6.4.1.1. Метафора и тропы сходства: олицетворение, гипербола, мейозис (литота), катахреза (стертая метафора), симфора

Как уже указывалось, метафора — это троп, основан­ный на сходстве. В основе метафоры лежат ассоциации по сходству. Например, Тит Ливий писал, что Катон постоянно лаял на Сципиона. В данном случае в основе переносного упот­ребления глагола «лаять» лежит сопоставление Катона с собакой.

При метафоре, как и при любом другом тропе, всегда есть необходимость сохранения остатков прямого смысла, и в приведенном примере это достигается за счет сохранения имени Като­на. При метафоре, как и при других тро­пах, замене подвергается не все предложение целиком, а только некоторые его части.

Рассмотрим еще два примера, которые являются бо­лее сложными.

К нам постоянно прилипает грех, мы согрешаем делом, словом, помышлением, всяким нашим чувством. И надо видеть эту грязь, надо каяться в этом, надо все силы души употреблять на то, чтоб одежду, которую мы здесь получаем, одежду нашей души, сохранять чис­той (Дмитрий Смирнов);

Я не так глуп, чтобы учить других терпению и силе, и мне нечего предложить читателю, кроме убеж­денности в том, что если страдание неизбежно — капля мужества поможет больше, чем реки знаний, капля жалости — больше, чем реки мужества, а любовь Господ­ня — больше всего (Льюис).

В основе первого фрагмента лежит сравнение греха с грязью (оно подкрепляется и фонетически, то есть при помо­щи повторения звуков «г» и «р»), а во втором предложении этого фрагмента грех прямо так и называется. Эта метафора подкрепляется (или разворачивается) при помощи слов «при­липает» и «чистой»; кроме того, эта метафора распространя­ется и дальше, на сравнение души, очищенной пребыванием в храме, и чистой одежды (брачного одеяния).

Во втором случае указание на большое и маленькое количество осуществляется при помощи метафорическо­го отождествления: большое количество сопоставляется с реками, а маленькое — с каплей.

Метафора может обыгрывать ход описываемых со­бытий, создавая дополнительный узел повествования и заметно обогащая его:

«Опять пошел дождь, и наша пара, чтобы укрыться от дождя, встала под густое дерево. Кадуев снова пыта­ется обнять Нину, он прижимает ее к себе, и тут блес­нула молния — нет, фактически никакой молнии не было, но Олега ударило электрическим током. Это Нина его поцеловала».

Этот небольшой фрагмент взят из речи П. А. Дроздо­ва в защиту О. Кадуева, которого обвиняли в попытке изнасилования. Адвокат очень умело обыгрывает тот факт, что описываемые события происходили во время дождя. На этом основании он называет молнию поцелуем (а все мы знаем, что в грозу нельзя стоять под высоким деревом, в вершину которого может ударить молния), затем — уда­ром электрического тока. И лишь после этого он указы­вает, что в действительности речь идет о поцелуе. Благо­даря данному примеру адвокату удается показать силу желания подзащитного, а также косвенно указать на то, что девушка сама дала повод для его действий.

Следует учитывать, что использование метафоры в начальной позиции (как правило, в позиции подлежащего) может создать коми­ческий эффект. Связано это с тем, что у метафоры есть одно важное свойство: она тяготеет к позиции сказуемо­го и редко, если это свежая метафора, попадает в позицию подлежащего. Например, если оппонент сравнит некое лицо с орлом, то фраза «Орел удалился в свой кабинет» сразу же снизит образ.

Еще одна рекомендация, касающаяся использования метафор, состоит в том, что не стоит сочетать в одном простом предложении две метафоры, основанных на раз­ных основаниях. Это существенно затрудняет понимание. Когда двойственность смысла образует­ся только в одном «месте», картина становится объемной, наполненной смыслом, возникают дополнительные оттен­ки, которые обогащают смысл сообщения; если же в пред­ложении оказывается более двух метафор, возрастает нео­пределенность, а выражение делается менее красивым и даже комичным. Традиционно во избежание такой ошибки советуют представлять то, о чем говорится; если сделать это трудно (то есть если нарушена изобразитель­ность речи), от какой-то метафоры следует отказаться.

Все сказанное не касается стертых мета­фор – метафор, прочно закрепившихся в сознании но­сителей языка. Так, сказать «Он перелопатил море книг» вполне можно, поскольку переносные употребления гла­гола «перелопатить» и существительного «море» закреп­лены в языке.

Метафоры разделяются на языковые – в них образность не так ярко выражена (близки к стертым), например, «ход событий»; поэтические, более выразительные, которые в свою очередь делятся на индивидуально-авторские, имеющие конкретного автора (например, «Горит восток зарею новой» А.С. Пушкина), и анонимные, автор которых неизвестен, например, «буря эмоций».

Метафора может быть развернутой. Развернутой называется такая метафора, в которой уподобление про­исходит сразу по нескольким основаниям:

«Гуси, корм для которых подряжается государством, и собаки содержатся на Капитолии, то бы они поднима­ли тревогу, если явятся воры. Воров различить они не умеют, но тревогу все-таки поднимают, если кто ночью явится на Капитолий, — такое ведь подозрительно! — и оттого-то выходит, они, хоть животные, погрешают разве избыточной осторожностью? Ну, а если средь бела дня, как придет кто-нибудь поклониться богам, стали б лаять собаки, — им, думаю, перебили бы лапы, за то что ретивы даже тогда, когда нету и повода для подозрения. Очень похожее дело и с обвинителями. Одни из вас — гуси, что только кричат, но повредить не умеют, другие — собаки, что умеют и лай поднимать, и кусаться. Корм вам дается, мы знаем, — а ваш первый долг бросаться на тех, кто того заслуживает. Это всего угодней народу. Но если вы поведете обвинение так, что сперва объяви­те — такой-то отца, мол, родного убил, а потом не смо­жете доказать почему, каким образом, и лишь будете лаять без повода к подозрению, то ног вам, конечно, не перебьют, но если достаточно знаю я наших судей, то самую букву, которую вы до того ненавидите, что вам отвратительны даже любые календы, припечатают ко лбу так крепко, что потом никого нельзя будет вам об­винять, кроме собственной злой судьбы» (Цицерон).

