстает более последовательно.

Гораздо более серьезный довод против признания приставочного характера начальных элементов в формах наречий заключается в том, что они согласуются с окончанием, т. е. ведут себя как предлоги, требующие определенного падежа: изъ мала (род. пад.), въ новѣ (местн. пад.), на пьрво (вин. пад.) и т. д. На первый взгляд, это обстоятельство возвращает нас к теориям образования наречий из форм склоняемых слов.

Прежде чем остановиться на объяснении такой согласованности, рассмотрим другие структурные виды наречий, также имеющие предлог-приставку. Несомненный интерес в этом плане представляет собой история форм с корнем таи- в древнерусском языке.

В«Этимологическом словаре русского языка» М. Фасмера под словом тайна есть указание на древнерусское таи в значении 'тайный', ‘тайна’, т. е. в значении прилагательного

исуществительного. Однако в древнерусских памятниках (так же как и в старославянских) прилагательные и существительные отмечены от основ тайн-, таиб- (тайный, тайна, таиба, таибъный). Вероятно, ошибка Фасмера идет от «Материалов для Словаря древнерусского языка» И. И. Срезневского: там есть словарная статья таи 'тайна' с примерами, напоминающими формы существительного, но употребленными как наречие: въ таи, 'тайно, не открыто'; въ таю, въ таѣ 'тайно'. Какой материал послужил поводом считать таи прилагательным, сказать трудно.

Вдревнерусских памятниках таи употребляется только как наречие: Оклеветаюштааго таи ближьняаго своего (Изб 1076, 98 об.); поставление же таи да не бываетъ (КЕ XII, 2086); таи зубы своими укуси (ПрЛ XIII, 1246); прия тыкъвь... и дьржа ю таи (ПрЮр

XIV, 13г) и др.

С одиннадцатого же века в том же значении употребляется отаи. Так, в Архангельском евангелии 1092 г.: въсхотѣ таи пустити ю (142 об.); иродъ таи призвавъ вълхвы (145), — в тех же текстах Остромирова евангелия 1056—1057 гг. стоит отаи (247г, 251г). Оба наречия часто употребляются в одном и том же памятнике, даже рядом: того же отъмещаються таи

иотаи суботу чьтуще (КЕ XII, 746); а мы отаи сѣти лячемъ друг другу (СбХл XIV, 105 об.), ср.: СѢТИ таи хапая, лячеть брату (Там же, 107 об.).

Большая часть примеров с наречием таи приходится на кормчие книги, прологи и сборники, переведенные с греческого или описанные со старославянских оригиналов. В

100