А.А. Грицанов, в.И. Овчаренко

БЕРИЯ Лаврентий Павлович (1899--1953) -- советский партийный и государственный деятель сталинского призыва, негативная “культовая фигура” (наряду с Н.И. Ежовым) марксистско-ленинских концепций роли личности в истории. В 1938--1953 занимал руководящие посты в системе НКВД-МГБ и правительства СССР. Один из активистов “Общества дружбы НКВД -- СС”. По официальной версии, в июне 1953 арестован на заседании высшего партийного ареопага СССР, подвергнут суду и расстрелян в декабре 1953. В либеральных европейско-американских и ортодоксально-коммунистических интеллектуальных традициях абсолютно всех типов (вплоть до уровня судебных решений) характеризуется (вплоть до конца 20 ст.) как главный конструктор, технолог и исполнитель силовых процедур воздействия на советское общество с целью удержания коммунистической партией власти и влияния в СССР в 1930--1950-х. Жизнь Б., а также финал его личной судьбы являет собой наглядную иллюстрацию механизмов функционирования идеологической системы социализма. Выстроенная по шаблонам и сценариям религиозного миропредставления, модель мирообъяснения “социалистического реализма” в ее пропагандистской ипостаси (ср., например: “мировая революция” -- армагеддон как последняя битва между Иисусом Христом и мировым злом; мера удовлетворения индивидуальных потребностей при коммунизме -- образ жизни праведников в условиях обретенного рая и т.п.) предполагала в качестве атрибутивно значимого компонента официозных историко-общественных реконструкций образ (облик) индивидуального либо коллективного Антихриста (его функции в 1930-е и вплоть до собственной гибели в 1940 исполнял Троцкий; в конце 1940-х на эту роль было определено еврейское население СССР и т.д.). Указанный фигурант ретроспективных социальных описаний предполагался активно включенным в совокупность значимых для государства общественных связей, а также субъектом выработки ряда общезначимых решений. Таким образом невозможность прогнозирования разрушительных последствий значительной совокупности осуществляемых социально-экономических программ (нормативная для тотального планирования) сводилась к результатам деструктивной активности данного социального субъекта. Характер обвинений, выдвинутых против Б. (одним из наиболее наглядных явилось инкримирирование Б. “морально-бытового разложения”), процедуры их доказательств, репертуар исполнения судебного решения являются косвенным, но при этом важным свидетельством неизбежности центрации всего содержания официозных идеологических систем в любых государствах социалистического типа вокруг нескольких личностно-олицетворяемых полюсов. -- Участники одного из них (определяемые post-factum на основе статистически неопределенных процессов осуществления аппаратных интриг) неизбежно оказываются обречены быть раньше или позже принесенными в жертву процедуре идеологического зомбирования населения с целью лишения его исторической памяти (Бухарин, Л.Каменев, Г.Зиновьев в СССР, группа Линь Бяо в КНР и т.д.). Стремительная трансформация (акцентированно наглядная) политического лидера высшего эшелона в представителя социальной категории “врагов народа” являет собой коммуникационно-мифологическую ипостась одного из важнейших механизмов социального контроля при социализме и в ряде государств посткоммунистического типа. Широта диапазона расправ над такими “врагами” (от рядового вора до высшего чиновника) внешне эффективно противодействует любым потенциально осуществимым объективациям “кризисного сознания” индивидов в условиях многомерной эрозии устоев наличной организации социума. Деятельность Б. в качестве одного из наиболее активных организаторов перманентной и эффективной модернизации военной экономики, его роль в операциях советской разведки по освоению атомных секретов США, статус Б. как проектанта стратегических сценариев освоения Сибири, предлагавшиеся им после смерти Сталина репертуары возможных политических реформ (отказ от форсированного социалистического строительства в ГДР, амнистия всем заключенным, курс на определенную “ренационализацию” в национальных республиках и т.п.), соответствовшие линии на известную “десталинизацию” советской системы, оказались по указанным причинам не оценены адекватно вплоть до начала 21 ст.