В этом примере метафора играет роль аналогии: рас­сматривая ситуацию с гусями и собаками, Цицерон вос­станавливает ее структуру, а затем переносит эту струк­туру на ситуацию с обвинителями, сравнивая их с собака­ми и гусями. Именно это позволяет ему ярко и просто представить обязанности обвинителей и их ответствен­ность за неправильные действия.

Метафора — не единственный случай тропа, основан­ного на сходстве. На том же принципе основаны и дру­гие тропы: гипербола, мейозис, олицетворение, овеществ­ление, катахреза.

В риторике принято делить метафоры и их разновид­ности на виды в зависимости от того, какие объекты срав­ниваются. На этом основании можно выделить четыре разновидности метафоры.

1) При олицетворении неживое толкуется как живое:

«Скажи, что делал твой обнаженный меч, Туберон, в сражении под Фарсалом? Чью грудь стремилось пронзить его острие?» (Цицерон).

Этот пример представляет меч как одушевленное су­щество, которое может самостоятельно совершать дей­ствия. Метафора в данном случае помогает Цицерону придать изящную, эффектную форму вопросу.

2) При овеществлении живое уподобляется неживому: Расступись, о старец-море,

Дай приют моей волне (М. Ю. Лермонтов).

3) Возможны также случаи, когда живое уподобляется живому:

«Десятки лет сосал их силы управляющий, десятки лет с сатанинской хитростью опутывал их сетью ус­ловий, договоров и неустоек» (Ф. Н. Плевако).

Очевидно, что в этом случае оратор сравнивает чело­века с пауком. Нигде паук не фигурирует, мы можем восстановить его только по косвенным указа­ниям.

4) Наконец, неживое может уподобляться неживому.

Разновидностью метафоры являются мейозис (литота) – преуменьшение и ги­пербола - преувеличение. Поскольку в этих тропах имеется преувеличе­ние или преуменьшение, их нередко также относят к тропам, основанным на контрасте. Действительно, контраст иг­рает очень важную роль в этих тропах, однако сравнение является более важным компонентом: сравнивая что-то с тем, что заведомо гораздо больше или меньше, мы все-таки осуществляем сравнение.

Гипербола — троп, в котором в результате переиме­нования объекту приписывается свойство в преувеличен­ном количестве. Примером гиперболы может служить следующая строка В. Маяковского:

Товарищ профессор! Снимите очки-велосипед...

В основе этой гиперболы лежит не только сравнение, но и преувеличение: очки заведомо меньше велосипеда.

Рассмотрим, как этот троп может реализовываться в тексте:

«Если бы я захотел скорбеть об этом событии и оплакивать его не в присутствии римских граждан, тех или иных друзей нашего государства, людей, слышавших имя римского народа, если бы я обращался не к людям, а к диким зверям или даже — чтобы пойти дальше — если бы я глубине пустынь обратился к скалам и утесам, то даже вся немая и неодушевленная природа была бы по­трясена такой страшной, такой возмутительной жес­токостью» (Цицерон).

В приведен­ном примере метафора реализуется как олицетворение: совершенные деяния настолько страшны, что даже скалы были бы потрясены. Естественно, скалы не способны ис­пытывать чувства, здесь им приписываются качества живых веществ. Эта метафора является опорой для пре­увеличения. Указывая на невозможный результат («даже скалы будут поражены»), связанный с силой признака («настолько возмутительна эта жестокость»), Цицерон указывает на преувеличенную и, в этом случае, невозмож­ную степень проявления этого признака.

Мейозис (литота) — это троп, противоположный гиперболе. Если в гиперболе свойства объекта преувеличиваются, то при мейозисе они, наоборот, преуменьшаются. Мы исполь­зуем это в устойчивых выражениях, когда говорим «Это стоит копейки», «В двух шагах отсюда», «Дело займет всего одну минуту» и т. п. Пример из речи:

«Раз разбитое хозяйство умирает, — и батрак осуж­ден на всю жизнь искать, как благодеяния, работы у силь­ных и лобзать руку, дающую ему грош за труд, достав­ляющий другому выгоды на сотни рублей, лобзать, как руку благодетеля, и плакать и просить нового благодея­ния, нового кабального труда за крохи хлеба и жалкие лохмотья» (Ф. Н. Плевако).

В данном примере преувеличением является использование выра­жений «грош» и «крохи хлеба». Такое преуменьшение позволяет вызвать у слушателей жалость — при этом жалость совершенно оправданную, так что преуменьше­ние вряд ли можно считать неоправданным.

Катахреза — троп, в котором сближение между объек­тами осуществляется на основании самого общего свойства.

Необходимо отметить, что катахреза — это вынуж­денный троп. В риторике сложилось справед­ливое мнение о том, что катахреза представляет собой переносное наименование, которое является единственным для данного объекта. Когда мы называем ножку стола ножкой, мы используем катахрезу: соответствующая часть стола отождествляется с ногой человека или животного на основании общего свойства — роли опоры, а также того, что эта часть является нижней. В то же время мы не можем назвать ножку стола как-то иначе.